Как только война вплотную подошла к границам Сланцевского района, в нем было создано три партизанских отряда. Командовать одним из них стал председатель исполкома райсовета В. М. Прохоров, другим — С. Н. Пирогов, в прошлом офицер-пограничник. Во главе третьего отряда оказался я, в ту пору — заведующий земельным отделом райисполкома.

В отряде было нас двадцать три человека. Вооружение мы имели самое легкое: винтовки, гранаты. Опыта партизанской борьбы ни у меня, ни у моих товарищей не было. А обстановка, в которой нам пришлось действовать, становилась сложнее день ото дня.

Части Красной Армии изматывали противника в тяжелых оборонительных боях, но вынуждены были отходить под его мощным натиском. Мы, работники райисполкома, стремились эвакуировать в советский тыл государственное и колхозное имущество. Однако не всегда удавалось это сделать. Так, не дошли до места назначения обоз с колхозным добром и стадо, отправленное сельхозартелями Рудненского сельсовета. Оккупанты успели их перехватить в соседнем, Осьминском районе.

Гитлеровцы развернули среди населения захваченных ими городов и деревень трескучую, самоуверенно-хвастливую, жульническую пропаганду: кричали на всех перекрестках о полном разгроме Красной Армии, о неизбежном падении в течение ближайших дней Москвы и Ленинграда...

Так она выглядела в то время, Тоня АНТОНОВА, руководившая комсомольским подпольем в Рудненском сельсовете. Ныне Антонина Дмитриевна носит фамилию Мурашева, живет в Сланцевском районе, работает директором школы. Она одна из тех, кому посвящен в этой книге очерк М. О. Иванова `Подпольщицы из Завастья`. Фото 1941 года.

Перед нами встала задача: срочно создать подполье, которое доводило бы до людей правду о положении на фронтах, обеспечивало партизанский отряд разведывательными данными, оказывало ему необходимую помощь. Мы перебирали кандидатуры людей, способных возглавить это дело, и в конце концов у нас сложилось мнение, что организатором такого подполья могла бы стать боец нашего отряда комсомолка Тоня Антонова. Это была местная жительница. Перед самой войной, в 1941 году, она окончила Гдовское педагогическое училище. Мы знали Тоню как серьезного, немногословного человека. В отряде она держалась скромно и независимо, была исполнительным, аккуратным, волевым бойцом.

И вот однажды отозвал я Тоню в сторонку и говорю:

— Тебе придется вернуться в деревню, будешь жить с матерью.

— Почему?— удивилась девушка.— Неужели я не пригожусь в отряде,

Пришлось довольно долго объяснять Тоне, что работа в деревне Завастье Рудненского сельсовета, куда мы ее посылаем, не менее важна, чем та, которую она выполняла бы, находясь среди партизан. Я подчеркнул, что ей предстоит взяться за очень опасное дело и соблюдать величайшую осторожность. Затем мы подробно поговорили о том, с чего следует начать организацию подполья, как подобрать нужных нам людей и научить их соблюдать конспирацию, как держать связь с отрядом, и обо многом другом.

Вскоре после того мы получили из Завастья донесение, в котором Тоня сообщала, что подпольная группа создана, и перечисляла людей, которые в нее вошли. Это были коммунист Петр Иванович Богданов, возглавлявший до прихода оккупантов местную сельхозартель, его жена Наталья Петровна и невестка Анна, Наталья Петровна Калинина, Валентина Викторовна Петрова, Виктор Петров, а также родные брат и сестра самой Тони — комсомольцы Василий и Ольга Антоновы.

У нас в лесу недоставало продуктов, прежде всего хлеба. А на полях перезревали зерновые. Выход напрашивался сам собой: убрать урожай и надежно спрятать его от оккупантов. Мы дали такое задание подпольной группе. Комсомольцы горячо взялись за дело. Они поговорили со многими колхозниками, а затем созвали общее собрание. На нем выступил Петр Иванович Богданов. Он пользовался большим уважением у односельчан, и к его словам в деревне прислушивались.

