Концлагерь Равенсбрюк являлся центральным концентрационным женским лагерем в Германии. Сюда прибывали женщины со всех стран, провинившиеся тем или иным образом перед фашизмом. Каждый прибыв-ший транспорт проходил санобработку и полную замену своей частной цивильной одежды на стандартную лагерную.
Одежда, которую получала арестованная, состояла летом из рубашки, трусов, платья и еще полосатого полупальто, если дело происходило зимой. Каждый транспорт выдерживал карантин до 4—6 недель, а иногда и больше, если в блоке были инфекционные заболевания.
Карантин состоял в том, что вновь прибывшие не могли общаться с остальным лагерем. Изолированные охранялись нарядом полицейских с палками или ремнями в руках. Целый день сидели узницы в столовой, и лишь на ночь разрешалось им идти в спальню. Спали они на трехэтажных кроватях по двое на каждой (таким образом, в блоке помещалось до тысячи женщин). Белье... сменялось раз в один месяц, независимо от того, когда приходил транспорт. Так как карантин был не ровно 4 недели, то вновь прибывшие ложились на грязные матрацы, покрывались грязным одеялом, с грязным пододеяльником, и лишь через две-три недели выдавалось чистое белье, которое через 1—2 недели доставалось новым узницам, отсюда — вши, распространение чесотки и т. д. Если кто-либо из карантинного блока разговаривал через окно, то весь блок штрафовался: всех оставляли без еды или окна наглухо закрывались ставнями. За время карантина новый транспорт проходил ревир. Каждую арестованную взвешивали, измеряли ее рост, проверяли общее состояние здоровья... если нужно, делали лабораторные анализы и радиоскопию. Тут же делались анализы на венерические заболевания.
Молодые, крепкие, здоровые после отбытия карантина сразу же отправлялись на фабрики и заводы, находящиеся в распоряжении Гиммлера и устроенные по типу не просто рабочего-, а концлагеря. Временами приходило требование из публичного дома, и тогда женщинам цинично предлагали добровольно записаться на эту «работу».
Часть людей оставалась в лагере в ожидании нового требования с фабрик и заводов.
Больные направлялись в ревир. Работой в ревире руководили два немецких врача. Старшая сестра и 5—6 немецких сестер следили за санитарным состоянием лагеря и контролировали работу арестованных врачей и сестер. До октября —ноября 1944 года ревиров было пять:
I чистое хирургическое отделение, где лежали послеоперационные больные. Операции производили немецкие врачи, довольно часто с учебной целью. Так молодой врач Оренул производил ряду больных трепанацию черепа потому, что он хотел научиться делать эту операцию.
II инфекционное отделение, где лежали больные с различными заболеваниями: тиф брюшной, скарлатина, дифтерия и т. д. Это отделение было изолировано от остального лагеря, но внутригоспитальная инфекция не была исключена. Был случай, когда вся палата скарлатинозных больных заразилась брюшным тифом и большинство умерло в первые дни заболевания.
III отделение — терапевтическое.
IV — туберкулезное и V — хирургическое, но не послеоперационное, а так называемое гнойное отделение: флегмоны, абсцессы и пр.
Со времени большого наступления Красной Армии 22, VI. 44 г. транспорты с заключенными стали приходить все чаще и чаще. Пришел большой транспорт венгерских евреев из Аушвица. Они простояли на дворе три дня и три ночи, днем изнывая от жары, а ночью дрожа от холода в ожидании, когда их разместят по блокам.-
Прибыл большой транспорт голландок из нидерландского концентрационного лагеря. Стала эвакуироваться Варшава... Народу становилось все больше и больше. Число больных увеличилось, появились случаи смерти в блоках. Жилые блоки стали подготавливать под ревиры. Так открылись VI и VII отделения. Целый блок отвели под желудочно-кишечные заболевания. Смертность повышалась. Вспыхнула эпидемия брюшного тифа. Больных изолировали, но вся система лагеря была такова, что бороться с заболеванием было почти невозможно, и брюшной тиф выбирал себе все новые и новые жертвы, тем более, что изолировались только резко типичные случаи, а подозрительные оставались в блоках.
Блок для желудочно-кишечных заболеваний стал диагностическим блоком, где ставились те или иные диагнозы и лечились только молодые женщины, старых же и слабых немецкий врач выписывал через 2—3 дня. Их помещали в блоки, где они умирали без медицинской помощи и ухода. Часто выписанных больных относили на носилках.
Миски и кружки больных мыли в том же котле, в котором приносили пищу, в большинстве случаев негорячей водой. Больные не имели своей посуды... Часть больных должна была ждать, когда поедят другие, а так как все были голодны и не хотели ждать, то часто ели двое из одной миски. Случаи внутригоспитальной инфекции участились. Котлы из ревирных блоков не мылись, а выставлялись перед блоком, где голодные и в большинстве случаев больные женщины своими грязными ложками выскребывали остатки супа, стойко вынося удары полицейских. В ноябре месяце, с наступлением холодов, число умерших достигло тысячи. Люди гибли от холода и голода, больше всего мучила проверка — аппель. Для молодых и здоровых это было мучением, а для старых, истощенных и больных смерть казалась избавлением.
