Мой брат Александр Фадеев родился 24 декабря (нов. ст.) 1901 года в небольшом провинциальном городке Кимры, Тверской губернии. Наш отец, Александр Иванович Фадеев, из крестьян села Покровки, Покровской волости, Ирбитского уезда, Пермской губернии. Мать, Антонина Владимировна,— дочь мелкого чиновника из Астрахани.

Несколько слов о наших родителях.

Александр Иванович родился в 1863 году в бедной крестьянской семье, имевшей небольшой клочок земли. Главным источником существования были «отхожие промыслы». Александр Иванович в детстве был болезненным ребенком, воспитывался у братьев своего отца. Жизнь у него была нелегкая, но сельскую школу он окончил успешно, обнаружил недюжинные способности. Учитель посоветовал родственникам отправить талантливого подростка в Пермь и сам поехал устраивать его в гимназию. Гимназическое начальство отнеслось высокомерно и пренебрежительно к деревенскому парню в лаптях, дерзнувшему приобщиться к науке. «У нас мужицких детей не принимают», — ответили ему. И может быть, уже тогда он почувствовал ненависть к государственному строю царской России.

Юноша вернулся в волость, работал в волостном правлении писарьком. Нанимался в помещичьи имения, ходил бурлаком на Волге. А мысли об учении не оставлял. Брал уроки у своего старого учителя. Много читал и занимался самообразованием и наконец к тридцати годам сумел сдать экстерном экзамен за гимназию и получить звание учителя сельской школы. Так смолоду прошел он суровую школу жизни.

Будучи учителем в одном из сел Пермской губернии, Александр Иванович примкнул к народовольцам, и началась у него страдная жизнь русского революционера. Он вел агитацию среди крестьян, распространял нелегальную литературу, подвергался гонениям и репрессиям. После разгрома революционного народничества он не смирился, не пошел с либеральными народниками, а остался верен былому своему бунтарству, и тюрьма нередко была его уделом.

В тюрьме с ним и познакомилась моя мать — Антонина Владимировна. В Петербург она приехала из Астрахани по вызову своей сестры Марии, учившейся на Высших женских (Бестужевских) курсах. Мария Владимировна — моя тетка — была замечательной женщиной. Астраханскую гимназию закончила с золотой медалью. В тот год, когда в Астрахань был переведен из Сибири «властитель дум русской молодежи» Николай Гаврилович Чернышевский, девушка решила пойти по стопам героев его романа «Что делать?» — учиться и служить родному народу. На это ее решение повлияли и жившие в Астрахани политические ссыльные и стремление получить образование, чтобы помогать матери и сестре, оставшимся после смерти отца без всяких средств к существованию. В Петербурге Мария Владимировна вышла замуж за Михаила Яковлевича Сибирцева — тоже студента, внука декабриста и участника народовольческого движения.

Впоследствии Мария Владимировна, живя во Владивостоке, стала популярной деятельницей народного образования, она вырастила двух сыновей — замечательных революционеров-коммунистов— Всеволода и Игоря Сибирцевых, отдавших жизнь за социалистическую революцию.

На фельдшерских курсах моя мать сблизилась с социал-демократками Потресовой и Тетяевой и через Веру Тетяеву познакомилась с А. И. Фадеевым.

Когда Александра Ивановича Фадеева царские власти бросили в тюрьму, его друзья попросили двадцатичетырехлетнюю курсистку (это было в 1897 году) пойти на свидание к нему под видом невесты, расспросить, о его нуждах, передать посылку от товарищей. Антонина Владимировна согласилась. На нее произвели сильное впечатление непоколебимая уверенность молодого революционера в победе народа над царизмом, стойкость и мужество, с которым он переносил выпавшие на его долю испытания, самая внешность его —лицо, обросшее густой рыжеватой бородой, с глазами, горящими ненавистью к угнетателям, лучистыми и ласковыми к товарищам.

Антонина Владимировна еще несколько раз навестила в тюрьме Александра Ивановича, а вскоре, полюбив этого человека, стала настоящей его невестой.

И когда Александра Ивановича отправили в административную ссылку в Шенкурск, Архангельской губернии, она после окончания фельдшерских курсов поехала туда же. Здесь они и повенчались. Так создалась наша семья. Я родилась в 1900 году, в 1901 году — Александр, в 1905 году — Владимир *.

(* - Владимир, как и Александр, учился во Владивостокском коммерческом училище, был одним из организаторов комсомола в Приморье.)

Семья после окончания срока ссылки отца странствовала по различным городам страны. 1898 год мать с отцом прожили в Шенкурске, 1899-й —в Путилове, 1900—1901-й — в Кимрах, 1902 год—в Курске. Наконец, на целых пять лет (1902—1907 годы) обосновались в Вильно.

Главным кормильцем семьи была мать, работавшая фельдшерицей и акушеркой.

В семье, однако, не было счастья —и не только из-за материального неблагополучия. Обнаружились расхождения между отцом и матерью и на личной и на общественно-политической почве.

Наш отец был суровый человек, считавший, что революционеру не нужно иметь семью. Редко баловал детей скупой лаской, выделяя Сашу, а на меня почти не обращал внимания, грубоват и резок был по отношению к матери. В дни революции 1905 года он поддерживал эсеров, мама —социал-демократов.

В конце концов они разошлись. Больше мы не видели своего отца, а Саша и вовсе его не помнил, Александр Иванович вскоре был сослан в Сибирь на каторгу.

