Николаю Филимонову исполнилось девятнадцать лет, когда фашистская Германия напала на нашу Родину. В ту пору он работал парикмахером. В первый же день войны Николай подал заявление с просьбой отправить его на фронт и вскоре стал бойцом Ленинградской армии народного ополчения. В июле 1941 года Филимонов участвовал в боях против гитлеровцев, пытавшихся прорваться к Ленинграду. В августе у деревни Большие Пруды он попал под огонь вражеских танков, получил контузию, был пленен, однако через пять дней вновь появился на нашей стороне.
— Я возвратился от немцев по заданию абвера,— заявил он в особом отделе фронта. — Но выполнять это задание и не собирался.
Филимонов рассказал контрразведчику майору Д. Д. Таевере, как пожилой немецкий майор с помощью переводчика из русских белоэмигрантов склонял его к выполнению шпионского задания.
— Я знаю, что мое согласие на предложение фашистов есть измена Родине. Но я пошел на это, чтобы быть полезным своему командованию. Я запомнил, где расположены танки и самолеты противника. Мне известны фамилии и приметы трех шпионов, подготовленных абвером к переброске на нашу сторону. Чтобы абверовцы доверяли мне, я назвался сыном офицера-белогвардейца.
Уже во время беседы с Филимоновым нельзя было не заметить, что этот худощавый остроносый паренек с живыми карими глазами обладает чертами, необходимыми для разведчика. Патриот своей страны, смышленый, наблюдательный человек, он легко и быстро ориентировался в окружающей обстановке, отличался находчивостью и хорошей памятью. Хотя Филимонои полковник Смысловский. Братья Нероновы прислуживали им в качестве денщиков. Но они занимались не только чисткой сапог господ офицеров. Их главной обязанностью было обслуживать агентов, которые после окончания шпионской подготовки содержались на конспиративных квартирах в ожидании выброски в тыл советских войск.
Филимонову удалось узнать, что Белявский, братья Нероновы и другие сынки белоэмигрантов пользуются особым расположением полковника Смысловского. По его рекомендации начальник абверкоманды подполковник Гемприх взял Белявского к себе в качестве помощника и личного переводчика. А до этого Белявский работал в городе Валге (Эстония), в подчиненной абвер-команде разведывательной школе, созданной для обучения шпионов.
Кого готовит эта школа? Кто в ней обучается? Каковы приметы этих агентов? Когда и куда планируется их выброска? Какие задания они получают? Все эти вопросы встали перед Филимоновым с первых дней его пребывания в Омских казармах. Нужно было искать надежные пути к тайнам врага. И советский разведчик Николай Филимонов нашел их. Правда, не сразу.
Вначале он решил поближе сойтись с военнопленным Виноградовым и, не раскрываясь перед ним, что называется втемную, использовать его возможности. Николай знал, что в отдельных случаях Виноградов подменял братьев Нероновых, доставляя на конспиративные квартиры пищу абверовским агентам. Однако расчет на помощь Василия не оправдался, так как вскоре между ними произошел разлад.
Как-то, оставшись наедине с Николаем, Виноградов неожиданно спросил:
— Неужели ты такой, как про тебя говорят?
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что ты добровольно сдался фашистам в плен и уже успел выполнить их задание в нашем тылу.
Филимонов не ответил.
— Молчишь? Значит, все это верно?
— Так надо было, Вася.
— Как это надо? Подлец ты! — вспылил Виноградов.— Придется тебе еще отвечать за такие дела. Вот увидишь!
— Не горячись. Время покажет, что и как надо делать. Будешь поносить немцев — повесят. А какой от этого толк? — пробовал успокоить его Филимонов.
— Нет уж, на животе ползать не буду. И молчать не собираюсь. Можешь докладывать! Да не забудь добавить, что я состою в комсомоле, — резко закончил разговор Василий.
Зная запальчивый характер Виноградова, Филимонов замолчал. Ему нравился этот парень. Фашистам его не сломить. Но рассказывать Васе правду о себе и привлечь его к выполнению задания чекистских органов он не решился, так как не был уверен, что Виноградов поверит ему. Он несколько раз пытался наладить с ним отношения, но из этого ничего не вышло.
Отчужденность между ними росла, и этого не мог не заметить их сосед по койке, подручный Гемприха и Смысловского —переводчик Белявский. А вскоре ему стали понятны и причины разногласий. Однажды, возвратившись из служебной поездки в штаб «Валли», Белявский предложил Филимонову и Виноградову почитать книжки, изданные белоэмигрантской организацией НТСНП — «Национально-трудовым союзом нового поколения» (впоследствии — НТС). Они отнеслись к этой жалкой пропагандистской стряпне по-разному.
