Когда сейчас по шоссейной дороге подъезжаешь к поселку Отрадное, возле реки Тосны видишь обелиск, поставленный в память погибших воинов. У подножия его всегда свежие цветы. Здесь стояли насмерть воины 2-й дивизии народного ополчения.

Шел сентябрь 1941 года, когда я, слушатель третьего курса Военно-транспортной академии, по призыву областного комитета партии ко всем коммунистам и комсомольцам пошел на оборону Ленинграда. Это был тяжелый месяц для его защитников: фашистские полчища подошли к самым стенам города и готовы были ворваться в него.

Современному поколению невозможно даже в сотой доле представить себе всех ужасов, которые несла с собой война. Голод, холод, непрерывные обстрелы из всех видов оружия — все это испытали не только мы на переднем крае, но и вообще все ленинградцы. Я видел собственными глазами, как изможденные, полуголодные солдаты шли в бои. Главным критерием нашего жизненного тонуса являлось наличие в руках винтовки и способность нажать пальцем на спусковой крючок.

Мы формировались на станции Понтонная. На обучение было отведено несколько дней, и проводилось оно в районе спиртзавода, примерно в полутора километрах от переднего края. Развалины этого завода сохранились до сих пор, а тогда можно было подняться на второй и третий этажи здания и в бинокль наблюдать передний край противника.

Я был случайным свидетелем приезда к этому зданию на броневичке члена Военного совета Ленинградского фронта А. А. Жданова, который также смотрел в бинокль в один из проемов стены. Я оказался рядом, и А. А. Жданов спросил меня, кто я такой. Я доложил, что готовлю свой взвод и что завтра мы выступаем на передний край. Руководитель ленинградских большевиков задумался и, обращаясь, видимо, ко всем окружавшим его, сказал: «Не давайте покоя фашистскому зверю, бейте его днем и ночью. Ленинград дорог всем нам, и он не может быть отдан врагу. Иначе мы все погибнем. Но мы должны выжить и разбить врага. Ленинград не забудет вашего подвига».

Я передал эти слова А. А. Жданова своим солдатам, и мы поклялись не опозорить высокого звания ленинградцев. На нашем участке враг был остановлен по рубежу реки Тосны.

Позднее, в должности командира пулеметной роты, стрелкового батальона, заместителя начальника штаба полка, мне довелось оборонять рубежи в районах Колпина, Пулкова и Автова, но первый рубеж по берегу реки Тосны запомнился более всего. Там я впервые проходил боевую выучку, там познал настоящее фронтовое товарищество, там понял, как выполнение боевой задачи отключает все остальное, мелкое, личное, которое в обычных условиях занимает значительное место в жизни человека.

Началась жизнь, состоящая сплошь из боевых действий. Мы не только заставили противника окопаться и перейти к обороне, но и все время беспокоили его ночными вылазками, блокированием огневых точек и беспрерывной ночной стрельбой. Мы объединились в прочный боевой коллектив и делили вместе горе и радости.

Радости были какие: подстрелил фашиста — значит, одним врагом, рвущимся к Ленинграду, стало меньше. А горе и печали нас сопровождали всегда: не проходило ни одного дня без потерь в людях — убитых или раненых. На смену павшим Ленинград посылал нам новое пополнение, в основном из молодых рабочих с заводов и фабрик.

В ясные солнечные дни из наших окопов был виден Ленинград, и я с болью в сердце смотрел на его молчаливые застывшие громады. Казалось, что город мертв, и охватывало ужасное ощущение необратимости случившегося и твоей вины в этом. Но город жил, город боролся, город снабжал нас боеприпасами, оружием, продовольствием. Мы почти не испытывали недостатка в теплой одежде, продовольственные нормы наши были значительно выше ленинградских. Ленинградцы ничего не жалели для своих защитников и умирали, отдавая последнее.

Мы ежедневно видели смерть своих товарищей на переднем крае, но это была смерть в бою, в сражении, и это казалось закономерным. Но гибель ленинградцев от голода, бомбежек, артобстрелов, гибель детей, женщин, стариков — это не укладывалось ни в какие наши представления. Положение ленинградцев вызывало у солдат не чувство обреченности, а, наоборот, чувство стойкости и еще большее желание драться и драться.

Дорого обошлись противнику попытки ворваться в Ленинград. Жесткая оборона защитников города, беспрерывные контратаки, минометные и артиллерийские обстрелы противника, подавление всех его вылазок к нашим позициям в значительной мере его обескровили.

Мы сражались с великим чувством ответственности. Мы гордились тем, что нашей роте доверен рубеж, через который противник не должен пройти. И мы — первые перед противником, кто должен остановить и отбросить врага. Ибо за нами паша страна, наш Ленинград. Это чувство придавало силы.

Не могу не вспомнить о моих соратниках того времени, боевых друзьях, войсковое товарищество с которыми помогало переживать все тяготы и лишения. Это комиссар полка Белов, начальник артснабжения Синицын, начальник штаба Гашкевич, комбаты Жилин и Чертков, начальник инженерной службы Бунтин, командир артбатареи Саакян, младший лейтенант Худо, старшина Коля Соколов, мой постоянный спутник по переднему краю и вылазкам к противнику, и многие Другие.

Иных уже нет. Они погибли как герои, защищая честь и независимость нашей Родины. Но память о них навсегда сохранят благодарные потомки:

Нерушимо герои стоят

в бронзе славы твоей, Ленинград.