Шведов вручил Богоявленской немецкий документ на имя Дубиной.
— До самого фронта никто не задержит,— сказал он.— Сам Гриша делал, а у него рука счастливая. Вам не мешало бы увидеться с ним.
— А я хотела представить моих людей. Путь мне предстоит неблизкий. Приведет ли он обратно? К слову, вашу просьбу Ирина уже выполнила, листовки отпечатаны и распространены.
— Знакомство начнем завтра,— предложил Александр Антонович.— Не возражаете?
— Соберемся у Ирины. Она врач, придем к ней под видом больных.
Августа Гавриловна свела Шведова с Чистяковой, Грицаенко, Юнисовым. Тихонову посоветовала связаться с Марией Иосифовной Корольковой. Сказала о Николае Лютом — полицейском пятого участка. Он предупреж-дает об облавах и при дежурстве на Карьерной улице дает знать Чистяковой об опасности.
Ирину Васильевну Богоявленская познакомила со Скалауховыми и Соней Ивановой.
Ранним июльским утром она вышла за город, постояла немного возле Путиловского леса и по степной тропке зашагала в сторону Ясиноватой. Частица ее сердца оставалась в Сталино. Как-то будет без нее? Вспомнила своих друзей по подполью. Соня — настоящий сподвижник, находчивый и талантливый конспиратор. А Чистякова, а Халит!.. Он сейчас, может быть, так же пробирается к своим? Надо ведь — встретила человека, ходила, проверяла его, боялась провокации. А он до мозга костей свой. Недавно угодил в тюрьму, бежал. Кочевал по конспиративным квартирам до тех пор, пока Соня не достала документ, разрешающий ему уехать на десять дней в Днепропетровск.
И только одного не знала Августа Гавриловна, о Ха-лите: он был связан с разведчиком штаба партизанского движения Павлом Колодиным и передал ему ценные сведения военного и хозяйственного характера, а также карту города Сталино с нанесенными на ней оборонительными объектами, минными полями и аэродромом...
Шведов, пожелав Богоявленской благополучно перейти фронт и выполнить его поручение, в тот же день уехал в Иловайск. Обеспеченный документами на право проезда по железной дороге, круглосуточным пропуском строительной организации «Тодт», он легко разыскал туркестанский батальон. Быстро связался с Рафиковым, а через него с Нарзы и Тамбиевым. Еще в Рутченково эти солдаты вместе с Сержановым, Мухтаровым и Арстамбековым передали отряду три пулемета, несколько винтовок, автоматов, пистолетов и ракетницу с сигнальными ракетами.
— Теперь у нас есть динамит и амонал,— сказал Нарзы.— Во время патрулирования высмотрели глухие места на дороге. Можно рвануть.
— Сержанов, Мухтар и я в одиннадцать ночи заступаем дежурить на третьем километре от семафора в сторону Харцызска,— отозвался Тамбиев.— Там поворот и густая посадка.
...Крушение произошло в полночь. Сошли с рельсов паровоз и сорок вагонов с боеприпасами. Семьдесят человек погибло.
А через неделю уже на перегоне Иловайск-Кутейни-ково в четыре часа утра подорвался сборный воинский состав, под откосом оказались паровоз, семь вагонов с солдатами и офицерами и шесть платформ с автомашинами.
Успешные диверсии на железной дороге немного приподняли настроение Александра Антоновича. Вскоре в Иловайске побывала Люба Константинова. Она передала Аминову новые листовки. От него узнала, что на охрану дороги стали выходить и немцы.
А Шведов каждый день проделывал путь в 25 — 30 километров. Его появление на Ларинке, Рутченково, на Стандарте и в Макеевке было не случайным. К Лидии Кузнецовой ходил за взрывной смесью. Но по предло-женному рецепту она у Кузнецовой не получилась. Валентина Татько доложила о согласии подпольщиков Петровки войти в контакт с городской организацией. Обещали помочь медикаментами и противотанковыми гранатами.
У Чистяковой побывал с Новиковым. Посетовал на отсутствие запалов к взрывчатке.
— Не можем из-за этого совершать диверсии,— сказал Антон.— Хотя бы какую-нибудь смесь взрывную придумать.
— Я поговорю со знакомым инженером,— пообещала Чистякова.
