Июль месяц 1944 года. Уже 18 дней, как мы в следственной тюрьме 21 -го штрафного лагеря под Брауншвайгом, в мире мрака и неизвестности, в мире смертей. Нас, арестованных, 38 (человек). Обвиняемся в преступных действиях на территории Германии против нацистского рейха.

Допросам и пыткам нет конца. Мозг отказывается воспринимать ход времени, кажется, все замкнулось в тесной бетонной одиночке. Течение жизни приходится угадывать по известным только нам, заключенным, признакам.

И вот неожиданность, ко мне в камеру вталкивается коренастый круглолицый юноша с живыми черными глазами. Его резкая подвижность, общительность и безразличие к тюремной обстановке насторожили меня.

Скоро я узнал, что зовут его Васей, родом из-под Тулы, 16-летним угнан на работу в Германию, работать на немцев отказался, почти год в общей сложности находился в побегах. После третьего, четырехмесячного побега попал в 21-й штрафной лагерь со строгим режимом.

По фашистским законам ему следовало отсидеть 15—20 суток в карцере, а затем изнурительная работа на несколько лет в лагерной команде или в концлагере. Все это Вася знал и ничуть не унывал. Целыми днями я слушал его рассказы о побегах, которые всегда заканчивались словами: «Вырвусь за ограду, больше уж меня не поймать». Через несколько дней я окончательно уверовал в искренность Васи и частично рассказал о причине нашего ареста. Он сразу заключил: «Вам больше не жить. Я ведь здесь не первый раз, все фашистские порядки изучил, вот только (в) последнее время почему-то убрали виселицы и в лагере больше не вешают».

Наши дальнейшие беседы укрепили и мою мысль — бежать, и как можно быстрее. Ведь в любую минуту нас могли разъединить, т.к. Вася находился в ведении лагерного начальства, а я в ведении органов СД из Брауншвайга. Теперь мы ежедневно обсуждали план нашего предстоящего побега. Вариант за вариантом оказывался неосуществимым. Наконец, сам того не подозревая, осуществить наш замысел помог коридорный вахтер. Этот старый «знакомый» Васи предложил ему убрать коридор и из умывальника вынести нечистоты. В камеру Вася вернулся сияющим. Дело в том, что парашу с нечистотами ему пришлось выносить за пределы лагерной ограды и сливать в заросший овраг, соединяющийся с небольшим перелеском. И здесь же Вася детально изложил свой план: «Завтра я в парашу налью побольше воды и попрошу в помощь человека, которым будешь ты. Выходим из лагеря, ставим парашу на край обрыва и сами кубарем катимся вниз, в овраг. Конвоирующий солдат вооружен пистолетом и останавлива-ется от свалки метрах в шести, поэтому выстрелы его могут оказаться бесцельными».

Уточнив кое-какие детали, я дал согласие, и мы остановились на этом варианте.

...Субботний день подходит к концу. Следователь СД с переводчиком-латышом раньше обычного уехали в Брауншвайг. Часов в 7 вечера я и Вася, сгибаясь под тяжестью параши, конвоируемся через проходную.

...Пятиметровый обрыв. Наша короткая остановка — быстрый кру-говой обзор... Вахтер щелкнул перед носом зажигалкой... Мы кубарем катимся вниз. В ушах сплошной треск и шум. Выстрелов не слышно. Только слышно биение своего собственного сердца.

Быстро бежим в условленном направлении. Я еле успеваю за Васей. Вдруг остановка. Перелесок уперся в шоссейную дорогу. Со стороны лагеря раздавались звуки тревоги и частые выстрелы. Пересечь дорогу мы не решились, т.к. было еще светло. По обочине нужно добежать до поворота, где дорога подходила к каналу. Там, по мнению Васи, можно было найти временное укрытие в водосточных трубах.

Помешал немецкий солдат-отпускник. Совершая прогулку с девуш-кой, он услыхал тревогу и решил выслужиться, чтобы продлить свой отпуск. Он бросился в нашем направлении. Нам ничего не оставалось, как бежать в разные стороны. Молодой фашист избрал своей жертвой меня. Несколько минут погони — и удар рукоятки пистолета по голове валит с ног. Кованые сапоги дополнили дикую расправу. Весь окровавленный, я был доставлен им в лагерь.

Васи в лагере не было. Поднятая по тревоге караульная рота все еще прочесывала перелесок. Догорали последние лучи заходящего солнца. Как я ждал, когда они померкнут и наступит темнота. Ведь только она одна явилась бы неразлучным помощником моего юного друга. Счастливого пути, дорогой Вася!

Время от времени давали о себе знать перебитая стопа ноги и рас-плющенная переносица. Воспринимать пытки в полном виде я просто устал. Так прошло около часа. Но вот с дикими воплями открывается дверь и в подвал втолкнули Васю. Босоногий, избитый, шатался он от слабости. Увидев мое изуродованое лицо, изумленно раскрыл глаза, хотел что-то сказать, но в бессилии упал. Меня тут же повели в баню. Пятнадцать традиционных ударов бичом воспринял в забытье. Очнулся от холода. Струя ледяной воды вернула сознание. Потом начался душ. Тонкие струи воды через рассеиватель под большим давлением направлялись на голое тело, точно иглы, пронизывали все насквозь, рождая ни с чем не сравнимую боль. Очнулся в предбаннике. Потом камера, наручники, пытки вахтера... Так в тяжелых кошмарах прошла ночь.

То же самое проделали и с моим другом Васей.

Днем в воскресенье узнал страшную весть. Васю повели на работу. Измученный за ночь пытками, работать он не мог. В обеденный перерыв его бросили на горящий шлак и сожгли. Со мной, как с подследственным, повременили.

Так погиб замечательный человек, юноша патриот, который свободу ставил превыше всего. Его заветная мечта — видеть Родину свободной — сбылась.

По мере возможности я написал о трагической судьбе Васи, не только чтобы сказать, что светлая память в моем сознании никогда не умрет, айв надежде, что мой голос услышат родные и близкие Васи. Пусть знают, что Вася горячо любил Родину и мужественно отдал за нее свою юную жизнь.


Иванцов Д.И., быв. узник концлагеря Маутхаузен. 12 февраля 1965 г., г. Новозыбков, Брянская обл.

РГАСПИ, Ф. М-98. Оп. 3. Д. 25. Л. 74—76.