"ИЗ ПЛАМЕНИ ОГНЯ ПИШУ"

    "Здравствуйте, милая Паня, Аля, Гена!
   Примите от меня боевой привет с яростной борьбы против империалистических ставленников Гитлера... Как видите, что я жив и здоров. Могу сообщить, что еще зима не проявила свои лютые права. Но наша армия, а вместе с этим и я, хорошо одеты и обуты... Наши части уже 5-й день ведут упорные наступательные операции.
   Паня! Наша задача прорвать оборону, и здесь недалеко отбудем соединяться со Сталинградским фронтом, и хотим гнать сволочей заодно, да по одной дороге... После успеха этой операции, по всей видимости, будем отдыхать..."
   
   Письмо как письмо. Прасковья Михайловна, читая фронтовую весточку мужа Семена Илларионовича Самарина, уже не удивлялась многочисленным вычеркам цензуры. Научилась понимать, что хотел сказать ее любимый между строк. Но приписка внизу незнакомым почерком бросила ее в дрожь:
   
    "Сообщаю, что потерял лучшего друга, командира, своего любимого друга жизни, с которым мы целые ночи часто вспоминали домашних. Не беспокойтесь, ваш супруг будет похоронен всеми бойцами, с которыми он воевал. Зам. командира батареи.
   28.11.42 г. 10.00 утра".
   
   Жестокая война отобрала у Прасковьи Михайловны и ее детей мужа и отца...
   Семен Илларионович Самарин родился и вырос в бедной крестьянской семье. Подростком трудился в поле, потом был чернорабочим на текстильном предприятии города Иваново.
   С 1918 года по 1921 год служил в рядах Красной Армии. В 1919 году стал члeном ленинской партии.
   После окончания гражданской войны несколько лет находился на партийной и советской работе.
   В начале января 1942 года С. И. Самарин добровольцем ушел на фронт. Был командиром 45-миллиметрового противотанкового орудия. В начале сентября 15-й стрелковый полк, в котором служил С. И. Самарин, прибыл в район Сталинграда. О своей боевой жизни, о судьбе односельчан рассказывал в письмах домой:
   
   "...Дорогая моя семья и все сродники!.. Сегодня 25 дней в огне и лавине стали и железа. Я и тысячи других отражаем натиск озверелого империализма, руководимого фашистом Гитлером.
   Паня! Если бы было листов сто, то все бы с жадностью заполнил, пусть бы знали и передавали об этой чудовищном борьбе. Но как видишь, ограничен временем и бумагой. Паня! За эти 25 дней ни одной минуты не прекращался бой - звуки и лязг металла и стоны людских жизней.
   Вот я и поверил старинной пословице, что черти и в аду живут, а советские люди не черти, но, возможно, из этого ада смогут выбраться. Паня! Наши потери очень велики, но и противник несет трижды большие, ибо он рвется и стремится овладеть.. Кохомцев остались единицы. Лично со мной остался Сергей Маслов, а ниже читай перечень выбывших.
   Вершнин (Машухин сват) убит 5.09 под бомбежкой у Мертвой горы, 35 км от...; Александров Д. М.- тоже и там же; Кулев И. Фл ранен... Полушкин Иван, ты его знаешь, ранен, Жуков (Прислониха) ранен, Яновский ранен, Споров ранен, а об остальных и не буду, их сотни...
   Духом не упал, только озверел. Сама подумай - нельзя не звереть! Головы не высунь, а в земле вши, черти снизу поддают.
   Привет всем, всем, всем...
   Ну, милая семья, будьте здоровы. Ваш муж и папа С. И. Самарин.
   25.9.42 г."
   
   Письмо написано в яме, на коленке. В качестве опоры - подошва сапога. Больше нет исхода".
   
   "Милая Паня, как я счастлив, что имею возможность сообщить о себе. Эта минута, время еще больше укрепляет меня на стойкости в сопротивлении кровавой банде.
   Паня, ты извини, что я пишу без приветственных комментариев. Ну вот, милая Паня, чьей волей, не знаю, но чудо, что я еще жив! Вам там понятно из печати и радио, какая нам нелегкая доля досталась - защита...
   ...Ну всего, Паня, не опишешь, приду расскажу все и по порядку. И я для тебя буду романом о степных безводных полях и огромных значительных битвах. Тебе расскажут раненные в боях кохомцы.
    Ну вот еще что? Нам до самой, видимо, смерти повезет, погода теплая. Сейчас прыгаю в щель, вижу тучу стервятников.
   Прощайте. Ваш...
   28.9.42 г."
   
