4 мая 1940 года Постановлением Совнаркома СССР я был назначен заместителем Народного комиссара электротехнической промышленности СССР с оставлением в кадрах Красной Армии. Коллегия наркомата возложила на меня руководство оборонными отраслями этой промышленности.
Угроза войны вызвала развертывание Вооруженных Сил и по-требовало увеличения производственных мощностей военного назначения. Это заставило коллегию наркомата пересмотреть планы радио-телеграфно-телефонных, аккумуляторных, кабельных и части электротехнических заводов. Принимаемые меры привели к некоторому увеличению специального производства, однако решить вопрос о полном удовлетворении нужд обороны средствами электросвязи все же не удалось. Так, например, на девяти подмосковных аэродромах было лишь пять радиостанций.
Коллегия наркомата решила ходатайствовать перед правительством о передаче нашему наркомату нескольких родственных заводов из других наркоматов.
Я подготовил такой доклад правительству и позвонил К.Е.Ворошилову, недавно назначенному председателем Комитета Обороны при СНК СССР, с просьбой принять. В назначенный срок я был в приемной маршала.
Не возражая против передачи нашему наркомату нескольких родственных заводов из других наркоматов, председатель КО дал задание в течение недели доложить правительству согласованные с Генеральным штабом предложения о значительном увеличении производства средств военной связи и — особо поручил мне проверить, как идет освоение производства реактивных снарядов на заводе имени Владимира Ильича. Вряд ли надо подчеркивать значимость этого поручения.
На следующий день я вместе с выделенным мне в помощь от-ветственным сотрудником Ракетного научно-исследовательского института военным инженером I ранга А.Г.Костиковым приехал на завод имени Владимира Ильича.
Здесь с помощью директора завода В.И.Базарова и мастера С.А.Зарубина я детально ознакомился с технологическим процессом изготовления реактивных снарядов РС-13 и РС-8. Были установлены неполадки с механической обработкой головки и других частей снаряда, требовавших высокого класса точности, что было связано с нехваткой специального инструмента. При помощи работников МГК партии недостающий инструмент .был найден, и производство РС-13 и РС-8 стало налаживаться. Об итогах проверки я доложил К.Е.Ворошилову и тут же представил согласованное с Генштабом предложение коллегии наркомата о мерах по расширению производства оборонной продукции, для чего передать Наркомэлектротехпрому шесть заводов местной промышленности.
В один из апрельских дней 1941 года по просьбе командующего Московской зоны противовоздушной обороны генерал-майора М.С.Громадина я посетил строительство командного пункта 1-го корпуса ПВО столицы, электромонтажные и другие работы на котором долгое время вел подведомственный нам проектно-монтажный трест.
У многоэтажного дома на улице Кирова нас встретил начальник командного пункта военный инженер Н.А.Захаров, вместе с которым мы на лифте спустились вниз на глубину порядка 50 метров и оказались в просторном зале пульта управления, обставленного столами, стойками с вмонтированными многочисленными приборами электросвязи и сигнализации, с помощью которых можно было связаться с Любой частью ПВО, с каждым из начальников родов войск, с правительственными и городскими организациями и учреждениями.
Из зала пульта управления мы перешли в соседнюю просторную комнату оперативной группы начальника зенитной артиллерии с большой картой воздушной обстановки, а затем — в комнату командующего авиационным корпусом. Эти комнаты командного пункта, так же как и пульт управления, были оборудованы самыми современными средствами электросвязи и другой аппаратурой.
Общее руководство войсками противовоздушной обороны столицы предусматривалось осуществлять с командного пункта 1-го корпуса ПВО. Здесь размещалось командование зоной, оперативной группой, главный пост воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), узел связи, а также командующие истребительной авиацией и зенитной артиллерией.
Конструкторы предусмотрели в этом командном пункте все не-обходимое для длительного автономного функционирования большой группы командиров и обслуживающего состава. Было предусмотрено все необходимое для нормальной жизни и деятельности в экстремальных условиях крупного штаба в военное время.
С генералом М.С.Громадиным я подписал согласованный график завершающих работ. Через десять дней на боевое дежурство уже вступили воины Московской зоны противовоздушной обороны. Надо сказать, что этот пункт сыграл огромную роль в обороне Москвы. Запомнилась и такая деталь: на станции метро «Кировская» поезда не останавливались. Здесь долгое время работали Генеральный штаб, Верховное Главнокомандование Вооруженных Сил страны. Здесь же был и кабинет Сталина, куда он приходил в часы тревоги.