Она встретилась с Грицаенко.
— Я, кажется, кое-что могу сделать,— после недолгого молчания ответил он.— В учебниках химии был такой рецепт: смешать тонкоразмолотый сахар с бертолетовой солью, капнуть на порошок кислотой, и вмиг возникает вспышка высокой температуры.
— Чудесно!
— Сахар и бертолетову соль мы, пожалуй, раздобудем. А где взять кислоту? — спросил Грицаенко.
— А если Костю попросить? Он хоть из-под земли достанет.
Грицаенко делал опыты в мыловарне Расторгуева в его отсутствие. Первый раз не рассчитал и плеснул лишку кислоты. Раздался грохот, комнату заволокло дымом. Опалил себе ресницы и брови. Повторил опыты при малых дозах. Вспышки получились небольшие, но вполне достаточные для поджога бензобака или склада. Потом придумал, как применить смесь для диверсий.
— Достань мне пробирок,— попросил он Расторгуева.— Чем тоньше, тем лучше.
— Себе глаза не выжег, так решил другим,— ответил Борис Васильевич и улыбнулся. Он догадался о замысле инженера.
Аввакумов принес кислоту Чистяковой. Достал на заводе и вылил из огнетушителей в клубе «Металлург». Грицаенко наладил цроизводство взрывных пакетов. Расторгуев купил на толчке штук 70 пробирок, обеспе-чил его сахаром и бертолетовой солью. Инженер наполнял пробирку кислотой, закрывал пробкой, клал в коробочку из-под сигарет, где была смесь. Кислота разъедала пробку, и пакет взрывался. Чем толще пробка, тем больше времени уходило на ее разъедание. Грицаенко написал инструкцию, заготовил пакетики, пробирки, пробки и все передал Чистяковой. Шведов, увидев их, пришел в восторг. Однако сожалел, что изобретение нельзя ис-пользовать для подрыва железнодорожного полотна. Часть пакетов принес, на Рутченково, рассказал Власову, как ими пользоваться, и тот нашел применение.
В железнодорожном тупике коксохимзавода немцы грузили в вагоны солдатское белье и постельные принадлежности. Их привозили на машинах со склада, устроенного во Дворце культуры. Вагоны через станцию Рутченково отправляли на фронт. На восстановлении коксовых печей работала Татько. Вечером она незаметно подбиралась к вагонам и клала пакеты в белье или под одеяла... Лишь один раз вагон вспыхнул, не доходя до станции Рутченково, остальные пожары произошли далеко от.города. Оккупантам и в голову не приходило, что диверсию совершают подпольщики Сталино.
В начале июля на Рутченково вспыхнули цистерны с бензином. Аввакумов видел черные клубы дыма и на следующий день спросил Чистякову:
— Моя кислота пользу приносит?
— Работает, как часы,— ответила Ирина Васильевна.
Вербонслю удалось несколько раз положить взрыв-пакеты в грузовики с обмундированием и оружием. По дороге они воспламенялись. Из кабины выскакивали немцы и бросались в укрытия.
Тем временем группа подпольщиков искала Слезовского, но он как в воду канул. Шведов в сердцах выругался: ушел, подлец, от возмездия.
От Марии Анатольевны и Смоленко по-прежнему не было вестей.
В городе стояла нестерпимая жара, солнце сжигало все живое на огородах. Голод косил детей и стариков. Подпольщики вели полуголодное существование. Деньги Кихтенко растаяли, как ледяшки в жаркий день. От реализации документов на проезд Тихонов передал Александру Антоновичу 31 тысячу рублей. На них немного купили продуктов. А одежды для освобожденных бойцов не хватало.
Семья Мельниковых старалась изо всех сил. Николай Семенович сошелся со станционными кладовщиками. Они продавали и давали в рассрочку обмундирование. Мельниковы перешивали его, перекрашивали, меняли на хлеб, продавали на толчке, отдавали освобожденным пленным. Они у Мельниковых отдыхали, получали питание и документы, которыми снабжали Нестеренко, Нина Шаповалова и Лида Матвиенко. Затем уходили в Славянск на явочную квартиру.
Недавно Мельниковых навестил Павел Шульга.
