Для меня самый памятный день моей жизни был июль 1941 года, когда я услышал недалеко от нашей деревни Корень Логойского района Минской области грохот боя, а вскоре увидел наших красноармейцев, которые почти все были ранены. Бойцы просили водички и отходили по дороге в сторону к Минску.

Тогда многие жители подходили к бойцам и командирам, спрашивая их, что нам делать, куда деваться. Помню, молодой лейтенант с двумя кубиками, раненный в руку, ответил: «Дорогие товарищи, мы отступаем, но пройдет немного времени, и мы вернемся, поэтому меньше волнуйтесь, а лучше подумайте, как будем вместе бить врага».

После этого разговора с нашим лейтенантом отец пришел в дом и сказал: «Мать, дети, немедленно нужно закопать все добро в землю».

Но прошло несколько часов, как над деревней на небольшой высоте пролетело несколько самолетов с черными крестами, а вскоре загрохотали танки.

Отец вышел на улицу и быстро вернулся с бледным лицом, только сказал: «Фашисты!!» — и сел, видимо, плохо держали его ноги. В такой позе он просидел минут 10—15, потом подошел со слезами на глазах к портрету своего старшего сына, офицера ВМФ, снял портрет, завернул его в полотенца и ушел во двор прятать от глаз фашистов.

Все это произвело на меня самое страшное впечатление, я и сейчас вспоминаю этот черный день.

Фашисты в скором времени в деревне Корень Логойского района 11 организовали полицейское управление.

Подлые предатели своей Родины вступили в полицию и начали наводить свой «новый порядок в Европе» — грабить, убивать, издеваться над нашими пленными и гражданским населением. Всюду были расклеены листовки, призывающие наших бойцов и офицеров, выходящих из окружения, сдаваться немецким властям. Но народ помнил слова отступавшего нашего офицера, что мы скоро вернемся. Так и случилось. Это был первый радостный день моей жизни.

Осенью 1941 года (не помню месяц, кажется, сентябрь) я увидел человек 8—9 наших пограничников, которые со стороны леса шли в нашу деревню. Я не мог понять, что случилось, — они шли спокойно, во всей своей форме, с автоматами в руках.

Один пограничник подозвал меня и спросил: «Мальчик, узнай, полицаи у себя?» Я ответил, что они никуда не уезжали и находятся в бывшей школе.

Молодой лейтенант-пограничник, который, как мне показалось, был похож на того офицера, который последний уходил из нашего села, ответил: «Нам нужно, чтобы все полицейские были на месте». С замиранием сердца я следил, что будет дальше. Когда пограничники подошли к полицейскому управлению, их остановил часовой, спросил: «Что, идете сдаваться?! Надоело по лесам шляться?!» — «Да, — ответили пограничники. — А где твое начальство?» Полицай с готовностью ответил: сейчас начальник проводит совещание.

Быстро четыре человека зашли в управление, двое остались около входа, два встали около окон, часовой, видимо, поздно понял, что для него настал час расплаты, и хотел снять с плеч винтовку, но его предупредил пограничник: «Стоять, сволочь, ни с места!» Он так и остался стоять с выпученными глазами, устремленными на двери управления.

Видимо, услышав окрик часового, из сарая (где хранилось награбленное добро) вышли двое полицейских. Не зная, что происходит, и не соображая, почему во дворе стоят наши бойцы, полицаи устремились к управлению. Их остановил пограничник и спросил, кто вы такие? (Предатели были еще не обмундированы.) Они ответили: «Мы полицейские». — «Тогда вы нам и нужны! Руки вверх!» — приказал пограничник.

Вошедшие в школу пограничники увидели много награбленного добра и несколько велосипедов, около которых возился один человек. Его спросили: «Кто вы такой?» — «Я кузнец, — ответил он. — Полицаи приказали мне ремонтировать велосипеды». «Марш во двор, там разберемся!»

В это время начальник полиции предатель Колик, видимо, распекал своих подчиненных, что они мало грабят, мало убивают, в одно мгновение открылась дверь и словно из-под земли выросли наши пограничники. «Встать, руки вверх!» — скомандовал лейтенант пограничной службы. Один из полицейских, который раньше опомнился от страха, бросился к пирамиде с оружием. Но короткая очередь из автомата сковала его движение.

Всех предателей после обыска начали выводить во двор, где поджидали своего шефа задержанные трое полицейских. Предателей построили, приказали заложить руки за спину и повели к лесу.

Приблизительно через полчаса был приведен в исполнение приговор нашего народа, всех предателей расстреляли.

Когда на другой день родственники изменников Родины приехали за трупами полицейских, они обнаружили записку с такой записью: «Всем предателям!

Кто будет лизать фашистские сапоги, тот будет лежать, как эти сволочи, сам без сапог.

Советские партизаны».

Так закончил свой путь «новый порядок» в моей деревне. Этот радостный день многие навечно помнят и сейчас, так как народ увидел, что фашистам и предателям будет всюду и везде один конец — смерть, где бы они ни находились.

Вторым самым счастливым днем моей жизни была встреча наших бойцов, которые, усталые, с боями переправлялись через Березину и попадали в объятия партизан и освобожденного народа. Партизаны салютовали из всех видов оружия своим освободителям, народ от радости плакал, и когда ко мне подошел пожилой боец и спросил: «Сынок, ты давно в партизанах?» — я ответил, что недавно, и, прижавшись к нему, заплакал. Это были слезы самой большой радости. День 28 июня 1944 г. останется в сердце у меня на всю жизнь.

Может, кто из тех бойцов-пограничников, которые уничтожили полицейский гарнизон в деревне Корень Минской области, прочитает эту записку, пусть напишут, как сложилась их дальнейшая судьба.
Кореневский В.П. 14 июня 1961 г., г. Москва

Ф. М-98. Оп. 3. Д. 32. Л. 30—36.