Под Стругами Красными

Закончив ФЗУ, Тася Бородулпна некоторое время работала в лаборатории ленинградской бумажной фабрики имени Максима Горького. Когда началась война, она вместе со многими другими девушками отправилась па оборонные работы под Гатчину. Потом Тася заболела (на ноге образовался нарыв) и с трудом добралась до станционного поселка Новинки, где жили ее родные.

— Помоги, мама, дойти до больницы. Нога уж очень болит. А ведь мне обратно идти.

Мария Федоровна с тревогой глядела на сильно похудевшую дочку.

— Да куда ты такая!.. Отдохни, тогда уж...

Однако, увидя распухшую ногу дочери, мать сама заторопилась:

— И в самом деле... Пойдем-ка лучше... Потом отдохнешь...

Больница была готова к эвакуации, но операцию Тасе все же сделали. А пока она вынуждена была оставаться дома, гитлеровцы оккупировали Новинку. Привычные поселок и станция (семья жила здесь почти четыре года) стали какими-то чужими. По доносу предателя Тасин брат комсомолец Шурик вскоре был арестован. Отца каратели избили так, что он оставался больным до конца своих дней. По просьбе Марии Федоровны малолетнего сына они все же освободили. Когда она шла с ним домой, Александр сердито ей выговаривал:

— Напрасно ты, мама, унижалась перед фашистами. Их не просить нужно, а уничтожать. Я бы все равно убежал.

Вскоре его снова схватили и заперли в бане за железнодорожной линией. Несколько раз ходила туда мать, но охранники ее прогоняли. А однажды вечером в поселок пришел побывавший у партизан Коля Серебров. Оп отозвал в сторону Тасину сестричку Иру:

— Вот записка. Попробуй передать брату. Если задержат - проглоти.

Записка была маленькая, на тонкой папиросной бумаге.

Девочка решила подойти к бане со стороны леса. Она подошла уже совсем близко, когда охранники открыли стрельбу. Ира кинулась под защиту зелени, запихала в рот записку. И тут ее задела пуля. Не добежав до дома, девочка упала и потеряла сознание. Тася и мать кинулись к ней: пуля лишь сорвала когиу на поге Иры, по она очень испугалась.

А Шурик, обманув бдительность охранников, ушел. Он сделал подкоп, выбрался из бани и ночью был уже дома — в разорванной одежде, весь в синяках.

— Как тебя избили, сын,— сказала мать.

— Так это же не люди — фашисты...

В ту же ночь он исчез, оставив записку: «Папа, мама Тася и Рина! Я ухожу от вас, пожалуйста, не надо плакать. Я предан Советскому Союзу... Когда вернется Советская власть, тогда и я вернусь. Мы врага победим. Саша». Утром, прочтя эти строки, мать не удержалась от слез. Отец же только сказал:

— Слезы ничего не изменят. Значит, мальчик возмужал, если взял в руки оружие и ушел к партизанам. Пусть воюет...

В сентябре партизаны громили фашистов на станции Чолово, Шурик был ранен в этом бою. В то время госпиталей у партизан еще не было. Но мальчика надо было где-то лечить, и я распорядился, чтобы разведчики доставили юного бойца к матери, помогли сделать для него в доме падежный тайник. Медсестре Жене Малярчиковой приказал ходить по ночам в Новинку и делать Бородулину перевязки.

Так Шурик снова оказался в поселке. Под одной из комнат в доме был оборудован тайник с выходом на огород, в сторону леса.

С того времени и началась полная риска подпольная работа Таси. По ночам от партизан приходила Женя Малярчикова. Коля Серебров приносил листовки, обращенные к населению, главным образом к молодежи. Листовки призывали бороться против ненавистного врага. Тася и Ира переписывали их от руки и распространяли по деревням. Это было опасное дело, но выход нашелся: в ушанке Иры по шву подпарывали подкладку и прятали под ней листовки. Вместе с Ирой по ближайшим селениям часто ходил школьный товарищ Шурика Петя Кононов. В обязанности Иры входило также прогуливаться возле дома и наблюдать, нет ли поблизости полицаев, прислушиваться к разговорам в Новинке, узнавать, прибывают ли сюда новые части гитлеровцев. Сведения эти передавались Коле Сереброву и вскоре становились известите партизанам.

