Андрей Андреевич Вербоноль тщательно скрывал от семьи участие в подпольной работе. Никого из товарищей не приводил к себе. Домашним говорил о коммерческих делах и поездках в села. Мол, только с этой целью заводит знакомства с немцами и нужными ему людьми. Выдавал за своего напарника-коммерсанта Емельяна Феоктистовича Гринько. С ним он сошелся через его жену Галину Яковлевну. Эту маленькую худенькую женщину Вербонолю представили перед самой оккупацией города.
— У нее конспиративная квартира,— сказал капитан Шумко.
Заявка сделана, соучастник есть — нужно было играть роль коммерсантов и снова идти к Фрицу Энгелю.
Андрей Андреевич постучал в двери дощатого коридорчика. Хозяйка квартиры предупредила его:
— Выпил с утра. Стреляет.
Вербоноль вошел в комнату шофера. Фриц полулежал на кровати и целился из пистолета в какие-то фотографии на противоположной стене.
— О, камрад Андре! — воскликнул он.— Смотри! Энгель выстрелил. Рядом с фотографией появилась дырочка, посыпалась штукатурка. Вербоноль засмеялся. Вытащил из кармана пачку марок, положил на стол и прикрыл рукою.
— Слушай, Фриц, ты уже убедился, что я человек дела. Хорошая работа — хорошие деньги,— сказал он.
— Что надо, Андре?
— Поехать в село. Коммерция. Купить пшеницы, масла, сала. В городе продать. Вот,— проговорил Андрей Андреевич, поднимая руку над ассигнациями.— Половина тебе за машину, половина — на продукты.
— Зачем тратить на продукты? Я деньги положу в карман. Смотри,— сказал Энгель и вытащил кожаный бумажник.— Папир какой! Я беру на складе бензин и солидол. Такой товар дороже золота. Гут!
— Тебе бургомистром быть,—отозвался Вербоноль и похлопал Энгеля по плечу.
— К дьяволу! Кто бы тогда в деревню ехал, а? — спросил он и засмеялся.
В Запорожскую область на родину Борисова поехали Вербоноль, Алексей Иванович и Энгель. Подпольщики взяли отпечатанные на ротаторе листовки о разгроме немцев под Москвой. Чибисов принес их накануне вечером. Андрей Андреевич подмигнул и, довольный, проговорил:
— Добро, Леня. Значит, контора заработала...
Из дальней поездки возвратились с пшеницей, картофелем, подсолнечным маслом и салом. Часть продуктов за немецкие марки продали Харламовой, которая открыла кафе недалеко от дома Борисова, часть разде-лили между семьями подпольщиков и спрятали в тайнике — понадобятся спасенным военнопленным.
По рекомендации Мужика Вербоноль встретился с Василием Саблиным и Даниилом Быльченко. Договорились о совместных действиях и о связнике — им будет Емельян Гринько.
План освобождения пленных обсуждали на квартире Борисова. Разместить первую группу спасенных взялся Шведов. Он дал адреса родственников жены.
Перед боевой операцией Андрею Андреевичу пришлось расстаться с бородой и усами. Посмотрел в зеркало и не узнал себя: лет на десять помолодел.
К лагерю поехали на машине Энгеля — дал ее за полсотни марок. В кузов забрался Чибисов. За рулем в форме немецкого солдата сидел Вербоноль, рядом — в шинели офицера — Сергей. Он пришел к Андрею Андреевичу месяц спустя после оккупации города. Назвал пароль и передал привет от Шумко.
— По первому зову я к вашим услугам,— сказал он.— Действия самостоятельные. Но приказано держаться вас.
Сергей прекрасно владел немецким языком, частенько ходил в погонах офицера германского вермахта.
Ровно в шесть утра подъехали к воротам лагеря. На проходной стоял Саблин. К нему подошел Сергей, и они вместе направились в дежурку. Заспанный унтер вытянулся в струнку и ответил на приветствие.
— Срочно,— сказал Сергей по-немецки, выдавая себя за представителя СД, и подал требование на семь человек.— На допрос.
Вербоноль, подавшись вперед, напряженно смотрел в окно кабины на ворота. До побеления костяшек рук сжимал руль. Не часы, а сердце отстукивало время. Наконец показался Сергей и махнул рукой. Чибисов под-бежал к воротам. К ним подвели пленных, и он, наставив автомат, крикнул:
— Шнель, донер веттер! *
* Быстрее, черт возьми!