В нашем наркомате был создан военный отдел. Непосредственно занимаясь этим отделом, мне приходилось часто бывать у секретаря Московского городского комитета партии Г.М.Попова. Я использовал свой опыт боев в Испании и помогал ему решать вопросы строительства бомбоубежищ на предприятиях и в жилых домах. Для этих же целей приспосабливалось и московское метро. В противопожарных целях в столице ближе к центру пришлось начать уничтожение ветхих деревянных строений, заборов и создавать искусственные водоемы. Для укрытия людей вне зданий строились земляные щели.
Вскоре возникла огромной важности проблема эвакуации. 16 июля ГКО создал Совет по эвакуации. Наиболее важной и неотложной работой нашей наркоматской оперативной группы, которой я руководил, была в этот критический момент спешная, буквально в считанные дни, эвакуация из Москвы крупных заводов и научных институтов.
Каждодневно общаясь с Советом, я воочию убедился, какую титаническую по масштабам работу по перемещнию огромной массы крупных промышленных предприятий и учреждений проводили в Советском Союзе. Разрабатывая и осуществляя планы эвакуации, рассматривая предложения наркоматских групп, устанавливая сроки перебазирования, места назначения эвакуируемых предприятий и учреждений, распределяя транспортные средства и осуществляя оперативный контроль за ходом перебазирования, Совет по эвакуации одновременно с этим решал вопросы питания, жилищного устройства эвакуируемых, порядка кредитования, утверждал графики восстановления перемещенных предприятий в Поволжье, на Урале, в Сибири, Казахстане и Средней Азии.
Ответственность за эвакуацию людей и материальных ценностей возлагалась на наркоматы и директоров перемещаемых предприятий, которые были обязаны в установленные сроки организовать демонтаж оборудования, подбор инструментов, материалов, техдокументации, подготовить все это к вывозу.
Перед наркоматом электропромышленности стояла задача — вывезти из зоны военных действий и прифронтовых районов такие гиганты, как «Электросила», «Севкабель», «Красная Заря», «ХЭМЗ», «ХТГЗ», «Электроаппарат». Из московской электропромышленности спешной эвакуации подлежали заводы «Динамо», «Москабель», прожекторный, электроламповый, трансформаторный, аккумуляторный, радиозаводы, научно-исследовательские и проектные институты.
Прежде чем докладывать Совету по эвакуации предложения по перебазированию того или иного предприятия в глубь страны, мне нужно было сначала договориться с руководителями республиканских и местных Советов и партийных органов, куда намечалось перебазирование, о их согласии принять у себя эвакуируемый завод и представить ему необходимые производственные и жилые помещения. Лишь после утверждения Советом по эвакуации плана перебазирования, издавался наркоматский приказ о демонтаже заводского оборудования, о подготовке его и производственной оснастки, а главное — отобранных специалистов, к эвакуации.
Днем и ночью, в любую погоду, сутками не выходя с заводской территории, рабочие, инженеры и служащие вместе с членами семей демонтировали заводское оборудование, нередко вручную грузили тяжелые станки на платформы и в вагоны. Многие цехи заводов, производящие военную аппаратуру и боеприпасы, в то же время не прекращали производства. В октябрьско-ноябрьские дни изготовление пулеметов, реактивных снарядов и минометов даже расширилось. Было и так, что демонтаж оборудования и изготовление продукции для фронта производился в уже заминированных цехах.
В первых эшелонах с комплектным технологическим оборудова-нием, как правило, отсылалась производственная оснастка, техническая документация, необходимый задел деталей и агрегатов, и материалов, уезжала группа наиболее квалифицированных инженерно-технических работников и рабочих, с тем чтобы сразу по прибытии на новое место приступить к производству крайне дефицитного радио-телефонно-телеграфного и прочего электрооборудования.
Нельзя сказать, что эвакуация предприятий везде происходила без ошибок и упущений. Бывало, что в спешке допускалась некомплектная отгрузка оборудования, иногда не успевали захватить с собой нужную техническую документацию, инструменты. Имели место случаи отгрузки устаревших станков, потери вагонов с ценным оборудованием. Однако в конечном счете все это улаживалось.