Ира заметила, что полицаи и немецкий ставленник-староста стали все чаще появляться возле дома Бородулиных. Под всякими предлогами стремились они зайти в комнаты. Потом удалось установить, что предатели отправили в Вырицу список семей партизан, коммунистов, комсомольцев. Бородулины в этом черном списке значились первыми.

17 ноября Шурик вернулся в отряд.

— Нужно и нам уходить в Партизанский край,—решил Иван Алексеевич.

То же предлагал и сын. Перед уходом он подогнал к дому лошадь с дровнями:

— Надумаете уезжать —пригодится...

Через несколько дней Бородулины уложили пожитки на сани, устроили на них больного отца и Ирину, у которой все еще побаливала нога, и отправились в дальний путь, в Партизанский край. По лесным глухим дорогам, останавливаясь при каждом подозрительном шорохе, ехали они две долгие недели, пока не добрались до лесной деревни Зарабочье Дновского района. За лошадь и дровни один из жителей деревни выделил беженцам полдома.

В Зарабочье часто наведывались партизаны. Каждый раз они заходили к Бородулиным, давали Тасе задания. Девушка иногда отлучалась на несколько дней. Возвратись, она никому не рассказывала, где была и что делала. Правда, кое-кто знал, что Тася ходила под видом беженки менять вещи на продукты в Дно Беложкиио, где находился фашистский аэродром.

Младшей, Ире, пришлось выдержать еще одно испытание. Как-то она переняла у партизан частушку:

Скоро русские придут,
Красная смородина,
Полицаев расстреляют
За измену Родине.

В июле деревня отмечала какой-то праздник. На улице собралось много молодежи. Не замедлил явиться сюда и местный полицай. Вот тогда-то пропела Ира частушку о красной смородине.

— Кто пел?—закричал полицай. Ира подняла руку и сказала:

— Это я пела...

Изменник снял с плеча автомат и прицелился. Жители объяснили ему, что Ира больна, но тот продолжал держать девочку на прицеле. Потом он выстрелил в воздух над ее головой. Ира упала. Мать унесла ее домой. После этого у Иры навсегда остался нервный паралич.

Осенью 1943 года в те места пришла 10-я Ленинградская партизанская бригада под командованием Т. А. Новикова. Раненых бойцов партизаны разместили в домах местных жителей. Тася ухаживала за двумя ранеными пригодились знания, полученные еще в сорок первом на ускоренных курсах медсестер в Ленинграде. Когда соединение стало собираться в дальнейший путь, Тася отыскала комбрига, попросила взять ее с собой.

— Уж очень ты хрупкая, — возражал Тимофей Антипович.— А ведь в боях придется участвовать.

— Я умею стрелять.

— Придется делать перевязки во время боя, раненых выносить.

— И перевязать сумею, и вынести хватит сил. Брат у меня в партизанах почти с самого начала войны. Может, встречу...

Командир согласился. В ту же ночь партизанская бригада двинулась к Пскову. Мать со слезами провожала дочь до околицы:

— Тасенька, береги себя!

— Не тревожься, мама, вернемся вместе с Шуриком... Не знали родители, не знала и Тася, что Шурик погиб геройской смертью, прикрывая отход отряда 29 июля сорок второго года. Командованию 10-й бригады было известно о гибели Александра Бородулина, но сестре его об этом не говорили. И все же она узнала правду, узнала случайно, из разговора партизан и сразу же обратилась к командованию с просьбой послать ее на боевое задание, чтобы отомстить фашистам за брата. Тимофей Антипович не смог отказать, и Тасю зачислили медсестрой в группу разведчиков, уходивших на боевую операцию. Тася повесила на одно плечо санитарную сумку, на другое карабин.

— Я готова...

