Возле Лелиного дома Борис заметил немецкого офицера и девушку. Они стояли в тени подъезда и целовались. Офицер обнимал девушку, шептал что-то по-немецки, она приглушенно смеялась и кокетливо отталкивала его.
   На втором этаже распахнулось окно, показалась чья-то рука, державшая кувшин, послышался всплеск. Офицер отскочил и громко, злобно выругался, стряхивая с мундира воду. Его дама стояла, опустив голову. Мокрое платье облепило тело, завитые кудри повисли жалкими сосульками.
   Офицер ворвался в подъезд, под его сапогами загремела деревянная лестница.
   Через минуту наверху раздался крик. Выскочил офицер, таща за руку босую девушку в ночной сорочке. Рядом семенила, отчаянно цепляясь за рукав немца, полная женщина в халате, по-видимому, ее мать. Офицер хватался за кобуру, женщина рыдала:
   - Ой, да что ж вы делаете! Не трогайте ее, ради Христа, она же глупая, не со зла... накажите ее как хотите!..
   Борис узнал голос Лелиной матери и сообразил, что немец собирается пристрелить его жену, Лелю... Сжав кулаки, он шагнул вперед, но тут девица, которую Леля облила водой, взяв офицера под руку, принялась упрашивать его успокоиться и не поднимать шума. Ей удалось увлечь его в сторону. Уходя, немец размахнулся и ударил Лелю по лицу. Не удержавшись на ногах, она упала. Парочка удалилась. Леля встала и, прихрамывая, скрылась в подъезде. Мать последовала за ней.
   - Горе ты мое! Что же ты вытворяешь! В могилу меня сведешь! - слышался еще некоторое время ее плачущий голос.
   Борис подождал, пока они вошли в квартиру, и подбежал к дому. Несколько минут он стоял перед дверью и обдумывал, что сказать о себе Лелиной матери. Мысли мешались. Так ничего и не придумав, постучал. Дверь открыла мать.
   - Здравствуйте,- несмело сказал Борис.- Леля дома?
   Так он говорил до войны... И пожилая женщина взглянула на него так же неодобрительно, как тогда... Она еще не успела остыть, голос ее прозвучал раздраженно...
   - Это ты? Дома, дома твое сокровище! Входи, раз пришел!..- Словно ничего и не произошло, словно не было в городе немцев и не явился Борис неведомо откуда, чуть ли не с того света...
   Леля выбежала из комнаты и бросилась к нему на шею. Он обнял ее, закрыл глаза... По его щеке скатилась слезинка... Леля целовала его, шептала что-то и прижималась к нему, вся дрожа, как будто боясь, что Бориса отнимут у нее... Мать ушла в комнату...
   Леля усадила Бориса к столу. Принесла в котелке вареную картошку, вскипятила чай, нарезала тонкими ломтиками черный, плохо пропеченный хлеб. Борис не стал придумывать-да, как на зло, ничего и не шло на ум,- рассказал о себе всю правду... Лелина мать строго спросила:
   - Очень рада, зятек, что ты живой остался, это, конечно, для моей дочери большое счастье. Но хотела бы я знать, что ты собираешься делать?
   - Мама! - укоризненно сказала Леля.
   - Оставь,- прервал Борис.- Вопрос законный. Мать интересуется, сладкая ли жизнь тебя ждет... Нет, такой жизни я вашей дочери обещать не могу, уж не обижайтесь. Карьеру при немцах делать не собираюсь, работать на них не стану, значит, и зарплату мне платить не будут... Придется и поголодать часом, а может и поплакать, потому что собираюсь я попрежнему воевать с ними, буду убивать гадов до тех пор, пока они меня не прикончат. Для того и убежал из лагеря, так что муж я, прямо скажем, ненадежный. Из-за меня даже и вы можете пострадать. Вот вам мой ответ. Теперь, конечно, мне придется уйти?
   Он встал и надел шапку. Леля бросилась к нему, но ее мать тихо сказала:
   - Сиди! - нахмурившись, она повернулась к Сондаку:
   - Плохо же ты меня знаешь, если думаешь, что я покоя ищу... У меня дочка одна, я ей счастья желаю, но не ценой бесчестья. Она давно уж взрослая, пусть сама решает, как ей жить. А тебе что я могу сказать? Не знала я, что ты такой... Прости... Думала, ты верхогляд, девочками да танцами интересуешься... Вижу, ошиблась. Я тебя не гоню. Ночуй у нас. Домой тебе нельзя. В квартире вашей немцы, мать твоя эвакуировалась...
   - Я знаю...- ошеломленно пробормотал Сондак.- Спасибо вам...
   - Благодарить не за что. Ложись, отдыхай.
   - Не могу,- сказал Борис.- Ждут меня... За ласку благодарю... Зайду при случае, а сейчас прощайте.
   - Куда же ты? Постой, я провожу,- жалобно сказала Леля.
   На лестнице она зашептала:
   - И не поговорили толком, я даже не знаю, вправду ли ты живой или приснился мне... Ведь больше месяца не виделись... Куда ты? Останься.
   - Дело у меня,- вздохнул Сондак и осторожно высвободился из объятий.
   - Какое дело?
   - Обыкновенное, Леленька, солдатское...