Недостаток новых производственных площадей на одном месте порой вынуждал оперативно делить на несколько частей как оборудование, так и производственный персонал крупных заводов, направляя по двум-трем адресам. В этих случаях приходилось, без согласования с центральными и партийными органами, назначать директоров и главных инженеров. За такое мне в дальнейшем приходилось отвечать, но дело от такого «самоуправства» только выигрывало — было твердое управление ответственными за кождый участок людьми.
Меня вызвал председатель Совета по эвакуации Н.М.Шверник, который сообщил, что я назначен уполномоченным по эвакуации городов Смоленска, Витебска и Гомеля, вручил удостоверение уполномоченного и пожелал успешного выполнения правительственного задания.
В Генеральном штабе мне сообщили, что обстановка в районе Орши крайне осложнилась. Получив у генштабистов топографическую карту с нанесенной боевой обстановкой в интересующем меня районе, я уже на следующий день мчался в автомобиле ЗИС-101 к Смоленску. Не стану описывать полные напряженной работы дни во фронтовом Смоленске. Это особая тема. По возвращении в Москву я отправился в Кремль, чтобы доложть о поездке. Н.М.Шверника на месте не оказалось, и меня принял заместитель председателя Совнаркома СССР А.Н.Косыгин. Он, как и обычно, был приветлив и внимателен, только осунувшееся лицо и усталые добрые глаза говорили о бессонных ночах, тревогах и перегрузке работой. А.Н.Косыгин поблагодарил за проделанную работу и предложил представить письменный отчет, что я на следующий день и сделал.
В наркомате я занялся вопросами обеспечения нужд фронта средствами электросвязи и эвакуацией из опасной зоны в глубь страны подведомственных 40 заводов нашего наркомата.
С конца июля, оставаясь заместителем наркома электротехпромышленности СССР, я выполнял задание ЦК ВКП(б) в качестве уполномоченного Государственного Комитета Обороны на Сталинградском тракторном и бронеделательном заводах по обеспечению программы выпуска танков Т-34 и только 12 октября вернулся в столицу.
При въезде в город увидел баррикады из булыжника, мешков с песком, окопы, надолбы, доты. Под маскировочными сетями — зенитки, высоко в небе — аэростаты воздушного заграждения. На домах указатели с надписями «Бомбоубежище».
Утром 16 октября я услышал по радио сообщение Информбюро: «В течение ночи с 14 на 15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону. Наши войска оказывают врагу героическое сопротивление, нанося ему тяжелые потери, но вынуждены были на этом участке отступить» . 15 октября ГКО принял постановление об эвакуации Москвы, в котором, в частности говорилось: ...«Президиум Верховного Совета и правительство во главе с зам. пред. СНК товарищем В.М.Молотовым ... и иностранные миссии эвакуируются в г.Куйбышев (т.Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).»
В этот грозный день промышленные и другие столичные пред-приятия и учреждения, выполняя постановление Государственного Комитета Обороны, прекратили работу, нарушилось движение поездов метро...
К.Симонов в романе «Живые и мертвые» так описывал этот день. «...Многие в Москве в этот день были в отчаянии и готовы поверить, что завтра в нее войдут немцы..., хотя по справедливости, не так уж много из этих десятков тысяч людей была вправе осудить за их бегство история...»
Валил мокрый снег. Вагоны трамваев, автобусы были набиты людьми с чемоданами. Дороги на Горький и Куйбышев забиты движущимися на восток автомашинами и пешеходами. Были случаи проявления паники. В некоторых местах подняли головы антисоветские и уголовные элементы. Начавшиеся было грабежи винных и других магазинов, складов, аптек, музеев, квартир были быстро пресечены решительными действиями подразделений милиции и военных патрулей.
Коллегия и аппарат наркомата электротехпромышленности СССР поехали в Свердловск. Мне было поручено остаться в Москве во главе оперативной группы из десяти представителей главных управлений осуществлять руководство действующими и подлежащими перебазированию предприятиями электротехпромышленности, а также быть в контакте с оставшимися в столице оперативными группами центральных партийных, продовольственных, военных и хозяйственных органов.
Уполномоченным по проведению эвакуации предприятий Москвы и Московской области был назначен заместитель председателя Совнаркома СССР А.Н.Косыгин.
