ГЕОРГИЙ ПЕТРОВИЧ САВЧЕНКО Секретарь подпольного горкома партии - организатор днепропетровкого подполья

   Солнце давно взошло, но день не наступил. Над городом висела густая пелена дыма. Ветер, порывами налетавший с Днепра, не рассеивал его, а лишь колыхал, точно огромную занавесь.
   Город горел уже неделю. Над крышами мелькали темные тени немецких пикировщиков, роняя черные капли бомб. Громыхали взрывы. Гитлеровцы были уже близко, они обстреливали город из дальнобойных орудий, и снаряды падали в парке Шевченко, на проспекте Карла Маркса, в районе завода имени Петровского.
   В это серое августовское утро Екатерина Степановна собиралась в дорогу. У шестилетнего Валерика была высокая температура. Малыш не спал две ночи, плакал, и Екатерина Степановна вконец с ним извелась... Вечером прибежал муж, осунувшийся, с усталыми сонными глазами, сбросил измятую одежду, облился до пояса водой из-под крана и принялся бриться, с ожесточением сдирая со щек наросшую за неделю рыжеватую щетину. Покончив с бритьем, сказал:
   - Собирайся, Катюша, на рассвете поедешь.
   - Нет,- покачала она головой.
   - Другого выхода нет,- нахмурился Николай Иванович.- Я работник обкома, меня в городе все знают. Придут немцы и расстреляют тебя вместе с Валериком. Подумай хоть о нем...
   - А ты? - спросила Екатерина Степановна.- Ты ведь останешься?
   Сташков не ответил. Он сидел на кровати, уронив голову на грудь, и спал. Он заснул мгновенно, словно сраженный пулей. Его светлые волосы встали дыбом. Сквозь расстегнутый ворот рубахи темнела загорелая грудь, покрытая каплями пота. Екатерина Степановна уложила мужа, сняла с него запыленные брезентовые сапоги, накрыла одеялом. Подумав, она вышла и достала из кладовки чемодан. Она долго молча смотрела на вещи, висевшие в шкафу.
   Совсем немного их было: два костюма, пара платьев, немного белья. Но они были дороги Екатерине Степановне. Иной раз приходилось отказывать себе в необходимом, чтобы купить рубашку для мужа или какое-нибудь покрывало. Каждая вещь вызывала милые воспоминания... Старенькая белая блузка напомнила Екатерине Степановне о том, как двенадцать лет назад белобрысая, веснушчатая девчонка встретила в парке видного, загорелого парня в матросской тельняшке. Он был одессит, этот парень, недавно демобилизовался из Красной Армии. Знакомство было нечаянным... Катя впервые очутилась на танцевальной площадке. Под музыку небольшого струнного оркестра кружилось несколько пар... До этого Катя не осмеливалась появляться здесь. Мать не раз предупреждала, что в парке поздно задерживаться нельзя. Могут обидеть... Катя дома разучивала модные танго и вальсы. Кружилась по тесной кухоньке, обхватив руками стул... Полузакрыв глаза, она мечтала о высоком, обязательно черноволосом и чернобровом парне... Когда-нибудь он обхватит ее за талию сильной рукой и закружит, закружит...
   ...В тот вечер она стояла, робко прижавшись к низенькому заборчику, и смотрела на танцующих. Вальс сменился фокстротом, затем музыканты заиграли танго, людей на танцплощадке стало больше, но Катю ни разу никто не пригласил. Мимо прошли три парня в одинаковых черных косоворотках. Они даже причесаны были одинаково: у всех троих на затылках белели проборы...
   - Пригласи эту,- услышала Катя.
   - Девчонка!
   - Да и ноги тонковаты, еще подломятся.
   Опустив голову, Катя стала пробираться к выходу. И вдруг кто-то схватил ее за руку. Подняв глаза, она увидела парня, который заявил, что она девчонка.
   - Ладно тебе,- добродушно сказал он.- Не обижайся. Мы ж просто так...
   Он мало походил, на ее героя. Его рука вовсе не была сильной. Робко и неуверенно он взял ее за талию и, танцуя, заботился главным образом о том, чтобы случайно не прикоснуться к своей партнерше... Вот с этого все и началось... Парень проводил Катю до дома. Попрощавшись с ним, она долго не могла уснуть... Парень сказал, что его зовут Николаем, но можно называть и Василием, у него два имени, даже в паспорте оба записаны. Получилось так потому, что отец его - болгарин, а у болгар есть обычай давать своим детям два имени - одно собственное, а другое деда. Деда звали Василием, вот и вышло, что внук стал Николаем- Василием...
   ...Утерев слезинку, Екатерина Степановна принялась складывать в чемодан Валеркино белье и платьица старшей дочери, Аллы. Месяц назад на Урал уехал приятель Сташкова, и муж настоял, чтобы Аллу эвакуировали... Уехала дочка наспех, в чем была...
