Николай Струцкий.
ДОРОГОЙ БЕССМЕРТИЯ
13. МАРИЯ
|
В дом Измайловых вошла худенькая маленького роста девушка с открытым лицом и глубокими, как ночь, черными глазами. Темно-синий жакет и такого же цвета юбка плотно облегали спортивную фигуру, придавали ее облику какую-то торжественность. Скромная, душевная воспитательница детских яслей Мария Василенко вызывала симпатии не только у привязчивых маленьких друзей, а и у их родителей. Так и обращались к ней: «Мариечка». В воскресные дни ее приглашали на обед, вместе смотрели кинофильмы, ходили в театр.
Рано лишилась Мария матери, она умерла от туберкулеза, и девушка была рада каждой возможности попасть в круг искренних людей. Так перед войной состоялось знакомство Василенко с семьей адвоката Измайлова. Вячеслав Васильевич или Лина Семеновна приводили в садик шестилетнего Игоря. И каждый раз они просили Марию никуда его от себя не отпускать. Знакомство крепло, а, позднее переросло в дружбу. Когда к Измайловым приехал их брат Виктор, стройный, сероглазый, с вьющимися светлыми кудрями, им увлеклась романтическая девушка. Наблюдательный Вячеслав Васильевич уловил искрившиеся огоньки в глазах Виктора при встрече с Марией. Щеки ее покрывались румянцем, она стыдливо опускала глаза. Потом они вдвоем бродили вдоль крутых берегов тихой Стыри, в тени раскидистой липы, вместе мечтали, напевали нежную мелодию:
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Вокруг тишина. Серой предутренней дымкой окутан горизонт. Виктор и Мария возвращались домой. И вдруг... Что это? Раздался мощный взрыв. Еще... Еще... Послышался детский плач, откуда-то донесся тревожный мужской оклик, а потом — отчаянный крик женщины. В небе завывали самолеты... Война!.. В первый же день Виктор неожиданно исчез. Мария осталась одна и тяжело переносила горечь наступившего одиночества.
В город ворвались фашисты и сразу вселили в сердца людей горе и страх. Как жить? Измайловы из Луцка ушли. Мария дважды избегала облавы. Потом ей удалось устроиться уборщицей в гостинице немецких офицеров. С ней предупредительно «беседовал» розовощекий капитан.
— О том, что здесь увидишь или услышишь — не имеешь права ни с кем делиться. Ясно?
— Ясно...
— Ни с кем!
— Я понимаю, господин офицер.
— Смотри! Прийдется за все отвечать!
Когда Мария впервые появилась в офицерских комнатах, немцы восторгались:
— О, какая чудесная кошечка!
Долговязый лейтенант подошел к ней вплотную:
- Ты будешь фу-фу — пыл? Гут, гут! А как зофут? Мери? Гут! Зеер гут! Вечер комен бай-бай? Карашо? Моя бет, кровать — гут... Ха-ха-ха...
Насмешки, приставания оскорбляли Марию. Но изменить свою участь она уже не могла. Да она и сама перестала их страшиться, так как в Луцк, как ей сказали, возвратился после побега из плена Виктор. Теперь ей гораздо легче, рядом любимый, сильный друг. Он защитит её.
Лина Семеновна Измайлова душевно приветствовала Марию Василенко:
— Проходи, Мариечка, проходи. Давно ты не показывалась, соскучились по тебе.
— Работа, что поделаешь. Ваши все здоровы? Как чувствуете себя?
— Все здоровы, миленькая, а я вот хвалиться здоровьем не могу.
В этот вечер Виктор познакомил меня с Василенко. Он представил её как близкого человека и намекнул, что при ней секретничать не прийдется.
Вечером мы проводили Василенко домой. Когда Мария осталась наедине с Виктором, он спросил:
— Как работается?
- Пока терплю, Виктор, а дальше не знаю, выдержу ли.
— Надо выиграть время, потерпи, родная.
Но неприятность наступила раньше, чем предполагали. Навязчивый долговязый офицер Ганс в один из вечеров потребовал от Марии остаться с ним. Девушка, затаив дыхание, с вспыхнувшим румянцем от гнева и стыда, презрительно смотрела на долговязого.
