Фашисты привезли нас в Югославию, в город Сараево. Мы стали работать в военном госпитале: выносили умерших, хоронили их, приносили в операционную раненых. Скоро я заболел — не знаю до сих пор—чем. Вероятно, болели отбитые во время допросов почки. Ждал смерти. Немцы ведь расстреливали всех больных.

Но в госпитале была медсестра — немка Пауля, очень сочувственно относившаяся к нам. Она, видимо, и переодела меня в немецкую солдатскую форму, отвезла в сараевскую больницу [...] Там познакомился я с югославом Драганом Поповичем. Он приходил проведать моего соседа. Я скоро понял — передо мной партизан... А еще через несколько дней они узнали, что я советский, и перестали таиться от меня. Действительно, это были югославские партизаны.

Так я нашел в те дни дорогу к югославскому подполью и весной 1943 г. выполнил первое партизанское поручение.

Военнопленные по-прежнему работали в госпитале. К нам привыкли многие фашистские офицеры, особенно те, которые приехали в Сараево недавно, не знали даже, что мы русские. Это облегчало нам работу.

Однажды я зашел в раздевалку офицерской столовой. Вытащил из плаща два пистолета с обоймами и надежно спрятал их. Вечером рассказал об этом своему другу Аполлону Кузьмичу Хазарянцеву. Не успел закончить фразу, ввалились в вагон фашисты. И отправили всех русских в гестапо. Там жестоко избили. Хазарянцеву выбили все передние зубы, а у меня в боку разошлись послеоперационные швы... Держали нас в гестапо неделю, потом перевели в железнодорожный концентрационный лагерь. Мы с Аполлоном решили бежать, начали готовить лазейку в стене. Однажды во время смены охраны нам удалось скрыться. Через два часа добрались до первой городской явки, которую дал мне еще в госпитале Драган Попович [...]

Через два дня мы прибыли в партизанский отряд на Игмане. Командир Мирко Тошич и его боевые друзья встретили нас радушно. Целый вечер мы рассказывали новым друзьям о своей Родине, интересовались сводками Совинформбюро.

А через сутки отдыха и знакомства я получил первое боевое крещение. Пятерка партизан пошла на связь с пролетарским корпусом, который располагался где-то между, горами Фоча и Трново. Мне поручили передать командиру корпуса секретный пакет.

Ночью мы подошли к горам. Фашисты охраняли проезжую часть дороги. Пришлось тихо «снять» одного часового, а второго взять живым — нам нужно было точно знать, где еще стоят посты. День и ночь шли партизаны по горам и горным лесам. Шли с большой осторожностью через кордоны, охраняемые фашистами и предателями Югославии —четниками.

На третий день на узкой горной тропе увидели вооруженных людей. Дорога здесь только одна — налево обрыв, направо — лес на круче. А если это враги? Мы залегли. Так и есть: четники, человек пятьдесят. Раздумывать было некогда. Завязалась перестрелка. Стоян Томич тихо скомандовал: «Отходите в горы». Я бросил две дымовые шашки. Мы бросились к круче и вскарабкались наверх. До сих пор улыбаюсь, вспоминая тот эпизод: четники, когда рассеялся дым, не поняли сразу, куда мы исчезли, шумели, разводили руками...

Стоян Томич похвалил меня за смекалку. Вручили мы пакет, получили новое задание, вернулись в штаб на Игмане. Партизаны, которым Стоян рассказал, как мы исчезли под носом четников, смеялись, хлопали меня по плечу: «Живио рус! Василий, ты ж добр борец!»

Вечером у костра я рассказывал ребятам о родном Донбассе. Незнание языка восполнял жестами. Меня понимали. Мы пели «Катюшу», сербские песни [...]

Однажды утром вызвал меня Мирко Тошич и предложил перейти в боевой отряд, действующий в районе Сараево, Конечно, я согласился. На новом месте встретил Драгана Поповича. Он был комиссаром.

Я не переставал думать о своих земляках, что остались в концентрационном лагере в Сараево. «Хорошо,— сказал Драган Попович. — Выручим друзей». И дал мне в помощь двух партизан. Правда, мы еще получили задание — доставить в Сараево радиостанцию и взрывчатку.

Пробыл я в Сараево дней пять-шесть. Связался с русскими военнопленными, наметил с ними план и день побега. Все шло хорошо... И вот тревожный день. Восемь ребят — Иван Бабенко, Иван Горячев, Александр Земсков, Саша Москвич, Пантелей Мордвин (Пронин), Саша Еврей, Иван Беспалый, Иван Лопатин — стучатся в дверь. Быстро переоделись в немецкую форму. А как идти, если никто не знает ни сербского, ни хорватского, ни немецкого? Решился я на такой шаг: построил их и повел на вокзал. Иду, а сам громко выкрикиваю немецкие команды. Сердце стучит — вдруг задержат? Что тогда скажу, если кроме этих команд, по-немецки ни черта не знаю!

Добрались так походным маршем до вокзала, сели в поезд, вздохнули свободно. И приехали чуть ли не в штаб. А там нас встретили с восторгом: «Ура! Красная армия с нами». Качали. Потом удивлялись, смеялись над фашистами.

Скоро меня назначили командиром русского партизанского взвода. Получили мы форму борцов народно-освободительной армии Югославии. Было это уже в августе 1944 г. Присягая, мы дали слово бить фашистов в горах Югославии так же, как недавно били их советские воины под Москвой, Сталинградом, Курском.[...]

Опубликовано в книге «Пламя гнева». Донецк, Изд-во «Донбасс», 1965.

<< Назад

Вперёд >>