Учительница Елизавета Харитоновна Овчарова вспоминала: «Сережу Тюленина я знаю с малых лет, то есть с 1926 г. Вообще семья Тюлениных мне хорошо знакома, потому что учились у меня мать Александра Васильевна (в ликбезе), четыре сестры Сережи - Надя, Маруся, Феня, Даша и брат Вася. Сережа был шустрым, подвижным мальчиком».
Надежда Алексеевна вспоминала: «С малых лет у Сергея была исключительная память. Когда старшие дети вслух готовили уроки, он мог повторить все, что слышал. Однажды его брат Василий учил вслух стихотворение «Сидит зайчик на морозе». Сергею было тогда около четырех лет. Не успел еще Василий выучить стихотворение, как Сергей уже декламировал его. Все, кто был в доме, зааплодировали ему.
В школу Сергей поступил, когда ему было 7 лет. То, чему учили детей в 1-м классе, их брат уже знал. Поэтому на уроках он отвлекался, не мог спокойно сидеть на месте, строил девочкам рожицы, толкал соседей, за что иногда его просили выйти из класса. Со временем подобных шалостей становилось все меньше. Школьную программу Сергей усваивал легко, хотя и не всегда ровно учился, Своими способностями он обратил на себя внимание учителей и одноклассников.
Брат читал книги на разные темы. Но чаще - о знаменитых путешественниках. Все ли они были известны моему брату, трудно вспомнить. Могу только с уверенностью сказать, что о подвиге челюскинцев и папанинцев он имел хорошее представление, а книгу Арсеньева «Дерсу Узала» перечитывал несколько раз».
Проникновенные строки посвятила Сергею Тюленину его классный руководитель А.Д. Колотович. В ее книге «Дорогие мои краснодонцы» читаем: «Сережа показался мне мальчиком со своими задатками, к которым надо было относиться очень осторожно и серьезно. Заводила ребячьих игр и проделок вовсе не производил впечатления неиспра-вимого баловника. Он любил пошутить, устроить игру, но вовсе не во вред кому-нибудь. Как все ребята сильного характера, Сережа предпочитал, чтобы с ним разговаривали как со взрослым и игры его принимали как серьезные игры.
Учась в V классе, он сидел за одной партой с Любой Шевцовой. Она никому не давала в обиду ни себя, ни своих подруг. Сергею понравилась эта черта Любы, и он решил подружиться с ней. Не зная, как это сделать, Сергей начал шутить с девочкой, чтобы она обратила на него внимание. Вскоре эти шутки надоели Любе. Она рассердилась на Сергея и решила отколотить его. Не известно, чем бы закончилась эта стычка, если бы Сергей не нашел путь к примирению. Люба все яростней нападала на него. Он не отбивался. Выставив руки вперед, чтобы ему меньше досталось от нее, Сергей только пятился к двери и заразительно смеялся. Люба была обезоружена миролюбием своего соседа по парте. Больше они никогда не ссорились между собой.
Сергей был хорошим товарищем. Когда назревала драка, он делал все, чтобы ее избежать. Но за себя и своих друзей Сергей умел постоять, если их кто-нибудь обижал. Девочкам он всегда уступал, даже тогда, когда те были в чем-то не правы по отношению к нему.
Со временем Сергей перешел в кружок авиамоделистов и не пропускал ни одного занятия. Конструированием он занимался и дома. Все свободные часы Сергей проводил над моделями разных машин...»
Из воспоминаний Надежды Алексеевны Тюлениной
«Сережа рано приучился к самостоятельности. Дошкольником он мастерил себе рогатки, луки со стрелами, но, пожалуй, охотнее всего - воздушных змеев. У него был неиссякаемый запас энергии и вопросов. Больнее всех от этого «запаса» страдал тот, кого он любил. За сводным старшим братом Василием он бегал, как верная собачонка за своим хозяином.
Слушать Василия, делать ему что-либо приятное, да просто нести по дороге в школу сумку брата с книжками было для Сережи счастьем. Он скакал и вертелся вокруг брата, словно юла на неровном полу, и сыпал свои бесчисленные «зачем?» и «почему?». В школе Сергей активно участвовал в кружках художественной самодеятельности, часто выступал на сцене: декламировал, пел частушки, танцевал. Первым другом Сережи в классе был мальчик с парализованными ногами, на которых он едва держался, бледнолицый и слабый Толя Кузьмичев. Сережа все время вертелся около него. То помогал ему одеться, то, уложив книжки в сумку, скажет:
-Айда вместе. Я донесу.
Крепко досталось одному ученику из параллельного класса, когда он вздумал дразнить Толю. Постепенно определился своеобразный характер Сережи. Необыкновенно живой, часто неуравновешенный, порой даже резкий, заводила ребячьих шалостей, изобретатель всевозможных проделок, он вместе со всем тем был правдив, смел, никогда не старался уйти от ответа за свои проказы и в любую минуту готов был прийти на помощь слабому, обиженному. Больше всего не выносил притеснения, насилия над собой. Добиться его уважения можно только уважительным отношением к нему самому, разговаривать с ним надо было как со взрослым, без сюсюканья. Он привлекал ребят неиссякаемой энергией, изобретательностью, ловкостью. Затеять ли игры, рассказать ли вечером страшную сказку про леших и колдунов - лучше Сергея никто в классе не мог. Когда он воодушевлялся, то темпераментом своим увлекал всех. Сережа не мог стоять ни минуты. Он успевал и играть и мешать другим. Сердить девочек было его страстью. Пробежав после мяча за пределы игральной площадки, он без передышки заскакивал к тем, кто играл в «классы». Девчонки начинали за ним гоняться, а неугомонному мальчишке это - удовольствие. Он носился по школьному двору, как расшалившаяся белка по клетке.