Масштаб работ был невиданным, только за одну ночь с 16 на 17 октября из Москвы было отправлено сто поездов, в которых было эвакуировано до 150 тысяч москвичей.
20 октября, во время новой волны немецкого наступления, Госу-дарственный Комитет Обороны ввел в Москве и в прилегающих к ней районах осадное положение.
Душой обороны Москвы были коммунисты и комсомольцы. Московская городская и областная партийные организации, объединившие накануне войны 300 тысяч коммунистов, в первые 6 месяцев дали фронту около 100 тысяч членов своей организации. Столичная комсомольская организация за этот период послала в бой 260 тысяч юношей и девушек.
Утром 21 октября по «кремлевке» позвонили из наркомата внутренних дел и предложили прийти на Лубянку.
Это, конечно, не подняло моего настроения. Прихватив с собой чемоданчик с бельем, я отправился на расположенную вблизи площадь.
В особом отделе командир с двумя ромбами на петлицах сказал:
— Вам, уполномоченному Совета по эвакуации, известно, что Москва находится в угрожающем положении и что в случае ее оставления нашими войсками должны быть уничтожены наиболее жизненно важные ее сооружения. С этой целью на намеченных к уничтожению важнейших государственных объектах подготовлены специальные команды подрывников, обеспеченные всем необходимым для выполнения поставленных задач.
Вы должны срочно проверить готовность таких команд, расположенных в доме правительства, гостиницах «Москва» и «Метрополь», к взрывным работам, когда этого потребует обстановка.
Имея некоторый опыт подрывных работ в Смоленске, я, не рас-суждая, в тот же день приступил к выполнению задания.
В небольшом подвальном помещении гостиницы «Москва», из которого в разные стороны тянулись электропровода, меня встретил седой, угрюмого вида капитан с пистолетом на боку, который познакомил меня с тремя минерами-подрывниками и молоденькой санитаркой.
По моей просьбе он показал чертежи подвальных помещений гостиницы со схемой основных несущих конструкций, к которым были пристроены мощные заряды.
Затем мы с капитаном обошли места минирования. Убедившись в надежной подготовке этого огромного здания к намеченным экс-тремальным действиям, я об этом доложил по команде и, перейдя улицу, проник в подвальное помещение дома правительства.
В течение дня мною была проверена готовность миноподрывных команд на пяти объектах центра столицы.
Оставшиеся в столице рабочие и инженерно-технический состав заводов электротехпромышленности между тем организовали производство миноискателей, снарядного прутка, полевого кабеля, реактивных, зенитных и других снарядов, военной радио-телефонной и электротехнической аппаратуры, пулеметов, минометов и много другого воинского снаряжения, используя оставленное при эвакуации устаревшее оборудование. Многие, давно ушедшие на пенсию старые рабочие возвратились на заводы, чтобы занять место у станков. Часто сюда приходили жены и сестры воинов и даже ребятишки, и становились рабочими.
Однажды я доложил А.Н.Косыгину о том, что группой инженеров наркоматского НИИ сконструирован и изготовлен оригинальный опытный образец управляемой по электропроводу малогабаритной противотанковой мины на гусеничном ходу.
Проект подвижной мины заинтересовал Алексея Николаевича. На следующий день в машине Косыгина мы отправились на подмосковный испытательный полигон. Один из авторов проекта инженер А.Г.Иосифьян подробно ознакомил нас с устройством и принципом действия гусеничного электрохода, а затем по его команде, полуметровой высоты и примерно такой же ширины и длины танкетка с грузом «взрывчатки» , управляемая с помощью трехсотметрового электропровода, двинулась вперед. Манипулируя кнопками переносного портативного пульта управления, инженер Иосифьян заставил юркую электротанкетку поворачиваться в раз-ные стороны, а затем направил ее на удаленный от нас на 80 метров фанерный макет танка и нажатием кнопки «взрыв» привел в действие установленную на танкетке дымовую шашку. Потом было показано действие установленного на танкетке огнемета.
Посоветовавшись с руководством Инженерного управления Красной Армии, заместитель председателя Совнаркома СССР принял решение в сжатые сроки изготовить для войск Московского гарнизона 50 таких подвижных мин на случай уличных боев в столице. Такие электроустановки были изготовлены, но при обороне Москвы применены не были.