Подсаживая друг друга, пленные полезли в крытый брезентом кузов. Заурчал мотор, хлопнула дверца кабины, и машина помчалась вниз к Бальфуровскому переезду. Леонид обнимал бойцов и приговаривал:
— Ребята, все в прядке.
Вытащил из мешка одежду и протянул спасенным. Их развезли по конспиративным квартирам. Двоих оставили на заводской стороне, двоих отправили на шахту «Пролетар» к Новикову, двоих поместили на чердаке у Борисова, одного поселили на Павловском поселке.
К вечеру Энгель по просьбе Андрея Андреевича взял две бочки горючего, и они поехали в село. Если немцы кинутся искать грузовик, на котором увезли пленных, то его не окажется в городе. Да и номер у машины был другой.
Через сутки возвратились домой с продуктами. Борисов доложил:
— Из лагеря тревожных сигналов не поступало...
Подпольщики нуждались в оружии. С пулеметом на операции не выйдешь, а с винтовкой в городе не покажешься. Энгель заломил огромную сумму за карабин и два браунинга. Пришлось заплатить. Организация растет, людей нужно обеспечить оружием. Бывший узник Покусай заявил, что он шофер и готов устроиться в немецкое учреждение, где есть автомашины. Ждут заданий Ухлов, Сурков и Питерский.
Обо всем этом шла речь на коротком совещании у Борисова.
— А Смоленко нужны квартира и подходящие родственники. Создать видимость, будто он местная сволочь. С Ларинки Жора перебрался к Марии. Меня ведь дома не бывает,— сказал Шведов.
— Да, нам край нужно оружие,— проговорил Борисов и осекся.
В комнату вошла Ксения Федоровна. Молча расставила тарелки, разложила ложки и вилки. Муж покраснел. Такие разговоры не для жены. Вербоноль, Олен-чук, Шведов и другие гости посещали хозяина как ме-няльщика. Для обывателей — он коммерсант, а по-уличному — спекулянт. Потому жена всегда накрывала стол с обязательной бутылкой шнапса или самогона. Она мать двоих детей и должна как можно меньше знать о под-польной работе мужа. Он оправился от смущения и снова спросил:
— Где же все-таки достать оружие? В дороге или в селе могут напасть бандиты. Отнимут вещи и продукты, да еще и кокнут.
— Придется воспользоваться правом, что дали немцы колонистам,— отозвался Андрей Андреевич.— Читали последнее объявление полевого коменданта? — спросил он и вытащил из бокового кармана небольшой листок,— Слушайте. «Немцы по происхождению! После преследований и бедствий для вас, наконец, пробил час освобождения. Немецкие органы о вас позаботятся»... Понятно? Я решил к своей фамилии добавить одну буковку — и готов ариец. Немецкому меня не учить, за колониста сойду. Итак, я теперь не Вербоноль, а Вербонольд. Мне разрешается носить оружие. А еще — на рукаве нашивку с гербом и немецкой надписью. Сами фашисты будут помогать мне.
— Андрей! — воскликнул Шведов. Это же гениально. На ловца и зверь бежит. Их оружием и по ним же...— но он не договорил. В комнату снова вошла жена.
Вкусный запах борща поплыл по комнате, Александр Антонович схватился со стула, чтобы помочь хозяйке. Ему показалось, что он уже сто лет не ел настоящего обеда. Борисов разлил по рюмкам самогон. Андрей Анд-реевич поднялся и тихо произнес:
— За предстоящие дела... Нужно добыть оружие.
Оленчук и Вербоноль шли рядом. Тимофей Романович был почти на голову ниже Андрея Андреевича, то и дело касался плечом его руки. С Пожарной площади по проспекту спустились к Двенадцатой линии. По бу-лыжной мостовой бежала грязная пенистая вода. Мальчишки пускали щепки и кричали:
— Моя дальше! Моя дальше!
На Двенадцатой, недалеко от угла, стояли два грузовика.
— Мой племяш разведал,— сказал Вербоноль.— На фронт направляются, а дороги развезло. Веселятся завоеватели, пьянствуют.
— Заманчиво,— отозвался Оленчук.
— Возьмешь Леню. Я и Алексей будем ждать вас...
Темень хоть глаз выколи. Тимофей Романович прошел к машине первым. Чибисов стоял возле калитки, держа наготове пистолет. Борисов и Вербоноль прижались к стене дома.