Случалось ему допускать и серьезные проступки. Однажды на уроке арифметики он долго почему-то рылся в парте. Учительница сделала замечание. Как бы в ответ на ее слова из парты вылетел воробей, а затем и еще несколько птичек. Урок был сорван... Кое-как с помощью ребят учительница выпустила птиц на волю. Когда шум прекратился, она спросила:
- Кто это сделал?
Сережа Тюленин тотчас встал. Щеки его пылали:
- Я, Анна Сергеевна. Первый нечаянно вырвался. Ну а потом и крышку от коробки вовсе сорвало.
На вопрос, зачем он принес их в школу, Сергей искренне ответил:
- Для филина, что в живом уголке. Надо бы мышей, да не нашли.
На следующих уроках Сережа сидел тихо, внимательно слушал. Когда проводился опрос, он усиленно тянул руку.
Многие ребята тогда мечтали об авиации. Что же касается Тюленина, то он авиацией буквально бредил. А в последний предвоенный год даже китель носил, на котором красовались настоящие «летчицкие» пуговицы.
Он был активным, общительным мальчиком. В школе Сережа участвовал почти во всех кружках: в драматическом, хоровом, струнном. Сережа очень много читал и любил читать только вслух. Когда он приходил со школы, к отцу приходило много друзей-шахтеров, они просили Сережу почитать интересные книги, а Сереже рассказывали о своей работе на шахте. Поражает круг интересов парнишки. Трудно, кажется, найти в жизни занятие, которое не интересовало бы его: футбол, рисование, художественная самодеятельность... Любимые предметы в школе - литература, физика. К 10 июня 1941 года Тюленин сдал все экзамены и получил свидетельство об окончании семи классов. Сергей очень не хотел оставлять школу. Однако идти работать было необходимо - болезнь отца сказывалась на заработках».
Из книги учительницы А. Д. Колотович «Дорогие мои краснодонцы»
«Решила я ознакомиться с условиями жизни учеников 5В класса, где была классным руководителем. В этом классе учился и Сергей Тюленин. Отправилась в район города, в котором жили почти все ее ученики. Увидев Анну Дмитриевну на улице, ребята подумали, что она идет жаловаться на них родителям. Желая предотвратить это, Сергей, встретив учительницу, сказал:
- Дома никого нет, и во дворе злая собака.
- Ну, от собаки ты меня защитишь! - ответила Анна Дмитриевна.
- Я ее сам боюсь, - признался Сергей. - Она даже на своих бросается.
Обойдя несколько домов, где жили ее ученики, Анна Дмитриевна зашла и к родителям Сергея. Она была очень удивлена, когда вместо злой собаки увидела маленькую собачонку, которая тявкнула и убежала. Учительница не знала, что у Тюлениных, кроме этой собачонки, есть огромная овчарка по кличке Джульбарс.
Увидев в своем дворе учительницу, мать Сергея Александра Васильевна всполошилась. Она боялась, что выскочит Джульбарс и бросится на учительницу. В то же время Александра Васильевна подумала, что сын что-то натворил в школе, и ее охватило волнение. Она быстро завела Анну Дмитриевну в квартиру и приготовилась выслушать жалобу на сына. Но та объяснила ей, что пришла только познакомиться с условиями жизни своего ученика. В конце беседы учительница спросила у Александры Васильевны:
- А вас Сергей никогда не обманывает? Мне он сказал, что у вас злая собака.
- Возможно, по мелочам иногда обманывает, но это не беда, - быстро ответила Александра Васильевна и тут же с беспокойством через открытое окно выглянула во двор.
Александра Васильевна недоумевала, куда девался со двора Джульбарс. Но потом она догадалась, что перед приходом учительницы Сергей успел запереть Джульбарса в сарае. Покажись Джульбарсу кто-нибудь чужой, что было бы? Он рычал даже на своих. Об этом Александра Васильевна не сказала учительнице, чтобы та зря не волновалась.
Вскоре после того как учительница ушла, Сергей пришел домой. Он сразу же выпустил из сарая собаку».
Из романа «Молодая гвардия»
У тебя орлиное сердце, но ты мал, плохо одет, на ногах у тебя цыпки. Как бы ты повел себя в жизни, читатель? Конечно, ты прежде всего совершил бы подвиг? Но кто же в детстве не мечтает о подвиге, - не всегда удается его свершить.
Если ты ученик четвертого класса и выпускаешь на уроке арифметики из-под парты воробьев, это не может принести тебе славы. Директор - в который уж раз! - вызывает родителей, то есть маму-Шурку, шестидесяти лет. Дед, Гаврила Петрович, - с легкой руки Александры Васильевны все дети зовут его дедом,- хрипит и дудит и рад бы дать тебе подзатыльника, да не может дотянуться, и только яростно стучит клюшкой, которой он далее не может пустить в тебя, поскольку она поддерживает его иссохшее тело. Но мама-Шурка, вернувшись из школы, отвешивает тебе полнокровную затрещину, которая горит на щеке и ухе несколько суток, - с годами сила мамы-Шурки только прибывает.
А товарищи? Что товарищи! Слава, недаром говорят, -дым. Назавтра твой подвиг с воробьями уже забыт.
В свободное время лета можно добиться того, чтобы ты стал чернее всех, лучше всех нырял и плавал и ловчее всех ловил руками щурят под корягами. Можно, завидев идущую вдоль берега стайку девчонок, разогнаться с берега, с силой оттолкнуться от обрывистого края, смуглой ласточкой пролететь над водой, нырнуть и в тот момент, когда девчонки, делая вид, что им все равно, с любопытством ожидают, когда ты вынырнешь на поверхность, приспустить под водой трусы и неожиданно всплыть вверх попкой, белой румяной попкой, единственным незагоревшим местом на всем теле.
