1
Стояли безоблачные дни теплого бабьего лета. Слабый ветерок нет-нет да и качнет верхушки столетних сосен и елей, окружавших деревню Ушалы. В прозрачном воздухе над землей дрожали паутинки. Казалось, никто не должен, не имеет право нарушить в этот ласковый день установившийся покой.
Фруза на огороде копала картошку. В небольшой кучке лежали врассыпную крупные, как антоновские яблоки, картофелины. В прозрачном воздухе над землей дрожали серебряные паутинки. Было жарко. Солнце жгло открытую шею. Фруза, увлекшись, не замечала ничего вокруг. Она не заметила, как из лесу вышел человек и направился к ней. Почувствовав, что на нее кто-то смотрит, девушка подняла голову.
Перед ней стоял незнакомый парень. Одет он был в широкие брюки навыпуск и скромный пиджачок, В руках — холщовая сумка.
— Давай знакомиться. Зовут меня Юра, фамилия — Цереня.
Фруза подозрительно взглянула на парня и сделала шаг в сторону. «Мало ли кто привяжется».
— Стой, куда ты? — смутился парень, не ожидавший, видимо, такого оборота.— У меня к тебе дело.
— Я занята. Видишь, копаю картошку.
— Я от Наташи,— тихо сказал парень.— Надо поговорить.— Только теперь он назвал пароль.
— С этого бы и начинал! — Фруза облегченно вздохнула.— А то Цереня... Юра... Откуда я ведаю, кто ты. Никто не предупреждал. А насчет разговора, сам видишь: место не подходящее. Пойдем в сарай.
Цереня был вторым секретарем подпольного райкома Комсомола. Он рассказал Фрузе, что из Центрального штаба партизанского движения получена радиограмма. Предупреждают: по данным разведки, из Риги вышел и про-следует через Полоцк эшелон с авиабомбами и запасными Частями для самолетов. Пропустить этот эшелон нельзя ни в коем случае.
Ни Церене, ни Зеньковой не были известны подробности о боях, происходивших в то время у города на Волге.
Между тем противник перебрасывал туда все новые и новые подкрепления. Из Восточной Пруссии через города Прибалтики и Белоруссии двигались на юго-восток воинские эшелоны с боеприпасами, с техникой, продовольствием и живой силой.
Цереня ознакомил Фрузу с планом диверсии, разработанным в штабе партизанского отряда.
— На станции Ловша партизаны разберут путь. Состав застрянет на ночь в Оболи. Тут дело за вами. Нужно взорвать эшелон во что бы то ни стало.
Фруза слушала, а сама думала: кому это поручить?
- Вот что, Юра, побудь у нас денек. Надо побеседовать с членами комитета. Стемнеет, сходим в Мостище и в Зуи, к Езовитовым. Там, кстати, и переночуешь.
Вечером собрались у Володи. Цереня повторил свое сообщение.
— У меня есть подходящая кандидатура,— сказал Володя,— Кремень!
— Кто?
— Коля Алексеев. Стрелочник. Но сейчас он заменяет заболевшего смазчика. Пользуется у немцев доверием.
Церене хотелось выяснить некоторые подробности об-Алексееве.
— Может, ты охарактеризуешь его полнее,— обратился он к Владимиру.— Что он собой представляет, как попал на транспорт.
- Отчего же, могу и полнее. Коля женат на моей сестре, так что я знаю о нем больше других... Начну с того, как его устроили стрелочником. Помог бургомистр Улы... Это целая история...
— Шашанские партизаны схватили несколько карателей. Возглавлял их бургомистр. При обыске у него нашли бланки с печатью и удостоверения личности. Под диктовку партизан бургомистр сочинил Алексееву такую реко-мендацию, что комендант сразу же принял его стрелочником.
Фруза добавила:
— Еще до того, как мы его приняли в организацию, Николай выполнял на станции задания отряда спецназначения. Парень опытный...
Всесторонне обсудив кандидатуру, комитет поручил Владимиру сходить к Николаю и поговорить с ним — может быть он почему-либо не сумеет или не согласится, а время не терпит.
Вечером Владимир пробрался задами к дому Алексеева, стоявшему вблизи станции. Николая он не застал — тот ушел в баню. Жена Николая, сестра Владимира Анна, согрела чай. «Только без сахара»,— предупредила она брата. Пока пили чай, подошел Алексеев. Посидели, потолковали о семейных делах. Вскоре Анна ушла по хозяйству. Воспользовавшись этим, Владимир рассказал Николаю о характере задания. Тот сидел тихий, задумчивый, строгий.
— Возьмешься?