— Я сказал, ты делайт, как по-рюсски, — «выполняйт!» А то работа — нет, нах гауз! Битте!
Мария стояла с подоткнутым подолом и ведром в руках, словно каменная.
Заходящее солнце, проникнув через окно в помещение, осветило ее строгое лицо. Черные глаза девушки блестели таким ненавистным огоньком, что бывалый офицер не выдержал этого взгляда.
— Зачем такой злой? Фи!
Мария бросила уборку и с влажными от слез глазами поспешила к Измайловым. Стройная и гордая, она шла, точно окутанная облаком. Как ни старалась забыть инцидент, но не могла. В ушах звенело омерзительное: «выполняйт!»
В комнате Измайловых она дала волю своим переживаниям. Виктор глядел на побледневшее лицо подруги и весь закипал от негодования.
— Больше не могу этого переносить, — с отчаянием жаловалась Мария, — нет моих сил! Что значат для них совесть, чувство?! У, подлые! Скоты!
Теплая рука Измайлова приласкала Марию. И от этого прикосновения к ней вернулось равновесие. Мария внимательно вслушивалась в слова Виктора.
— Не печалься, родная, они еще свое получат полной мерой. Знает ли кто-либо из них, что ты владеешь немецким языком? Нет? Чудесно! Ты даже не представляешь, как много еще сделаешь, Мария!
Вечером, когда я пришел к Измайловым, Виктор предложил пройтись. Втроем мы вышли на улицу. Она была пустынна. И вдруг, словно из-под земли, патруль.
— Документы!
В лицо ударил яркий свет карманного фонарика. Мы предъявили временные «аусвайсы» и «мельдкарты». К моим щекам прилила кровь. Еще бы — поддельный документ проходил первое испытание, я настороженно следил за поведением патруля.
— Куда идете?
— Гуляем, видите, с нами барышня, далеко не заведет, — ответил Виктор.
Патрули возвратили наши документы. Когда они ушли, Виктор доложил о готовности Марии выполнить задание подпольного комитета и партизанского отряда.
— Очень хорошо. Нужно и дальше собирать сведения о немецких военных объектах и военачальниках, прибывающих в Луцк. Где они останавливаются, сколько их и прочее.
— Две карты с расположением военных объектов мы уже подготовили. А сейчас составляем списки фашистских военачальников. И Мария в этом нам поможет. Так?
— Безусловно!
На следующий день Виктор после работы домой не пришел. Он поспешил на улицу Ковельскую. Тут, в одном из бывших торговых помещений, разместилась мастерская по ремонту радиоприемников. С вторжением фашистов в Луцк радиоприемники были изъяты у населения, ими пользовались только немцы. В мастерской работал квалифицированный мастер Андрей Заворыкин. В последнее время он запил. Его съедала тоска. Жена Заворыкина, Анна, была членом подпольной комсомольской организации в панской Польше. Как она радовалась освобождению западноукраинских земель в 1939 году! В первые же дни оккупации гитлеровцы ее арестовали, потребовали прилюдно отказаться от советской Родины. Как ни старались гестаповцы, им не удалось сломить мужество молодой женщины. Не смогли палачи погасить пламенное сердце патриотки.
Анну Заворыкину несколько дней держали в темном, сыром подвале, мучили, пытали, а потом, убедившись, что все это безрезультатно, расстреляли. Мужа, радиоспециалиста, строго-настрого предупредили: за малейшее ослушание — расстрел.
Виктор подошел к мастерской, оглянулся вокруг. Никого. Надеялся на успех своего визита. С Заворыкиным у Измайлова установились дружеские отношения. Несколько раз он помогал мастеру продуктами. И всегда тот недвусмысленно приглашал его заходить послушать радио: «Настроимся на любую станцию».
С тем и пришел Измайлов в радиомастерскую. Предстояло подготовить листовку с сообщением Советского Информбюро.
Мастер встретил Виктора приветливо.
— Пришел все-таки?