— По всем приметам, скоро произойдут большие события,— сказал он.— Возможно, больше не увидимся. А еще — хотел лично предупредить о трех товарищах. Сегодня они придут к вам. Нужные нашей армии люди. Передайте Нестеренко, чтобы документы сделал отменные.
Татьяна Аристарховна послала Нину за ним. К вечеру пришел с работы Николай Семенович и появились три незнакомых человека от Шульги. Их переодели, накормили. Двое, несмотря на истощение, сразу же пошли по врученному адресу в Славянск, а измученный и больной Олег Пискунов остался. Однако через три дня и он стал собираться в дорогу. Татьяна Аристарховна украдкой поглядывала на него. Среднего роста, со светлыми доверчивыми глазами и добродушным лицом, Олег напоминал ей сына, от которого с начала войны не было весточек. У нее все эти дни ныла душа. Не давал покоя арест Марии Анатольевны. С тревогою сказала Николаю Семеновичу:
— Теперь оружие держать дома опасно.
— Об опасности Саша предупредит,— ответил муж.
Однако Татьяна Аристарховна в его отсутствие попросила Олега помочь перепрятать винтовки из тайника под верандой. Пискунов выкопал одну яму возле летней кухни, а другую,— на дорожке, ведущей к туалету. В них положили завернутые в бумагу и тряпки винтовки и хорошо замаскировали. Динамит переложили в глиняные горшки и в бутыли. Горшки зарыли под кустами со стороны дома Колесниковой, а бутыли спустили в погреб и спрятали в песке.
Перед уходом к фронту Пискунов рассказал Татьяне Аристарховне о себе. Мать и брат его в Калинине. Учился в медицинском институте.
— Закончится война — стану врачом,— сказал он.— Здесь вы стали моей второй мамой, а Нина и Тоня — сестренками. Вы спасли мне жизнь, а такое никогда не забывается. Я сейчас напишу все-все маме, а вы потом переправите.
Писал он долго. Мельникова спрятала письмо в потайное место.
Шульга и Аксенов присылали новых и новых бойцов. Санитарка Тамара направляла пленных к Стояновским, там снабжали их документами и переправляли в Керменчик к Павлу Васильеву.
Тамара отодвигала шкаф в вестибюле и в назначенное время выводила узников. Их подготавливали и переодевали в рабочую одежду Быльченко, Сергеев и Авдонькин. Так случилось и на этот раз. Трое пленных перебрались из лазарета в поликлинику, но вывести их на улицу Тамаре не удалось. Она спрятала бойцов в медицинских шкафах. Утром встретила санитарку Антонину Емельянову и приказала:
— Зайдешь в лабораторию, откроешь первый, четвертый и шестой шкафы. Там — пленные. Одному дашь ведро, другому — тряпку, третьему — метлу. Как только откроют поликлинику, смешаешься с толпой и выведешь их в посадку.
Женщина от неожиданности оторопела. Она готова помочь пленным, но не провоцирует ли ее Тамара? Антонина видела ее всего несколько раз и то издали. Опомнившись, она запротестовала. Тамара вытащила браунинг и твердо сказала:
— В нем пули для фашистов. А ты — наша.
Емельянова выполнила приказ. Вывела бойцов в посадку, и они ушли на явочную квартиру. Тамара пожала ей руку и тепло улыбнулась.
— Я сразу поверила тебе,— сказала она.— Будем работать вместе. Для меня ты — Галя. Запомни.
Вскоре Тамара снова обратилась к Емельяновой.
— Вот тебе ключ. Пойдешь в мою квартиру, на втором этаже направо. Там в шифоньере и под кроватью — пленные. Прежде чем вывести, тщательно осмотри лестницу.
Емельянова выполнила и этот приказ. Тамара познакомила ее с ездовым по прозвищу Рыжий, со шрамом через всю щеку. Он возил воду в лазарет. Галя часто передавала ему Тамарины записки для Волохова.
А кормить истощенных и раненых бойцов было нечем. Власов пожаловался Александру Антоновичу:
— Есть возможность достать горючее и смазку, но как вывезти и где реализовать?
— Я представлю тебя человеку, с ним обо всем и договоришься. Приходи завтра в сквер Павших коммунаров, в павильон,— сказал Шведов и описал внешность Вербоноля.— Сядешь к нему за столик. Бородач толкнет тебя ногой. Ты в ответ два раза.