   - Я понимаю,- сказала она.- Но почему же ты от меня-то скрываешь? Разве мы не вместе в комсомол вступали?
   - Боюсь я втягивать тебя... Это не игрушки. Поймают немцы - повесят.
   - А я, значит, по-твоему, только для игрушек гожусь? - не на шутку обиделась она.
   - Ну хорошо... Не сердись... Я ведь для того и пришел, чтобы попросить тебя помогать нам...
   - Я готова. Что я должка сделать?
   - Кто из твоих подруг остался в городе?
   - Люся Дедушинская, потом еще Галя Трубка...
   - Подходяще. Поговори с ними завтра, прощупай настроение... Только осторожно. Узнай, согласятся они вступить в подпольную организацию, есть у них желание бороться с фашистами?
   - Да я заранее могу ответить: конечно, согласятся. Рады будут... Но я все равно поговорю...
   - Вот и хорошо. А я завтра вечером забегу, и ты мне сообщишь результат...
   Борис поцеловал жену и, засмеявшись, спросил:
   - Фрица-то нарочно водой облила?
   Она спрятала голову у него на груди.
   - Глупенькая,- прошептал он.- Разве так нужно сводить с ними счеты?
   Поцеловав ее еще раз, он распрощался. Леля долго глядела ему вслед.
   Было уже очень поздно. Небо начало светлеть. Борис быстро шел по улице, прячась в тени домов и прислушиваясь к шагам патрульных. Внезапно сзади раздался пронзительный визг тормозов. Из-за угла, накренившись, вылетел "оппель-адмирал". Перед носом Бориса "оппель" круто свернул и, не сбавляя скорости, едва не опрокинувшись, исчез в провале ворот. Мотор взвыл еще раз и умолк.
   Ошеломленный и испуганный Борис перевел дыхание. Просто чудо, что он не попал под колеса.
   Осторожно заглянув во двор, он увидел рядом с автомобилем человеческую фигуру. Открыв дверцу, человек копался в машине. Через минуту он выпрямился, в руках у него был небольшой плоский ящик. Спрятав ящичек под пальто, человек направился к воротам.
    Борис отступил. Шофер прошел мимо. Он был невысок ростом, коренаст. Кепка надвинута на лоб. Воротник плаща поднят.
   Что он делал в машине? Почему бросил ее?
   Борис пробрался во двор. Дверца "оппеля" была открыта. Заглянув в кабину, Борис заметил свисающие концы проводов. Из машины был вынут радиоприемник. Сондак бросился на улицу. Он должен был догнать незнакомца. Нельзя было упустить его.
   Но настигнуть шофера оказалось нелегко. Заметив, что его преследуют, он перемахнул через ограду сквера. На минуту Борис потерял его из виду.
   - Погоди,- вполголоса крикнул Сондак,- я свой, да не бойся ты, чудак!
   - Вовсе я не боюсь, с чего ты взял? - помедлив, отозвался шофер. Тяжело дыша, он стоял возле дерева. Сондак подошел к нему. Шоферу было лет двадцать. Озорное, мальчишеское лицо с глубокими тенями на щеках. Больше в темноте ничего нельзя было разглядеть.
   - Зачем тебе приемник? - спросил Борис.
   - Тебе какое дело?
   - А машина чья?
   - Глупый вопрос.
   - Угнал?
   - Ты, случаем, не из полиции? - поинтересовался паренек.
   - Я вот тебе дам полицию,- беззлобно ответил Сондак.- Просто интересуюсь такими людьми, как ты...
   - Какими?
   - Ну вот такими... Нужны они мне для одного дела...
   - Ладно, хватит трепаться, я пошел,- сказал шофер.
   - Можешь уйти, но запомни адресок... Если небо зря коптить не желаешь - придешь. Сообразил?
   - Нечего мне соображать...
   Паренек оказался твердым орешком, но в конце концов Борису удалось завоевать его доверие. Как бы между прочим он упомянул о том, что убежал из концлагеря... Парень, поколебавшись, скупо рассказал о себе... Звали его Юрий Шохов.
   - Родителей нет, дядька на заводе имени Петровского работал, эвакуировался, а я в автороте служил, ранили... Правда, к фрицам не попался, спрятали меня в одной хате... Хочу Москву послушать, для того и приемник взял... Неизвестно, что на фронте делается. Из ихних газет правды не узнаешь... Это я уже третью машину угоняю. Первые две ради покрышек. Ободрал их да на базаре самим же немцам и продал... А вообще тоска. Там, по этому адресу, чем угощают?
   - Да уж угостят, будешь доволен,- ответил Сондак.
   Шохов ему понравился.
   - Подыщут для тебя дело поинтереснее, чем покрышками торговать... Так придешь?
   - Приду...
   Светало, когда Борис вернулся в Краснофлотский переулок.
   Юрий лежал на спине, закрыв глаза, и, по-видимому, спал. Стараясь не шуметь, Борис улегся, но, взглянув на товарища, увидел, что тот смотрит на него.
   - Ты что? - спросил Борис.- Почему не спишь?
   - Тебя жду.
   - Я же просил не ждать...
   - Ты, милый мой, не в театре был...
   Юрий повернулся к стене. Борис почувствовал себя виноватым, хотел оправдаться, но не успел... Уснул.