   Незаметно наступило утро. Солнце взошло, но дома не отбрасывали тени. Дым клубился за окном.
   Екатерина Степановна на минутку вздремнула, а когда проснулась, мужа уже не было. На столе лежала записка: "Скоро приду, подвода будет через час".
   Накормив Валерика, Екатерина Степановна вынесла из дома чемоданы.
   Во дворе к ней подбежала полная черноволосая женщина и крепко прижала к себе. Несколько минут стояли обнявшись.
   - Ну, ну,- сказала женщина,- успокойся. Что же делать?
   - Твой-то как?
   - С заводом эвакуируется. В одном эшелоне, наверно, и поедете... Я-то пока остаюсь... Попрощаться забежала...
   Гостью звали Татьяна Петровна Тарасовская. Сташковы были знакомы с нею и с ее мужем уже лет десять. Муж Татьяны Петровны, старший мастер механического цеха завода "Спартак", когда-то учил Николая Ивановича слесарному мастерству. Потом Сташкова послали на комсомольскую работу, из цеха он ушел, но дружба осталась...
   - Почему же ты с мужем-то не едешь? - удивилась Екатерина Степановна.
   - А куда я свою мать дену? Больна она... Три недели не встает... Уж я думала, думала, сколько слез пролила, но, видно, суждено мне с моим стариком расстаться... Позже нагоню его, если все будет хорошо... Ну, прощай, Катюша. Счастливый путь... Дел у меня невпроворот...
   Она звонко чмокнула Екатерину Степановну в губы и побежала к воротам. В переулке Татьяна Петровна едва не столкнулась с пожилым возчиком, который вел под уздцы лошаденку. Телега громыхала по булыжной мостовой...
   - Здесь, что ли, живут Сташковы?
   Возчик заколотил двери квартиры, погрузил на телегу два узла и чемодан, усадил на колени матери Валерика и вывел лошадь со двора.
   По проспекту Карла Маркса шли войска. Шли усталые, запыленные красноармейцы. Шагали командиры с кубиками и шпалами на петлицах.
   Жители Днепропетровска - пожилые, дети, девушки, столпившись на обочинах, молча провожали их... Катились орудия и снарядные повозки. Желтая пыль неподвижно висела в воздухе и смешивалась с дымом... В хвосте колонны шли те, кому не удалось устроиться в машину и на поезд... Весь транспорт был занят вывозом заводского оборудования... Эти люди шли, покрытые пылью, толкая тачки и детские коляски с вещами. Из узлов высовывались куклы, чайники, которые жаль было бросить. О, эти тачки! На каких только дорогах не побывали они в тяжелом тысяча девятьсот сорок первом году!..
   ...До вокзала было уже недалеко, как вдруг завыли сирены, начался очередной налет. "Юнкерсы" вынырнули из-за туч и, зловеще воя, устремились к земле. Возчик схватил Катю за руку, посадил на плечо Валерика и вбежал в какой-то подъезд. Едва успели укрыться, как раздался взрыв и в воздух взметнулись балки и камни. Бомба попала в двухэтажное здание аптеки.
   Красивый белый дом мгновенно вспыхнул, точно коробок со спичками. С оглушительным звоном лопнули стекла, из окон потянул белый удушливый дым. Через несколько минут на пустынную улицу выбежали три человека в белых халатах и бесстрашно бросились прямо в огонь.
   - Медикаменты спасают,- сказал возчик.
   Через полчаса по радио объявили отбой...
   На привокзальной площади Екатерину Степановну ждал муж.
   - Скорее,- сказал Сташков.- Эшелон отправляется через десять минут. Я провожу вас до Чаплино. Мне как раз надо туда...
   Схватив в охапку вещи, он побежал к вокзалу. Валерик обхватил мать за шею горячими руками - у него был жар.
   Возле выхода на перрон пришлось задержаться. В вагоны грузилась какая-то часть. Комендант распорядился пропустить к поезду колонну призывников. Мимо Екатерины Степановны браво протопали юноши с вещевыми мешками. Самому старшему из них было не больше двадцати лет.
   Екатерина Степановна обратила внимание на молодую девушку с бледным миловидным лицом, мокрым от слез...
   Девушка обнимала высокого парня в матросском бушлате. Парень смущенно косился на обгонявших его товарищей и пытался снять девичьи руки со своих плеч. Их толкали со всех сторон...
   - Я буду тебя ждать,- донесся до Екатерины Степановны голос девушки.- Ты слышишь? Я буду ждать! Я знаю, с тобой ничего не случится!
   - Ну, ясно! - ответил юноша.- До свидания, Лелька!.. Матери скажи, чтобы злом меня не поминала. Я ее люблю, хоть мы и ругались... Да вот и она...