— Что тут долго рассуждать?— говорил Петр Иванович.— Оставим хлеб в поле — зимой будем голодать. Да и тем, кто сейчас в лесу, надо помочь. Будем срочно убирать хлеб...

Работали колхозники по ночам. Собранный и обмолоченный хлеб ссыпали в мешки, укладывали на подводы и отвозили в специально приготовленное для этого место. Руководил уборкой Петр Иванович. Комсомольцы ему помогали.

Дом Богдановых стоял на окраине деревни. По ночам мы заходили к Петру Ивановичу, забирали у него сведения, добытые подпольщиками, оставляли новые задания. Наталья Петровна и Анна стирали наше белье, приводили в порядок партизанскую одежду.

Во многих случаях подпольщики поддерживали связь с отрядом через Виктора Петрова—комсомольца из деревни Рудно. Накануне войны Виктор закончил техникум механизации сельского хозяйства, но поработать на машине ему так и не удалось. Витя был полон неуемной энергии и стал одним из самых деятельных партизанских помощников. Он не только выполнял обязанности связного, но и активно распространял наши листовки, ухитряясь подбрасывать их даже в карательный отряд, в котором были завербованные гитлеровцами военнопленные. Виктор снабжал нас толом. Где ему удавалось доставать столько взрывчатки, знал только он один. Любимым присловьем этого никогда не унывавшего юного подпольщика было: «Наше дело правое, мы победим».

Подпольщики постоянно заботились о том, чтобы мы ни в чем не испытывали нужды. Как это делалось? А вот, например, в базарный день движутся по шоссе повозки— деревенские жители едут на рынок. Однако некоторые из них незаметно сворачивают в лес. Это подпольщики везут партизанам продукты, теплые вещи, медикаменты...

Самоотверженная работа подпольщиков встречала понимание, сочувствие и прямую поддержку населения нашего района, и оно всячески помогало тем, кто вел активную борьбу против захватчиков. Колхозники прятали и лечили раненых партизан. Молодежь мечтала уйти в партизанский отряд. Во многих деревнях должности старост занимали преданные Советской власти, связанные с нами люди. Участились случаи саботажа поставок продуктов питания и теплой одежды оккупантам.

Постепенно Тоня Антонова и ее товарищи связались со многими знакомыми им надежными людьми из соседних деревень, и те стали помогать подпольщикам. Завастьинское подполье обрастало активом.

Группа, руководимая Тоней Антоновой, успешно справлялась со всеми, подчас весьма сложными и опасными партизанскими заданиями. Удачи окрылили наших помощников, и они стали с ведома командования отряда расширять свою деятельность.

...Вот идет по дороге девушка, с виду беженка— много их было в то время. Идет от деревни к деревне. И всюду, где она побывала, появляются новые подпольщики — глаза и уши нашего отряда. Девушка эта — Топя Антонова. Она создала подпольные группы в Попковой Горе (во главе с Зоей Дементьевой) и в Новоселье (руководитель—Клавдия Михайловна Никифорова). В конце 1941 и в начале 1942 года Оля Антонова по заданию сестры навестила Дусю Чернову (в деревне Кежево) и Майю Агапову (в деревне Щепец). Так наши комсомольцы установили связь с Гдовским подпольем.

Мы, в свою очередь, проводили одну за другой боевые операции: нападали на военные обозы и мелкие гарнизоны противника, подрывали мосты, устраивали засады на шоссе. Вскоре наша активность всерьез обеспокоила гитлеровское командование, и оно бросило на борьбу с партизанами многочисленных и хорошо вооруженных карателей. В деревнях Сланцевского района начались зверские расправы с людьми, заподозренными в связях с нами. В деревне Дубок Рудненского сельсовета гитлеровцы расстреляли семью Харитоновых, а в Завастье — нашего верного друга и помощника Петра Ивановича Богданова...

Поводом для этой карательной акции послужил следующий случай.