Виноградов просто-напросто учинил скандал.
— Не думал я, что русский человек способен распространять клевету о своей родине, петь на один лад с фашистами, — заявил он, возвращая книжки их владельцу.
— Да ты, парень, ничего не понял. Там ведь о большевиках написано. Они довели Россию до нищеты, лишили русского человека всяких свобод, — возразил Белявский, нервно пощипывая куцые усики.
— Нет, господин хороший. Не знаешь ты новой России, не знаешь советских людей. Не показывай этих книжонок никому, а то еще и морду набьют!
— Да ты, видимо, сам большевистский фанатик! — Считайте кем угодно.
Через день Виноградова вызвали в штаб абверкоманды. В казарму он не вернулся. Вначале прошел слух, что его отправили в разведшколу, но вскоре командир подразделения обер-лейтенант Эверс внес в этот вопрос полную ясность. Собрав команду обслуживания, он объявил:
- Виноградов расстрелян за антинемецкую пропаганду. Так будет с каждым, кто попытается последовать его примеру.
Николай тяжело переживал гибель своего товарища. Винил себя, что не сумел направить его ненависть к гитлеровцам по нужному руслу. Думал о том, как ускорить выполнение задания, которое он получил от чекистов.
Возвращая Белявскому привезенные им из Варшавы книжки, Филимонов сделал вид, будто они его заинтересовали, и, чуть смущаясь, добавил:
— Как-никак я ведь тоже не из простых. Отца я, правда, не помню, но со слов матери знаю, что он был офицером царской армии, потом служил у Колчака. Первое время большевики его не трогали, а в годы нэпа сослали в Сибирь, где он и умер.
Этот рассказ Филимонова не на шутку заинтересовал Белявского. По его просьбе Николай во всех деталях изложил ему «свою», разработанную чекистами, биографию.
— Таких, как я, в институт не очень принимали, — продолжал он свою исповедь. — Пришлось после школы идти в училище. Стал парикмахером. Работал в солидном заведении на Невском, — Филимонов остановился и, не теряя серьезности, поинтересовался: — Между прочим, я где-то читал, что русские эмигранты в Париже не только в парикмахеры, а даже в швейцары поступали. Верно это?
— К сожалению, да. Но мой отец, офицер армии Врангеля, сумел кое-что вывезти из России и открыл в Чехословакии выгодное предприятие. Я выучился на врача, однако намерен посвятить свою жизнь борьбе за освобождение родины от большевистского ига.
Белявский рассказал Филимонову, что с 1935 года является активным членом НТС, что братья Нероновы, инженер-строитель Евгений Жерлицын, коммерсант Тимофей Крюйтчан и еще некоторые выходцы из белоэмигрантских семей, работающие ныне в абверкоманде 104 и разведшколе в Валге, также состоят в НТС. В заключение беседы Белявский вручил Николаю несколько книжек, в которых разъяснялась программа «Союза».
Когда Филимонов вернул ему эти книжки, Белявский более обстоятельно потолковал с ним о целях и задачах НТС.
— Сейчас мы помогаем немцам свалить большевиков. Потам, когда власть будет в наших руках, распустим колхозы, вернем владельцам их собственность и установим в России новый строй, — говорил он Филимонову.
Решив, что Николай усвоил идеи «Союза», Белявский предложил ему вступить в НТС.
— Справлюсь ли? — усомнился Филимонов.
— Безусловно справишься. Хотя, честно говоря, культуры у тебя маловато, но главное — в твоих жилах, как говорили наши предки, течет голубая кровь. И это воочию видно по твоим способностям, рассудительности, пониманию долга, — горячо убеждал его Белявский.—. Думаю, что сомневаться, а тем более возражать у тебя нет оснований.
Филимонов не возражал.
Он был принят в члены НТС в торжественной обстановке. На частной квартире, где это происходило, присутствовали Белявский и его приятели.
По случаю приема состоялась выпивка. Организатором ее был Тимофей Крюйтчан, ловкий, пронырливый делец. Про него говорили, что в разного рода сделках он превзошел своего отца, имевшего до 1917 года крупную торговлю в Армении. Отец и сын Крюйтчаны занимались коммерцией в Иванове, Киеве и Крыму вплоть до 1931 года. Потом им удалось перебраться в Польшу.
— Граница для меня не препятствие. В любой стране могу побывать,— похвастался Тимофей во хмелю.
— Как? Без документов?
— Имею паспорта: польский, турецкий, персидский...
— Как тебе удалось их достать?
— У всякой фирмы свои секреты. Мой секрет — деньги.
