* Из книги «Женщины Равенсбрюка», изданной в ГДР в 1959 г.
ОДНИМ из самых тягчайших преступлений, которое совершили быв-шие фашистские властители Германии, является заключение в концентрационные лагеря и многочисленные убийства детей тех стран, на которые напали фашисты. В обвинительном заключении Международного суда, осудившего часть германских военных преступников, говорится:
«Наряду со взрослыми нацистские заговорщики безжалостно истребляли также и детей. Они убивали их вместе с родителями, группами и по отдельности. Они убивали их в детских домах и больницах, погребали заживо, бросали в огонь, прокалывали штыками, отравляли, проводили на них эксперименты.., бросали в тюрьмы, застенки гестапо и концентрационные лагеря, где они погибали от голода, пыток и мучений».
Доказано, что только в одном концентрационном лагере Освенцим было убито газом миллион детей. Иногда за день направлялось в газовую камеру очень много людей. Тогда детей бросали живыми либо в печи крематориев, либо в открытые ямы, где сжигались отравленные газом узники. В Люблине, Берген-Бельзене и женском концлагере Равенсбрюк дети умирали мучительной смертью. Только очень немногие из них пережили ужасы своего долголетнего заключения.
Первые дети, стройные, красивые, с живыми глазами и черными волосами, прибыли в Равенсбрюк в июне 1939 года с транспортом цыганок. Позднее туда же были заключены чешские, голландские, украинские юноши и девушки и двенадцать детей из русского дома сирот. Потом в лагерь было брошено много женщин с детьми из Варшавы. Зимой 1944/45 года в Равенсбрюк прибыли венгерские женщины-еврейки с детьми. Они прошли пешком сотни километров, а когда приехали в Равенсбрюк, до того, как им открылись ворота лагеря и они вступили на дорогу в крематорий и газовую камеру, их поместили в «Палатку». Большое количество детей привезли из Освенцима. На их тоненьких ручках были вытатуированы номера. Родители этих детей в большинстве остались навсегда в газовых камерах, или умерли в пути, или были расстреляны, если не могли идти дальше. Какая-нибудь сострадательная узница, а иногда сестра, тетка или бабушка брали осиротевших детей.
Имелись также дети, матери которых, узницы Равенсбрюка, умерли, или были уничтожены газами, или начальник работ обершарфюрер СС Пфлаум отправил их на заводы военной промышленности...
Дети за колючей проволокой
|
В Равенсбрюке было очень много детей, которые в своей жизни не видели нормальной человеческой жизни. Женщины концлагеря много страдали, стойко переживая все ужасы фашистского застенка. Но какая неизбывная материнская тоска, какая нежность была в их взглядах, когда они смотрели на детей, которые были заключены в лагере. Узницы делали все, что было в их силах, чтобы оказать возможную помощь своим маленьким товарищам по страданиям. Однако никогда не было так тяжко и беспомощно их положение, когда их встречал горький детский взгляд или когда они не имели ничего, что можно было бы положить в протянутую навстречу маленькую ручку.
Смотря на измученных маленьких узников и узниц, заключенные невольно вспоминали своих любимых мальчиков и девочек, которые в это время, может быть, испытывают такие же муки и страдания. Узницы подолгу ничего не слышали об их судьбах. Да и получать известия о своих детях они боялись потому, что чаще всего приходили сообщения о гибели их мужей и сыновей, о разрушенных бомбами домах, под обломками которых погибли их дети, о том, что местопребывание их сыновей и дочерей неизвестно. Матери не видели своих детей многие годы. Эсэсовцы не разрешали ни одного свидания с родственниками и рвали фотографии детей, которые посылались узницам.
Как тяжело становилось на сердце у заключенных женщин, когда они видели, как маленькие дети, в тоненькой летней одежде, в одних носках и разорванной обуви, а некоторые без пальто и без шапок, стоят часами и холодным утром и вечером на лагерной улице, стоят для того, чтобы эсэсовцы могли сосчитать их с остальными заключенными.
Кто из бывших узниц Равенсбрюка мог позабыть их худенькие тельца, проглядывающие через дыры одежды, их маленькие лица с огромными глазами, их тихий плач, походивший на стон, позабыть, как они копались в больших кучах отбросов перед блоками, разыскивая что-нибудь съедобное. Многие были слишком юны для того, чтобы иметь понятие о времени. Они играли в каком-нибудь тихом уголке блока с черной лагерной землей и пропускали подчас время, когда раздавалась их скудная пища. Дети были слишком малы и слабы, чтобы выдержать борьбу за жизнь, и многие из них умирали одиноко и тихо где-нибудь в углу блока.
Всего пара сот метров отделяла этих несчастных, голодных и замерзших детишек от эсэсовских помещений, доверху набитых теплой детской одеждой и обувью. Все эти вещи принадлежали убитым в Освенциме. Но в них одевали детей эсэсовцев, охранников и надзирательниц. В огромных количествах имелись в лагере и молочные и мясные консервы, и шоколад. И все это также предназначалось для семей эсэсовцев. В то время, как самые маленькие узники терпеливо и безропотно искали кусочки стекла или камешки, чтобы затем играть — «загазируют или не загазируют», дети эсэсовцев играли куклами убитых газом в Освенциме.