Однажды близ Завастья упал подбитый в воздушном бою советский самолет. Жители деревни похоронили летчиков, а Петр Иванович спрятал у себя их документы, чтобы при первой возможности сообщить о судьбе погибших их родственникам. И вот нашелся среди односельчан Петра Ивановича предатель, который донес обо всем этом оккупантам, и они нагрянули в Завастье.

Каратели заходили во все дома подряд. Заглянули они, в частности, и в дом Антоновых. Тонина мать как раз пекла хлеб для партизан. Вот она вынула из печи теплые караваи, разложила их по всем лавкам, глянула зачем-то в окошко и ахнула: немцы!

— Девоньки, быстро прячьте хлеб в подпол!— сказала она дочерям.

Девчата стали поспешно бросать хлеб в специально приготовленное для этого место в сенях под полом. На лавке они оставили два каравая. Только успели с этим управиться, как в дверях появились гитлеровцы с собакой на поводке. Но ни на кухне, ни в горнице у Антоновых они не заметили ничего подозрительного. Старший группы спросил, есть ли в деревне партизаны. Ему ответили, что нет. И фашисты, прихватив с собой свежий хлеб, ушли.

Так гитлеровцы осмотрели все дома и при этом никого из жителей деревни не тронули. Только Петра Ивановича сперва увели с собой и заперли в сарае, а потом стали допрашивать у него в доме. Их интересовали главным образом документы погибших советских летчиков. Петр Иванович документов не отдал. Каратели перевернули вещи в его доме, но того, что искали, так и не нашли. Богданова они арестовали, увезли из Завастья, а впоследствии расстреляли. Это была первая, но очень тяжелая для нас потеря.

Кто-то донес фашистам и на связного наших подпольщиков Виктора Петрова. Витя знал много. Но на жестоких допросах в гестаповском застенке не сказал ничего такого, что могло бы повредить его товарищам по подполью. Не добившись от Вити никаких признаний, гитлеровцы зверски расправились с отважным юношей.

Так завастьипское подполье лишилось одного из самых боевых сотрудников, а наш отряд своего любимца.

В июле 1942 года фашисты но указке провокатора арестовали четырнадцать жителей села Рыжиково, и среди них коммунистку Екатерину Прокофьеву и комсомольцев Зою и Сергея Герасимовых — школьных товарищей Тони Антоновой. Пять суток фашистские палачи издевались над советскими патриотами, а затем — для устрашения односельчан — казнили их публично.

Трудное время настало и для нашего отряда. Непрерывные бои с карателями изматывали бойцов. Мы несли тяжелые потери. Связи с советским тылом у нас тогда не было. Посоветовавшись, мы приняли решение выходить через линию фронта к своим.

24 августа 1942 года отряд двинулся в путь. Мы зашли напоследок в Завастье — попрощаться с Антоновыми. При расставании я отдал Тоне составленный нами специальный документ. А когда вручал его, сказал примерно так:

— Вот тебе, Тоня, удостоверение. Партизанское удостоверение в том, что ты и твои подпольщики работали среди врагов и помогали партизанам. Береги его. Кто знает, все ли мы пробьемся к своим. Может быть, этот документ послужит тебе паролем. Я надеюсь, что мы вернемся. Жди...

8 октября 1942 года бюро Ленинградского обкома партии в целях усиления подпольной работы в тылу врага приняло решение создать в оккупированных районах Ленинградской области подпольные межрайонные партийные центры;

И вот в феврале 1943 года мы вернулись в свой район. Работники нашего сланцевского подпольного партийного центра были сброшены с самолета во вражеский тыл вместе с рацией, типографией «Лилипут», кипами свежих советских газет и листовок.

Прежде всего надо было восстановить связь с подпольем. День, когда в сопровождении двух товарищей я отправился в Завастье, чтобы навестить Тоню, запомнился мне в мельчайших подробностях. Шли лесом. С утра была оттепель. Идти по глубокому снегу было трудно. Но к вечеру ударил мороз, и наст затвердел, стал прочным, словно накатанная дорога. Кругом было тихо, пустынно. Лес погружался во мрак. Потом в далеком небе загорелись редкие звезды, всплыла луна. Долго шли мы, пока не достигли цели.