Вечером 28 октября, как и ежедневно, состоялось совещание коммунистов московской оперативной группы Наркомэлектротехпрома, чтобы подвести итоги работы за истекшие сутки. О выполнении срочного задания Московского городского комитета партии «Об изготовлении 20 улучшенных образцов миноискателей» для формирующихся частей народного ополчения доложил главный инженер Гласвязьпрома А.М.Бройде. Затем заместитель начальника Главкабеля инженер М.С.Клебанов сообщил, что волочильный цех завода «Москабель», вырабатывающий снарядный пруток, из-за отсутствия меди находится под угрозой остановки.
Начальник отдела Главрадиопрома НА.Веселов доложил о выполнении московскими предприятиями наркомата плана производства снарядов, деталей пулеметов ППШ и радиоаппаратуры.
Большую озабоченность вызвало сообщение начальника трас-портного отдела наркомата А.В.Тартаковского о крайне медленном продвижении железнодорожных эшелонов с оборудованием и людьми, эвакуированных на восток страны предприятий наркомата электротехнической промышленности.
Когда все разошлись, я открыл форточку и занялся составлением донесения Совету по эвакуации. Вдруг послышался близкий самолетный гул, я посмотрел на включенный репродуктор, но он безмолвствовал. Вскоре стал явственно слышен рев пикирующего самолета и леденящее душу завывание падающей бомбы. Близкий разрыв сотряс воздух. Здание задрожало, меня едва не сбросило с кресла, оконные стекла со звоном рассыпались по полу, с потолка обрушилась штукатурка. Несколько стеклянных осколков поранили щеку и руку. Прижимая платок к лицу, я бросился в коридор, а оттуда на площадь Ногина. Со стороны Старой площади клубился огромный столб пыли и дыма. «Неужели повреждено здание ЦК и МК партии?» — подумал я. Подойдя ближе, увидел огненные вспышки над этим полуразрушенным зданием.
Во время одной из бомбежек мне сообщили, что завод «Динамо» подвергся интенсивной бомбардировке. Выехав на место, я увидел разрушенное здание механического цеха, в три смены изготовлявшего головки снарядов. Под грудами обломков обвалившейся крыши было погребено много металлорежущих станков. К счастью, никто из рабочих не пострадал. В тот же день после того, как саперы проверили, не остались ли на территории цеха мины замедленного действия, рабочие приступили к очистке цеха от обломков крыши и к восстановлению поврежденного оборудования. Не прошло и недели, производство важной детали снаряда на заводе было возоблено.
Сурово выглядели улицы Москвы. Заклеенные крест-накрест светлыми полосками бумаги, затемненные окна домов. Упрятанные за толстыми деревянными щитами и мешками с песком витрины магазинов. На перекрестках противопехотные заграждения. Редкие группы милиционеров в касках, с фонариками в руках, с винтовками за плечами вместе с красноармейцами несут патрульную службу.
Колонны ополченцев без оружия. Кто в старых ватниках, кто в потрепанных пальто или шинелях. За плечами вещмешки, в руках чемоданы, баулы, на головах ушанки, кепки, буденновки. Рядом с убеленными сединами — безусые юнцы.
Совершеннейшей неожиданностью оказался пригласительный билет на торжественное заседание Московского Совета, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Оно должно было состояться сегодня на станции метро «Маяковская» .
Должен признаться, что в эти тревожные дни мы, руководители наркоматских оперативных групп, обременные делами по эвакуации заводов и налаживанию производства вооружения и боеприпасов для фронта, могли ожидать вызова в Центральный Комитет партии, в Московский Комитет, в Совнарком или даже на Центральный аэродром, где на всякий случай, круглосуточно дежурили закрепленные за нами самолеты, но только не приглашения на праздничное заседание.
Я пешком отправился на площадь Маяковского. Заснеженные улицы и площади, местами загроможденные надолбами, металлическими «ежами» , в этот час были несколько оживленными. С широких площадей и скверов настороженно устремлены в тревожное небо прикрытые маскировочными сетями стволы зениток.
У входа в вестибюль станции «Маяковская» — группа автоматчиков. Я спустился вниз. Одна из лучших московских станций метро была ярко освещена. В глубине импровизированного зала, в конце платформы, виднелась обитая кумачем трибуна с белоснежным бюстом В.И.Ленина. Я устроился в восьмом ряду.