Ты испытаешь мгновенное удовлетворение, увидев мелькающие розовые пятки и развевающиеся платьица словно сдунутых с берега девчонок, прыскающих на бегу в ладошки. Ты получишь возможность небрежно принять восторг ребят-сверстников, загорающих вместе с тобой на песке. Ты на все времена завоюешь поклонение совсем маленьких мальчишек, которые будут ходить за тобой стаями, во всем подражать тебе и повиноваться каждому твоему слову или движению пальца. Давно уже прошли времена римских цезарей, но мальчишки тебя обожествляют.
Но этого тебе, конечно, мало. И в один из дней, ничем как будто не отличных от других дней твоей жизни, ты внезапно выпрыгиваешь со второго этажа школы во двор, где все ученики школы предаются обычным во время перерыва невинным развлечениям. В полете ты испытываешь краткое, как миг, пронзительное удовольствие - и от самого полета, и от дикого, полного ужаса и, одновременно, желания заявить о себе в мире, визга девчонок в возрасте от первого класса до десятого. Но все остальное несет тебе только разочарования и лишения.
Разговор с директором очень тяжел. Дело явно идет к исключению тебя из школы. Ты вынужден быть груб с директором оттого, что ты виноват. Впервые директор сам приходит в мазанку твоих родителей на Шанхае.
- Я хочу знать условия жизни этого мальчика. Я хочу, наконец, знать причины всего этого, - говорит он значительно и вежливо, как иностранец. И в голосе его звучит оттенок упрека родителям.
И родители- мать с мягкими, круглыми руками, которые она не знает, куда деть, потому что она только что таскала ими из печи чугуны и руки черны от сажи, а на матери даже нет передника, чтобы обтереть их, и отец, до крайности растерявшийся, примолкший и пытающийся встать перед директором, опираясь на свою клюшку, -родители смотрят на директора так, будто они действительно во всем виноваты.
А когда директор уходит, впервые никто не ругает тебя, от тебя словно бы все отворачиваются. Дед сидит, не глядя на тебя, и только изредка покрякивает, и усы у него вовсе не воинственные, а довольно унылые усы человека, сильно побитого жизнью. Мать все хлопочет, по дому, и юркает ступнями по земляному полу, стучит то там, то здесь, и вдруг ты видишь, как, склонившись к отверстию русской печки, она украдкой смахивает слезу черной от сажи, прекрасной, старческой, круглой рукою своею. И они словно говорят всем видом своим отец и мать: «Да ты вглядись в нас, ты вглядись, вглядись в нас, кто мы, какие мы!»
И ты впервые замечаешь, что старые родители твои давно уже не имеют что надеть к празднику. В течение почти всей своей жизни они не едят за общим столом с детьми, а едят особняком, чтобы их не было видно, потому что они не едят ничего, кроме черного хлеба, картошки и гречневой каши, лишь бы детей, одного за другим, поднять на ноги, лишь бы теперь ты, младший в семье, стал образованным, стал человеком.
И слезы матери пронзают твое сердце. И лицо отца впервые кажется тебе значительным и печальным. И то, что он хрипит и дудит, это вовсе не смешно - это трагично.
Гнев и презрение дрожат в ноздрях у сестер, когда то одна, то другая вдруг взметнет на тебя взгляд над вязаньем. И ты груб с родителями, груб с сестрами, а ночью ты не можешь спать, тебя гложет одновременно и чувство обиды, и сознание своей преступности, и ты беззвучно утираешь немытой ладошкой две скупые слезинки, выкатившиеся на твои маленькие жесткие скулы.
А после этой ночи оказывается, что ты повзрослел.
* * *
Сестра Сергея Надежда Алексеевна вспоминала: «Характеризуя школьные годы Сергея Тюленина, Александр Фадеев пишет в романе Молодая гвардия», что сам дирек-тор приходил к нам домой с жалобой на Сергея. К нам домой директор школы никогда не приходил, хотя очень серьезная стычка между ним и Сергеем была. Не выяснив, кто из учеников бросил в учительницу трехкопеечную монету, директор школы сурово наказал Сергея...»
* Отношения между учительницей немецкого языка Л.П. Тернер и учениками с каждым днем становились все напряженнее. Однажды произошел невероятный случай. Во время урока кто-то из учеников запустил в учительницу трехкопеечную монету. Вне себя от возмущения она прибежала в кабинет к директору школы. Хотя Л.П. Гернер не знала, кто бросил в нее монету, она заявила, что это сделал Сергей. Он был строго наказан. Юноша мог бы избежать наказания, если бы назвал имя действительного виновника. Но Сергей не захотел этого сделать. Одноклассник же не нашел в себе мужества признаться в своем проступке.
История с трехкопеечной монетой взбудоражила весь педагогический коллектив школы. Учителя не верили в то, что Сергей мог бросить монету в учительницу. Нача-лось разбирательство, в ходе которого выяснилось, что это сделал не он, а другой ученик. Были выяснены также причины постоянных стычек между учительницей немецкого языка и учениками.
А.А. Фадеев знал об истории с трехкопеечной монетой, но, к сожалению, неправильно истолковал ее в романе «Молодая гвардия».
Босоногое детство
Кварталы города Краснодона, примыкавшие к шахте № 1-бис, были отделены от центра города глубокой балкой с протекающим по дну ее грязным, заросшим осокой ручьем. Город был застроен глинобитными, лепящимися друг к другу мазанкам, а также одноэтажными каменными домиками, рассчитанными на две-три семьи. Они крыты были черепицей или этернитом, перед каждым был разбит палисадник, частью возделанный под огород, частью засаженный цветами. Иные хозяева развели уже вишни, или сирень, или жасмин, иные высадили рядком, внутри, перед аккуратным крашеным заборчиком, молодые акации, кленочки.
