О нечеловеческих условиях в концлагерях стало известно мировой общественности. Народы, полные возмущения, протестовали против фашистских варварских методов пыток и эксплуатации.

Этот всемирный протест народов никак не вписывался в политические планы фашистских заправил. Чтобы доказать, что в «третьем рейхе» даже с противниками режима обращаются справедливо, они разрешили делегации Шведского Красного Креста и его президенту — принцу Бернадотту осмотреть несколько концлагерей. В Равенсбрюке тоже ожидался этот нежелательный для СС визит.

Само собою разумеется, делегация не должна была видеть ни катастрофически тяжелых условий в переполненном концлагере, ни безмерных лишений, которые терпели заключенные при непосильно тяжелом труде. Нужно было создать впечатление, будто концлагеря действительно были лишь лагерями превентивного заключения. Лагерное начальство лихорадочно готовило «образцовые» блоки и ревиры.

В день визита не был отправлен ни один транспорт. Ни одна заключенная не смела появляться на Лагерштрассе. Лишь разносчики хлеба прошли в хлебную кладовую.

Разыгрывалась комедия.

В первом кухонном блоке постельное белье было всегда. Перед посещением Красного Креста столы там накрыли белыми скатертями и поставили на них небольшие вазы с еловыми веточками.

Нам в административном блоке повесили на окна гардины. (Заключенные из первого блока уже и раньше вырезали на окна занавески из белой бумаги. Польки умели создавать на бумаге прекрасные узоры, которые и наклеивали на оконные стекла.) Впервые за много месяцев мы получили свежее постельное белье — белые простыни и бело-голубые в клетку пододеяльники. Мы оттирали пол песком и мыли стиральным порошком, которого вообще-то у нас никогда не бывало. К прибытию чрезвычайных гостей все должно было блестеть. Поэтому у входа в блок мы должны были снимать ботинки и деревянные колодки, чтобы не нести грязь в помещение.

В день визита нам было разрешено пользоваться только частью умывальников, все остальные вычистили для показа до блеска. В шкафы, выскобленные внутри и снаружи, повесили по полотенцу. Вещи сложили в картонные коробки и запихнули под наши соломенные тюфяки. В это утро дневальные особенно тщательно проверяли все постели — их нужно было застелить без единой морщинки, с прямоугольными гранями по бокам. Даже надраенные мусорные баки блестели на солнце. Не беда, что при чистке сошла оцинковка, предохранявшая от ржавчины.

Да, волнений было много. После утреннего аппеля появилась СС-блокфюрерин, чтобы еще раз все тщательно проверить. Разговаривала она с нами на удивление почти вежливо. Правда, не забыла дать нам строжайшее указание, чтобы никто не смел вступать в разговор с членами делегации Красного Креста, даже если к нему обратятся. Справки высоким гостям могли давать только эсэсовцы.

Перед обедом делегация появилась на нашей улице. В ней было человек десять, все в форме Красного Креста. Их сопровождало лагерное начальство.

Сначала всех провели в кухонный блок, потом — к нам. В блоке оставались лишь несколько заключенных, большинство, как обычно, были на работе. При команде «Ахтунг!» мы выстроились у стены напротив входа. Блок-фюрерин выступила вперед, и блоковая сдала рапорт.

Сначала была показана спальня. Когда делегация осматривала умывальню, у одного из эсэсовцев хватило совести заметить: «В раковинах для мытья ног в четыре часа пополудни бывает теплая вода». Теплой воды в блоках не бывало никогда! И зимой и летом мы должны были мыться и стирать свои вещи только в холодной воде.

У одной заключенной спросили, давно ли она в лагере. Как было приказано, она не отвечала. Наступила неловкая пауза. Комендант лагеря Зурен сказал ей: «Отвечайте же!» Мы подумали: «Черт возьми, он говорит ей «вы». Этого с ним не бывало. Получив разрешение, заключенная ответила.

У другой узницы спросили, кто она по национальности. Она тоже ответила нерешительно. Блокфюрерин шепнула что-то блоковой, та убежала и вернулась с журналом, по которому Зурен вслух прочитал число всех национальностей в блоке.

Нас спросили, нравится ли нам в лагере. Блокфюрерин быстро ответила:

— Тут всем женщинам обеспечены порядок, чистота и еда по часам.—- Она еще не успела договорить, как один из членов делегации сказал:

— Здесь и должны бы быть приличные условия, ведь эти женщины не заключенные, их же не судили.

— Так это и есть,— лицемерно ответил Зурен,— их условия лучше, ведь это превентивно заключенные, которых перевоспитывают. Если мы видим, что они исправились, их освобождают. Позже я вам покажу, сколько превентивно заключенных мы уже освободили.— Мы стояли как изваяния, ни один мускул на лице не дрогнул. Было трудно понять, что мы испытывали при этом разговоре. Все, что мы могли бы сказать, мы пытались выразить нашими взглядами. Мы только смотрели на членов делегации. Я думаю, они поняли нас.

Так как гости не говорили по-немецки, то один из группы переводил. Было видно, что лагерному начальству разговор был неприятен, и оно предложило делегации посетить ревир, добавив, что осмотр других блоков вряд ли мог представлять интерес, потому что они, мол, все одинаковы.

В ревире для осмотра были подготовлены несколько небольших комнат, куда поместили специально отобранных больных. Там делегация разделилась, и нашим товарищам наконец представилась возможность подойти к ним поближе. Аннета Эекман, молодая англичанка, шепотом сказала по-английски делегату, идущему сзади всех:

— Ежедневно в лагере умирает огромное число женщин. Свирепствует тиф. Больные совершенно не получают лекарства. В лагере Укермарк нетрудоспособных женщин отравляют крысиным ядом. Во всех остальных блоках невыносимые условия.

Делегат незаметно кивнул ей, показывая, что он ее понял.

Затем делегация посетила канцелярию коменданта лагеря. Там они предъявили списки датских и норвежских женщин, которые, как они полагали, находились в Равенсбрюке. Однако эти списки не совпадали с лагерными. Заключенные могли уже умереть или быть переведены в другие лагеря. Возможно, СС и не хотело передать их Красному Кресту. Заключенные, работавшие в канцелярии, потом рассказали нам, что разговор был бурным, делегаты требовали выдачи всех женщин по спискам, чтобы их перевезти в Швецию.

Еще до своего посещения лагеря Шведский Красный Крест два раза присылал для норвежских и датских заключенных по нескольку бочек с сельдью и треской.

Получение рыбы подтвердила норвежка Ракель Бёкенхауэр. Она несколько раз выдавала рыбу своим соотечественницам и другим узницам.

Вскоре после посещения нашего лагеря Шведский Красный Крест прислал противотифозную сыворотку. Так делегация отреагировала на информацию нашей узницы. Но и на этот раз прививки были сделаны в первую очередь эсэсовцам и лишь затем заключенным. Конечно, сыворотки для всех не хватало, и прививки делались по усмотрению лагерного начальства.

После длительных переговоров Международный Красный Крест в последние месяцы войны смог вывезти из лагеря большое количество иностранных заключенных. Нашим товарищам, которые работали в канцелярии, удалось под чужими именами отправить некоторых немецких коммунисток, которым грозила особенно большая опасность. Но бедственное положение заключенных, оставшихся в лагере, Красному Кресту не удалось смягчить. И лишь освобождение нас Красной Армией положило конец нашим страданиям. Но многие не дожили до этого дня. Только от тифа в последние три месяца умерло около четырех тысяч женщин и девушек.