Николай не спешил с ответом. Он был нетороплив, когда речь шла о деле.
Среди юных подпольщиков он был самый старший. Ему шел двадцать третий год. Но выглядел он молодо. Только железнодорожная форма внешне придавала ему некоторую солидность.
Рекомендованный Владимиром Езовитовым в члены организации, Николай выполнял различные задания, но в душе мечтал о том, что совершит нечто совсем особенное У себя, на железной дороге. К этому он давно готовился: на чердаке дома у него был оборудован наблюдательный пункт. И несмотря на внутреннюю готовность, Николай тщательно обдумывал предстоящее задание. Узловатые, со следами мазута и масла, его большие рабочие руки то сжимались в кулаки, то разжимались, когда он молча, медленно прохаживался по комнате. Наконец Николай произнес одно слово:
- Согласен!
Он не любил многословия.
Владимир передал ему пять мин замедленного действия в пластмассовой оправе, напоминающих по форме и размерам плоские мыльницы или толстые портсигары.
2
Следующей ночью один за другим прибыли на станцию два воинских эшелона. Составы загнали на пятый и шестой пути. «Какой же из них с авиабомбами?» — строил догадки Алексеев. Точнее всего это можно было установить по цвету петлиц часовых, что ходили взад-вперед между составами. Но в темноте не разберешь.
Алексеев прошелся с масленкой в руках вдоль состава и, вернувшись обратно, задержался у вагона. Только успел поднять крышку буксы, как его окликнул часовой.
— Эй, вер ист ду? Кто ты?
— Это я... я... смазчик,— Николай почувствовал, как его прошибает пот.
— Шнеллер! Шнеллер! — часовой повернулся к цистерне.
«Надо сматывать удочки,— подумал Николай,— а то еще подстрелит».
Торопливо заливая масло в буксу, Алексеев отчетливо слышал за спиной приближающиеся шаги. «Хоть бы, дьявол, не останавливался».
— Эй, рус! Фейер есть? Спичка... Николай вытащил из кармана коробок.
— Пожалуйста, пан начальник, закуривайте. Солдат чиркнул спичкой, поднес к сигарете. Огонь осветил голубые петлицы. Николай вздрогнул: «Этот состав» Раскурив сигарету, солдат и не думал уходить.
— Слушай, рус! А дорога тут нитшево? Бандит есть.
Николай повеселевшим голосом ответил:
— Здесь их никогда и не было. Боятся.
Часовой пошел в одну, а Алексеев двинулся в противоположную сторону и остановился у третьего вагона от хвоста. Нагнувшись, отбросил крышку, налил немного масла и тут же незаметно опустил в гнездо буксы мину замедленного действия. Так он проделал пять раз и удалился к себе в дежурку.
Под утро Николай вернулся домой, но спать не ложился.
— Ты чего это? — спрашивала Анна.— Ложись, давно пора.
— Не спится,— задумчиво ответил он, поглядывая на стрелки ходиков: было без четверти восемь! Механизм в минах поставлен ровно на восемь, это он хброшо помнил, но все же волновался: «А что, если я просчитался?»
Минутная стрелка медленно, по-черепашьи, ползла вверх. Без десяти восемь. Без пяти... Николай не отрывал глаз от часов. Без трех минут... Без одной. Восемь часов...
Ровно в восемь во всех минах точно сработал часовой механизм. Взрывы, слившиеся в один, встряхнули землю. Бомбы рвались до двух часов дня. Удары были такой силы, что тележки со скатами из-под вагонов разбросало на сотню метров от железнодорожных путей. В радиусе одного километра от станции в домах вылетели окна. Обрушился угол каменного здания вокзала, с него сорвало крышу.
Не удалось немцам спасти и соседний воинский состав — со снарядами и автомашинами: он тоже был уничтожен. Взрывами авиабомб разворотило железнодорожные пути. Только через три недели наладилось регулярное дви-жение.
Начальник службы безопасности майор Дрюллинг и начальник гестапо капитан Краузе метали громы и молнии, по фашисты так и не дознались, по чьей вине произошел взрыв. К станции прилегал кустарник. Немцы решили, что партизаны проникли отсюда на станцию, навредили и этим же путем скрылись. Согнали местное население, заставили вырубить кустарник и огородили станцию забором.
Юрий Цереня принес в подпольный райком радостную весть: задание партизанской бригады выполнено. Авиабомбы не дошли до Сталинграда.
— Я была уверена, что обольские ребята справятся с честью,— сказала Наташа Герман.— Слова у них никогда не расходятся с делом.