На берегу полноводной реки с крутым правым берегом вольготно раскинулась усадьба - жилые дома, амбары, конюшни, коровники, хлев, нижний внушительный фруктовый сад, и по самой набережной вдоль сада узкой полоской тянулся огород - это образцовая усадьба - подсобное хозяйство УВД Краснодона. Вокруг усадьбы хаотично расположены деревенские домики, чаще мазанки, крытые соломой, владельцы которых большей частью шахтеры, и в каждой семье детишки, много детишек.
Из воспоминаний Николая Ивановича Сыщенко, школьного товарища Сергея Тюленина
«Излюбленным местом времяпрепровождения дошкольной ватаги под предводительством великовозрастного мальчика Пети была лужайка под сказочно уединенным могучим дубом на крутом берегу реки, у подножья которого извечно и неустанно бурлила мутная грязно-рыжая вода, образуя гигантскую воронку, неприступную для человека. Попавший в нее человек был неминуемо обречен на гибель, увлеченный бурлящим потоком воды уходит на дно и становится лакомой пищей огромных сомов, которые тут же набрасывались и растаскивали тело по кускам, поэтому никому не удавалось найти и извлечь тело утонувшего. Поэтому это место было овеяно множеством легенд.
Очевидцем и знатоком тайны пропасти водоворота, как и неустанным сочинителем различных небылиц, был Петя, ему подсильно и позволено все. Природа безжалостно обидела его, оставив урожденным без рук, и в то же время щедро вознаградила его сказочной прозорливостью и мудростью. Одаренность мальчика была безграничной.
Слава о безруком мальчике далеко разлеталась по хуторам и станицам Дона. Любопытные зеваки, дети и взрослые появлялись в Шевыревке.
Упорные слухи о загадочном мальчике привлекали внимание и городских ребят- сверстников. Ребята удили рыбу, ловили раков, подражая деревенским мальчишкам, и неустанно пытались сблизиться с ними. Петя был замкнут, недоступен. Он избегал знакомства, но помог случай.
Петя, непревзойденный мастер по ловле рыбы, одну за другой вытаскивал добычу, и вдруг крючок его удочки зацепился за что-то. Когда попытался вырвать его, у него выскользнула удочка, и быстрым течением реки ее понесло к водовороту. Несколько ребят бросились за ней. Первым настиг ее Сергей Тюленин и собственноручно вручил ее Пете. С этого дня началась их дружба. С этого времени с нами стали знакомы городские ребята: Сергей Тюленин, Н. Камбулов, В. Третьякевич, И. Тишков. После этого мы сдружились и встречи наши участились, причем не только в Шевыревке, но и в Краснодоне. Встречи продолжались до тех пор, пока я с родителями не переехал на Шанхай и поселился во времянке к Тюлениным, чему также помогла наша дружба.
Проживая у них, мы строили свою мазанку. Несколько эпизодов припоминается мне из нашей совместной жизни. Лучшими голубятниками Краснодона были Тюленины. Заполучить пару молодых породистых выводков голубей из Тюленинского арсенала мало кому удавалось, а кому удавалось, тот был счастлив, так ценилось потомство его голубей. А чтобы иметь такое потомство, надо вложить колоссальный труд. Уход за голубями процесс длительный, требует много времени, упорства, настойчивости. Достаточно заметить, что для того чтобы приучить голубя к дому, нужно тренировать его, унося далеко от дома, в разных условиях, днем и ночью. И вот Сережа пешком носил голубей за много километров, вплоть до Луганска. А сколько ему еще других дел приходилось делать. Голубей было несколько сотен, и почти каждой паре – отдельная клетка, и он их считал, т.е. обладал отменным трудолюбием. Или еще пример с теми же голубями. В те времена бытовал неписаный закон голубятников: за приманенных голубей-чужаков брался выкуп, равный стоимости голубя; чудаков, приманенных голубей, у Тюлениных было всегда много, но Сережа брал выкуп только после третьей приманки. Никто и ничто не могло объяснить его причуд. Видимо, вера в своих голубей и бескорыстие». *
Подрастая, с ватагой сверстников Сережа всё дальше осваивал пригородные балки и перелески.
* Из личного архива Надежды Алексеевны Тюлениной. Датировано 1/II-1988 г.
Из книги Галины Плиско «Матери молодогвардейцев»
«Почтальон ушел, и на столе веером - пачка конвертов. Прикасаясь к ним рукой, словно ощущая в каждом живую душу, Александра Васильевна сокрушалась:
- Очень жаль, что не могу ответить всем, кто пишет. Ни одного бы без привета не оставила, да вот годы уже не те, что раньше. Мешают, как гири на ногах...
Она уже тогда была совсем старенькой, Сережина мама. Но говорила бойко, образно, сохранив живость взгляда внимательных, под припухшими веками глаз - в их глубине застыла не проходящая боль.
Рассказывая о себе, Александра Васильевна всё время говорила о младшем сыне - они ведь были вместе в самые трудные часы испытаний, она видела Сережу в последние мгновения его жизни... И, когда я слушала ее, не переставала удивляться огромной душевной силе, заложенной от природы в этой невысокой, по-крестьянски крепкой женщине. Не каждый бы мог столько вынести и пережить, не надломившись.
Хлопотливая, приветливая, а где-то в глубине души она, должно быть, была твердой, как сталь.
- Часто на встречах допытывают меня детишки, - усмехалась Александра Васильевна Тюленина, - как, мол, вы воспитали героя? А разве же я героя воспитывала? Растила свое дитя, как другие, только пуще всего добивалась, чтобы неправда ему была противной, чтобы в дружбе умел он хранить верность. Вот и вся материнская наука...
