Август 1941 года.

Первая ночь в плену. Тяжелая ночь. Нельзя поднять головы, иначе пристрелят проклятые фашисты. В голове не укладывается: как я мог попасть в плен? Присяга. В боевом листке писал: «Атаку любого врага отразим».

В плену нас много. Настал день. Раненого моего товарища забрали. Если выживет, может быть, когда встретимся, если я останусь жив.

Голодных, нас гонят дальше. Рука моя болит. Перебита ключица. Конвой на остановке снимает с наших бойцов сапоги. Остался и я босиком. Болят ноги. Одолевает голод.

Вечер. В поле болотистое место, огороженное колючей проволокой. Это временный лагерь пленных (перевалочный пункт). Загнали в эту ограду. На «ужин» убитая лошадь. От нее запах разложения. Разрубили, сварили в котлах. Раздали полусырое. Многим не хватило. Не досталось и мне. Пленные делятся. Подхожу к бойцу. В руках он держит часть передней лошадиной ноги, с копытом и подковой. С какой жадностью он грызет эту ногу в шерсти.

— Дай грызнуть.

Он посмотрел на меня...

До чего может довести человека голод! Посмотрел, затрясся, отво-рачивается.

— Не дам!

Потом все же дал. Я и говорю:

— Вот бы эту косточку да в горло Гитлеру. Засмеялся парень...

Наутро этап двигается проселочными дорогами. Встречают нас жен-щины, вглядываются, плачут, оставляют на дороге корзинки и узелки с пищей. Кто сумеет отскочить — схватит. Несколько легли убитыми возле корзин.

Пришли в Кременчуг. Переночевали во дворе одного разрушенного завода, опустевшего, тихого (тот завод, что находится возле Днепра по левую сторону). Утром переход Днепра по примитивному мосту. Возникает мысль о побеге.

Часть пути едем на грузовиках. Длинный путь шли пешака до Киро-вограда. В Кировограде большой лагерь военнопленных. Голод. Страшная вещь — голод. Мрут люди. 10 дней в этом лагере смерти.

Дальнейший этап — Белая Церковь. Лагерь. В нем голод и смерть. Пленных несколько тысяч. За проволоку нам бросают женщины тыкву, картошку, хлеб. Это еще хуже. Пленные бросаются к проволоке, давка, охрана стреляет.

Второй день в Белой Церкви.

За что мучают фашистские изверги этого средних лет, невысокого советского военнопленного? Они выстроили нас четырехугольником. Парня поставили в середине, дали ему в руки длинную сырую доску, заставили поднять над головой на вытянутые руки и в таком положении бегать босиком взад и вперед без отдыха.

Как только несчастный начинает опускать онемевшие руки, немец бьет его палкой по лицу. Разбил нос, губы, голову. Льется кровь советского человека от руки фашиста. А мы ведь ничего сделать не можем. Малейшее наше открытое негодование, и с вышки прострочат нас автоматные очереди.

А что, если все же поднять бунт против фашистов?



Сентябрь 1941 года.

Снова этап. На станции Белая Церковь состав железных, покрашенных в красный цвет полувагонов для перевозки извести. Крышки открываются сверху на две половины. В полувагонах много известковой пыли. Загоняют нас немцы битком. Стоим вплотную друг к другу. Крышки закрывают. Тесно. Очень тесно! Известковая пыль не дает дышать. Духота.

Двое суток были без пищи, без воды да и без воздуха. Слабых под-держиваем. Умерших (военнопленных) складываем в угол. У многих идет кровь из носа и горла. Очень тяжело в части сна. Спим стоя через одного, по очереди.

С каким трудом приходится будить спящих (товарищей), они не просыпаются, садятся, падают. У тех, кто бодрствует, подкашиваются ноги. Стоны. Кошмар! Держитесь, хлопцы, духом не падай!

Прибыли в г. Бердичев. Лагерь. Несколько двухэтажных кирпичных казарм, вокруг колючая проволока. Всюду этот колючий металл.

Пленных много. «Старожилы» говорят: немцы готовят этап в Герма-нию, а кое-кого в расход. Спим на цементном полу, один на одном.

У нас много, очень много вшей. Раздеваемся, стряхиваем, вывора-чиваем белье на левую сторону. Это не помогает. Вши заедают. Люди страшные, худые, грязные, обросшие, но стараются быть бодрыми.

Очень хочется курить. Махорки нет. Кое-кто находит в карманах махорочную «потеруху». Одной папироской делимся по одной затяжке. А под конец ловим дым в воздухе.

Кормят нас распаренной гречихой (в шелухе). Порции малы. Вместо котелков — пилотки. После такой пищи сильные запоры желудков. Воды нет. Роем ямки поодаль от уборной, нечистоты просачиваются сквозь землю, фильтруются. Пьем. А что же делать?

Фашисты гонят нас на работу. Бьют палками по чем попало. Вот только что одному разбил эсэсовец голову. Бедняга силится встать. На четвереньках ползет в строй, поднимаем под руки, ставим на ноги. Кровь по лицу, капает на пыльный двор. Как организовать побег? Беседуем, советуемся. Наш народ борется с врагом, а мы... Нужно и нам бороться. Но как?

На станции убираем разбитые вагоны. Подходят ко мне два длинных эсэсовца, показывают на вагонную рессору. Понимаю — надо отнести в кучу. Попробовал — тяжелая она, да и плечо побаливает. Фашисты гогочут: «Русь! Русь!» Берут рессору вдвоем, кладут, сволочи, мне на правое, больное плечо. Нестерпимая боль, потемнело в глазах. Нет, думаю, гады, не сдамся. Ступил раз, другой, пошатываюсь. Упал. Избили, изверги.

Две недели в Бердичевском лагере. Идет подготовка для отправки в Германию, а негодных (к работе), в расход. Морят голодом. Ребята принесли куски засоленных свиных шкур со щетиной (с кожзавода). Дали мне. Поел. Одолевает жажда. Вот-вот кончусь.



Октябрь 1941 года.

На станции Бердичев грузим на платформы камень. Тяжелая работа обессилевшему человеку. Болит плечо. Будьте вы прокляты всем миром... Под вечер вдвоем с напарником совершаем побег...
Шевченко Н.Н. 2 февраля 1965 г., г. Чернигов.

РГАСПИ Ф. М.-98. Оп. 3. Д. 84. Л. 82—85.