Прошло еще несколько лет. Каждый из нас постарел, да и в самой жизни тоже произошли кое-какие изменения. Глущенко, например, ушел уже на заслуженный отдых и переехал в другую станицу, ближе к сыновьям. Павлов окончил партийную школу, несколько лет работал секретарем райкома партии в родном Валдае, затем переехал в Новгород и теперь трудится на одном из промышленных предприятий города. Воронов, несмотря на болезнь и слабое здоровье, до сих пор принимает активное участие в жизни своего села. Вот уже какой раз его избирают депутатом местного Совета, и ру-ководит он партийной организацией своего колхоза. Я так же, как Глущенко и Павлов, сменил местожительство. Из Борисоглебска переселился в Сталинград, который к тому времени стал еще краше.
В городе стало больше школ, больниц, рабочих клубов, театров и библиотек. Появились новые улицы, площади, скверы, сады и парки. Выросли новые современные жилые кварталы. В северной части города через Волгу пролегла гигантская плотина Волжской гидроэлектростанции имени XXII съезда партии. На южной окраине вступили в строй чудесные сооружения Волго-Донского судоходного канала имени Ленина. А в центре на вершине Мамаева кургана развернулось огромное строительство величественного памятника-ансамбля героям Сталинградской битвы.
Наша встреча на праздновании и завязавшаяся после этого переписка восстановили в памяти многие события, но далеко не все. Чтобы дополнить наши воспоминания, надо было разыскивать оставшихся в живых товарищей и семьи погибших, собирать документы, материалы. И мы сразу же взялись за эту работу. Я не буду подробно рассказывать о поисках, скажу лишь одно: они принесли нам много радости.
Не прошло и месяца, как из поселка Троицк Луганской области пришло письмо. В конверте, кроме подробного воспоминания, лежала фотография бывшего наводчика станкового пулемета Алексея Ивановича Иващенко. О себе он писал очень скупо. «В тот день когда вас ранило в рабочем поселке «Красного Октября»,-писал он,—двумя часами позже убило нашего Ивана Тимофеевича Свирина, а под вечер крепко зацепило осколком и меня».
После госпиталя Иващенко попал в другую часть, с которой и участвовал в боях до последнего дня воины. В конце 1944 года ему присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром пулеметного взвода. Домой вернулся в 46 году, обзавелся семьей. Больше десяти лет проработал в союзкооперации, а теперь уже давно трудится экспедитором в Троицкой конторе связи. Из села Ахси Наманганского района Узбекской ССР подал о себе весточку Камалджан Тургунов. «После Сталинграда я все время был на фронте и бил фашистов так как мы били их на Волге,—сообщал Тургунов.— Домой вернулся я в июле сорок пятого года. Здоровье хорошее. Работаю все время трактористом в колхозе имени Кирова. За богатый сбор хлопка на своем участке ежегодно получаю премии и подарки».
Еще один участник обороны дома Талибай Мурзаев прислал письмо из Багунского района Чемкентской области Казахской ССР. «Войну я закончил,—писал Талибай —как и все, девятого мая сорок пятого года и сразу вернулся домой, к семье, а она у меня теперь большая кроме нас с женой,— пятеро ребят». Из станицы Суровикино Сталинградской области отозвался и бывший минометчик Терентий Илларионович Гридин. Он не забыл довоенную специальность, работает и теперь агрономом. Прошло еще немного времени, и снова радостная весть В Черниговской области нашлись бывшие наши командиры. В селе Ладан Прилукского района живет со своей семьей Дорохов. В другом селе Линовицы обосновался после войны Антон Кузьмич Дроган, который после смерти Наумова командовал 7-й ротой, а в райцентре Прилуки трудится на заводе бывший комбат Жуков.
Дальнейшие поиски участников обороны «Дома солдатской славы» и тех, кто имел к этому прямое или косвенное отношение, оставались безуспешными. Но и то, что нам удалось собрать и разыскать, дало возможность разобраться во всех деталях и событиях, вспомнить имена и действие почти каждого защитника дома. Это и натолкнуло на мысль написать книжку, зафиксировать то, что вспомнилось. Возможно, ее прочтут товарищи по оружию, откликнутся и дополнят. Так появилось первое издание этой книги, вышедшее из печати в 1960 году.
В работе над ней было немало трудностей, а главное—мешала слепота. Пришлось несколько месяцев упорно изучать азбуку для слепых по системе Брайля. Лишь только потом на столе автора появились первые листы исколотой точками бумаги. Мне хотелось рассказать не только о боевых делах бойцов гарнизона, но и о женщинах, стариках и детях, которые были тогда вместе с нами. Однако ни я, ни мои друзья по оружию не могли вспомнить их имена, поэтому в книге о них было сказано очень скупо, да и то в общих чертах.
