Пошли затяжные дожди. День и ночь густая влажная сетка стояла между небом и землей. Ветер сорвал с деревьев последние листья.
Днем и ночью мимо города проходили на восток эшелоны с боевыми припасами. День-другой — и гитлеровские бандиты станут получать снаряды с завода, построенного на донецкой земле. Электромонтеры, посланные на завод, давно выполнили задание. Борис доложил Степану: «Провод подведен к динамиту»
Вот разведка донесла, что подали пустой состав—под снаряды, вот уже на станцию потянулись платформы со смертоносным грузом.
Сил не было больше ждать. Степан собрался в Марьинку.
В ту ночь, когда он попросил мать починить мешки, Курт Кремер дежурил на подстанции. В одиннадцать часов его должны были сменить. В десять раздался телефонный звонок. Он схватил трубку.
— Домой идем вместе? — спросил женский голос.
— Конечно, конечно, Густа, как всегда.
— Курт, возможно, что я задержусь на несколько минут. Вы подождете меня?
— Опять — задержусь. Ай, Густа, Густа! Мне это совсем не нравится. Опять в цехи проверять посты?
— Да, Курт. Но я скоро, я постараюсь не задержать вас.
— А вы идите сейчас.
— Ну конечно, сейчас. Но пока дойду до склада...
— А вам и на склад сегодня надо?
— Да. Через полчаса я буду там, полчаса—назад. В 11 ждите меня у северных ворот. Поняли, Курт?
— Все понял, дорогая. В 10-30 вы будете на складе, в 11, нет, скажем точнее, в 11-10 я жду вас у северных ворот.
— До скорого свидания, Курт.
— Я всегда с вами, Густа.
— Ну, ну, без нежностей. Я ухожу. Курт Кремер еще несколько мгновений прижимал к уху трубку, и хотя в ней слышалось только легкое потрескивание и гудение.
«В десять тридцать», — повторил он мысленно, взглянув на круглые стенные часы.
На щите светились красная и зеленая лампочки, ярко блестели металлические части приборов. Курт стал расхаживать вдоль щита, его шаги гулко стучали по кафельному полу. Глазами Курт все время следил за часовой стрелкой.
Нервы были так напряжены, что кончики пальцев на руках похолодели. Стрелки часов, казалось, застыли.
Августа Баумбах, невеста Курта Кремера, надев меховую жакетку, накинув на пышную модную прическу вязаный шарфик, вышла из пропускного бюро, помещавшегося в небольшом кирпичном домике у заводских ворот. Пройдя на заводской двор, она приостановилась, поправи-ла на руке ремешок ручных часиков и, подняв руку к лицу, посмотрела на светящийся циферблат: три минуты одиннадцатого. Все в порядке. Еще раз поправила ремешок, нащупала в кармане жакетки маленькие кусачки, перочинный ножик и потайной электрический фонарик. В левом кармане лежал кусочек электрического провода.
«Все в порядке», — думала Августа Баумбах. Еще на одну минуту задержалась она: подняла голову и посмотрела вверх; небо было черное, холодная изморозь ложилась на лицо. Августа вздохнула, сжала похолодевшими пальцами ножик в кармане и решительно пошла к синему фонарю, свет которого почти поглощала разлитая кругом тьма. В туннеле дули резкие сквозняки, синие лампочки на стенах под потолком, казалось, подмигивали. На ступенях было скользко. Пахло гнилью.
Не ускоряя шагов, Августа спустилась вниз, пятьдесят ступеней — они были сосчитаны ею не раз — отняли, как и следовало, две минуты. Поворот направо, маленький проход, пять ступеней вниз, дверь—и перед Августой раскрылся волшебный мир огней. Здесь, под землей, горели сильные белые лампы, и отвыкшим от яркого электрического света глазам стало больно. За стеклянными перегородками цехов виднелась железная паутина кранов, кронштейнов; металлический лязг, стон и скрежет заполняли все пространство. В воздухе стоял запах железа.
Августа снова посмотрела на циферблат часиков: десять минут одиннадцатого. Все в порядке. Лавируя между черными станками, она все тем же размеренным шагом шла в глубину подземного двора к приземистому широкому строению, возле которого было меньше огней. Между цехом с застекленными перегородками и этим зданием было пустое пространство, по которому медленно двигались вагончики с уложенными в них остроконечными снарядами; на их блестящей, гладко отполированной поверхности отражались огни электричества. Вагончики входили под арку низкого широкого здания, а навстречу им ползли пустые.