Материалы, найденные после освобождения лагеря, указывают на то, что с 1943 по 1945 год в Равенсбруке родилось 863 ребенка. Почти все эти дети умерли. Да и как они могли жить? Вплоть до родов эсэсовцы заставляли матерей делать тяжелую работу. Женщины были страшно истощены и не имели ни сил, ни возможности кормить детей. Детям не выдавали ничего, даже молока. Пеленки стирались без мыла в холодной воде. Не было ни теплой кровати, ни теплого помещения для новорожденных. Лишь изредка давали матерям возможность их помыть. Когда мать уходила на работу или на перекличку, дети оставались одни. И несмотря на то, что женщины отдавали детям все свои силы, большинство новорожденных умирали спустя несколько дней после родов или в лучшем случае — через неделю.
Детей, начиная с двенадцатилетнего возраста, эсэсовцы посылали на военные предприятия. Там они работали так же, как и взрослые, по двенадцать часов в сутки в дневную или ночную смены, работали голодные, замерзшие, смертельно уставшие, плача и тоскуя по своим потерянным матерям. Многие из этих подростков быстро погибали. Другие заболевали туберкулезом и, как смертники, помещались в блок, откуда их направляли либо в газовую камеру, либо прямо в крематорий. В воспоминаниях старшего по блоку, где содержались больные, приводится только несколько примеров из бесчисленного количества судеб детей, заключенных в Равенсбрюк.
Вот маленькая еврейская девочка, которой должны отнять бесформенно болтающуюся почерневшую правую ногу. Сотни километров она должна была пройти пешком из Освенцима в Равенсбрюк или стоять вместе с другими детьми целыми днями в открытых вагонах для скота на товарных станциях. Качаясь от боли, которую немыслимо себе представить, с глазами, полными ужаса, и побелевшим лицом, сидит она перед дверьми операционной, смотря навстречу смерти...
Эта девочка была направлена в крематорий. А вот Елан Лебович. У нее немецкие фашисты отняли детство, ее родители были сожжены в Освенциме. Этому ребенку 14 лет, но, судя по истощенному телу, ей нельзя дать и десяти. С силой, которую просто немыслимо себе представить в этом теле, она обнимает меня за шею: «Я совсем одна, у меня никого нет, не оставляйте меня!» Уже при смерти эти глаза просят о любви. Мы ничего не можем сделать для этого ребенка, как только погладить по влажным темным локонам. Мы позволяли обнимать нас, хотя знали, что это может передать нам инфекцию. День и ночь нас преследует детский молящий голос. Мы видимся с детьми в час, который становится последним в их жизни...
Одна семнадцатилетняя девочка подзывает меня к своей постели, на лбу у нее уже выступили предсмертные капельки пота. На меня тихо смотрят ее темные глаза. Она была партизанка. Уже четырнадцати лет она боролась против фашистов, которые ворвались и разрушили ее родной город. Она была ранена и взята в плен, после чего со смертным приговором ее доставили в Равенсбрюк. У нее больные легкие, холодная и влажная, лежит ее побелевшая рука в моей руке: «Я умру, старшина, я это знаю определенно. Может быть, даже сегодня. У меня к вам только одна, моя последняя просьба — дайте мне умереть одной в кровати». Я обнадежил ее в этот вечер, ибо знал, что смерть наступит через несколько минут. Но где я могу достать кровать? В каждой кровати лежат по двое, по трое смертельно больных, умирающих женщин и детей...
Среди них маленькая Софи Вахтер. Восьми лет она была арестована вместе с ее родителями где-то в Польше. Отец и мать вошли в Освенцим «через камин». Когда Софи было одиннадцать лет, эсэсовцы начали уничтожать детей. В страхе перед смертью Софи неправильно поставила дату рождения в больничной карточке. Но как только ей исполнилось тринадцать лет, она была направлена из Равенсбрюка в Освенцим, где вместе с женщинами и подростками ее заставили работать на фабрике военной амуниции. За дневными и ночными сменами проходили недели. Голод и холод довели бедную девушку до смертельного истощения. Софи заболела туберкулезом и вернулась обратно в Равенсбрюк, в 10-й блок. Здесь она лежит уже пять недель, с благодарностью отвечая на каждый дружеский взгляд, несмотря на невыносимые боли. Д-р Винкельман однажды снял одеяло с тонкого, высохшего тела. Они обменялись короткими взглядами с медсестрой СС. Последняя поставила на карточке Софи крест. Спустя несколько дней Софи Вахтер вместе с другими детьми и женщинами была направлена в газовую камеру.
Так погибали маленькие узницы женского фашистского концентрационного лагеря Равенсбрюк.
Перевод с немецкого Г. К. Петрова.