Вскоре после выхода книги из печати в наш адрес стало поступать множество писем. Многие из них подписывались не самими участниками Сталинградской битвы, а их родными, близкими и знакомыми.
Из воинской части города Томска пишет Яков Хант, сын погибшего пулеметчика: «Отца своего не помню. Когда он ушел на фронт, мне было всего полтора года. Двадцать лет мы с матерью не знали, где и при каких обстоятельствах сложил голову наш отец. И вот теперь мы узнали, что он геройски погиб в боях за Сталинград».
Потом пришло письмо из села Политотдельское Сталинградской области. Его прислал сын погибшего Андрея Сабгайды. Владимир Андреевич описал все, что помнил о своем отце, сообщил о здоровье матери Анны Никитичны и о своей учебе в высшем военно-морском училище.
Затем почта доставила весточку из Астрахани от дочери погибшего пулеметчика Ивана Свирина. «Мой папа,— писала она,— на фронт ушел в сорок первом году, а в феврале сорок третьего пришло извещение о его смерти. Погиб он в Сталинграде».
Все мы хорошо помнили об Алеше Чернышенко, но фамилию его никто из нас не сохранил в памяти. Припоминалось, что начиналась она с буквы «Ч», поэтому в книге мы назвали его наугад Черкашиным. И вот из станицы Шипутоно Алтайского края авиапочта привезла нам объемистый конверт со штемпелем «заказное». С фотографии, которая пришла вместе с письмом, на нас открытыми глазами смотрел наш Алеша. «Нет,— сообщали родители — отец Никифор Денисович и мать Варвара Петровна,— наша фамилия и фамилия Алеши не Черкашин, а Чернышенко».
Каждый день письма приходили к нам со всех концов страны. Из Ярославской области Сергей Иванович Бубнов писал об Алексее Ивановиче Аникине. «В 1943 году мы с ним служили в одном батальоне 302-й стрелковой дивизии. В бою под городом Луганск в последней схватке, отбивая психические атаки фашистов, он бросился с горсткой бойцов своей роты в контратаку и погиб на моих глазах».
О бывшем командире 7-й роты Иване Ивановиче Наумове сообщает его брат из Старополтавского района Сталинградской области Дмитрий Иванович Наумов. «Мой брат рождения 1911 года, города Ленинска, что за Волгой. Перед войной работал управляющим 2-го отделения совхоза «Красная Звезда». Когда ушел на фронт, дома у него оставалась жена Ульяна Петровна с дочерью и мать. Мать наша Марфа Ефимовна недавно умерла, а где сейчас Ульяна и дочь, не знаю».
Долго не подавал о себе весточки бывший автоматчик Андрей Егорович Шаповалов, но друзья упорно разыскивали своих боевых товарищей. И вот, наконец, пришло письмо из Лазовского района Харьковской области. «Демобилизовался я сразу после войны,— писал он,— окончил годичную школу ветеринарных фельдшеров и работаю в своем совхозе по специальности».
Там же, на Харьковщине, в Волчанском районе нашелся и бывший бронебойщик Григорий Иванович Якименко. В январе 1943 года в боях за рабочий поселок «Красный Октябрь» он был ранен. После госпиталя попал в другую часть и участвовал в боях до конца войны. Сейчас работает заведующим молочно-животноводческой фермой.
Настал новый, 1963 год. В жизни волгоградцев он ознаменовался важным событием. 2 февраля отмечалась историческая дата — 20-летие Сталинградской битвы. На площади имени Павших борцов у обелиска павшим героям гражданской и Великой Отечественной войн зажгли вечный огонь.
К тому времени мы уже знали о судьбе каждого участника обороны дома, но поиски продолжались. Нам ничего еще не было известно о мирных жителях, ютившихся в подвалах нашей «крепости», и наши усилия увенчались успехами.
Прогуливаясь как-то летним днем по набережной Волгограда, мы присели с товарищем на скамейку отдохнуть и покурить. Вскоре к нам подошел незнакомой мужчина, и мы с ним разговорились. Он оказался мастером одного из цехов тракторного завода и назвал себя Анатолием Алексеевичем Петровым.
— А вы знаете,—сказал он,—в доме, в котором я живу, в соседнем подъезде есть женщина. Она как-то говорила, что жила в подвале вашего дома.
Это сообщение, естественно, вызвало у нас огромный интерес. Хотелось скорее узнать, кто она? И мы тут же, заполучив адрес у мастера цеха, отправились на розыски.
Отыскать дом по проспекту Ленина под номером 16 особого труда не представляло. Он оказался в самом центре города. А вот найти человека, не зная фамилии и квартиры, удалось не сразу.