Оленчук залез на колесо. Попробовал приподнять брезент — привязан. Выхватил финку и поронул парусину... Глаза привыкли к темноте, и можно было различить ящики и мешки, стоявшие в кузове. Тимофей Романович взялся за доску ящика и рванул на себя. В нем лежали покрытые маслом автоматы. Он тихонько свистнул. К машине подошел Борисов. Оленчук один за другим подал ему три автомата. Алексея Ивановича сменил Вербоноль. Тот взял четыре автомата. В другом ящике лежали противотанковые гранаты. По автомату и гранате взяли Чибисов и Оленчук... Пробираясь вдоль домов и заборов, подпольщики скрылись в мартовской мгле.
Шведов готовил операцию с Ухловым, Сурковым и Питерским. На восточной окраине города он разведал склад с горючим.
— Его нужно поджечь,— сказал Александр Антонович своим напарникам.— Завтра с утра осмотрим подходы к нему.
Склад находился метрах в двухстах от дороги, огорожен деревянным забором. Внутри, слева от ворот — небольшие акации, под ними стоят в несколько рядов бочки с бензином. Невдалеке от них — крытая грузовая ма-шина. По правую сторону ворот находится контора склада — в небольшом одноэтажном домике. На склад приезжали машины, заправлялись горючим и смазкой. С тыльной стороны был пустырь, а через дорогу и чуть левее лежали развалины здания с темными подвалами.
Подпольщики дважды подходили к складу, наблюдали за часовыми. Затем они спустились в подвал разбитого здания и обсудили план действий. Взорвать склад взялись Ухлов, Сурков и Питерский. Из подвалов легко подобраться к объекту.
Домой они возвращались в сумерках. На Смолянке, вблизи железнодорожной колеи, что шла на шахту № 1 — 2, их увидел патруль и, подзывая к себе, зашагал навстречу.
— Партизанен? — крикнул он, наставив винтовку.
— Мы идем с работы,— ответил по-немецки Питерский.
— Папир!
Шведов, также знавший немецкий язык, приблизился к солдату и подал аусвайс. У остальных документов не было. Немец начал рассматривать удостоверение, и в ту же секунду Юрий, словно кошка, бросился на солдата и схватил винтовку. Николай обхватил немца сзади, а Шведов ударил его в живот. Солдат приглушенно застонал, Юрий изо всей силы стукнул его прикладом по голове. Стон, видимо, услыхал другой патрульный и поднял стрельбу. Но было уже поздно — подпольщиков и след простыл.
На третий день рано утром Шведов привел ребят к Борисову. Ухлову дали завернутую в тряпку противотанковую гранату, а Суркову и Питерскому — по лимонке.
— Удачи вам, друзья,— напутствовал Александр Антонович, а Борисов пожал им молча руки.
Гранаты спрятали в подвале. Еще раз осмотрели места подхода к складу и до темноты просидели в разрушенном здании.
В кромешной мартовской мгле подобрались к складу с тыльной стороны. Все так же ходили часовые, их тени едва маячили в темноте. Около полуночи солдат, охранявший склад со стороны пустоши, пошел к своему на-парнику за угол. Терпение подпольщиков было вознаграждено. Они подбежали к забору, бросили через него гранаты и стремглав кинулись наутек.
Раздалось три взрыва. Поднялась стрельба. И вдруг широкое яркое пламя распороло ночь. Оно становилось все больше. Бензин горел весело и озорно, словно радовался, что вырвался на волю.
Вскоре заполыхала контора склада. Ухлов, Сурков и Питерский, запыхавшиеся, но довольные, забрались в подвал разрушенного дома и просидели в нем до рассвета.
На другой день Шведов и Питерский ходили проверять результаты диверсии — склад сгорел дотла. Дома Александр Антонович поблагодарил ребят за смелость и находчивость. Помолчав, с сожалением сказал:
— Значит, уходите. Очень жаль. Хлопцы вы боевые.
Он начертил схему движения к фронту, дал адрес рыбака, проживающего невдалеке от Славкурорта.
— Назовите ему фамилию Гавриленко и скажите, что связник до сих пор не приходил.
Шведов задумался: «Передавать разведданные или нет?»
По заданию Оленчука его соседка Зоя Воробьева устроилась на работу в штаб летной части, обосновавшийся на азотном заводе. Девушка прислушивалась к разговору летчиков. Все до мельчайших подробностей передавала Тимофею Романовичу.