Десятерым Александра Васильевна дала жизнь. Сережа был десятым.
Соседки удивлялись: «Как ты, Васильевна, управляешься? Шутка сказать, лишь накормить да одеть такой «колхоз» - рук не хватит!»
А она их не понимала. Нелегко, правда, но разве свои дети могут быть лишними? И успевала не только накормить, обшить всех, снарядить в школу, и рассказать малышам перед сном сказку, и напеть им со своего детства запомнившуюся песенку о журавлях, потерявших в далеком перелете ослабевшего товарища. Дружные, смекалистые, добрые, хоть и не в больших достатках, дети у Тюлениных вырастали как из воды, хорошо учились.
Сергей был младшим, самым любимым. И когда с очередной зарплаты приносил ребятам Гавриил Петрович, работавший забойщиком на шахте, увесистый кулек вкусных ржаных пряников, больше других всегда доставалось Сережке. А он сам не съест - поделится с сестрами.
Маленький, уютный двор Тюлениных почти никогда не пустовал, напоминая собой что-то вроде детского сада. У каждого из детей были свои друзья, и всегда они с огромным удовольствием толклись на подворье тети Шуры, где можно было и пошуметь, и порезвиться, не рискуя навлечь на себя гнев взрослых. Другие, случалось, прогоняли звонкоголосые компании на улицу, а тетя Шура еще и горячую пышку разделит между всеми. Материнскому сердцу детская радость - как весенний дождь на зеленое поле.
У Сережи друзей было особенно много. Открытый характер, смекалистость, врожденное чувство справедливости привлекали к нему сердца поселковых ребятишек. Они устраивали во дворе соревнования на дальность полета голубей, жадно вслушиваясь при этом в шелест сильных, будто накрахмаленных крыльев. А то заводили жаркие «бои», в которых Сергей неизменно изображал Чапаева -кинофильм о легендарном герое он смотрел несколько раз. Часто до позднего вечера татакал под окнами «пулемет», скрещивались мастерски вырезанные из молодых кленов белые сабли и звучало торжествующее «Ура!», мать не спешила звать сына домой, давая возможность детству полностью вызреть в своем любимце.
- Кто ж там победил сегодня? - спрашивала у Сережи Александра Васильевна после очередной баталии, прикрывая его лоскутным одеялом и с улыбкой наблюдая, как от усталости слипаются у сынишки будто смазанные медом глаза.
- Наши. Красные всегда беляков побьют, - уверенно отвечал «Чапай», не в силах побороть сладкую дрему и зарываясь носом в подушку, чтобы завтра снова выпрыгнуть навстречу новому дню.
Очень хотелось двенадцатилетнему Сереже, любившему животных, иметь своих кроликов. Но разместить их было негде, да и цена, назначенная соседкой, державшей целую «ферму», за пару угластых зверьков, казалась Александре Васильевне непомерно высокой.
Однажды в ненастные осенние сумерки, после проливного дождя, опоздав к ужину, Сережа появился на пороге, прижимая к груди белого кролика с длинной, слипшейся шерстью. В его упрямом лице, в серых глазах было столько трогательной нежности к мокрому, продрогшему зверьку, что все, сидевшие за столом, заулыбались.
- Где ж это ты взял такого красавца? - ничего не подозревая, поинтересовалась Александра Васильевна, вставая из-за стола, чтобы налить сыну горячего борща.
Мальчик, не скрывая радости оттого, что дело обернулось таким образом, рассказал, как напутанные грозой соседские кролики нашли лазейку и разбежались из загородки, а этого беляка он нашел под забором в самом конце улицы. Мать помрачнела:
-Так, выходит, ты позарился на чужое?
У Сергея на глаза навернулись слезы и дрогнул голос:
- Что ты говоришь, мама! Да если бы я его не забрал, он где-нибудь захлебнулся бы в луже.
Мать заставила Сергея немедленно отнести свою «добычу» хозяевам. А потом, когда он уже лежал в кровати, огорченно вздыхая, долго сидела рядом, поглаживая вих-растую голову теплой натруженной рукой. Объясняла сыну главное из правил, по которым жила сама, старалась найти такие слова, чтобы они западали ему в память:
- Мы своей честью богаты, сыночек, запомни. Нет хуже -перед людьми хоть раз слукавить. А кроликов разведем, подожди чуток...
Подрастая, с ватагой сверстников Сережа всё дальше осваивал пригородные балки и перелески.
- Была у него собака Джульбарс, - вспоминала Александра Васильевна. - Кино, говорил, видел в клубе с таким названием. В каникулы, бывало, целыми днями пропадал с дружками да с тем Джульбарсом по околицам возле старых выработок, терриконников - всё им было интересно, всё хотелось самим узнать и увидеть. Однажды ранней весной, только солнышко пригревать стало, сказал мне, что пойдет с ребятами на речку Каменку посмотреть, как вода поднялась. Я его отпустила, сама постирушкой занялась. А тут сильный дождь прошумел. Через какое-то время забегает во двор соседский парнишка, а с ним наш пес Джульбарс - мокрые, продрогшие. «Тетя Шура, пошли посмотрите, где ваш Сергей», - говорит, а у самого зуб на зуб не попадает. Почуяла я недоброе, побежала к берегу. Гляжу, а мой постреленок залез на высоченное дерево, сидит там, как кукушка, внизу вода плещет. Стал слазить, ветки трещат, обламываются - того и жди свалится! Уже когда шли домой, стал он меня успокаивать: «Ты не ругай меня, мама. Я только хотел посмотреть, далеко ли вода разлилась. Да еще узнать, не боюсь ли я высоты, ведь в летчи-ки, сама знаешь, только смелых берут. А я - живой не буду, а летчиком стану, вот увидишь. Мы с Леней Дадышевым уже точно решили: будем поступать в Ворошиловградскую летную школу».