Вот наконец заросли кончаются, и мы выходим на опушку. Метрах в трехстах от нас — деревня Завастье. В ней всего шесть домов, их с трех сторон обступает лес. От дома к дому ведут протоптанные в снегу тропинки. Местами на них тускло поблескивают блики света, который кое-где пробивается сквозь затемненные оконные проемы. Тишина. Нигде не хлопнет дверь, не скрипнет снег под валенками. Не слышно собачьего лая.

С минуту глядим мы на разбросанные по лесной опушке дома. Вот и тот, который нам нужен. В нем жила перед нашим уходом в советский тыл Тоня Антонова. Живет ли она там теперь? Приближаемся к дому со стороны леса, идем огородами. Оружие наготове. Ступеньки крыльца скрипят под ногами. Я тихо стучу в дверь. Слышатся шаги, а затем испуганный голос:

— Кто там? Молодая женщина за дверью произнесла только два коротеньких слова, но я успел уловить в них знакомые интонации. Напряжение мгновенно сменяется радостным возбуждением. В пору бы крикнуть! Но я стараюсь говорить спокойно, сдержанно:

— Открой, Тоня. Это я.

Дверь распахивается. Тоня прижимается к моему плечу. Потом она зовет нас в дом. Но закон партизанский суров: вхожу один, оставив возле дома прикрытие — двух своих спутников.

И я, и Тоня, взволнованные встречей, после столь долгой разлуки, сперва говорим «беспланово», перебивая друг друга, спеша обменяться накопившимися новостями, по через минуту-другую наша беседа становится более спокойной и упорядоченной. Наконец мы переходим к текущим делам. Я коротко знакомлю Тоню с положением на фронте, она рассказывает о работе группы и обстановке в районе. Во всем этом немало любопытного.

— Гитлеровцы пишут в своих газетах,— насмешливо говорит девушка, — о выравнивании линии фронта, храбрятся, выхваляются, а сами придумали новый налог на трубу и па собаку...

И еще:

— В Рудно стоит гарнизон власовцев. Все на копях, хорошо вооружены. Немцев среди них мало, только начальники. А бойцы ведут себя странно: ходят по домам, заговаривают с девчатами, приглашают на танцы. Поют русские песни, намекают, что не по своей охоте служат оккупантам...

Это сообщение Тони особенно заинтересовало меня. Я дал ей задание изучать настроения власовцев, осторожно вести среди них разъяснительную работу.

С той поры завастьинские подпольщицы стали регулярно ходить на танцы. Под звуки баяна девчата кружились с парнями, одетыми в гитлеровскую военную форму.; Тоня, облокотившись о дверной косяк, обычно наблюдала. Вот она заметила, как ее сестра Оля, вальсируя с власовцем Чувенко, осторожно засовывает ему в карман листовку. Вот она услышала, как власовец Хоменко, негромко, но явно в сердцах говорит своему собеседнику: — Сволочи эти фашисты. Уходить нам нужно. Конечно, парни поняли, что эта серьезная девушка их услышала. А может, и не услышала? По ее виду ничего по поймешь: стоит, смотрит в зал, усмехается чему-то своему.

А Оля танцует.

— Вот вернутся наши,— говорит она своему партнеру,—что будете делать?

Парень молчит, вздыхает, отводит глаза.

После каждого такого вечера девчата делились с Тоней всем, что увидели и услышали. Однажды Нюра Федорова рассказала, что ей стал известен трагический случай, имевший место в эскадроне власовцев. В сундучке одного из них гитлеровцы нашли глубоко запрятанный советский орден. После «допроса с пристрастием» парень был расстрелян перед строем.

Как-то на танцах к Тоне подошла Дуся Чернова.

— Завтра утром лес прочесывать будут,— шепнула она.— Это мне Петр Соболенко сказал. Но, конечно, сделал вид, что проговорился...

Ночью Тоня предупредила меня. Отряд переменил место стоянки.