   Пожилая, сухая и жилистая женщина в черном старушечьем платке, пробившись сквозь толпу, схватила девушку за руку и с отчаянием сказала:
   - Да что же ты со мной делаешь? В такой день из дому убежала... где твоя совесть?
   - Я с мужем прощаюсь,- тихо ответила Леля.
   Последние призывники прошли на перрон. Парень в бушлате оглянулся, поспешно закинул за спину рюкзак, крепко поцеловал девушку в губы и бросился вслед за своими товарищами.
   - Ну, теперь и мы пойдем,- сказал Сташков,- не отставай, Катюша.
   ...Вагон был набит битком. Обыкновенный товарный вагон с четырьмя небольшими окошками под крышей. Дверь была открыта, внутри виднелись двухэтажные деревянные нары. Екатерина Степановна и Валерик устроились у окна. Николай Иванович остался внизу. Он держался руками за нары и не отрываясь смотрел на жену, словно желая навсегда запомнить ее... Наступили сумерки. Шум на перроне усилился. Люди пробегали мимо вагонов, что-то крича, размахивая чемоданами и узлами. С грохотом задвинулась дверь, внутри стало темно. Екатерина Степановна ощупью нашла руку мужа и пожала... Валерик уснул...
   Дернулись вагоны, мимо окна медленно поплыли развалины, воронки, бегущие люди, водокачка, черные пролеты моста... Потянулся редкий лесок, такой редкий, что сквозь стволы можно было разглядеть огоньки домов...
   Екатерина Степановна так намучилась за день, что незаметно задремала и словно поплыла куда-то, покачиваясь на мягких волнах... Внезапно нары провалились вниз, перед глазами блеснул красный свет, и она полетела куда-то, успев еще во сне, инстинктивно прижать к себе ребенка... Открыв глаза, Екатерина Степановна увидела, что лежит на земле. Слева возле ее глаз было огромное, залепленное грязью колесо, справа на подстеленном плаще сидел Валерик. Он сидел, поджав голые коленки и обхватив их руками. Екатерина Степановна рванулась к нему и едва не стукнулась о днище грузовика. Они находились под кузовом машины... Кто их принес сюда?.. Кругом что-то шипело, трещало, лопалось... Где Николай?
   - Наконец-то ты проснулась, мамка,- печально сказал Валерка.- Ты все спишь и спишь, а в поезд попала бомба, и папа ушел...
   Екатерина Степановна выглянула из-под машины. Лил дождь. Струи воды хлестали по земле, вздымая фонтанчики грязи. В нескольких метрах от грузовика на рельсах пылали вагоны. Поодаль темнели какие-то строения. Приглядевшись, Катя узнала пригород Днепропетровска. Недалеко же они уехали!
   - Мама,- позвал Валерик,- мамочка, дай водички! Екатерина Степановна прикоснулась рукой к его лобику. У ребенка был жар... Она не решилась вылезти из-под машины; если она уйдет, как потом ее найдет Сташков?
   Бежали под дождем люди с носилками, на грязной дороге разворачивались грузовики. На рассвете ливень утих, и сразу запахло мокрой травой, елкой, грибами...
   Появился Николай Иванович, мокрый, с грязными подтеками на лице. Заглянув под машину, он облегченно сказал:
   - Целы? Слава богу. Я вам поесть принес.
   - Где ты был? - спросила Екатерина Степа- новна, взяв буханку хлеба и бутылку молока,- у Валерика жар, его надо отвести к врачу...
   - Прости, Катюша... что я мог поделать? - виновато ответил Сташков.- В вагоне все перемешалось. Я вынес вас, тут дождь хлынул, хорошо хоть машина была рядом... Кругом крики, стоны, раненые ползут, ребятишки матерей разыскивают... Я со станции позвонил в райком. Нужно было людей накормить, помочь раненым... Ну ничего, теперь все позади. Скоро подадут вагоны, путь расчистили, через полчаса дальше поедете...
   Солнечные лучи не могли пробиться сквозь дым. Воздух был угарный, как в перетопленной горнице. Валерик дышал тяжело... Сташков привел из санчасти фельдшера, и тот дал Екатерине Степановне несколько порошков сульфидина, велев напоить сына горячим молоком, растворив в нем лекарство. К полудню подали новый состав. И снова битком набитый вагон. Николай Иванович стоял на платформе и смотрел на жену, грустно улыбаясь... Им осталось быть вместе несколько минут...