В 10 часов 25 минут Августа подошла к арке; возле нее виднелся автоматический счетчик, по другую сторону стоял часовой с автоматом на груди. На его обязанности было проверять пропуска у выходивших со склада и входивших туда рабочих.
Увидев Августу, солдат выставил автомат. Она, не торопясь, вынула из кармана желтую книжечку и показала ему. Часовой отдал честь, сунул руку в карман и достал кусочек картона с фотокарточкой в углу.
Каждый день сотрудники пропускного бюро проверяли пропуска у охранников в цехах, и солдата нисколько не удивило появление девушки возле склада. Она взглянула на фотографию на его пропуске, потом на него, сказала: «Все в порядке». Взгляд ее скользнул по циферблату часиков на руке: 10-30, В ту же секунду электрическое сияние в цехах погасло. Настала грозная тишина. Внезапно затихший завод словно погрузился в черную яму. Раздался резкий окрик: «А-а, доннерветер!»
Прошло несколько мгновений, и повсюду задвигались, заплясали синие огоньки фонариков. Нажал кнопку фонарика и часовой. Августы Баумбах возле него уже не было. Синие фонарики мелькали и за аркой, в темной глубине склада. Вот короткий синий луч метнулся у стены и погас.
Забившись под стеллаж, Августа нервно водила струйкой света по кирпичной стене.
— Здесь!
На одном из красных одноцветных кирпичей резко выделялся черный знак свастики. Августа нажала на него рукой, кирпич зашатался, и она осторожно вынула его. Открылся вход в яму, набитую динамитом, виднелась трубка детонатора, над которой торчали концы электрического провода. Августа соединила их, замкнув цепь.
Все! Взгляд ее упал на часики: 10 часов 45 минут. Скорее наверх. Она погасила фонарик, вылезла из-под стеллажа и быстро пошла к арке, в пролете которой бродили синие полоски света: часовой фонариком прощупывал вход на склад. Подойдя к арке, девушка зажгла фонарик и замедлила шаги. Солдат не остановил ее. И она опять пошла быстрее. Всюду в темноте сновали люди, синие полоски света падали то на плечо, то на грудь девушке, одна легла ей на лицо — мимо прошел человек в синем комбинезоне, в огромных резиновых рукавицах: аварийщики ищут очаг повреждения. Надрывно гудела сирена.
Девушка с трудом удерживалась, чтобы не побежать. Если бы она и побежала, никто бы не обратил внимания. Но ей казалось, что этим она нарушит тот ритм, который установился на погруженном в темноту заводе. Возле станков, возле конвейера застыли люди — она чувствовала их присутствие. Синие лампочки монтеров из аварийной бригады шныряли по заводу.
Туннель. Наконец-то! Перескакивая через две-три ступени, она побежала наверх.
— Августа Карловна! — окликнули ее сверху. Навстречу ей спускался дежурный диспетчер. — Что там такое?
Он посветил в лицо ей фонариком.
— Не знаю. Я проверяла посты, как вдруг наступила темнота... Аварийщики уже там.
Она нервно, украдкой взглянула на часики: 11 часов 10 минут. Курт уже ждет. Девушка сделала движение, но диспетчер удержал ее за локоть.
— Августа Кэрловна, я прошу вас: зайдите на подстанцию. Я звонил, но что-то случилось с телефоном...
— Хорошо. Я зайду, — она вырвала руку и побежала наверх.
Запыхавшись, выскочила она из туннеля, побежала через двор и пулей влетела в .проходную будку.
Часовой загородил ей дорогу автоматом. Она почувствовала, что по спине ползет струйка пота.
— Я на подстанцию... Приказал диспетчер, — крикнула она, выхватывая из кармана желтую книжечку.
Солдат опустил автомат.
Выбежав на дорогу, темную, раскисшую от дождей, девушка остановилась, оглянулась: строения завода едва проступали.
Сердце отсчитывало секунды.
— Скорее!
Жаркий шепот обжег ей лицо.
— Ефимыч!—она вцепилась руками в плечо очутившегося возле нее человека в темном плаще. С трудом выдирая из грязи ноги, они пошли к темной купе деревьев, за которыми смутно серела шоссейная дорога.
Между деревьями и шоссе была глубокая канава. Оттуда донесся тихий свист.
— Иван здесь, все в порядке, — шепнул Ефимыч.
Они спустились вниз и увидели в кустах темные очертания мотоцикла, на колесе которого сидел человек в плаще.