Крюйтчан неожиданно для всех достал из кармана советский паспорт:
— Могу и к большевикам махнуть. И деньги будут, и награда. Стоит только выкрасть у немцев секретные документы и передать русским. Ненавижу немцев...
Наступило неловкое молчание.
Присутствующие знали, что Крюйтчан стоит близко к руководителям абверкоманды Гемприху и Смысловскому, которым были известны многие проделки этого «идейного борца за освобождение России», однако все они почему-то сходили ему с рук. Белявский и другие белоэмигранты подозревали, что Крюйтчан является агентом-провокатором в их среде. Его пьяное бахвальство еще более укрепило эти подозрения.
После приема Филимонова в члены НТС взаимоотношения его с Белявским и другими белоэмигрантами стали еще более близкими. Теперь они в присутствии Николая спокойно разговаривали обо всем, что касалось деятельности абверкоманды.
Филимонов узнал, что абверкоманда 104 имеет разведшколу не только в Валге, но и в Стренчи (Латвия) и что обучаются там шпионы-радисты.
Вскоре Николаю стали известны также адреса конспиративных квартир, расположенных в Пскове.
От Белявского Филимонов узнал, что заместитель начальника абверкоманды Смысловский в годы гражданской войны возглавлял службу контрразведки в армии барона Врангеля. До начала войны с СССР он жил в Варшаве и уже тогда работал в абвере. Белявский рассказал Николаю, что Смысловский поддерживает близкие связи с НТС, но не любит их афишировать, а в настоящее время направляет всю работу псковской группы «Союза».
Однажды Белявский похвастал Филимонову своими успехами в создании ячейки НТС, в которую ему удалось вовлечь пятерых жителей Пскова.
Филимонов впитывал все эти сведения, понимая, как важны они для советской контрразведки. Но в то же время он отдавал себе отчет в том, что главные секреты абверкоманды 104 сосредоточены в разведывательных школах. «Если я попаду в школу, — размышлял Николай, — то выясню все, что можно, о подготовке шпионов, соберу данные о каждом из них. Когда же меня будут инструктировать, посылая в советский тыл, я узнаю, чем интересуется вражеская разведка. Но как проникнуть в школу, не вызвав подозрения абверовцев?» Решение пришло после долгих и напряженных раздумий. Помогла «идейная близость» Филимонова к НТС.
В одной из бесед с Николаем Белявский похвалил своего единомышленника Жерлицына за работу в валговской разведшколе.
— Жерлицын умело изготовляет документы для разведчиков. Кроме того, он вербует слушателей школы а НТС, поручает им создавать ячейки «Союза» на советской территории.
— Я тоже не прочь испытать свои силы в этом деле,— осторожно намекнул Николай.
— Отличная мысль! — обрадовался Белявский.— Окончишь школу, а когда немцы будут посылать тебя с заданием в большевистский тыл, мы дадим тебе свое поручение. Я обо всем договорюсь с полковником Смысловский.
Через несколько дней Филимонов уже числился слушателем валговской разведшколы.
За два месяца обучения он собрал обширные данные о деятельности этого учебного центра, о его руководящем, преподавательском и обслуживающем персонале. Большого напряжения потребовало от Филимонова изучение тех, кто занимался в школе вместе с ним. Ему удалось запомнить клички и характерные приметы каждого из слушателей, выяснить ряд сведений из их прошлого и даже узнать несколько подлинных фамилий абверовских агентов.
В школу несколько раз приезжал полковник Смысловский. Он читал будущим шпионам лекции о положении на советско-германском фронте, о моральном состоянии войск Красной Армии. Выступления полковника были насыщены злобными измышлениями и клеветой на советских людей, на нашу славную армию...
Спустя два месяца Филимонова вместе с другими выпускниками школы привезли в Псков и поместили на конспиративной квартире в доме № 45 по Крестовскому шоссе. Здесь новоиспеченные агенты были представлены руководителям абверкоманды 104 Гемприху и Смыслов-скому. Гемприх поинтересовался их самочувствием и готовностью к выполнению задания в тылу Красной Армии. Смысловский подошел к Филимонову и спросил, доволен ли он, что идет в разведку.
— Очень доволен,—не погрешив против истины, бойко ответил Николай.
На следующий день Филимонов и его напарник абверовский агент Зимин в сопровождении офицера абверкоманды и переводчика Жерлицына выехали в деревню Скугры, близ города Дно, где размещалась приданная 16-й немецкой армии абвергруппа 111. Здесь Филимонов и Зимин получили задание по сбору шпионских сведений о советских войсках. После этого Жерлицын, отозвав Николая в сторону, приступил к инструктажу своего «единомышленника»:
— Наряду с выполнением основного задания необходимо вести работу в советском тылу по линии НТС. Главная задача — создавать ячейки «Союза» из числа штатских лиц и военнослужащих. Опора — на обиженных Советской властью, недовольных своим положением.