Андрей Демьянович оформил через Надю Понома-ренко наряд на горючее и масло. В воскресенье к проходной завода подъехала полуторка, за рулем в немецкой форме сидел Вербоноль,, Возле третьей подстанции Власов, Филатов, Мартынов и Смирнов быстро погрузили четыре бочки трансформаторного масла. Развернулись — и в обратный путь. Не успели отъехать метров пятьдесят, как навстречу выскочила легковая машина с вооруженными солдатами. Вербоноль резко крутнул баранку, чуть не задел легковую и, включив скорость, вылетел с завода. Поплутав по улицам Рутченково, они приехали к Мартынову и сгрузили бочки. На следующий день Андрей Андреевич снова появился на Рутченково. За рулем сидел Покусай. Отправились в Алексеевку и в госхозе договорились поменять масло на две тонны ячменя.
Наконец от Марии Анатольевны получили весточку. Ее и Жору из следственной камеры гестапо перевели в тюрьму на Третью линию. Дочь Стояновских понесла передачу. Возвратилась она с запиской, приклеенной на дно бидончика. В ней сообщалось: на след навел раненый Ломоносов. Его и Дмитриева в конце июля расстреляли. Слезовский на допросе называл только имя Тони.
Прояснилась роль Слезовского, стала известна истинная причина ареста самого близкого Шведову человека и верного его друга Смоленко. Командир осуждал Дмитриева и Ломоносова за неосторожность и недисциплинированность, но отдавал должное их молчанию об остальных членах отряда. Однако он ошибался. Кто-то из двоих в невыносимые минуты пыток назвал еще и «Августу» и обрисовал ее внешность, сказал о «Сашке», который давал им задания.
Следователи СД сравнили данные о Шведове и Гавриленко, поступившие от разных агентов, и пришли к выводу, что это одно и то же лицо. Ортынский приказал Щербакову пойти на Смолянку и следить за домом Марии Анатольевны. Тот две ночи просидел в укрытии, но безрезультатно — в квартиру никто не приходил. Дело Марии Анатольевны затребовала тайная полевая полиция. Теперь поимкой Александра Антоновича, а заодно и Богоявленской занялся страшный карательный орган, о существовании которого в городе мало кто знал.
Августа Гавриловна возвратилась из Славянска в конце июля. На квартире Чистяковой встретилась со Шведовым.
— Перейти фронт мне не удалось,— сказала она.— Каждый метр уставлен орудиями, солдат, как муравьев. Говорят, и на нашей стороне полно войск и техники.
— Что ж, дорожка вами протоптана. Попытайтесь еще раз. А сейчас не возражаете пойти со мной на вокзал?
Стал накрапывать дождь. Августа Гавриловна предложила зайти к Анакиным.
— Хочу надеть пальто,— сказала она.
Дома были Дуся и Николай. Командир познакомился с ними. Через три минуты подпольщики покинули дом. Не успели скрыться за углом, как ко двору подъехала желтая машина. Жандармы ворвались в квартиру. Пере-водчик описал приметы и одежду разыскиваемых людей. Сомнений не было — гестаповцы напали на след Шведова и Богоявленской.
— Нет, мы таких не видели,— ответил Николай. Немцы заглянули в каждый уголок, старательно осмотрели двор и уехали.
— Плохо дело. Нужно предупредить Августу,— вздохнул Анакин.
Но рано утром она появилась сама. Жена Николая замахала руками и воскликнула:
— Скорее уходите. Вас ищут и того человека, что с вами был.
Богоявленская заторопилась к Чистяковой, предупредила ее, чтобы ни она, ни кто другой в доме Анакиных «е появлялись.
В этот день Дуся возвратилась с базара как никогда уставшая. Села на пороге коридора и задумалась. Фашисты хотят схватить и расстрелять Августу Гавриловну. Что же делать? От грустных мыслей девушку отвлекла машина, проехавшая мимо двора к складу медикаментов. Он был рядом, и Дуся частенько заглядывала туда, познакомилась с часовым — старым немцем с негнущейся ногой. Он иногда посылал ее с котелком во двор гостиницы «Донбасс» за обедом. Пока солдат ел, Дуся рассматривала склад. В нем хранились медикаменты и огромные двухведерные бутыли со спиртом.