   Накал сражения за волжскую твердыню нарастал с каждым днем. Бои нередко продолжались и в темное время суток. Защитники Сталинграда стойко дрались за каждый клочок родной земли, нанося противнику большой урон, но и сами несли большие потери. Однако веру в окончательный разгром фашистских полчищ не теряли. Этот оптимизм отражен в письмах С. И. Самарина.
   
    "Здравствуйте! Милая моя Паня, сыновья Гена, Аля, Валя. При этом посылаю вам мой сердечный привет. И желаю вам: здоровья и счастливых успехов в личной и общественной жизни.
   Паня! Из пламя огня и стального дождя... я пишу тебе 5-е письмо за сентябрь месяц. Вот видишь, сегодня 30.09.42. Это ровно 30 дней выпавших испытаний. В дикой безлюдной и безводной степи, под ежеминутными ударами всех видов грозного вооружения врага, где геройски погибли много близких товарищей. Но я считаюсь счастливцем. Сегодня, в ночь на 1-е октября, мы идем в наступление. В какой раз? Я сбился со счета. Но надо сказать, что это дело весьма серьезное и тяжелое...
   Милая Паня, я тебе обязан за твою оказанную помощь. Сегодня тебе послал 300 рублей, в, будущем также помогу... Чувствую себя хорошо, едим досыта, погода теплая, табачок и сахарок, надо сказать, с излишком. А остальное довольствие изложено впереди...
   Паня! Одновременно я писал письма Максиму Егоровичу и Нине Лебедевой, с которыми поделился о нашей фронтовой жизни.
   Очень жаль, что я не получал твоих писем 29 дней. За это время что-нибудь изменилось и у тебя?
   Паня! От моего имени передай привет теще - Наталье Ивановне, Лиде, Нюре, Шуре и их ребятам, а также дружеский привет семье Свиненковых, с которыми я почти ежедневно шутил. Скажи, что я желаю им успеха, здоровья, бодрости в столь трудную минуту.
   Ну что еще вам написать, право, я не знаю. Как будто все.
   Остаюсь ваш муж, отец, друг, воспитатель Семен Илларионович Самарин.
   30.9.42 г."
   
   В это время семью Самариных постигло большое горе - умер младший сын Валентин. А старшего, Геннадия, призвали в Красную Армию. Прасковья Михайловна решила уйти на фронт, о чем известила мужа. Семен Михайлович тут же написал письмо домой. Некоторые его строки, может быть, не совсем корректны по отношению к женщине. Но Самарин считал, что война - не женское дело, что ее могут вынести только железные мужчины, к которым он причислял и себя.
   
    "Здравствуйте! Милая Паня и дорогой мой Альберт Семенович, шлю я вам окопный большевистский привет. Паня и Аля, не знаю, кого благодарить, что я еще жив и здоров. Ну что вам сообщить?
   Письма ваши от 26-30.09 я получил, из которых узнал, что Гена в РККА, а Валя покончил скрипеть и ему отдали долг - похоронили... Мне одно не нравится, дорогая Паня, что с этим у тебя отнята жизнь. В этом ты не права. У большевиков трудностей нет, если они истинные большевики, а я тебя отношу к ним.
   Паня, ты говоришь, что уедешь на фронт, это с тобой белая горячка. Ведь подумай, что тебе надо вагон панталон да несколько ослиных сердец, чтобы ты существовала на фронте. Да тебя хватит на один визг мотора.
   Паня, ты этим не шути, и не время. Если ты хранишь мои письма, прочитай и вдумайся, какую я прожил историю. Так это я, а ты знаешь, что я железо и только железо, ты это говорила, еще дома...
   Паня, я, как и в предыдущих письмах, прошу тебя вот о чем, что ты будешь наш домашний штаб, мы через тебя будем осведомляться. Это 1-е. И 2-е: больно не нервничай и не отчаивайся. Веди себя хладнокровно, это будет гораздо лучше и ценнее. Займись общественной работой, вот у тебя быстрее время и пройдет.
   Пару слов о себе. Наша часть все еще ведет сопротивление. Вот уже 40 дней бессменно в условиях степи беззаветно сдерживаем нечестную фашистскую орду.
   Паня, с поля боя можно бы писать многое, но непозволимо и вредно. Я тебе расскажу дома, а раньше это тебе расскажут, уже приехавшие товарищи по ранению...
   Ну, будь здорова. Остаюсь твой С. И. Самарин.
   11 октября 1942
   