Такой она и запомнилась всем в отряде — тоненькая беленькая девушка, с глубокими серыми глазами.

4 февраля 1944 года под Стругами Красными разведчики наткнулись на засаду карателей. Прицельный пулеметный и автоматный огонь заставил партизан залечь и принять неравный бой. Не прекращая стрельбы, каратели стали окружать разведчиков. Тася оказывала помощь раненым. Она перевязывала одного из них, когда он сказал:

— Я подожду, сестричка... Посмотри, что с командиром...

Тася подползла к командиру группы. Тот лежал без движения и был залит кровью. Она перевязала его и потащила к стволу старой ели, чтобы укрыть от огня.

Но не успела Тася проползти и нескольких метров, как пуля карателя оборвала ее жизнь.

Партизаны понесли большие потери, но им удалось вырваться из огненного кольца и вернуться в бригаду. Они рассказали своим товарищам о гибели Таси Бородулиной. В соединении был выпущен боевой листок с бесхитростными стихами одного из партизан:

Погибли брат и сестренка
Средь хмурых лесов,
Лишилася Родина наша
Двух храбрых и смелых бойцов.



Глядит с портрета девушка

С портрета смотрит девушка. У нее большие грустные глаза. На грудь опущены косы. Это Тася, дочь Анастасии Кузьминичны Яковлевой, доныне живущей в Торковичах. Девушка росла скромной, тихой. У нее болела нога, и Тася не могла бегать, участвовать в походах, как ее подружки. Но она не уединялась, не сторонилась их. Когда Тася вынуждена была пропускать занятия, девочки приходили к ней, помогали готовить уроки, рассказывали школьные новости. Так уж получилось, что она оказалась самой старшей в классе, и это ее несколько стесняло. Но соклассницы любили ее, они вместе читали, гуляли, мечтали, строили планы на будущее. Война перечеркнула все это.

В августе 1941 года в Торковичах уже хозяйничали оккупанты. Поселок как бы замер, притаился. Но это только внешне. Жизнь продолжалась. Сразу же после прихода гитлеровцев здесь начала формироваться подпольная молодежная группа. Возглавила ее старшая пионервожатая Торковичской средней школы Анна Петровна Семенова. Первыми в группу вступили Тася Яковлева, Лена Нечаева, Катя Богданова, Галя Комлева, несколько позже— Сусанна Яковлева.

Внешне их встречи выглядели безобидно. Девушки собирались с каким-нибудь рукоделием у Ани Семеновой, пели песни. Но ко всему тому они от руки размножали листовки, полученные через связных из партизанского отряда. Командовал этим отрядом, прежний секретарь райкома партии Александр Николаевич Бухов. Листовки девушки распространяли здесь же, в поселке, в Оредежи, в окрестных деревнях.

Распространяла листовки и Тася. Кто обратит внимание на прихрамывающую девушку с корзинкой в руке? Между тем она относила прокламации верным людям, чтобы те передавали их дальше, вела разведку, была агитатором.

За эту тяжелую и рискованную работу в любой час можно было поплатиться головой. Но подпольная группа продолжала активно действовать. После нелегкого дня — снова встреча. Снова руководитель подполья Аня Семено-ва слушает донесения девушек — толковые и обстоятельные, сбивчивые и торопливые, но очень нужные партизанам. А если не в меру любопытное ухо приникнет снаружи к оконной раме, оно ничего не услышит, кроме негромкого пения.

Конечно, девушки стремились к более активным действиям. Они предлагали различные планы борьбы против захватчиков. По их мнению, группа могла бы наносить врагу, более ощутимые потери. Но приказ есть приказ, и нарушать его нельзя. Выслушав подруг, Аня Семенова терпеливо разъясняла им важность того, что они делали.

— Не нужно торопиться. Придет время, и мы вместе с партизанами будем бить фашистов, погоним их с нашей земли.

А пока что девушки помогали партизанам всем, чем могли. Они знали, что в лесном лагере ощущается нехватка продуктов.

— Мама, у Анны Петровны картошка кончилась — можно я ей отнесу немного?—говорила Тася матери.

