Петр Карпенко, Эдуард Райдма
ОРУЖИЕ МИРОНА БИРМАНА

   "Надо полагать, что все вышеуказанные факты побегов не могли обойтись без вмешательства доктора Бирмана. Бирмана мало уничтожить, за такие проделки его надо замучить".
   (Из докладной записки старосты штрафного барака)
   
   
   ...Темень наступила быстро. По стеклам санитарного барака барабанил дождь. Железные решетки на окнах были красными от ржавчины. В углу на грубо сколоченном столе трепетал язычок коптилки.
   Военнопленный врач Мирон Бирман - еще молодой, но уже поседевший - устало сидел, прислушиваясь к стонам больных. Вдруг дверь распахнулась. Ветер с дождем ворвались внутрь. На пороге появились двое в черных клеенчатых плащах. Они тащили человека за ноги...
   Доктор быстро сказал:
   - Не беспокойтесь, остальное я сделаю сам.
   Так военнопленный № 13012 Георгий Мясников поступил в санитарный барак шталага №381 в Тапа.
   Бирман с трудом уложил его на нары, стащил черную от крови и грязи гимнастерку. Грудь, лицо и особенно спина были исполосованы плетью и кровоточили.
   - Что же они сделали с тобой, солдат? - прошептал врач, разрывая на бинты старую простыню.
   И тут веки пленного дрогнули, и он открыл глаза:
   - Я с ними не такое сделаю... дай время...
   - Тсс... Откуда ты, дружище?
   - Из Кехра бежал, да вот... Здорово они меня?
   - Здорово.
   - Сколько будет заживать?
   - С месяц.
   - Э-э-э, не пойдет! Давай, доктор, постарайся, сократи срок раз в пять, а?
   Бирман промолчал.
   Дней через двадцать по лагерю распространился слух о вторичном побеге Мясникова, о том, что и стражники, и собаки, и мобилизованные на поиски беглеца местные "омакайтчики" вернулись ни с чем.
   Это был не первый случай побега из Тапаского лагеря за последнее время. Но коменданта шталага - маленького лопоухого обера - бесило не это. Убегают и из других лагерей. Но там удается схватить беглецов через день-два. А тут все старания идут прахом. Всего за неделю до побега Мясникова так же бесследно исчез Яков Калашников. И тоже из санитарного барака. Комендант усилил охрану барака, заслал туда провокатора, велел день и ночь наблюдать за всем, что там происходит.
   Побеги прекратились, а провокатора, которому надоело хлебать пустую баланду, перевели на другой "объект".
   И сразу же убежали двое - Новиков и Чербанюк. Комендант выслал стражников с собаками в погоню и сам решил разобраться во всем. Оказалось, что недели за две до побега оба военнопленных были помещены в санитарный барак. У одного был вывих коленного сустава с повреждением кости, у другого - воспаление легких. Каким же образом они ушли?
   Комендант смотрел в упор на Бирмана и играл пистолетом.
   - Сломанная нога, воспаление легких... и поправились за две недели! О-о-о! Ты, Бирман, гениальный врач.
   Мирон понимал, что давно его подозревают, уже свыкся с этим, и страха не было.
   - Господин комендант, вам же известно, что не я охраняю больных, а этих двоих, спросите у начальника охраны, я сам попросил охранять лучше, потому что и с воспалением легких можно далеко уйти, а результаты вывиха быстро прошли... Моя вина только в том, что я днем раньше не выписал на работу этого Чербанюка...
   - Смотрите, Бирман, еще один случай, и вы у меня не выкрутитесь!..
   Участники погони снова вернулись ни с чем.
   И опять побег. На этот раз из лагерной кухни. Военнопленный по имени Федя пошел с ведрами по воду и не вернулся. Обследовали колодец - в порядке. Пустили по следу овчарку. И к вечеру Федя, искусанный собакой и избитый охранниками, был посажен в карцер. "Военнопленный Федя, - говорится в одном из документов, - выдержал сто ударов палкой, но никого не выдал". Осталось тайной, чего добивались от него. Неизвестной осталась и его фамилия.
   Комендант сделал вывод: успешными были побеги только из санитарного барака. И снова врач стоит перед лопоухим обером. Тот с улыбкой смотрит на Бирмана, тычет в него "вальтером".
   - Я хотел спросить, доктор, почему ваши больные бегают быстрее здоровых?
   Мирон молчит.
   - Сегодня, двадцать четвертого октября 1942 года, наш последний разговор. Ауфвидерзеен!
   А 25 октября из санбарака доложили о побеге военнопленного № 104997 - Виктора Плешакова. Поймать его не удалось.
   Бирмана посадили в карцер. Началось следствие. Документы хорошо сохранились. Все они образовали "Дело военнопленного №208943 доктора Мирона Бирмана, уличенного во многих случаях организации побегов военнопленных".
   Первый допрос вел сам комендант. Он уже не играл пистолетом, не улыбался. Он орал, размахивал пачкой донесений Бирмана о наличии в лазарете больных. Обер не мог себе простить, что его так ловко провели.
   - Когда вы помогли скрыться Плешакову, о побеге которого доложили только двадцать пятого октября? Отвечайте, Бирман!..
   Осунувшийся, еще более поседевший, Мирон вдруг улыбнулся. И в самом деле, что ему теперь? Он знал, что его ждет, и решил рассказать все, чтобы фашисты увидели, наконец, собственное ничтожество и бессилие.
   - Плешаков ушел на восемь дней раньше, семнадцатого октября.
   - А Мясников?
   - Он был слаб, и я положил ему трехнедельный срок...
   - Ну а те, с перебитыми ногами и воспалениями легких, как могли они уйти далеко, черт возьми?..
   Доктор с презрением взглянул на коменданта:
   - Оба были совершенно здоровы.
   - Как?! - вскочил комендант.
   - Очень просто. Обычная симуляция. А справки я выдал, как больным, неужели не ясно? - ответил Бирман. - И оставьте теперь меня в покое, пожалуйста.
   Более месяца длился допрос. Бирман явно издевался над следователем. Когда тот пытался узнать у него фамилии товарищей по подпольной группе, откровенно смеялся:
   - Да, у меня есть сообщники. Вся наша страна!
   Своему начальству комендант лагеря доносил:
   "При допросах Бирман держался с чувством собственного превосходства, оставался спокойным, невозмутимым и уверенным в себе".
   Под Новый год, 29 декабря, он отправился в последний путь из Тапа в Таллин, в распоряжение службы безопасности. А 8 января 1943 года начальник полиции безопасности и СД оберштурмбаннфюрер СС Зандбергер написал на его деле резолюцию: "Подвергнуть военнопленного врача Бирмана особому обхождению".
   5 февраля Мирон Бирман, военврач, комсомолец из Ленинграда, был казнен в Таллине.