Не буду повторять описание этого необычного собрания — о нем широко рассказано в литературе. Собравшиеся услышали воодушевляющие слова твердой уверенности в благополучном исходе московского сражения и оптимистической перспективы военных действий на советско-германском фронте.
В наркомат я возвращался по безлюдным и затемненным улицам. Ни холодный порывистый ветер, ни частные проверки придирчивых патрулей не могли испортить приподнятого праздничного настроения.
Усталость и переживания дня сказались, и сон одолел меня. Вдруг громкий стук заставил подняться. Открыв дверь, я впустил в кабинет курьера в светлом полушубке, вручившего мне запечатанный пакет. Стрелки настенных часов показывали без пяти минут четыре. Трудно передать мое удивление и радость — в пакете был пропуск на Красную площадь, где на восемь часов утра 7 ноября был назначен военный парад. Сна как не бывало, и я решил одеться и немного поработать, а затем, не торопясь, собирался в дорогу.
Еще как следует не рассвело, когда машина, преодолев снежные заносы, подвезла меня к Троицким воротам Кремля. На Манежной площади стояли колонны запорошенных снегом танков. Утро было морозное, пасмурное. Сильно пуржило. Площадь была покрыта белым снежным ковром. Стягивающиеся сюда войска шли по глубокому снегу. На разрисованных маскировочными фигурами зданиях ГУМа, Исторического музея устанавливались или уже колыхались алые флаги и полотнища с октябрьскими призывами. Рубиновые звезды Кремля в целях маскировки были одеты в защитные чехлы. Аэростаты маячили в небе.
К восьми часам трибуны были заполнены москвичами. Только места, обычно занимаемые дипломатическим корпусом и советским генералитетом, пустовали, так как дипломатов эвакуировали в Куйбышев, а генералы были в рядах своих сражающихся войск.
Без пяти минут восемь мы увидели поднимающихся по ступенькам Мавзолея руководителей партии и правительства. Часы на Спасской башне отбили восемь ударов. Послышалась команда «Парад, смирно!», и на площадь выехал на коне принимавший парад Маршал Советского Союза С.М.Буденный. Навстречу ему скакал командующий парадом генерал-лейтенант П.А.Артемьев.
Приняв рапорт, Буденный объехал выстроившиеся войска, поздравил с праздником. Закончив объезд войск, маршал поднялся на Мавзолей.
Затем от имени Центрального Комитета ВКП(б) и советского Правительства выступил И.В.Сталин и высказал глубокую веру в нашу победу над врагом. Эти слова глубоко запали в души советских людей, поддержали в людях уверенность и надежду.
После дружного «ура!» прозвучала четкая команда к перестроению войск и началу парада. Под дробь барабанов, торжественный марш войск открыли батальоны курсантов артиллерийского, общевойского, имени Верховного Совета РСФСР и окружного военно-политического училищ. За ними в белых халатах, с полной выкладкой шли полки 2-й Московской стрелковой, 332-й Ивановской стрелковой имени М.В.Фрунзе дивизий, 1-й полк отдельной мотострелковой бригады особого назначения, истребительно-мотострелковый полк дивизии имени Ф.Э.Дзержинского, шагали моряки Московского флотского экипажа, батальоны МПВО и Всевобуча.
Когда на площадь вышли отряды вооруженных рабочих, среди которых выделялись убеленные сединой бывшие красногвардейцы в кожанках с московского автозавода, «Динамо» , «Красного пролетария» , на трибунах горячо зааплодировали. Снегопад усилился. За пехотой под звуки оркестра мимо трибун рысью пронеслись эскадроны конницы и пулеметные тачанки.
Затем на площадь вышли автомобили, на которых стояли устремленные в небо зенитные пулеметы. Вслед за ними двигалась зе-нитная, а затем и тяжелая артиллерия. А после небольшой паузы по площади промчались сначала легкие танки БТ-7, а затем «трид-цатьчетверки» и тяжелые КВ. Всего 200 танков.
Военный парад окончился в 9 часов 30 минут. Впечатление от него было огромным. Это была яркая патриотическая демонстрация веры нашего народа в победу над врагом — великий пример мужества.
В ноябрьские и декабрьские дни сорок первого года Государст-венный Комитет Обороны уполномочил меня на ряде московских заводов обеспечить выполнение повышенных планов военных поставок. Была, в частности, и такая деталь: демонтировать и отгрузить в глубь страны волочильный стан завода «Москабель» , на котором изготовлялся медный снарядный поясок.