Он вскочил, схватил Ефимыча за руку.
— Все в порядке, — прошептал шахтер. Они подняли мотоцикл на дорогу.
— По шоссе далеко не зарывайтесь, — советовал Иван, — повсюду заставы. За мостиком сверните вправо и через плотину — на Смолянку; проскочите на Петрово-Лидиевку, а там, на худой конец, до Марьинки и пешком доберетесь.
— Добре, добре, Ванюшка. Садись, Верочка, поедем.
— Не Верочка, а Августа, — засмеялась она и глубоко, облегченно вздохнула.
— Не Ефимыч, а Курт, — ответил шахтер ей в тон. Они натянули на себя брезентовые плащи. Уселись. Ефимыч завел мотор, рвануло, и ветер ударил им в лицо.
Иван юркнул в кусты и исчез.
Через час, бросив машину на дороге, Ефимыч и Вера пробирались через раскисшее поле к лощине, где серели хаты Марьинки. В поле торчали высохшие, почерневшие стебли кукурузы, между ними плавали ночные тени. Низко над землей нависало черное небо. В насыщенном водяными парами воздухе стояла грузная тишина, от которой шумело в ушах.
Вера оглянулась, и крик вырвался из ее груди.
— Смотрите! На севере, там, где тучи были особенно тяжелы и небо казалось железным, стояло багровое зарево.
— Завод горит, — сказал шахтер.
— Горит, — повторила Вера.
Они еще торопливей зашагали к оврагу, на дне которого среди обнаженных кустов протекал мутный ручей, а на противоположном склоне чернела копна прогнившей соломы.
Когда они спустились вниз, Ефимыч протянул Вере руку.
— Прощайте, Андрей Ефимыч, — сказала она с чувством.
— Ну, почему же прощайте? До свидания, до свидания, Верочка. Мы еще встретимся.
— А где?
— Встретимся, — убежденно сказал шахтер, оглянулся, посмотрел на яркое зарево на горизонте, положив девушке на плечи руки, легонько качнул ее и засмеялся. — Встретимся в Берлине.
— О, хорошо. А сейчас куда мне?
— Видишь, там, за ручьем копенка? Это шалаш. Заберись в солому и спи.
— Я не засну.
— Заснешь. Надо хорошенько отдохнуть. Я приказываю тебе спать.
— Хорошо. Засну, — улыбнулась Вера.
— Тебе принесут еду и одежду. Придет старик, Архи-пыч. Он передаст мой приказ. Тебе придется посидеть здесь несколько дней; в село не показывайся. Потом пойдешь на шахту. Что делать — узнаешь от Архипыча. Ну, счастливо тебе. |
— А вы, Андрей Ефимович, куда?
— Об этом не спрашивают.
Шахтер опять положил девушке на плечи свои большие, но удивительно легкие и нежные руки, долгим любящим взглядом посмотрел в ее большие, окруженные глубокими тенями глаза, сказал: «Молодец, Верочка! Спасибо». — обнял ее и крепко поцеловал. ' 202
Девушка на несколько мгновений прильнула к широкой груди шахтера—она слышала, как бьется его сердце.
— Андрей Ефимович, а нельзя поскорее на шахту? — прошептала она, глядя снизу в его ласковое лицо.—Здесь я помру от тоски, — она покосилась на темный стожок — свое новое жилище.
— Нельзя. Ну, марш спать. Скоро рассвет. До свидания, Верочка... «Августа», — поправился он и засмеялся.
— До свидания, «Курт».
Они еще немного постояли, глядя на разгоравшееся в небе зарево пожара. Воздух, казалось, тяжелел от далеких взрывов: на заводе взрывались снаряды.
Пожелав Ефимычу счастливого пути, Вера побежала к шалашу. Перейдя через ручей, она оглянулась: рослая фигура шахтера исчезала в тумане.
Андрей Ефимович некоторое время шагал вдоль ручья, потом поднялся на склон оврага и приостановился. Невдалеке чернели постройки села. Там жена, дети. Потянуло к ним. Забежать домой, на одну бы только минутку, взглянуть на спящих детей, обнять жену и назад. Он даже шагнул на тропу, убегавшую к селу. Но остановился, одеревеневшими от напряжения пальцами расстегнул воротник плаща, открыл шею, глубоко вздохнул и пошел в противоположную от села сторону.
На полевом стане в полуразвалившемся сарайчике его нетерпеливо поджидал Архипыч.