Секретари Сиротинского подпольного райкома комсомола создали в бригаде деятельную комсомольскую организацию. В каждом партизанском отряде был комсомольский костяк, ребята рвались на самые опасные задания.
К этому надо еще прибавить десятка два подпольных комсомольских групп в деревнях. Помимо Оболи молодежные антифашистские организации были в Шумилиио, Ловше. Так что дел у подпольного райкома хватало, Его руководители и связные постоянно находились там, где шла борьба.
Однажды Наташа Герман явилась к обольским подпольщикам с очень важным заданием.
Фруза шила что-то на машинке. Лунный свет лился потоками в окно, и все в избе было видно и ей, и матери — Марфе Александровне, гремевшей ухватами возле печи. Отца не было дома — ушел зачем-то в Клётчино.
Тихо постучались в дверь. Фруза отложила в сторону шитье, прислушалась к шороху, доносившемуся из сеней.
— Отвори, доченька. Должно, папаня воротился.
Через минуту в сенях зазвенели девичьи голоса.
— Вот и дождалась!..— вскрикнула Фруза, повиснув на шее у Наташи.
Так и вошли они в избу вместе, обнявшись.
Марфа Александровна быстро собрала на стол.
После ужина девушки удалились во вторую половину избы.
- Ну, рассказывай, что у тебя? - попросила Фруза, подсев к окну.
Наташа рассказала, как райком поддерживает связи с подпольными группами.
- Я была в Ловше и Шумилине Цереня в Горянах...
Фруза коротко доложила о делах юных подпольщиков.
— Молодцы,— похвалила Наташа.
— Я уверена, что ты пришла не для того, чтобы сказать об этом.
Наташа улыбнулась:
— Ты угадала, Фруза. Есть дело. И очень срочное. Понимаешь, нам поручили подготовить мобилизацию в Красную Армию ребят призывного возраста. Вы должны помочь составить списки.
— По всем деревням?
— Нет. Там, где крупные гарнизоны, не надо. Только скорей! Нам важно успеть переправить пополнение для Красной Армии через ворота батьки Миная.
— Где это? — поинтересовалась Фруза.
Наташа рассказала о знаменитых «Витебских воротах».
За Витебском, между Велижем и Усвятами действовала партизанская бригада Миная Филипповича Шмырева (батьки Миная). Когда под Москвой разгромили фашистские армии, войска группировки «Центр» отошли на запад. Белорусские партизаны ударили по врагу с тыла, и гитлеровцы, ослабленные непрерывными боями, вынуждены были очистить коридор шириною до сорока километров. Это и были «Витебские ворота», через которые уходили с оккупированной территории на Большую землю обозы с продовольствием. Навстречу двигались орудия, переправлялись в тыл боеприпасы, медикаменты для партизан.
Когда установилось «прямое сообщение» партизан с Красной Армией, Белорусский штаб партизанского движения принял решение провести на временно оккупированной территории мобилизацию в Красную Армию моло-дежи призывного возраста.
— Сделаем, Наташа, — заверила ее Фруза.
На следующий день члены подпольной организации, кроме Нины Азолиной, разошлись по деревням. Они знали, где жили ребята призывного возраста.
Не всюду, правда, их встречали как друзей. В некоторых семьях охотно слушали новости о положении на фронте, но как только речь заходила о призыве в Красную Армию — настораживались.
Иной парень говорил прямо:
— Нет уж, подожду, когда Красная Армия вернется в наши места. Тогда и пойду служить...
Но это были одиночки. Большинство молодежи искренне обрадовалось известию о призыве.
Мария Лузгина занесла в деревне Клётчино в список призывников пять парней. Один из них — Янка Дергач — так прямо и сказал:
— Думаешь, мы живем? Ошибаешься, сестренка! Дрожишь от каждого стука в дверь... Того и гляди, угонят в Неметчину... Да и на сердце муторно. Есть которые помоложе, а уже воюют, а я словно инвалид какой... Ты скажи, когда и куда явиться?
— Понадобишься — назовут и день явки и место. Марии приходилось выслушивать и такое:
— Вот ты ходишь по хатам, агитируешь, а не боишься,— похвалил ее призывник Никита Муравьев, окончивший Обольскую школу на два года раньше ее.— А другие ударились в потайную игру... Запрятались, что и с фонарем не отыщешь... Чего же таиться? Ежели приходишь с чистым сердцем, народа бояться нечего...
Мария промолчала. Раз Никита не догадывается, кто она, зачем открываться. Она только подумала про себя: «Придет день, и народ узнает правду о наших делах. Что скажешь тогда, Никита?»