И, конечно же, он осуществил бы свою крылатую мечту, уносившую его в детских снах в небесную безбрежность, этот любознательный непоседа, клокотавший энергией и постоянно жаждавший новых впечатлений, этот озорной парнишка, чья жизнь была до краев переполнена движением настолько, будто боялся он напрасно потратить хоть одну минуту времени, отпущенного ему судьбой.
С одинаковой увлеченностью он клеил легкокрылые планеры в авиамодельном кружке, занимался радиолюбительством, учился рисовать, играл на нескольких му-зыкальных инструментах, лихо отплясывал лезгинку и казачка на сцене школы имени Ворошилова. Взрослея, Сережа начал лучше учиться, стал серьезнее, и Александре Васильевне уже не приходилось на родительских собраниях выслушивать жалобы учителей на то, что ее сын вертится на уроках, строит гримасы или дергает девчонок за косы...»
Из книги А. Колотович «Дорогие мои краснодонцы»
«Анатолий Ковалев был широкоплечий, широкогрудый парень, весь какой-то костистый, «подсмоленный» на солнце. Бугры мускулов выпирали на его теле, как наросты па дереве. Силы Анатолий Ковалев был необычайной. Мальчишки уважительно звали его Царек.
Однажды на перемене Люба Шевцова, заскочив в кабинет, схватила меня за руку:
-Анна Дмитриевна, идите карусель смотреть!..
В конце коридора я увидела Анатолия, окруженного толпой ребят. На плечах у него лежала длинная железная пластина, за которую ухватились шестеро сверстников Ковалева. Анатолий кружил их на себе.
При виде этой «карусели» у меня дух занялся:
- Да вы покалечитесь!.. И Ковалев надорвется! Шесть человек сколько весят?..
Анатолий прекратил кружение, ребята сняли пластину.
- Так я же не сразу - шестерых, - сказал он, оправдываясь.- Сначала я по два человека держал. Тренировался, привыкал к весу.
Без всякой подстраховки Ковалев поднимал на себе целую пирамиду мальчишек. Впрочем, не одних мальчишек -на вершине бывала не раз Люба Шевцова...
Тюленина я не видела среди ребят, которые группировались вокруг Ковалева. Сергей не терпел, чтобы кто-то показывал свое превосходство над ним. Зато на футбольном поле они встречались не раз. Проворство Тюленина здесь в значительной мере уравнивало их как игроков. Однако всё же побеждала обычно та команда, в которой играл Царек.
Зимой в выходные дни Анатолий часто уходил на охоту. Стрелок он был отличный, без зайца домой не возвращался. Иной раз мать отказывалась возиться с дичью. Тогда он сам снимал шкурку, потрошил, шпиговал мясо и тушил. Делал все ловко, по-хозяйски.
Из детей он был старшим в семье. Жалея мать, он помогал ей в уборке квартиры, носил воду, а случалось -и стены белил.
- Запрется, бывало, и начнет уборку, - вспоминала мать. - Очень не хотел, чтобы кто-нибудь застал его за этой работой. Стеснялся.
После окончания седьмого класса Анатолий перешел в вечернюю школу. Но дружбу со своими прежними соклассниками поддерживал. Его по-прежнему часто можно было встретить на переменах или после занятий. На соревнованиях по стрельбе из малопульки он участвовал в нашей команде. Тогда он выбил девяносто очков из ста. В меткости не уступил ему лишь Сережа Тюленин, который выбил столько же.
Ребята стали называть их снайперами. Соревнование между ними продолжалось: кто быстрее разберет и соберет затвор винтовки, затем - пулемета.
В военном деле они были достойными друг друга соперниками».
С мечтой о подвиге
Из романа «Молодая гвардия»
Среди ряда печальных дней всеобщего молчания и осуждения твоему очарованному взору открывается целый мир немыслимых, баснословных подвигов.
Люди проплывают двадцать тысяч лъе под водой, открывают новые земли; они попадают на необитаемые острова и все создают себе наново собственными руками; они взбираются на высочайшие вершины мира; люди попадают даже на луну; они борются со страшными штормами в океанах, карабкаясь на раскачиваемые ветром мачты по марсам и салингам; на своих кораблях они проскальзывают над острыми рифами, выливая на бушующие волны бочки ворвани; люди переплывают океан на плоту, томясь от жажды, ворочая пересохшим, распухшим языком свинцовую пулю во рту; они переносят самумы в пустыне, сражаются с удавами, ягуарами, крокодилами, львами, слонами и побеждают их. Люди совершают эти подвиги из-за наживы или для того, чтобы лучше устроить жизнь свою, или из страсти к приключениям, или из чувства товарищества, верной дружбы, для спасения попавшей в беду любимой девушки, а то просто совсем бескорыстно - для блага человечества, для славы Родины, для того, чтобы вечно сиял на земле свет науки, - Ливингстон, Амундсен, Седов, Невельской.
Дела и подвиги этих людей обеспечили жизнь твоему поколению и останутся навеки в памяти человечества. А между тем это люди такие же простые, как ты. Михаил Фрунзе, Клим Ворошилов, Серго Орджоникидзе, Сергей Киров, Сергей Тюленин... Да, может быть, и его имя, рядового комсомольца, стало бы в ряд с этими именами, если бы он успел проявить себя. Как, на самом деле, увлекательна и необыкновенна была жизнь этих людей! Они изведали царское подполье. Их выслеживали, сажали в тюрьмы, высылали на север, в Сибирь, но они бежали снова и снова, и снова вступали в бой. Серго Орджоникидзе бежал из ссылки. Михаил Фрунзе бежал из ссылки два раза. Сталин бежал из ссылки шесть раз. За ними сначала шли единицы, потом сотни, потом сотни тысяч, потом миллионы людей.