Вскоре после этого Тоню вызвали в комендатуру, которая стояла в Вейно. На допросе девушке называли фамилии незнакомых ей людей и требовали, чтобы она сказала, где они. Тоню не арестовали, но она поняла, что ее подозревают в связях с партизанами. А это значило, что теперь за ней будут следить.

Подходя к дому, Топя увидела старосту Ивапа Свек-лова.

— Отпустили?—спросил он и добавил:—Смотри, сожгут из-за тебя деревню.

Тоня стала вести себя осторожнее, но работу по разложению власовского эскадрона не прекратила. Она заметила, что большим влиянием на товарищей пользуется командир одного из кавалерийских взводов Александр Абрамов. Постепенно, исподволь Топя выяснила все, что ее интересовало относительно этого человека. Оказалось, что Абрамов — в прошлом лейтенант Красной Армии, по образованию инженер. В плену сохранил себе жизнь, добровольно вступив во власовскую армию. Характеристика отнюдь не лестная. Но вот подчиненные отзываются о нем, как о человеке прямом и справедливом.

Тоня продолжала присматриваться к этим вконец запутавшимся людям. Как-то летом, в самую жару, около полудня в Завастье прискакали два конника. Это были Абрамов и один из тех власовцев, которых Топя встречала на танцах. У ворот двора Антоновых всадники спешились, молча привязали коней и вошли в дом. Поздоровались.

— Хозяюшка, не найдется ли у вас напиться? — спросил один из вошедших.

Тоня подала им воды, начиная догадываться о цели этого внезапного визита. Поболтав еще немного о пустяках, Абрамов сказал напрямик:

— Свяжи нас с партизанами, скажи, что мы всем эскадроном перейдем.

— Я не знаю, где партизаны, и ничем не могу вам помочь,— ответила Топя.

Так эти необычные визитеры тогда ничего от нее и не добились. Но как только они уехали, Тоня послала в отряд связного Виктора Пименова, и к вечеру я уже знал обо всем.

Во время очередного сеанса радиосвязи мы информировали Ленинградский штаб партизанского движения о том, что эскадрон власовцев собирается перейти на сторону партизан.

Абрамов между тем все чаще заходил к Тоне. Наконец он заявил, что делегация эскадрона хотела бы встретиться с командованием партизапского отряда. К тому времени ответа на нашу радиограмму все еще не было. И всо жо я решил пойти на встречу с власовцами, хотя бы для того, чтобы лучше выяснить их намерения. По моей просьбе Тоня организовала нашу встречу у себя дома.

Поздним августовским вечером, взяв с собой небольшую группу партизан, я отправился в деревню. Прежде чем подойти к Тониному дому, мы решили укрыться в кустах и понаблюдать за прилегающей к нему местностью. Не было заметно ничего подозрительного. Вскоре на дороге показались четверо. Автоматов у них не было. Все они вошли в Тонин дом, и тогда в дверях появилась хозяйка.

— Пришли Абрамов, Соболенко, Чувенко и Хоменко. Оружия у них нет. Я их и карманы заставила вывернуть,— сказала она мне.

Я вошел вместе с Тоней в дом, расставив предварительно вокруг него дозоры. Власовцы сидели за столом. Так состоялось мое знакомство с Александром Абрамовым и его спутниками. Был Абрамов невысок ростом, но крепок, строен, по-военному подтянут. На меня он произвел впечатление человека волевого, решительного, способного повести за собой других.

По всему было видно, что мои собеседники в самом деле стремятся перейти к партизанам и сознают всю серьезность этого шага. Я сказал им, что, для того чтобы осуществить задуманное, они должны поднять в эскадроне вооруженное восстание, уничтожить всех оккупантов и предателей и что переходить следует с оружием, на конях и организованно, всем вместе, в походном строю.

— День восстания и место встречи сообщим вам через Антонину Дмитриевну,—сказал я в заключение.— Обдумайте все хорошенько.

— Мы слишком долго думали,— ответил Абрамов.— Будем ждать вашего приказа...