Через полчаса девушка услыхала крик часового:
— Дуса! Котелок! Шнель! Котелок!
Она бросилась к складу, схватила на бегу висевший на штакетнике котелок и поднесла солдату. Тот стоял у разбитой бутыли и держал в руках каску со спиртом. Перелил его в котелок, наклонился и начал пригоршнями собирать спирт с земли... Объяснил Дусе, что его нужно пропустить через вату. В комнате она намочила клочок ваты спиртом и поднесла к огню. Вспыхнуло едва заметное синее пламя. «А если поджечь склад?» — подумала Дуся.
Она вышла на улицу. Часовой, уже вдрызг пьяный, валялся за будкой. Девушка возвратилась в комнату, оторвала от старой рубашки рукав, взяла бензинку и пошла к складу. Осмотрелась. Бутыли со спиртом стояли у дверей склада. За будкой храпел часовой. Она открыла одну бутыль, наклонила ее набок. Смочила спиртом тряпку и стала высекать искру из бензинки. От волнения дрожали руки. Наконец появился огонек, Дуся поднесла его к тряпке. В это время за будкой заворочался немец. Дуся бросила вспыхнувшую тряпку на разбитую бутыль...
Дома вспомнила о бензинке — впопыхах уронила ее возле будки. «А вдруг найдут?» — с испугом подумала Дуся, выбежала во двор и замерла. Над складом бушевал огонь, лопались бутыли со спиртом, и голубоватое пламя взлетало в небо.
— Это вам за Августу Гавриловну,— шептала девушка.— За нее...
* * *
Богоявленская готовилась снова идти к фронту. Командир познакомил ее с Галиной Гринько. В назначенное время на Семеновке в конспиративной квартире собрались Шведов, Тихонов, Новиков, Чибисов, Гринько, Богоявленская. Подпольщики тихо переговаривались меж собой в передней комнате, а в другой Александр Антонович инструктировал Галину Яковлевну. Назвал фамилии шпионов, заброшенных в тыл, и просил запомнить их. Передал разведанное о противнике. Потом пригласил Августу Гавриловну.
— Галина идет со своим заданием,— сказал он.— Однако прошу и вас запомнить фамилии шпионов, заброшенных в Москву. Кто из вас раньше доберется, тот и передаст. К своим сведениям добавьте мои. На аэродроме большое скопление самолетов, есть склады авиабомб. Концентрация войск в Сталино, Горловке, Мариуполе значительно сократилась. Наблюдается переброска частей в северном направлении в сторону Харькова.
С совещания Богоявленская вместе со Шведовым пошла на Рутченково. Он рассказал ей о предстоящей встрече с одним из руководителей туркестанского батальона. Прошли мимо дома Августы Гавриловны, в котором она не была семь месяцев. На крылечке сидела ее мать, старая согбенная женщина в нищенском рубище. Она жила впроголодь. Но подпольщица не могла помочь матери. Квартира была под наблюдением полиции.
Проводив командира, она возвратилась на Стандарт, чтобы отдохнуть у Марии Шаповаловой. Завтра предстояла дальняя дорога к фронту.
...По пути к дому Чистяковой Шведов обдумывал текст новой листовки. Нужно еще раз призвать людей к сплочению. Скоро наступят большие события в Донбассе. Сегодня шестое августа. Вчера столица впервые салютовала в честь победы под Орлом и Белгородом. Салют! «Немцы не случайно перебрасывали и перебрасывают теперь войска из Донбасса на север,— подумал Шведов.— Но у них не получилось. А у нас пока затишье. Наверняка — перед бурей».
Ирина Васильевна встретила его радостным возгласом:
— Вы все знаете! По лицу вижу.
— Да, салют победы. Понимаете — победы! За Сталинград не давали. А здесь!.. Впервые за всю войну,— восторженно сказал Шведов.— Теперь отступления не будет. До самого Берлина!
— Уж не провидец ли вы? — спросила Чистякова и добавила: — Мы так ждали этого. Так ждали!
— Нет, не ждали, а делали все, чтобы повернуть ход войны в нашу пользу,— сказал он и задумался. Потом попросил чистый лист бумаги.— Напишу текст новой листовки. А вы отпечатайте, пожалуйста.