Сергей Тюленин родился, когда незачем идти в подполье. Он ниоткуда не бежал, и бежать ему некуда. Он выпрыгнул из окна второго этажа школы, и это было просто глупо, как это теперь окончательно видно. И идет за ним в жизни только один Витька Лукъянченко.
Но нельзя терять надежды. Мощные льды, сковавшие просторы Северного Ледовитого океана, сдавили корпус «Челюскина». И страшен был в ночи этот треск корабля, услышанный всей страной. Но люди не погибли, они высадились на лед. Весь мир следит за тем, будут ли они спасены. И они спасены. Есть на свете люди с орлиным сердцем, полным отваги. Это простые люди, такие же, как ты. Они пробираются на самолетах к пострадавшим сквозь пургу и мороз, они вывозят их, подвязывая к крыльям самолетов, - это первые герои Советского Союза.
Чкалов! Он такой же простой человек, как и ты, но имя его гремит на весь мир, как вызов. Перелет через Северный полюс в Америку - мечта человечества! Чкалов, Громов. А папанинцы на льдине? Так идет жизнъ, полная мечтаний и обыденного труда. По всей советской земле и в самом Краснодоне немало людей, простых, как и ты, но отмеченных подвигами и славой, - такими, о которых раньше не писали в книгах. В Донбассе, и не только в Донбассе, каждый человек знает имя Никиты Изотова, Стаханова. Любой пионер может сказать, кто такая Паша Ангелина, и кто Кривонос, Макар Мазай. И все люди относятся к ним с уважением. И отец всегда просит читать ему те места в газетах, где говорится об этих людях, и потом долго и непонятно хрипит и дудит, и видно, что ему горько на душе оттого, что он стар и что его подшибла вагонетка. Да, он много принял на свои плечи труда в жизни, Гаврила Тюленин, «дед», и Сережка понимает, как ему, деду, тяжело, что он уже не может теперь встать в ряд с этими людьми.
Слава этих людей - это подлинная слава. Но Сережка еще мал, должен учиться. Все это придет к нему когда-нибудь потом, там, во взрослой жизни. А вот для свершения подвигов, подобных подвигам Чкалова или Громова, он вполне созрел, - он чувствует это сердцем, что он для них вполне созрел. Беда в том, что только он один на свете понимает это, и больше никто. Среди человечества он одинок с этим ощущением. Иногда он даже ловит на себе такие взгляды: а уж не залезет ли этот шустрый парнишка в карман ко мне?
Таким застала его война. Одну за другой делает он попытки поступить в специальную военную школу, - он должен стать летчиком. Его не принимают.
<...>
Зимой, прямо из школы, даже не перекусив, Сережка мчался к какому-нибудь другу - артиллеристу, саперу, или минеру, или летчику; в двенадцатом часу ночи со слипающимися веками готовил уроки, а в пять часов утра уже был на стрельбище, где очередной приятель-сержант учил его вместе со своими бойцами стрелять из винтовки или из ручного пулемета. И он действительно не хуже любого бойца стрелял из винтовки, и из нагана, и маузера, и «т-т», и дегтяревского ручного, и «максима», и из ППШ, и метал гранаты и бутылки с зажигательной смесью, и умел окапываться, и сам заряжал мины, мог минировать и разминировать местность, и знал устройство самолетов всех стран света, и мог разрядить авиабомбу, - и всё это вместе с ним проделывал и Витька Лукъянченко, которого он всюду таскал за собой и который относился к нему примерно так же, как сам Сережка относился к Серго Орджоникидзе или к Сергею Кирову.
В музее «Молодая гвардия» г. Краснодона хранится карточка участника комсомольско-молодежного подполья Сергея Тюленина: «Описание внешности: среднего роста, глаза голубые, волосы русые, разговаривал быстро, отрывисто, любил одежду на военно-морской лад: брюки-клеш; ходил быстро и очень быстро бегал - догонял поезд на полном ходу».
Из личного архива Надежды Алексеевны Тюлениной
«Читатели знают из романа Александра Фадеева Сережу как шаловливого непоседу, что, видимо, свойственно темпераментным детям, особенно это касалось школьной классной жизни - запуск голубей во время урока и другие шалости - это результат его скуки, потеря интереса, а наши учителя не смогли заметить, отличить в нем природную одаренность. Дело в том, что проходимый нами материал он знал на два-три класса вперед. Наши уроки для него - уже пройденный этап. Мы, грешные тупицы, кроме слушания учителя, дома брали зубрежкой, для него же это было чуждо.
Уже тогда в характере Сережи прослеживались смелость и находчивость. В подтверждение этому также припоминается случай: однажды поздно вечером, проходя мимо школы возвращались из парка домой, после занятия прыжками с парашютом), услышали крик, призывающий о помощи. Сережа понял с полуслова сторожа, разбил локтем стекло рамы, скрылся в темноте. Когда мы открыли входную дверь в школьный буфет, то увидели Сережу и троих мальчишек, изрядно помятых и исцарапанных, зажатых за прилавком. У Сережи рука болталась как плеть. Оказывается, в схватке воришки бросили в Сережу гири от весов и сломали ему руку. Однако, превозмогая боль, он выстоял неравный поединок.