Возвратясь в свой лагерь, я прочитал только что полученную радиограмму. В ней был приказ Ленинградского штаба партизанского движения: эскадрон власовцев принять и передать его Ивану Герасимовичу Светлову, который идет в Сланцевский район с полком 2-й партизанской бригады.

Восстание в рудненском эскадроне состоялось в назначенный мною день. Оно прошло по заранее разработанному плану. Восставшие перебили гитлеровцев, уничтожили нескольких предателей и в ту же ночь прибыли в Завастье. Прибыли с оружием, на конях. На подводах привезли большой запас мин и патронов к пулеметам и автоматам.

Глубокой ночью вдвоем с Костей Павловым мы пошли принимать эскадрон.

Место встречи — большая поляна в лесу, неподалеку от хутора Найденка. Мы явились туда несколько раньше, чем условились, но ждать нам пришлось недолго. Вот со стороны дороги послышался цокот копыт. Показалась колонна всадников. Двигались они в полной тишине, без разговоров. Это уже был хороший признак. Если соблюдается дисциплина строя, значит, в эскадроне поддерживается порядок. Конники свернули с дороги на поляну и по команде спешились. Я вышел из-за кустов и крикнул:

— Абрамов — ко мне, остальные на месте!

Абрамов приблизился, четко доложил о прибытии эскадрона, а минутой позже, повернувшись к своим конникам, продублировал мой приказ: оружие сложить в центре поляны, выставить дозоры.

Постепенно напряжение, которое улеглось. Вспыхнули огоньки папирос пали меня вопросами. Особенно этих людей волновало, Доверят ли им оружие и разрешат ли воевать с гитлеровцами.

— Воевать будете,— успокоил их я.— Но без приказа ничего не предпринимайте.

Договорившись с Абрамовым о порядке и месте размещения его людей, мы расстались.

Вскоре прибыл полк Светлова. Иван Герасимович сам принимал эскадрон Абрамова. Партизанский командир говорил с бывшими власовцами строго:

— Будем посылать туда, где опаснее. Вина у вас перед Родиной большая. Легкой жизни не обещаю. Кто согласен, принимайте партизанскую присягу. Будете отдельным отрядом.

Вчерашние власовцы дали партизанскую клятву. Командиром отряда был назначен Абрамов, а комиссаром— партизан Цаплин.

Вскоре новый отряд принял боевое крещение — бок о бок со старыми партизанами участвовал в бою, который закончился разгромом вражеского гарнизона в деревне Кушела.

14 октября 1943 года на базе полка Ивана Герасимовича Светлова и отдельных партизанских отрядов, пополненных местной молодежью, по приказу Ленинградского штаба партизанского движения была сформирована 9-я Ленинградская партизанская бригада. Ее возглавил Иван Герасимович Светлов. Комиссаром был назначен Иван Дмитриевич Дмитриев. К концу октября 1943 года численность бригады достигла тысячи пятисот человек. В нее вошел и отряд Александра Абрамова. В феврале 1944 года под Плюссой Абрамов погиб.

Основная заслуга в агитационной работе среди конников рудненского эскадрона принадлежала, конечно, Топе Антоновой и ее подругам-подпольщицам. На счету у этих беззаветно храбрых девушек немало и других славных дел.

Дальнейший боевой путь нашей «главной подпольщицы» связан с 9-й партизанской бригадой. Как только она была создана, Тоня стала инструктором политотдела, а после расформирования бригады перешла на работу в райком комсомола. Позже она работала в райкоме партии, училась в областной партийной школе, а затем окончила и партийную школу при ЦК КПСС. За заслуги перед Родиной в годы Великой Отечественной войны А. Д. Антонова награждена орденом Красной Звезды, медалью «Партизану Отечественной войны» и многими другими медалями.

Последние десять лет Антонина Дмитриевна (по мужу Мурашева) работает директором одной из восьмилетних общеобразовательных школ Сланцевского района. Ее подопечные— пионеры и школьники, среди которых немало активных красных следопытов, гордятся тем, что у их директора такое славное, подлинно героическое прошлое.