   "Паня! Несмотря на сложность моей жизни в военной обстановке, да еще в особенной, надо сказать, я все же не забыв тебя. Сегодня ночь для меня и ряда товарищей особенно была опасной. Трудно сказать почему.
   Но факт, что я остался жив и вот стараюсь уведомить в этом тебя. Гады-фрицы, видимо, начинают задыхаться. Долгое время рвались как черти, но стало заметно - выдыхаются.
   Фашизм погибнет под тяжестью своих преступлений, и этому времени совершенно не долго.
   Паня, в этом письме я хочу тебе одно напомнить, чтобы поняла и в панику не вступала, и меня в уныние не вводила. Ты пишешь, что пусть буду каким-либо калекой, но приезжай. Это, милая Паня, может быть и без предупреждения. Тебе завидоватъ приезду раненых не советую. Я прошу тебя одного желать: видеть таким, каким мы простились у кир. завода. Та любовь и сердечный твой поцелуй до настоящего времени хранится в моей груди до приезда к тебе, моя милая Паня. Остальная жизнь - знаешь сама: окопы, разновидная стрельба, полеты самолетов. Но, видимо, свыклись, и кажется, что это должно так быть...
   Привет всем знакомым и соседям. Я в октябре очень расписался. Да ведь сама пойми - в этом закладывается наше счастье.
   15 октября 1942 г."
   
   А это письмо Семен Илларионович адресовал своему старшему сыну, в тот период курсанту Подольского военного пехотного училища, эвакуированному в годы войны в город Иваново.
   
    "Здравствуй, дорогой мой сын Гена!
   Прими мой родительский привет и от души наилучшие пожелания в твоей военной жизни. Гена, вопреки твоим опасениям, как видим, я жив и здоров. Это очень важно. Твое письмо, которое ты писал 26.10, я получил 1.11, за что благодарен, и отвечаю тебе на твои запросы. Соприкосновение рубежей. Наша пушка находилась 57 дней на передней линии одной высоты в 50 метрах от немецких окопов. Второе! Какое мое звание?
   ...Гена! Мне предлагали аттестовать на младшего лейтенанта. Я отказался, т. к. не по моим годам... Третье. Ты спрашиваешь, как чувствуют наши бойцы? Гена! Это будет откровенно, что нигде и ни в одной армии нет такого высокого морального духа, как в РККА. Остальные действия нашего фронта тебе известны из печати, в том числе и нашей части.
   ...Гена! У меня большие изменения. 1 ноября нас чуток на 3 км отвели для пополнения и прочих дел. Мы вымылись, побрились. Получили фуфайки, брюки ватные, новые шинели, теплые с подватой, шапку-ушанку, варежки, 2 пары белья, 2 пары портянок и новую плащ-палатку. Я этого никак не ожидал. Но факт! Это наш тыл крепок и дает своевременно и в полной мере все потребное фронту. Харчевка, несмотря на дальность от баз снабжения, надо прямо сказать, своевременная и хорошая. Вот видишь, что наша Армия крепка и есть еще надежда на разгром немецкой армии.
   ...А сталинградское направление врагу будет стоить столько, сколько ему обошлось и московское в прошлом году. Участь аналогична. Гена! Есть, вероятно, разговоры у некоторых в безнадежность победы над гитлеровской бандой. Прямо заявляй им, и будет без ошибки, что эти люди предатели Родины.
   Вот, милый Гена, все. Остаюсь твой отец С. И. Самарин.
   6 ноября 1942 г."
   
   До контрнаступления советских войск под Сталинградом оставалось меньше двух недель. Вскоре, по данным архивных документов, в штаб 15-го стрелкового полка из 49-й стрелковой дивизии поступил боевой приказ о готовности к решительным действиям. Серьезный боевой экзамен предстояло держать артиллеристам. И они надежно оправдывали оказанное доверие - сокрушали боевую технику и огневые точки противника, отражали контратаки вражеских танков, уничтожали фашистскую пехоту. Всего несколько дней провел в наступательных боях сержант С. И. Самарин - 28 ноября 1942-го он погиб в районе Клётской.
   Не прошло и года, как в боях за Родину на Западном фронте пал смертью храбрых и его девятнадцатилетний сын Геннадий командир минометного взвода.
   Прасковья Михайловна Самарина, члeн КПСС с 1929 года, работала на текстильных предприятиях Ивановской области. Ее добросовестный труд отмечен несколькими государственными наградами.
   Альберт Семенович Самарин окончил спецшколу ВВС в городе Иваново, затем военно-морскую школу летчиков и военно-морское училище, а в 1957 году - военную академию. Служил в разных гарнизонах. В настоящее время - полковник в отставке.