   Екатерине Степановне вдруг вспомнилась вся ее жизнь, все хорошие и трудные минуты... Она вспомнила, как двадцатилетний Николай, избранный секретарем комитета комсомола завода, не спал по ночам и читал, читал, а она варила для него черный кофе. "Я ничего не знаю, как же буду работать?" - испуганно говорил он и смотрел на нее с такой робкой, веселой и растерянной улыбкой... А потом его послали работать в Управление речного порта, и там он уже стал секретарем партийной организации. Катя не видела его неделями... Он учился в вечернем институте и до полуночи занимался после работы. Но она не жаловалась. Она очень любила его, своего Ваську-Николая. Только один раз она взбунтовалась. Это было в 1938 году. Он имел хорошую работу в Днепропетровске, был инструктором райкома. Его уважали, им дали квартиру... А Вася-Николай вдруг попросился в армию, и его послали на какие-то курсы... Закончив их, он получил назначение комиссаром батальона на Дальний Восток, в Николаевск-на-Амуре... "Нет,- сказала тогда Катя,- я так больше не могу, разве это жизнь? Я мебель купила, посуду, а теперь, значит, я должна все бросить и ехать за десять тысяч километров? Это с двумя-то детьми? Ты совсем не думаешь обо мне".
   Он терпеливо объяснил ей, что так нужно, что это его долг коммуниста. Несколько дней она упрямилась, не хотела укладывать вещи, а он ни разу не прикрикнул на нее, хотя билет был уже взят и ее упрямство его очень расстраивало... Конечно, она поехала, и потом ей не пришлось об этом пожалеть, потому что в Николаевске-на-Амуре она жила не хуже, чем в Днепропетровске, даже лучше. Муж вовремя приходил домой... Он всегда был такой здоровенный, выносливый, его все называли двужильным. Брался за самую тяжелую работу, не спал по ночам, а утром был свеж и бодр. Катя так к этому привыкла, что не могла себе представить Николая больным... И вдруг ему стало плохо. Это случилось там, на Дальнем Востоке. Он шел по улице и упал. Катя очень испугалась, но он быстро пришел в себя и смущенно сказал: "Что-то голова закружилась".
   Комиссия признала его негодным к воинской службе и демобилизовала. Он очень горевал, но делать было нечего: порок сердца не шутка. Вернулись в Днепропетровск. Не успели вещи как следует распаковать- война. И вот -разлука, первая разлука за двенадцать лет...
   ...Мучительным было прощание... Давно подали паровоз, но эшелон почему-то стоял... Прицепили еще несколько вагонов...
   - Там рабочие с завода Петровского и их семьи,- объяснил Сташков.- Они тоже застряли. Меня послали сюда для того, чтобы я их отправил...
   Николаю Ивановичу пора было возвращаться в город, все было уже сказано, и теперь муж и жена молча смотрели друг на друга... Наконец паровоз свистнул еще раз, залязгали буфера...
   Николай Иванович стоял на платформе, пока мог видеть Екатерину Степановну. Она высунулась из окна и махала ему платком... Когда поезд скрылся, Сташков надел мокрую фуражку и вышел на шоссе.
   ...Они с женой так и не поговорили о самом главном: о том, почему Сташков решил остаться в Днепропетровске. Николай Иванович собирался объяснить ей, но так и не успел. Теперь он думал, что это к лучшему. Пусть Катя ни о чем не догадывается, так ей будет спокойнее... Неделю назад он сам еще не знал, что ему придется остаться... 23 июня он послал телеграмму в Москву с просьбой вернуть его в ряды Красной Армии. Из Наркомата обороны вскоре пришел ответ. Просьба была удовлетворена, Сташкова назначили комиссаром артиллерийского дивизиона. Он пошел в свою часть, которая грузилась в вагоны для отправки на фронт. Но с вокзала его вызвали в обком. Секретарь обкома сказал Сташкову:
   - Мы попросили Центральный Комитет партии отменить приказ о назначении тебя комиссаром дивизиона...
   - Но... почему?
   - Через несколько дней в Днепропетровске, по-видимому, будут немцы. Для работы в немецком тылу подобраны многие наши люди, коммунисты. Опираясь на патриотов, на жителей города, они будут уничтожать гитлеровских солдат и офицеров, собирать разведывательные данные и поддерживав связь с партизанскими отрядами, базирующимися в Ново-Московских лесах. Фашистский тыл должен стать вторым фронтом. Тебе, Николай Иванович, бюро обкома поручает возглавить подпольную организацию и руководить ее деятельностью. Ты назначен секретарем Днепропетровского подпольного обкома партии... Ты молчишь? Может быть, мы ошиблись, наметив твою кандидатуру без твоего согласия? Еще не поздно отказаться, продумай все хорошенько. Если хочешь, поедешь на фронт...
   - Я готов выполнить задание партии,- ответил Николай Иванович.
   ...Машину достать не удалось. В райкоме не было ни души. На дверях висел замок. Сташков отправился в город пешком.
   ...В полдень он был в обкоме. Город по- прежнему горел. Артиллеристы снимали с крыши универмага зенитные пулеметы. Дома зияли раскрытыми окнами, распахнутыми дверями... Витрины магазинов были разбиты... В небе не умолкая гудели фашистские самолеты.