В назначенный срок райком комсомола получил от Фрузы через связного точные сведения и адреса ста семидесяти призывников.
Позднее представитель райкома сообщил Фрузе, что в селах и деревнях Витебской области, оккупированной немцами, было призвано в Красную Армию пять тысяч человек. К ним совершенно не подходило слово «мобилизованный» — это были настоящие добровольцы.
Самое трудное было собрать их в одном месте — все делалось скрытно от фашистов и их прислужников. На сборный пункт они пробирались через болота, по нехоженным тропам — в одиночку и малыми группами. Никто не отстал — все явились вовремя.
Призывники были переправлены через «Витебские ворота» на Большую землю.
3
Однажды комитет «Юных мстителей» получил через связного подпольного райкома комсомола задание послать несколько комсомольцев в деревню Клётчино.
— Там по вечерам сходится молодежь. Хорошо бы связаться с ней, рассказать о положении на фронтах.
— А ты не знаешь, где собираются, у кого? — спросила у связного Фруза. Она на собственном опыте знала, как сложно сейчас собраться вместе.
— Кажется, в клубе. Впрочем, это можно уточнить у бывшего колхозного бригадира Малашенка. Его дочка — Анютой звать — не пропускает ни одного собрания. Она скажет, когда собираются.
Комитет решил направить в Клётчино Владимира Езовитова и Федора Слышанкова. Вместе с ними пошел ночью Борис Кириллович Маркиянов. Ему очень хотелось поближе сойтись с молодежью этой деревни. «С молодежи и на-чинайте!» — так говорил ему Сипко.
Путь был хотя и недолгий, но тяжелый. Пришлось шагать по целине, проваливаясь по колено в снег. Дважды плутали. Один раз сбились с маршрута и вышли к озеру, которого не было на карте. Выручил ориентир — тригоно-метрический знак. Другой раз могло кончиться совсем худо: так уклонились в сторону, что чуть не напоролись иа вражескую засаду. По счастливой случайности все обошлось благополучно.
Дальше следовали строго по компасу. Шагали медленно, часто останавливались. На рассвете приблизились к цели, усталые, не чувствуя под собою ног. Лес наконец поредел, а вскоре показалась и деревня.
На отшибе — домик с небольшим заснеженным садиком. Путники свернули к нему. Здесь жил Мирон Кузьмич Малашенок.
Бывший колхозный бригадир показался Маркиянову деловым и душевным человеком. Внешне неприметный, малоразговорчивый, спокойный, он был оставлен партийной организацией для работы в подполье. Сипко говорил: «С Кузьмичом держись, Борис, открыто, не таясь. Не подведет».
Дочь Кузьмича — смуглая шестнадцатилетняя Анюта, с черными, как у цыганки, глазами,— была прямой противоположностью отцу: стремительная, порывистая, непоседливая. Целыми днями она где-то пропадала. К вечеру возвращалась с ворохом свежих новостей; Кузьмич, шутя, называл ее «последними известиями».
Придет, бывало, и начнет рассказывать: кого в Клётчи-не и других деревнях фашисты угнали в неволю, с кем расправились за непокорность. Говорит, а у самой — на глазах слезы.
Вечером, подойдя к Маркиянову, Анюта объявила!
- Сегодня собираемся в клубе. Приходите!..
Когда Владимир, Федор и Борис Кириллович вошли в помещение клуба, молодежь танцевала. Гости устроились в темном углу. Надо было держаться строго, помня, зачем пришли.
Так они просидели с полчаса. Два-три раза подходила к ним Анюта, пытаясь заговорить, но, заметив их строгие лица, удалялась.
Слышанков выждал, пока кончились танцы, и, выйдя из темного угла на освещенное место, вскинул руку.
— Внимание, товарищи!
На сцену взобрался молодой человек в полушубке, валенках, в меховой шапке. Все, застыли на своих местах, не отрывая взгляда от незнакомца с мужественным лицом и веселыми глазами. Одни смотрели на него с изумлением, другие — с восхищением.
— Вы хотите, конечно, знать, что происходит на фронте? Слушайте...
Маркиянов коротко сообщил о поражении фашистов под Москвой, о последних событиях на фронте и закончил словами:
— Недалек час освобождения Белоруссии. Родина спросит у каждого из нас: «А что ты сделал? Чем ты помог нашей армии в разгроме врага?» Подумай, товарищ, что ты ответишь...
И в этот момент, когда мысли всех присутствующих юношей и девушек были прикованы к вопросу, поставленному Маркияновым с такой прямотой и четкостью, неожиданно хлопнула дверь и в помещение ворвались полицаи. Уже с порога заорали:
— Что за сборище?