Но этот сверхдефицитный медный поясок в то время нигде, кроме «Москабеля», не вырабатывался и даже кратковременная от-становка стана могла довольно пагубно отразиться на работе снарядных заводов. Я на свой страх и риск решил несколько «потянуть» с демонтажем стана.
Узнав об этом, меня в Кремль вызвал А.И.Микоян, и, несмотря на все аргументированные доводы, в резкой форме потребовал безотлагательно выполнить правительственное задание.
Обрадованный тем, что дело закончилось лишь обвинением в самоуправстве, я в тот же вечер выехал на «Москабель» , чтобы на этот раз уже дать распоряжение о начале демонтажа стана. «Горячая» встреча ожидала меня в горячем волочильном цехе. Руководители, рабочие, уполномоченный наркомата боеприпасов — в один голос доказывали мне, что прекращение, хотя бы кратковременное, производства медного снарядного пояска немедленно и пагубно отразится на обеспечении войск снарядами и усугубит положение на фронте.
Трудно передать бурную реакцию и возмущение, когда я сообщил о цели своего приезда на завод! Уполномоченный наркомата боеприпасов, военпред завода, мастера и рабочие, трудившиеся круглые сутки по три смены, инженеры и администраторы были едины — останавливать стан в те часы было бы роковой ошибкой.
Конечно, я всей душой был на стороне этих людей, занятых одной лишь мыслью: как можно больше дать фронту снарядов. Потому-то раньше и откладывал под всяческими предлогами демонтаж и эвакуацию волочильного стана. Но теперь... Припомнилось довольно резко сказанное там, в Кремле:
— Товарищ Ветров! Не забывайте, что вас ожидает, если страна потеряет этот важный стан!
Да я и раньше понимал, чем рискую. И все-таки считал остановку этого жизненно важного производства несколько преждевременной. Почему? Да потому, что верил: мы отстоим Москву. Обязательно отстоим!
Что делать? После короткого совещания со старыми рабочими и коммунистами завода я снова принял решение хотя бы еще несколько дней не трогать стан, продолжать производство медного пояска. Ну, а там, будь, что будет!
Одновременно с этим руководству завода предложил быть в полной готовности к эвакуации стана в кризисном случае.
А для загрузки вагонов, уже поданных под стан, мы использовали иное оборудование «Москабеля».
Через день на завод приехал ответственный сотрудник Совета по эвакуации И.Ф.Семичастнов, чтобы проверить, как идет отгрузка обо-рудования волочильного цеха. Увидев работающий на полном ходу стан, он позвонил мне и раздраженно спросил, что все это значит?
Как мог, я объяснил ему все, что узнал от представителей снарядных заводов. А также поведал о настоятельной просьбе военных продолжать выработку медного пояска.
И.Ф.Смичастнов оказался понятливым человеком. Поговорив и сам с руководителями военведа, занимающимися артснабжением, он даже обещал на некоторое время поддержать меня. Но предупредил, что я играю с огнем...
В начале декабря грянули холода. Мороз доходил до 30 градусов. И вот 7 декабря 1941 года центральные газеты сообщили радостную весть: советские войска с 6 декабря перешли под Москвой в контрнаступление!
Нужно ли говорить, с каким ликованием встретили мы это из-вестие?! Подлый враг, мечтавший победить нашу столицу, теперь бежит!
Вскоре на мое имя пришло правительственное распоряжение, обязывающее «демонтированное оборудование волочильного цеха завода «Москабель» возвратить на прежнее место и в ударном порядке восстановить круглосуточное производство медного пояска, крайне необходимое снарядному производству» .
Возвратить... А оно никуда и не отгружалось.
До 10 декабря было освобождено 400 населенных пунктов, унич-тожено и захвачено много орудий, танков и другого вооружения.
К началу января 1942 года войска Западного, Калининского и Юго-Западного фронтов, разгромив ударные соединения немецко-фашистских войск, отбросили противника от Москвы на 100—250 километров. Угроза Москве и Московскому промышленному району была снята. Но Великая Отечественная война продолжалась.
В мае 1942 года в качестве заместителя командира 15-го танкового корпуса я участвовал в боях с гитлеровцами. Но это уже другая страница моих воспоминаний.