Ранней весной штаб перебрался на аэродром. Оленчук приказал Зое поехать вместе с летчиками. Там открылось офицерское казино, и девушка стала работать официанткой. К ней приходил Тимофей Романович и получал обильную информацию о типах самолетов, о том, куда и когда улетают и прилетают они, какое начальство возглавляет авиационную часть. Зое не нужно было выходить на взлетное поле или пробираться в немецкий штаб — все она узнавала из разговоров пилотов...
Шведов потер ладонью лоб, пригладил волосы на голове и заговорил снова:
— Прошу сообщить самое главное: на северной окраине города в километре от вокзала оборудован аэродром тяжелой бомбардировочной авиации. Там же склады с бомбами и горючим...
Ухлов, Сурков и Питерский ушли к фронту, а через неделю советская авиация разбомбила недавно организованный оккупантами аэродром.
Налет краснозвездных самолетов вдохнул новые силы в подпольщиков. Руководящее ядро группы во главе со Шведовым вновь собралось на квартире Борисова. Обильный по оккупационным временам стол свидетельствовал о процветании коммерческих дел. Алексей Иванович, улыбаясь, потирал руки: на улице ползли слухи о нем, как о скряге. Выглядели преуспевающими коммерсантами Вербоноль и Гринько. Но никто из них не открывал ни закусочной, ни ларька, не пытался войти в пай с каким-нибудь предпринимателем. А такие стали появляться в городе. Газета «Донецкий вестник» сообщала, что такой-то открыл пошивочную мастерскую, а господин Н., приложив усилия, начал выпуск мыла.
Однако и дельцы, посещавшие Борисова, и он сам старались войти в контакт с немцами. Создавалось впечатление, что они на короткой ноге с ними. Это успокаивало полицейских. Тех, кто непосредственно общался с оккупантами, они считали благонадежными людьми.
Во дворе по-прежнему стояла машина Энгеля. Иногда его приглашали к столу, угощали самогонкой или шнапсом. Фриц без колебаний выполнял любую просьбу Вер-боноля, но, конечно, за марки. Два раза он выгодно про-дал Андрею Андреевичу пистолеты с патронами.
Сегодня, разумеется, шофера не пригласили. Вербоноль не скрывал довольной улыбки.
— Добрались твои посланцы, Саша. Дошли,— говорил он.
— А может, совпадение? — возразил Шведов.— Мы здесь не одни. Поживем, узнаем... А пока подобьем некоторые итоги. С помощью жены я подыскал новые конспиративные квартиры. Больше у родственников.
— Ты понимаешь, какую ответственность берешь на себя, Саша? — перебил молчавший до этого Оленчук.— Привлекаешь своих близких, а вдруг провал? По цепочке вытянут всех родственников.
— Значит, своя рубаха ближе к телу? Мы сегодня все родственники — знакомые и незнакомые. Ради чего мы вовлекаем в борьбу знакомых и незнакомых и сознательно идем на риск? Ради того, чтобы приободрить растерявшихся, убедить их в том, что окончательная победа будет за нами. Фашисты обещают людям рай. Посмотрите, на чем строят обвинения большевиков. Они, мол, оставили народ без хлеба и продуктов, все унич-тожили или увезли с собой. Взорвали-де умышленно заводы и шахты, чтобы оставить людей без работы, а значит, без средств к существованию. И делают выводы: какая же она вам родная власть, если лишила всего? Нет, не народ, а врага лишила возможности использовать нашу промышленность для ведения подлой поработительной войны. Фашисты проливают крокодиловы слезы и тут же творят такое, что кровь стынет в жилах... Мы представители Советской власти в тылу. Нас послала партия к народу. Мы должны противопоставить фашистам свои примеры — они на виду у людей: изуверства гитлеровских палачей, угон в рабство, бесчинства полиции и солдат, грабеж и бесправие. Да, нам трудно, нас еще мало, мы пока нащупываем дорогу, ищем формы борьбы, но у нас уже есть опыт, пусть маленький, но опыт. Нужно искать и вовлекать в группы новых едино-мышленников, расширять выпуск листовок, призывных, страстных, по-ленински ясных и четких... Наша ближайшая задача — объединить все патриотические организации города в один отряд... В общем, давайте обменяемся мнениями.