— Пришел. Может, послушаем?
— Какую станцию? — улыбнулся Заворыкин.
— Да любую... советскую...
При этих словах Заворыкин вытянул шею, чуть прищурил левый глаз.
— Значит, не Берлин тебе нужен?
— Нет, конечно.
Заворыкин настроил приемник на Москву. Раздался знакомый голос диктора. Виктор вслушивался в каждое слово, напрягая память, запоминал главные направления, наступления советских войск, потери противника...
Легким кивком головы Измайлов поблагодарил Заворыкина и со словами «я еще зайду» удалился. На рассвете проворные руки Паши Савельевой и Марии Василенко расклеили тетрадные листки с изложением сводки Совет-ского Информбюро.
Появление листовок взбесило гестаповцев и полицейских.
— Какие-то негодяи, — шумел на полицейских Вознюк, —- обводят нас вокруг пальца, а вы, черт бы вас побрал, — щупаете баб, вместо того, чтобы нащупать тех молодчиков. Если еще появится подобная гадость в городе, знайте — худо будет! Слышите? Меня предупредили в гестапо, а я предупреждаю вас!
Разгневанные дерзостью смельчаков, полицейские устроили внезапную проверку документов. Но и это не помешало появлению другого «мотылька». Шепот опять пронесся по городу: «Красная Армия борется, наступает, гитлеровцы терпят поражение одно за другим»...
— Поймать подлецов! Живыми доставить! — надрывался Вознюк.
Ни истерические угрозы продажного коменданта, ни предпринятые облавы не дали желанных результатов.
...Из-за облаков проглянуло солнце. Золотой луч, как сноп прожектора, вырвал из объятий серого дня узкую улицу, скользнул по крышам домов, коснулся верхушек молчаливых тополей и скрылся за серебристой облачной толщей. День выдался пасмурный, не по-летнему прохладный. Немецкие офицеры сидели в номерах, играли в карты, пили вино.
Мария Василенко пришла убирать. Была в своем обычном легком платье. Первым ее заметил подвыпивший Ганс. Зло посмотрел в сторону строптивой фрейлейн. Почему-то подумал: именно такие, как эта упрямая девчонка, доставляют немцам хлопоты. В городе дважды появлялись листовки, в них сообщалось о неудачах на фронтах немецкой армии. Возмутительно! Раздраженность Ганса усугублялась еще и тем, что ему предстояла отправка на фронт. Нужно ли говорить, что это была далеко не радостная перспектива...
В присутствии офицеров уборка помещения у Марии не клеилась. Она споткнулась, опрокинула ведро с грязной водой и тем вызвала хохот.
— Дайте ей похмелиться! —съязвил сиплым голосом лейтенант с веснущатым лицом.
— Пусть юбкой соберет воду, — вторил под общее одобрение другой офицер.
Мария отлично понимала зубоскальство немцев, но не подавала вида. К ней приблизился долговязый Ганс. Он похвастался коллегам, что сейчас позабавится «малюткой» в свое удовольствие. Но у Марии не дрогнул ни один мускул.
— Коньяк пьешь, черномазая? Молчишь? Русские говорят: молчание — знак согласия. Так?
Мария притворилась непонятливой, взяла ведро и собралась выйти из комнаты. Офицер схватил ее за руку и до боли стиснул:
— Э, чертовка, не улизнешь! Сделай милость, выпей!
Инцидент мог печально кончиться, если бы вдруг не подоспел полковник. Быстрыми шагами он вошел в комнату. При его появлении все вскочили с места и с возгласами «хайль!» вытянув вперед руки, застыли в приветствии.
— В 12.05 все офицеры должны быть в штабе, — отчеканил полковник. — Мы встречаем высокого гостя, это обстоятельство обязывает...
Полковник не договорил. Заметив уборщицу, стоявшую в стороне с поникшей головой, раздраженно крикнул:
— Вон отсюда.
Мария удалилась. Она привела в порядок комнаты, вымыла полы и пошла домой. На работу к Виктору не рискнула идти. Отложила встречу до вечера.
|