Конечно, не было, да и не могло быть у Сережи в те юношеские годы организаторских способностей, мал он был еще, но факты упрямая вещь. Поэтому очень трудно объяснить тот факт, что окружающие его сверстники буквально ходили за ним стаями, во всем ему подражай, повиновались, тяга их к нему была сверхъестественной, так что об организаторских способностях Сережи можно поспорить. И в этой части сто раз прав писатель Фадеев, что у Сережи - «орлиное сердце, преисполненное отваги, дерзости, жажды подвига».
Из уст Сережи мы впервые узнали о полете В. Чкалова из Москвы в США. Этот триумфальный подвиг вскружил голову всему молодому поколению. Не прошел он бесследно и для Сережи. Тайно, приспособив простыню под парашют, он стал тренироваться в прыжках с крыши своего дома. Однажды Сережа выпрыгнул неудачно и потерял половину переднего зуба. Его прыжки со второго этажа школы - это тоже результат полета В. Чкалова из Москвы в США».
После смерти Валерия Чкалова хотел поступить в летное училище и продолжать мечту «летать дальше всех, выше всех». Сережа занимался в кружке авиамоделистов. одной из своих работ был на выставке в г. Ворошиловграде, где занял первое место.
Окончив семилетку, Сергей Тюленин, его друзья Николай Камбулов и Владимир Ходов подали документы в Ворошиловградскую летную школу, выпускником которой был Герой Советского Союза Николай Гастелло. Колю и Владимира приняли, а Сергей не прошел по возрасту.
Из воспоминаний Николая Ивановича Камбулова, друга детства Сергея Тюленина *
«С Сережей мы были самыми лучшими друзьями. Вместе и ели, и спали - он у меня или я у него. Учились в одной школе имени Ворошилова и играли в одном струнном кружке в клубе им. Горького.
Я и Сережа мечтали быть летчиками и в 1940 году уехали сдавать экзамены в Ворошиловградскую спецшколу ВВС. Нас ехало из Краснодона человек 15-16, но прошли по медицинской комиссии только двое: я и Володя Ходов. Сергей не прошел по годам. Уже позже, когда я приезжал в отпуск, мы с ним уезжали в школу вдвоем, за что и попадало от родителей, т.к. они (моя мать и мать Сергея) приезжали за ним в Ворошиловград и забирали обратно.
Любили мы летчиков и самолеты. Помню, как сейчас, мы с ним уходили на ст. Дуванная - аэродром (если не изменяет память - Водяное), это в 2-3 км от станции, и целыми днями наблюдали за полетами самолетов. Нас уже знали на аэродроме и считали своими, ведь мы им рассказывали свои мечты, и поэтому летчики и кормили, и забирали нас на машину, идущую в Краснодон (домой). Да, мы с удовольствием ели на старте из котелков вместе с курсантами кашу и щи, и как это казалось нам вкусным. Ходили в авиамодельный кружок (при Доме пионеров). Родители пошили нам кителя по форме, и мы их носили. В общем, главным стремлением и увлечением у нас была авиация.
Еще увлекались мы футболом и легкой атлетикой. Мы не слезали с турника в клубе им. Горького и все учились крутить «солнышко», так тогда называли все этот популярный оборот».
Немецко-фашистские захватчики любой ценой стремились захватить Донбасс. Но с осени 1941 г. и до лета 1942 г., изматывая врагов в ожесточенных боях, Красная Армия на реке Миус героически сдерживала их дальнейшее продвижение на восток.
В этот момент Сергей сделал вторую попытку стать летчиком. На этот раз он подал заявление в Сталинградскую летную школу. С большим нетерпением Сергей ждал ответа, но, к сожалению, не получил его.
С первых дней войны Сережа побывал на оборонительных сооружениях, защищал свой край. Когда шахтеров забрали на фронт, Сережа организовал ребят и вместе с ними устроился работать на шахту № 1-бис, названную впоследствии именем Сергея Тюленина.
* Все эти годы Н.И. Камбулов летал на поршневых и реактивных самолетах. В 1965 году демобилизовался, проживал в городе Краснодоне, работал начальником спортивно-технического кружка ГК ДОСААФ. Умер в марте 1975 года.
Из романа «Молодая гвардия»
Все школьники идут на полевые работы, а он, уязвленный в самое сердце, идет работать на шахту. Через две недели он уже стал в забой и рубил уголь наравне со взрослыми.
Он сам не знал, как многого он достиг во мнении людей. Он выходил из клети чумазый, только светлые глаза да белые маленькие зубы сверкали на черном лице его; он шел вместе со взрослыми, так же солидно, враскачку, шел под душ, фыркал, крякал, как отец, и неторопливо шел домой уже босой: обутка у него была казенная.
Он возвращался поздно, когда все уже пообедали, - его кормили отдельно. Он был взрослый человек, мужчина, работник.
Александра Васильевна вынимала из печи чугунок с борщом и наливала ему полную миску прямо из чугунка, который она придерживала обеими круглыми руками в тряпице. Пар валил от борща, и никогда еще не казался таким вкусным пшеничный хлеб домашней выпечки. Отец смотрел на сына, поблескивая из-под кустистых бровей своими пронзительными выцветшими глазами, пошевеливая усами. Он не дудел и не кашлял, он спокойно разговаривал с сыном, как с работником. Все интересовало отца: как идут дела в шахте, кто сколько вырубил? Отец спрашивал и про инструмент и про спецодежду. Он говорил о горизонтах, штреках, лавах, забоях, гезенках, как о комнатах, углах, чуланчиках собственной квартиры. Старик на самом деле работал чуть ли не на всех шахтах в районе, а когда уже не мог работать, знал обо всем от своих товарищей. Знал, в каком направлении и сколь успешно движутся выработки, мог, расчерчивая воздух длинным костлявым пальцем, объяснить любому человеку расположение выработок под землей и все, что там, под землей, делается.