Совещание длилось два часа, и все два часа Шведова не покидало волнение. Он впервые почувствовал, что товарищи, не высказывая этого вслух, единодушно признали его своим руководителем. Вряд ли дело сводилось к личному обаянию. Скорее, было безграничное доверие к нему, как к представителю большевистской партии. К нему пришло чувство ответственности не только за порученное дело, но и за каждого из тех, кто сидел рядом с ним, и за тех, кто еще придет в их ряды...
Оберштурмфюрер не находил себе места. Накануне его вызвал новый начальник СД гауптштурмфюрер Гейдельберг. Собственно, Гейдельберга он знал прекрасно. Длинный, сутулый счастливчик в очках работал под началом Графа, когда СД руководил Моор. В январе Гейдельберга вызвали в Берлин. Возвратился он с приказом о назначении его начальником СД вместо Моора, которого перевели в другой город.
Шеф разговаривал с Графом корректно, не повышая тона. Здесь присутствовал переводчик Вибе, которого Гейдельберг оставил при себе, хотя сам понимал по-русски.
— Уважаемый коллега,— начал шеф вкрадчиво.— Не кажется ли вам дерзким поведение жителей такого тихого городка, как Юзофка? Вы помните слова фюрера? Наш руководящий принцип должен заключаться в том, что восточные народы имеют только одно-единственное оправдание для своего существования — быть полезными для нас в экономическом отношении.
— Господин гауптштурмфюрер, мы каждый день ловим бандитов.
— Я познакомился с некоторыми делами. Хорошо, что обезврежены потенциальные враги великой Германии. Но за что агенты едят хлеб, если уничтожаются линии связи, опоры электропередач, склады с горючим? К нам поступают жалобы от командования о краже оружия и обмундирования с военных машин. А вот донесение моего личного агента из лагеря: какая-то машина приезжала за пленными. По документам — их взяли на допрос. Но почему-то они к нам не попали. У нас вообще никто о них ничего не знает. И последнее. Пока последнее,— повторил шеф, вставая.— Эти бумажки! Я им лично не придаю решающего значения. И все же их не только пишут от руки, но и печатают на машинке, даже на стеклографе.
— Двое схвачены — Саламатников и Ванцай. Не думаю, что за ними стоит организация. Что касается остального — поставлю всех на ноги.
— Докладывайте мне о каждом выявленном случае. В городе должно быть тихо. Германии нужны уголь и металл. Что предписывал «план Барбаросса»? Своевременно занять важный в военном и экономическом отношении Донецкий бассейн. Доблестная армия фюрера выполнила эту задачу. Мы обязаны заставить восточных рабочих добывать уголь и плавить металл на нужды освободительной войны,— сказал Гейдельберг и выпятил грудь.— Нам. оказана высокая честь.— Он открыл коричневую папку и, указывая пальцем на заголовок, спросил: — Вам, надеюсь, известен этот приказ фельдмаршала Кейтеля? О подавлении коммунистического повстанческого движения. Пункт «а». «Каждый случай сопротивления немецким оккупационным войскам, независимо от обстоятельств, следует рассматривать как проявление коммунистических происков». Пункт «б». «Чтобы в зародыше подавить эти происки, следует по первому поводу принять самые суровые меры для утверждения авторитета оккупационных властей и предотвращения дальнейшего расширения движения. При этом следует учитывать, что на указанной территории человеческая жизнь ничего не стоит, и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью. В качестве искупления за жизнь одного немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна считаться смертная казнь 50—100 коммунистов. Способ приведения приговора в исполнение должен еще больше усилить устрашающее воздействие». Это инструкция к действию, господин обер-штурмфюрер... Хайль Гитлер!
Идя к себе, Граф мысленно чертыхался. Приказал секретарю вызвать начальника полиции Шильникова и председателя городской управы Петушкова. «Опять придется накачивать их,— подумал он.— А что предложить конкретно? Ни шахты, ни заводы в строй не вступают. Эти проклятые листки призывают население саботировать все наши мероприятия... Хотя бы какую-нибудь ниточку иметь! Русских нужно дразнить пряником, тогда они родную мать выведут на чистую воду. Расстрелы не помогают. Идеей тоже не увлечешь...»
Граф выдавал себя за знатока русской души и советских порядков, однако о людях судил по отщепенцам. О, если бы он знал Шведова, Вербоноля, Доронцова, их товарищей!
