1942
31 января
Вот я и
регистратор. Не какой-нибудь обычный регистратор, а
регистратор рождений, браков, усыновлений и
смертей. А короче говоря, регистратор смертей, так как
из всех операций сейчас преобладает именно эта. В
первые три дня работы регистрировала только смерти, все эти три дня была под
впечатлением регистрируемого. А впереди та же
регистрация смертей. И сколько их еще будет с приближением весны?.. Не
лучше ли было бы заниматься тарелками? Казалось бы, чего проще: записать по
установленному стандарту ответы на вопросы, зарегистрировать акт смерти и,
забыв про написанное, продолжать регистрацию. Но
это не так-то просто. Обычные слова "Запись о смерти
№..." вызывают в твоем воображении целые картины; короткая запись-представление о целой жизни; фамилия, имя, отчество умершего - цельный
образ, живой и конкретный... Хочу того или нет, но
невольно поддаюсь настроениям и переживаниям заявителя, и не раз дрожат у
меня руки. К концу рабочего дня была готова и себя
зарегистрировать, но, когда вышла из "мертвецкой", ощутила, что еще жива, и
обрадовалась. До чего же приятно смотреть на свежие
ковры пушистого снега, дышать морозным воздухом, забыть о регистрации
безвременно погибших и ждать чего-то хорошего,
счастливого... Разговаривала с живыми Михаилом
Даниловичам и Филиппам Григорьевичам, коллегами по школе, с которыми
возвращалась с работы, и не верила, что уже свободна, что иду домой, что меня
еще не несут. Но дома вновь приобретенные в загсе знакомые опять напоминали о себе. В моем воображении выразительно и четко возникла
стандартная форма записи о смерти со всеми никому не нужными сведениями о
покойнике, а перед глазами, вставали живые образы безвременно погибших
граждан. Вот гражданка Осатюк. Ей только 30 лет. От
истощения вспыхнул туберкулез и подкосил молодую женщину. Но это же мои
годы. Познала ли она радости в жизни или они ее только ждали впереди? Две
войны и два голода, как их следствие, она уже знала. Глаза ее, молодые
прекрасные глаза, блестят радостью жизни и преследуют меня. Представляю ее
в гробу. Затем себя вместо нее. Но я, возможно, еще
увижу весну, а она... Представляю себе то, что так обидно и больно себе.
Представить, - ее преждевременную смерть - и стараюсь прогнать прочь эти
видения, отвожу глаза к окну. Там, за окном, в саду, свежие снежные ковры, в
воздухе кружат веселые снежинки... А вот Мусатова
Домна Федоровна. Этой 86 лет. Полное, кроткое, симпатичное лицо смотрит на
меня с милой старческой улыбкой, а хитрый прищур глаз как бы
говорит: "Я, пожалуй, еще бы пожила, но видите, что
творится..." Лицо Кирилла Ефремовича Костюка мне
незнакомо: умер в октябре, жена сдала паспорт в полицию и сегодня получила у
маня свидетельство о смерти, так называемую метрику, которая нужна как
документ. Этот умер сорока пяти лет. Почему-то он представляется мне
сильным, красивым мужчиной. Крепко сжав губы,
чтобы не разрыдаться, жена его молча сидела возле меня в ожидании
документа. Оформляя запись о смерти, невольно
наблюдала за ней. Вручая ей документ, почему-то
почувствовала себя как бы виноватой парад ней за эту написанную моей рукой
бумажку. А она, приняв свидетельство о смерти,
прошептала: - Забыть его не
могу... Почему-то была уверена, что она, как и ее
покойный муж, - врач. Опросила, есть ли у нее
дети. - Сын где-то у наших... Сказав, ушла
решительно, быстро. Особенно рвут сердце дети.
Родятся либо мертвые, либо, прожив несколько часов, умирают. Тогда мать
получает сразу две метрики, ибо в страшную годину донашивала она
ребенка! Вот Рора Иван, Шевелев Петрик, Гусь Вова,
Петренко Гриць, Бондаренко Надия... Мать дает
справку о рождении и вместе с нею справку о смерти. При этом она
говорит: - Назовите как хотите, не все ли равно...
Или: - Назовите Верой,
потому что хотела, чтобы была Вара... Да и муж, уходя на фронт, просил так назвать... Когда спросила Александра Михайловича, что
писать в подпункте "вероисповедание", он хмуро ответил: - Согласно приказу немцев, надо писать "православный". Так и пишите. Мертвые протестовать не будут...
|