В ночь на 13 июня 1942 года Филимонов, Зимин и сопровождавший их проводник Воробьев преодолели линию фронта и вышли в расположение советских войск в районе города Холма. В пути Филимонов склонил Зимина и Воробьева к явке с повинной.
Прошло немного времени, и разведчик Николай Филимонов докладывал чекистам фронта о выполнении задания в стане врага.
Филимонов сообщил контрразведчикам о деятельности абверкоманды 104 и разведывательной школы в городе Валге. Он помог армейским чекистам разоблачить и обезвредить ряд абверовских агентов, обученных и переброшенных фашистской разведкой на нашу сторону. Заслуживали взимания сведения Филимонова о коварных замыслах и преступных делах НТС на'захваченной гитлеровцами советской земле.
Возвратясь из вражеского тыла, Филимонов продолжал служить в Советской Армии, сражаться против фашистов.
Данные, собранные Филимоновым многие другие материалы о деятельности НТС, полученные советской военной контрразведкой, свидетельствовали о том, что в годы второй мировой войны эта антисоветская белоэмигрантская организация полностью перешла на службу к гитлеровским разведывательным органам, стала их филиалом. Это признавали сами руководители НТС. «С начала войны каждый из нас и вся организация в целом идем в ногу с гестапо», — говорил Вюрглер, занимавший видное положение в НТС.
Сразу после нападения фашистов на Советский Союз вступило в действие секретное соглашение, заключенное руководством НТС и главным управлением имперской безопасности (РСХА) министерства внутренних дел Германии. Началась мобилизация членов НТС для проведения подрывной деятельности на захваченной гитлеровцами советской территории.
Разумеется, о закулисных делах руководителей НТС, их прямых связях с фашистскими секретными службами рядовые члены «Союза» не знали. Они ехали в оккупированные гитлеровцами районы СССР с «великой освободительной» миссией, но вскоре многие из них под воздействием своего руководства оказались на службе в разведывательных и контрразведывательных органах фашистской Германии.
Так произошло и с группой членов НТС, в которую входили Белявский, Жерлицын, братья Нероновы и другие, которые прибыли в Псков в августе 1941 года по распределению «Восточного бюро НТС», а на месте по указанию полковника Смысловского были определены, на службу в подразделения абвера.
Небезынтересно отметить, что «Восточное бюро НТС», являвшееся по сути дела центром шпионской белоэмигрантской организации на восточно-германском фронте, маскировалось в Варшаве (улица Хмельная, 7) под вывеской «Восточная строительная фирма Гильген». Возглавлял «Восточное бюро» член руководства НТС Вюрглер, который пользовался особым доверием ведомства Гиммлера — главного управления имперской безопасности (РСХА).
Летом 1942 года на базе «Восточного бюро НТС» абвер создал широко разветвленный контрразведывательный орган — зондерштаб Р — «особый штаб Россия».
В задачу зондерштаба входило вести борьбу с партизанским движением и патриотическим подпольем на оккупированной гитлеровцами территории СССР. В 1943 году на зондерштаб было возложено также проведение шпионажа в тылу Красной Армии. Он имел разветвленную сеть межобластных, областных и районных резидентур, которые создавались в местах наиболее активной деятельности партизанских отрядов. Резиденты действовали под маской сотрудников дорожных и строительных отделов, заготовительных контор и других хозяйственных организаций.
Руководящий состав зондерштаба и его резидентур состоял, как правило, из белоэмигрантов — членов НТС и бывших петлюровцев — проверенных агентов немецко-фашистской разведки, а также из изменников Родины, зарекомендовавших себя на службе у гитлеровцев.
Не случайно во главе зондерштаба Р абверовцы поставили белогвардейского полковника Смысловского. В предвоенные годы, прикрываясь псевдонимами «фон Регенау» и «Хольмстон», он руководил контрразведыва-телыной резидентурой абвера в Варшаве и был известен как подручный вожака «Русского фашистского союза» Шелехова. Член руководства НТС Вюрглер получил в зондерштабе должность начальника отдела.
Обосновавшись в Варшаве, Смысловский вызвал из Пскова членов НТС братьев Нероновых и определил их в аппарат зондерштаба Р, а в районные резидентуры, созданные в городах Гдове, Острове, Порхове, назначил активных деятелей НТС Поздеева, Пущина, Врангеля, Тенсона, о которых мы еще расскажем в нашей книге.
Так предатели своего народа, считавшие себя «идейными борцами за освобождение России», прочно впряглись в одну упряжку с гитлеровцами, этими злейшими врагами человечества.
