В лагере резко возросли случаи заболевания тифом, вспыхнула настоящая эпидемия сыпняка. Для больных тифом отвели специальные бараки — ревир III (кроме десятого туберкулезного блока и блока для легкобольных в лагере были еще два блока для больных - ревир I и II).

Эсэсовцы ничего так не боялись, как тифа, и в эти бараки не заходили. Всем им сделали прививки. Лагерное начальство отдало распоряжение сделать противотифозные прививки и тем заключенным, которые непосредственно соприкасались с СС. Однако многие женщины были к тому времени так слабы в результате многолетнего заключения, что не перенесли прививок и умерли.

Врачи и медсестры из узниц самоотверженно ухаживали за тифозными, тем не менее смерть унесла многих. И не удивительно: медикаментов не было, нормы питания для больных были еще меньше, чем для здоровых. Лишь изредка они получали жидкий протертый суп, а большей частью, как все другие,—обычную брюкву. Нужно только удивляться, что некоторые все же выживали. Их, вероятно, спасали здоровое сердце и воля к жизни.

Когда мы пришли в ревир III, чтобы исправить электропроводку, то чуть не задохнулись от отвратительного запаха, ударившего нам навстречу из помещения. Но то, что мы там увидели, было еще ужаснее,— это настоящий ад: в одних рубашках, а многие совершенно голые, больные лежали прямо на соломе, мокрой от испражнений. Совершенно обессиленные, часто уже в агонии, женщины не могли подняться, чтобы отправить естественную потребность. Время от времени грязную солому, как в стойле, выгребали и сжигали за бараком.

Более «благополучным» считался блок 22 — там были нары. Но больные лежали в три яруса по двое и по трое в одной постели, часто рядом с умершей.

Я обратила внимание на мальчика лет восьми, прекрасного, как сказочный принц. Его худое, бледное, как алебастр, лицо обрамляли темные локоны. Казалось, что живы были лишь карие, лихорадочно блестевшие глаза. Когда я подошла к нему, он из последних сил начал что-то шептать, повторяя одни и те же слова. Наконец я поняла: он просил сахар. Счастливая улыбка скользнула по его лицу, когда мы принесли ему два кусочка сахара,— это была его последняя радость.

Среди больных мы заметили двух пожилых узниц из блока политических. Неужели они, выдержав ад Равенсбрюка, обречены? Ведь победа над гитлеровским фашизмом уже близка! Старосте лагеря удалось поместить обеих в другой блок, где их выходили товарищи.

Мы радовались, если удавалось хоть чем-то помочь товарищам. Получающие посылки отдавали для больных наиболее питательные продукты. Команда ремесленников из расконвоированных заключенных доставала лекарства в аптеке в Фюрстенберге. И все же многих не удалось спасти.

Согласно ревирным отчетам, в декабре 1944 года от тифа умерло 727 человек, в январе 1945-го — 1221, в феврале — 1514 и в марте — 1123 человека.

Круглые сутки шел тогда из обеих труб крематория черный дым, далеко отравляя воздух, — в лагере уже была газовая камера. У команды Штурм рядом с крематорием был барак, в котором она хранила древесный материал и оконное стекло. Осенью 1944 года женщины получили распоряжение этот барак освободить, а потом команде строителей из мужского концлагеря Заксенхаузен было приказано поставить в помещении две перегородки, герметически изолировать окна и стены и выложить все кафелем.

Ганча у которой всегда были хорошие отношения с командой строителей, осмотрела работу Внешне все напоминало душевую. Но потом Ганна обнаружила в полу прикрытое металлической крышкой отверстие, которого раньше не было, и показала его мужчинам. Лица тех стали серьезными. У них уже был опыт с такого рода «душевыми».

Итак, в Равенсбрюке тоже появилась газовая камера. До этого жертву отправляли в газовые камеры Бернбурга, Освенцима и Люблина. По статистике политического управления концлагеря, в Равенсбрюке были отравлены газом 5793 женщины.