Через полчаса они сели обедать. Борщ из свежей капусты казался Александру Антоновичу необычайно вкусным... Удивительно устроен человек — самому трудно, а последним делится. Говорят, что радость человек выносит на люди, а в беде остается один. Неправда. Беда сплотила советских людей, как никогда.
Он встрепенулся, робко взглянул на Чистякову: надо же, так увлекся своими мыслями, что позабыл про хозяйку.
— Я не только отдохнул, но и подкрепился,— проговорил он смущенно.— Спасибо вам. Теперь готов хоть сотню километров пройти.
Он распрощался и вверх по переулку поднялся на Стандарт. У трамвайной остановки его ждал Новиков, согбенный, худой, в очках из толстых стекол, за которыми глаза были большими и неестественными.
— Что нового? — спросил командир.
— На вокзале у портного забрал динамит, зарыл у себя во дворе,— сказал Дмитрий Федорович.— В лагерь пригнали партию пленных.
— В Макеевке был?
— Хотел вместе с тобой.
— Где будем сегодня ночевать? Может, у Марии Ивановны?
У Шаповаловой они останавливались дважды. Тихонько постучали в окно.
— Извините за вторжение. Вы оказались ближе всех на пути,— сказал Шведов.— Не хочется в комендантский час попадаться на глаза патрулям. У меня такое ощущение, что шпики ходят по пятам. Хоть в Макеевку перебирайся. Митя вот говорит: там есть укромные места.
— Можно найти,— бесцветно отозвался Новиков. Поднялся со стула и вышел во двор.
Шаповалова, поглядывая на дверь, быстро зашептала:
— Зачем вы ходите с этим человеком? Нехороший он — вижу по глазам.
— Он предан делу,— возразил Шведов.— А глаза у него такие из-за толстых очков.
— Нет, вы меня не переубедите,— ответила она.
Лишь заалело на востоке, как они поднялись, торопливо умылись и ушли в город. По дороге оба молчали. Всплыл разговор с Шаповаловой. Почему Новиков вызывает у некоторых людей антипатию? Безобидный, полуслепой человек. Старается выполнить все указания.
Свой двор превратил в склад оружия. В огороде закопаны боеприпасы, динамит, автоматы... Молчаливый и флегматичный — это да. Но натуру не переделаешь. «И все же я не первый раз слышу нелестные слова в адрес Дмитрия. Неужели не сумел разглядеть в нем то, что видят другие?» Он прервал свои размышления.
— Митя, скажи, у тебя бывает тягостное настроение?
— Ты устал,— ответил Новиков.— А тут еще — арест Марии.
Они снова замолчали. На квартире Гринько позавтракали. Емельян Феоктистович рассказал о последних событиях на фронте и добавил:
— Надо бы и нам организовать какой-нибудь салют.
— Думаем взорвать электроподстанцию на Рутченково,— ответил командир.— И высоковольтную от Днепрогэса. Город останется без тока.
От Гринько они вышли в десятом часу и по Институтскому проспекту направились к Чумакову. С профессором Шведова познакомила Богоявленская, и он с ним уже не раз беседовал. Оба пришли к выводу, что Донбасс угля немцам не дает. Заводы стоят, мелкие шахтенки добывают уголь только для местных нужд, а для паровозов оккупанты привозят топливо из Польши. На этот раз Александр Антонович шел к Чумакову проконсультироваться, как лучше осуществить диверсию на подстанции. Взглянул искоса на Новикова и подумал, что напрасно взял его с собой. Чумаков просил об их связях никому не говорить.
Между Седьмой и Восьмой линиями из-за угла вышли два человека — это были Шестопалов и Филатьев.
— Нет ли у вас прикурить? — спросил Шестопалов у Александра Антоновича.
— Не курю,— ответил тот, не останавливаясь. Ему загородил дорогу Филатьев:
— Ваши документы! Мы из тайной полиции.
Шведов спокойно достал паспорт, и в этот миг сильный удар по голове сзади свалил его. Новиков испугался и кинулся бежать, но его перехватили проходившие немцы. Александр Антонович, почувствовав облегчение, встал на ноги. Но на него набросились агенты и снова свалили на землю. Потом подхватили под руки и быстро повели.
Позади, придерживаемый солдатами, шел Новиков.