— Кто разрешил?
— Р-р-ра-з-зойдись!
Но странно: никто не сдвинулся с места. Маркиянов продолжал говорить, как будто ничего не произошло.
В клубе стояла такая тишина, что был слышен малейший шорох. Все ждали, что будет дальше, чья возьмет? Полицаи совещались у входа, не рискуя войти в зал.
Анюте очень хотелось хоть чем-нибудь подчеркнуть свою близость к смелому оратору, и, выйдя на середину, она стала рядом с ним.
А голос Маркиянова гремел на весь клуб:
— Готовьтесь, товарищи! Скоро весна. Зазеленеет лес... Мы ждем вас..-
У дверей выругались. Кто-то потребовал полупьяным голосом:
— А ну, выходь по одному! Поглядим, кто тут зазывает в лес.
Молодежь заволновалась. Ребята явно озадачены. Две девочки бросились к выходу — слабонервные, должно быть. Владимир и Федор подошли к Маркиянову.
— Может чем помочь? — спросил Владимир.— Хочешь, разобью лампу? Убежишь.
— Не стоит, Лампа еще пригодится.
— Тогда айда за мной! — предложил Федор. Он увел Маркиянова в глубь помещения и показал на окно: — Вышибу раму, а ты тикай! На улице дежурит свой, Егор.
— Спасибо, Федя! Но мне тикать нельзя. Что скажут ребята? «Болтать мастак, а туго стало, сбежал. Трус!»,
Протиснувшись сквозь толпу к Маркиянову, кто-то из местных парней спросил:
— Ну что, дадим бой? Их тут всего трое. Подвыпившие...
— Сперва разоружим. И без боя.— Маркиянов решительно шагнул к выходу.— За мной!
Возле дверей полицаи, чертыхаясь, выгоняли ребят. Слышанков сцепился с полицаем, толкнувшим его в бок. Федькина кубанка сползла совсем на затылок, глаза стали колючими.
— Ну ты, полегче! А то как двину!..
— Чего зенки-то на меня вылупил? — возмущался полицай.— Проходи живей. Не задерживай!
Повернувшись к полицаю, Слышанков вдруг схватил его за грудки, тряхнул разок-другой.
— Тихоненко! Селезень! Ко мне! — закричал побледневший полицай.
— Не шуми, парень! Не натуживайся, печенка лопнет.— Слышанков тряхнул его еще раз.
Двое других полицаев спешили на выручку. Маркиянов и Владимир Езовитов воспользовались заминкой, прорвались к выходу и скомандовали:
— Руки вверх!
Увидав дула пистолетов и разгневанные лица вокруг, полицаи быстро протрезвели. Они поняли, что ждать им поддержки здесь не от кого.
Владимир отобрал у них карабины. Тем временем Слышанков выскользнул через полуоткрытую дверь на улицу и окликнул четвертого полицая,
— Эй, тощалый, поди сюда! Старшой зовет.
Только тот переступил порог, перед его носом блеснуло дуло пистолета. Он растерянно оглянулся, бросил на пол карабин и отошел в сторону.
— Что будем, товарищи, е ними делать? - спросил Маркиянов.
Прошла минута, другая, но все молчали.
— Ну что ж, народ вас будет судить,— объявил Маркиянов обезоруженным полицаям.
Те стояли с низко опущенными головами, обмякшими плечами. На середину вынесли скамью. Полицаи сели. Они по очереди рассказали, как фашисты нанимали их на службу.
— Говорили, что будем сторожить склады. Мы и пошли,— оправдывался Егор.
— А кем стали? — зло сказал Слышанков. — Мы не предатели,— защищался Егор.— Спросите у ребят.
— Правда, правда,— подтвердила Анютка.— Они наши, клётчинские. Никого не тронули.
— Верно, товарищи? — обратился Маркиянов к молодежи.
— Анюта не врет,— хором отозвались ребята.
— Что ж, добро. А что вы скажете? —- спросил Маркиянов полицаев.
Все четверо дали слово: служить фашистам больше не будут.
Маркиянов предупредил:
— Идите! Попадетесь еще раз — несдобровать. Полицаи некоторое время продолжали стоять, моргая глазами. Им не верилось, что они свободны. Маркиянова, Езовитова и Слышанкова полицаи сочли за партизан. Распрощавшись с клётчинскими ребятами, обольские подпольщики и Борис Кириллович вышли на улицу. Они постояли немного, закурили и неторопливой походкой отправились к домику на отшибе.
Следующей ночью четверо полицаев вместе с оружием перебежали в лес к партизанам.
