Сумерки наступили неожиданно: заработалась. Весь день смерть не переставала открывать дверь бюро. А два дня назад из Кирилловской больницы вновь принесли список. B нем - триста душ тех, задушенных. Зажала сердце в кулак и регистрирую, не разгибая спины.
   А вот теперь у меня людно и шумно. Усевшись на диване, болтают Зина, Зоя, Нюся, Люся - девушки, работающие в финансовом отделе, карточном бюро, отделе так называемой общественной опеки. Среди этой молодежи и Алеша, мой ровесник, товарищ школьных лет.
   Работу я кончила. Кладу книги в шкаф, прибираю на столе и слушаю рассказы своих гостей о виденном и слышанном.
   Со многими из них уже подружилась. Когда я одна, то не один сослуживец забежит украдкой. А после работы любят посумерничать на диване. Обычно просят:
   - Расскажите что-нибудь о школе.
   Часто спрашивают:
   - Были у вас сегодня молодожены? Любопытство вполне понятное: брак сейчас - большая редкость.
   Мы чувствуем себя вольготно. Надо сказать, Александр Михайлович работал только до обеда, а затем ушел домой, почувствовав себя плохо. И досталось бы мне от него за этот шум в загсе! Нюся и Зоя были вчера в опере и делятся своими впечатлениями. Накануне в управе раздавали билеты на празднование юбилея - столетия со дня рождения Н. В. Лысенко, нашего украинского композитора, которого немецкие захватчики при помощи подхалимов мертвого тянут за волосы к себе. Им нужен он как некий, целиком придуманный конечно, пример дружбы украинского и немецкого народов, которая, дескать, длится века.
   Вступительное слово сказал "глава" города Фороставский, слово для доклада о жизни и деятельности композитора он дал какому-то "пану" Музыченко. И тот и другой старались доказать, что именно благодаря благотворному влиянию культуры немецкого народа Лысенко и стал выдающимся композитором. Зоя смеется. Бред какой-то! Два года изучала она историю музыки и такого не слыхала.
   Биография композитора была рассказана дрожащим голосом. Докладчик явно опасался сказать что-либо такое, что не понравится оккупантам. Видимо, по их наущению он начал толковать о том, что нужно оказывать помощь немецким вооруженным силам, добровольно ехать на работу в Германию и вообще прилагать все усилия во имя победы немцев.
   Но только он завел эту препротивную музыку, как публика начала потихоньку покидать места и уходить.
   - Озираюсь, - продолжала Зоя, - и вижу, что осталась почти одна в окружении немецких солдат.
   - Как это-в окружении солдат?- спрашиваю я.
   - Да в театр потом набились немцы. Сперва я их не заметила.
   Программа юбилейных торжеств отпечатана была на двух языках - немецком и украинском. Первая страничка - немецкая, орнамент вокруг портрета композитора тоже немецкий, а уж вторая страничка, "унтер андерем" (между прочим), украинская.
   Зоя показывает нам эту программу. Беру в руки- и сердце жжет обида за надругательство над памятью любимого композитора. Лысенко и оккупанты, Лысенко нацизм-что между ними общего?
   Концерт затеян Форостовским не зря. В конечном счете он нужен был немцам для психологической подготовки населения к предстоящим мобилизациям. Смотрите, мол, и убеждайтесь, как мы крепки, уверены в себе, и не рассчитывайте на возвращение своего, советского...
   Сумерки сгущаются, проходит час после окончания работы, но в компании как-то теплее, не хочется уходить. Сажусь в круг. Зоя просит: "Продекламируйте что-нибудь или расскажите из прошлого". Девушке жаль закрытую музыкальную школу, десятый класс которой она кончала бы в нынешнем году.
   Возвращались с Зиной в приподнятом настроении. Лица наши раскраснелись, и густая сетка лохматых снежинок приятно охлаждала. Снежок падал и падал, мягкий, пушистый.