Мы стучали в каждую квартиру, и все жильцы отвечали нам одно и то же: «Нет, не живет; нет, не живет; нет, не живет». Поднимаемся еще на один этаж выше и снова мой «поводырь» стучит в очередную 99-ю квартиру. Пока ждем ответа, скажу несколько слов о своем товарище. Это мой сосед, бывший летчик Анатолий Иванович Федулов. Во время войны командовал эскадрильей штурмовиков. За примерные действия подразделения в бою и личные подвиги награжден шестью орденами и несколькими медалями Советского Союза.
Он часто мне рассказывал о фронтовых делах, о боевых подвигах летного состава полка, называл их имена и не подозревал, что через пять лет, в канун 51-й годовщины Великого Октября, отправляясь в свой первый космический рейс на корабле «Союз-3», один из его боевых друзей, ныне летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза Г. Е. Береговой вспомнит о нем, как о фронтовом товарище, и с центрального космодрома передаст ему дружеский теплый привет.
Вернемся на лестничную площадку четвертого этажа. Дверь нам открыла женщина ниже среднего роста, в темном домашнем платье.
— Вам кого надо? — спросила она слабым простуженным голосом.
— Скажите, здесь не живет женщина, которая во время боев в Сталинграде жила в подвале дома, что на площади Ленина? — осведомились мы.
— Это я...— сдержанно ответила хозяйка и пригласила в свою комнату.
О том, что один из нас является участником обороны этого дома, мы промолчали. Отрекомендовались просто ветеранами войны, собирающими материал о героической обороне прославленного дома. Но когда она взволнованно стала рассказывать обо всем, что сохранилось в ее памяти и назвала свою фамилию, я узнал в ней ту самую мать, у которой был тогда грудной ребенок.
— Тетя Дуся!..— взволнованно воскликнул я.
И тут же почувствовал, как на мои плечи упали ее руки. Мы обнялись.
Да, это была она — Евдокия Григорьевна Селезнева, из семьи Диковых. Это о ней говорили тогда женщины:
«Мать еще может быть дня два-три и протянет, а ребенок доживает последние часы». Так думали и мы. И вот через девятнадцать лет узнаем, что она жива и работает на том же заводе, что и до войны.
Успокоившись немного, Евдокия Григорьевна стала рассказывать обо всем пережитом, но о своей маленькой Зине не проронила пока ни одного слова. И мне показалось, что ей просто больно об этом говорить. Не хотелось и мне ворошить материнское сердце, но она вдруг заговорила сама.
— А вы знаете? Дочурка моя Зина жива.— И тут снова она разволновалась.
— Где же она теперь? — спросил я после продолжительной паузы.
— Зина моя учится на последнем курсе машиностроительного техникума, — ответила хозяйка. И, взглянув на ходики, тикавшие на стене, добавила: — Теперь уже скоро придет домой.
Пока мы поджидали Зину, Евдокия Григорьевна рассказала, как она вернулась из-за Волги, как участвовала в восстановлении города и родного завода, как похоронила отца, мать. В заключение она сказала:
— А муж мой, отец Зины, как ушел тогда в народное ополчение, так и не вернулся, погиб в бою за тракторный.
— Где же остальные жильцы нашего дома? В городе кто-нибудь из них есть?—поинтересовался я.
— После боев сразу, было, все вернулись сюда, потом поразъехались. Помните, в большом подвале жили две барышни, одну, кажись, Наташей звали, другую Ниной. Они после войны на Украину уехали. В городе, кроме нас с дочкой, живет Ванюшка Фалеев, помните, мальчик был у нас в доме. Теперь он женатый, работает электросварщиком на авторемзаводе, а его мать Прасковья недавно умерла. Еще здесь живет моя сестра Мария, у которой были тогда две девочки. Старшая Светлана замуж вышла, работает на «Красном Октябре», а младшая Нина на заводе тракторных деталей. Где остальные — не знаю.
Пришла Зина. Стоит ли пояснять, что это теперь не двухмесячный ребенок, а взрослая, двадцатилетняя, образованная, воспитанная девушка. Увидев незнакомых мужчин и взволнованную мать, она насторожилась. Но Евдокия Григорьевна ей пояснила:
— Ты, доченька, не бойся. Это я от радости немного всплакнула. А это,— указывая на меня, продолжала она,— это один из тех бойцов, которые спасли нас тогда от смерти. Об этом я тебе уже рассказывала.
— Да, мама, помню, ты говорила,— несмело ответила Зина и протянула мне руки. Мы поздоровались. Затем она рассказала о своей учебе, о товарищах по техникуму и комсомолу.
— Где же думаешь работать после окончания? — полюбопытствовал и мой товарищ.
— Не знаю, куда пошлют, а хочется на завод к маме,— застенчиво ответила Зина.
Ее желание сбылось. По окончании учебного заведения работала на одном заводе вместе с матерью. Но за минувшие пять лет в ее жизни произошли важные события, она вышла замуж и теперь работает в комитете комсомола политехнического института, а Евдокия Григорьевна по-прежнему трудится на заводе тракторных деталей.