Прибыл транспорт венгерских евреек из Франкфурта-на-Майне. Полураздетые, с обернутыми бумагой ногами, с соломой вокруг тела, превращенные в живых скелетов и потерявшие уже человеческий облик, они проделали огромный путь пешком без пищи и горячей воды. Их поместили в большую палатку, так как блоков уже не хватало. Там свистел ветер, и они вынуждены были согревать друг друга своими телами. Гибли они как мухи, почти весь транспорт, около двух тысяч человек, вымер. Их место занял, после небольшого утепления палатки, эвакуированный Аушвиц.
Транспорты прибывали и убывали. Лихорадочная работа на фабриках заставила отменить карантин. Отборка на транспорт, после прохождения ревира, производилась эсманом Орлауме. Женщин выстраивали рядами на «Лагерштрассе», и они проходили по одной, показывая руки. В зависимости от требования фабрики отбирались то более крепкие, то более старые. Часто присутствовал фабрикант той фабрики, которая присылала заявку на рабочую силу.
Сцены из «Хижины дяди Тома» бледнеют перед этим отбором «рабынь». Мать разлучали с дочерьми, сестру с сестрой, подругу с подругой... Последнее пожатие руки награждалось ударами ремня, а полные трогательной мольбы просьбы «Не разлучайте!» выслушивались, как бред сумасшедшей.
Пищевой рацион уменьшился. Пол-литра супа из кормовой брюквы и 150—200 граммов хлеба на холоде, при тяжелой физической работе, при выстаивании по нескольку часов на аппеле, сразу же сказались на более слабых и старых. Появились голодные отеки. Колонна по уборке трупов с трудом справлялась со своей работой, объезжая блоки и забирая трупы два раза в день.
К этому же времени, к январю, закончилась постройка нового крематория. Теперь дым и пламя из двух печей освещали темный пустой лагерь вечером. Все старались скорее лечь в постель, согреться, отдохнуть и на короткое мгновение забыться тяжелым сном, пока сирена на аппель еще задолго до рассвета не заставляла снова окунуться в тяжелую действительность.
Тогда же молодые девушки из Юнглагеря были переведены в старый лагерь, а туда послали старых и больных женщин. Вести, которые достигали наших ушей, были нерадостные. Без одеял, без пальто, без чулок, одна десятая часть хлеба и четверть литра жидкого супа из брюквы. Все это заставляло думать о мучительной смерти.
Доктора, Лукаса сменил доктор Винкельман, который приблизительно раз в неделю стал проверять больных и делать отбор для Юнглагеря.
Скоро пронесся слух, что больные в Юнглагере не прибывают, а исчезают неизвестно где. Стали говорить о газовой камере. Врачи 6-го блока по шуму мотора автомобиля точно установили, что машина отвозит больных в крематорий. Оставалось установить, сжигают ли больных живыми или они сначала проходят газкамеру. Нашлись люди, которые убирали помещение. Факт был установлен, и о газкамере начали говорить открыто, в лицо немецкому персоналу, который ничего не отрицал.
Положение в лагере становилось все более невыносимым. Людей гоняли, как зверей. Все были терроризированы Флауме, который подготавливал транспорт за транспортом. Больные скрывались, боясь попасть в ревир или на глаза Флауме. Здоровые, зная об успехах Красной Армии, не хотели уезжать из лагеря. Только после эвакуации француженок привлечение общественного мнения Европы к концлагерю Равенсбрюк заставило немцев снизить темпы, уничтожить газкамеру, выдать пакеты Красного Креста и тем самым дать возможность части людей дожить до прихода Красной Армии и приветствовать освобождение Равенсбрюка.
Врач А. Никифорова
Начальник главного хозяйственного и административного управления СС на основании представленного ему доклада приказал, чтобы все срезанные человеческие волосы, добытые в концлагерях, были соответствующим образом использованы.
Человеческие волосы перерабатываются в промышленный войлок и пряжу. Из расчесанных и срезанных женских волос вырабатываются для команд подводных лодок ступни чулок из волосяной пряжи и для имперской железной дороги чулки из волосяного войлока.
Поэтому приказываю, чтобы волосы заключенных женщин после произведенной дезинфекции были сохранены. Стриженые волосы заключенных мужчин должны использоваться, начиная с 20 мм длины.
СС-обергруппенфюрер Поль поэтому изъявил согласие, чтобы сперва в виде опыта волосы заключенных мужчин стриглись лишь тогда, когда они по стрижке достигают 20 мм длины.
Чтобы предотвратить облегчение побегов в связи с удлинением волос, в случаях, в которых комендант найдет нужным, надо производить пометку заключенных таким образом, чтобы посредством узкой машинки по средине головы выстригалась волосяная дорожка.
Предусматривается использование волос, добытых во всех лагерях, путем учреждения особой производственной установки в одном из концлагерей.
Более точное указание по сдаче собранных волос будет дано особо.
О количестве ежемесячно собранных волос, женские волосы особо от мужских, должны сообщаться сюда сведения 5 числа каждого месяца, начиная с 5 сентября 1942 г.
Подпись: Глюке СС-бригаденфюрер и генерал-майор войск СС
Распределено:
II, III, IV
использ. раб. силы
С подл, верно: — подпись.
СС-унтерштурмфюрер
С подлинным верно:
Подпись — СС-оберштурмфюрер
ШЮ— (печать).