— Конечно, отнеси, как же не помочь.

И Тася, наполнив картошкой самое большое ведро, несла ее к Анне Семеновой. В другой раз она просила у Анастасии Кузьминичны для Анны Петровны лука, который был самым главным партизанским витамином, просила муки. Все собранные Тасей и другими девушками продукты попадали в лесной лагерь.

Из партизанских листовок юные подпольщицы узнали, что советские люди собирают денежные средства на танковую колонну. Девушки провели сбор денег среди населения. Тася и ее подруги ходили к верным людям, отняли им, как важно для Красной Армии получить боль мощных боевых машин. Деньги и облигации государственных займов потекли в дом Ани Семеновой, а оттуда к партизанам и на Большую землю.

С каждым днем усложнялась работа подпольной группы. Как-то удалось узнать, что каратели собираются прочесать лес, где находились партизаны. Карательная операция сорвалась: отряд А. Н. Бухова вовремя ушел, оставил свой обжитой лагерь. В день двадцать пятой годов войны Великого Октября фашистам и их пособникам вы немало забот: в Торковичах на крышах зданий, где размещались различные учреждения оккупантов, появились алые флаги. Это было делом рук молодых подпольных групп.

Отец Таси в то время был на фронте. Дочь и ее подруги написали ему о жизни советских людей на земле, временно захваченной врагом, о своей борьбе против фашистских захватчиков и через партизан отправили письмл по назначению. Девушки так и не узнали, что отец Таси Яковлевой получил письмо из Торковичей. Командование части, в которой он служил, выпустило по этому поводу листовку.

Должно быть, гестаповцам удалось выследить группу. 13 декабря 1942 года были одновременно схвачены оккупантами все, кто входил в молодежное подполье: Аня Семенова, Галя Комлева, Тася Яковлева, Катя Богаданова и Лена Нечаева. Немного позднее фашисты арестовали и Сусанну Яковлеву. В деревне Горыни подпольщиц допрашивал Адольф Шток. Допрашивал с пристрастием, применяя пытки. Шестерым русским советским девушкам было предъявлено обвинение в активной деятельности против третьего рейха и его военной мощи.

Патриотки молчали. Не спешили и палачи надеялись сломить волю подпольщиц, заставить их заговорить, узнать, с каким отрядом партизан они связаны, через кого шла эта связь, кто из населения помогал отважным народным мстителям. Но фашисты просчитались: схваченные не сказали ни слова. Торковичских девушек, избитых и истерзанных во время допросов, из Горыни перевезли в Оредежскую тюрьму.

Тюремщики меняли тактику, от побоев и угроз переходили к уговорам, обещали сохранить девушкам жизнь, высмеивали все советское. Но ничто не помогало врагу. Однажды, вызвав к себе Тасю Яковлеву, комендант Бруно стал высмеивать комсомол. Девушка стояла прямо, откинув голову. Фашист не выдержал, схватил девушку за косы, потянул вниз. Должно быть, он хотел заставить ее потупиться. Неожиданно для палача Тася резко выдернула из его рук косы, шагнула назад и, схватив стоявший рядом табурет, швырнула его в коменданта. Тот пригнулся, спасаясь от удара.

— Что — испугался. Пригнул голову? — крикнула ему Тася.

Избитую до неузнаваемости, ее приволокли в камеру и бросили на пол.

Фашисты убедились, что им ничего не добиться от арестованных. Ночью они увезли подпольщиц на мызу Васильковичи, где в сыром подвале, в камерах с зарешеченными окнами, томилось немало советских патриотов. Посадили всех вместе. Девушки понимали, что эти часы— последние в их жизни, и все же находили силы петь паши советские песни.

20 февраля 1943 года каратели вывели их всех на поляну. Расстреливали поодиночке, на глазах остальных. Потом сбросили тела героинь в яму и засыпали ее землей.

На поляне, возле бывшей мызы, от которой остался лишь развалившийся фундамент, ныне возвышается братская могила с обелиском. На родине юных героинь свято чтут память о них.