В том же 1963 году нашелся еще один герой Сталинградской битвы, причастный к обороне «Дома Павлова». Многие из нас считали его погибшим, но настойчивые розыски и на этот раз принесли нам радость.
В один из октябрьских дней мне позвонили из Музея обороны.
— Иван Филиппович! Если вы не заняты, приходите сейчас к нам. Приехал один из ваших боевых товарищей.
— А кто именно? — спросил я.
— Этого я вам пока не скажу. Приходите, узнаете,— подкупающе ответил директор музея Григорий Иванович Денисов.
И вот я в музее. Вхожу в одну из служебных комнат. Навстречу мне шагнул человек среднего роста, слегка прихрамывая.
— Жив, жив! — воскликнул он радостно. И прежде чем я успел сообразить, кто-же это, меня стиснули крепкие мужские руки.
— Что, не узнал? — снова спросил Григорий Иванович Денисов.— Да ведь это же знаменитый снайпер вашей дивизии Анатолий Иванович Чехов.
— Как видишь, Толя, жив. А ты где ногу потерял?— спросил я после минутного молчания.
— Под Киевом. В октябре сорок третьего на противопехотную мину наскочил, вот и пришлось протез заказывать. Там для меня и война закончилась,— смущенно ответил Чехов.
В январе 1944 года Анатолий Иванович вернулся в родную Казань. И снова пришел на завод имени Куйбышева работать газоэлектросварщиком. Ордена боевого Красного Знамени, Красной Звезды и медали украсили грудь бывшего снайпера. Только в уличных боях в городе на Волге гвардеец уничтожил из снайперской винтовки 265 гитлеровцев. Имя его знали многие защитники Сталинграда.
После беседы с сотрудниками музея мы отправились с ним к легендарному дому на площадь Ленина.
— Ну как, бойцов своего гарнизона всех разыскали? — поинтересовался бывший снайпер.
— В основном всех. Вот только Мабулат Турдыев почему-то не отзывается. Кто-то говорил, что он после войны вернулся к себе в Туркмению. Писали мы туда, но пока все безрезультатно.
— А помните, как-то вечером к вам в дом Наумов посылал двух девушек-разведчиц? Вернулись они тогда или нет? — опять спросил Чехов.
— А как-же, помню. Одна из них, Мария Денисовна Веденеева, живет здесь в Волгограде, часто встречаемся. Все годы работала техничкой в мединституте, работает и поныне. А ее подруга Лиза Погорелова погибла.
— А это что за здание строится? — полюбопытствовал он, когда мы подошли к площади Ленина.
— Отстроится — будет Дом Советской Армии,— пояснил я.
— Если не путаю, то на этом месте стоял раньше «молочный дом», в котором вас тогда контузило. Мне кто-то говорил, что у вас в самый трудный момент кто-то из бойцов к убитому солдату за патронами на площадь лазил.
— Был такой случай. Это связной командира роты Болдырев Александр Васильевич. Он жив. Работает трактористом в селе Вишневое Волгоградской области. Часто бывает в городе, заходит и ко мне. Получаю письма и от Сергея Кузьмича Думина. Ты его должен помнить, он тогда был сержантом, связь к нам в дом тянул. После войны все время работал офицером милиции в Донецке, а теперь трудится на аэродроме. Вот политрук Вачек Авагимов погиб где-то на Днепре.
Незаметно мы подошли к «Дому солдатской славы», постояли немного у мемориальной стены, на которой языком искусства волгоградские скульпторы уже закончили оформление барельефа с изображением одного из моментов ожесточенного боя, а ниже перечислены имена двадцати трех участников обороны дома. Затем мы вошли в первый подъезд и поднялись на четвертый этаж.
— У этого окна меня и засняли тогда на пленку, как раз в тот момент, когда я убил по счету сорокового фашиста,— пояснил Анатолий Иванович. И неожиданно спросил: —А как с глазами? В Одессу не ездили?
— Нет, не ездил. Думаю, что зрение мне вернут здесь, в Волгограде.
— Но ведь в Одессе знаменитая клиника Филатова, мне кажется, вам бы там давно помогли.
— На сегодня, Анатолий Иванович, подобные болезни не лечат пока и в Одессе, но я верю, что врачи скоро найдут средство, и я все же прозрею.
— Ну что же, желаю счастья, если это свершится, то для вас это будет вторым рождением. Сколько вы уже не видите?
— Пока двенадцать лет.
Больше недели гостил Чехов в Волгограде, и каждый день мы с ним совершали экскурсии по родному для нас городу.
Так постепенно выявлялись участники обороны легендарного «Дома солдатской славы». Их подвиги дополнились мирными делами и важными событиями в жизни города, в результате все вместе взятое и дало возможность расширить страницы этой книги.
| << Назад | Вперёд >> |