Все связи с семьей А. И. Фадеев порвал. Умер он в 1916 году у себя на родине от туберкулеза.

В Вильно же в семье нашей произошли и другие изменения. С мамой познакомился работавший фельдшером Виленской железнодорожной больницы Глеб Владиславович Свитыч. Он стал бывать у нас, играл с детьми, и мы к нему очень привязались. Звали его ласково «Глебушка» (он был тогда еще молод, моложе нашей мамы лет на 12) и просили мать: «Возьми нам Глебушку в папы».

Глеб был сыном польского революционера, сосланного на каторгу в Сибирь царским самодержавием, Владислава Свитыча, который сотрудничал в либеральной печати и был известен в народнических кругах как журналист-публицист Иллич-Свитыч.

Семья ссыльного интеллигента бедствовала, Глеб учился на казенный счет в Иркутском военно-фельдшерском училище, окончил его и служил гражданским фельдшером. В армию его не взяли, вероятно потому, что считали политически «неблагонадежным».

Как рассказывала мама, Глеб был членом Виленского социал-демократического комитета.

Сочувствуя революции, Антонина Владимировна стала помогать Глебу в его революционной работе: принимать из-за границы и переправлять оружие для боевых дружин, хранить нелегальную литературу.

Совместная работа сблизила Свитыча и Фадееву, и вскоре (в 1907 году) они поженились. Этот брак был желанным и для нас, детей. Родственники Свитыча были против этого брака: Глеб был значительно моложе нашей мамы, она, вступая в этот брак, имела уже троих детей... Но Глеб пошел против воли своих родных.

В Вильно он потерял работу, и семья перебралась в Уфу, где ему удалось устроиться фельдшером переселенческого пункта на станции Уфа, а мама занималась в это время частной акушерской практикой.

И хотя временами было тяжело из-за недостатка средств, мама и отчим жили счастливо, любили друг друга. Глеб заботливо и с любовью относился к детям.

Помню Сашу в это время подвижным ребенком, с темно-русыми волосами, живыми светлыми глазами. С ранних лет у него была хорошая память. Ему не было еще и двух лет, а он уже заучивал небольшие стихи и читал их, по-детски не выговаривая некоторые звуки.

Саша был бойким, резвым ребенком. Когда жили в Уфе, мы катались на колесе стоявшей во дворе льнотеребилки, и Саша изображал капитана корабля. Был он вспыльчив и в то же время добр, болезненно воспринимал страдания других людей. Когда однажды к нам на квартиру привели мальчика с нашего двора, который из-за неосторожности поранил себе топором пальцы, Саша, жалея мальчика и не перенося вида крови, лишился чувств.

Грамоте Сашу никто, кажется, и не учил: он сам научился читать примерно в четырехлетнем возрасте, наблюдая за тем, как учили меня.

Осенью 1908 года мы приехали во Владивосток. Сюда давно уже звала маму ее сестра Мария Владимировна Сибирцева, приглашая приехать в Приморье и обосноваться прочно в этом далеком крае.

Глебу Владиславовичу не хотелось ехать туда, против поездки возражали и его родные, но мама стала собираться в дорогу, и он сказал: «Куда ты, туда и я».

Владивосток поразил нас ярким осенним солнцем, синевой моря, большими каменными зданиями, рассыпанными по горам. Но в городе найти работу не удалось, вакансии имелись только в волостях и уездах. Маме предложили должность фельдшерицы в посту Св. Ольги; наши родители уехали туда, а мы остались на попечении тетки, жившей в доме по Суйфунской улице.

В Ольге, впрочем, моим родителям долго пожить не пришлось. Мама не терпела грубости со стороны начальства и «залепила пощечину» врачу больницы, оскорбившему ее. Пришлось переехать в 1909 году в село Саровку. Здесь Саша Фадеев учился в сельской школе, а я — в «Зеленой гимназии» во Владивостоке.

В Саровке болотистая местность, а у отчима были слабые легкие, и он начал прихварывать. Пришлось перебраться в село Яковлевку, а оттуда в 1911 году — в Чугуевку, где мы и обосновались на целых восемь лет. Мама и отчим работали на фельдшерском пункте и занимались сельским хозяйством. Жили одно время в доме Куземченко. Там же помещался и фельдшерский пункт. На нашем огороде стоял маленький бревенчатый домик. Там мы, дети, ночевали в летнее время.

Глеб Владиславович заведовал фельдшерским пунктом, работал в аптеке, приготовляя лекарства, а маме, как акушерке, приходилось много ездить по окрестным селам и деревням в разное время года и во всякую погоду. В это время Саша уже учился в коммерческом училище. Он поступил туда осенью 1910 года. В период учебных занятий мы с Сашей жили у Сибирцевых, но когда в 1913 году в коммерческое училище поступил и Володя, который до этого учился в Чугуевке, то нам пришлось искать квартиру. Жили у начальницы Черепановского высше-начального училища по Китайской улице, в частном пансионе на Бородинской (ныне Менжинской) улице и на самом верхнем этаже большого красного дома Терлецкого в Маркеловском (ныне Краснознаменном) переулке, на улице Петра Великого (теперь улица Первого мая) и на углу Последней (Уткинской) и Суйфунской улиц, на Комаровской улице (ныне ул. Шевченко). В 1917 году Саша перебрался в общежитие коммерческого училища, а затем во флотские казармы, куда была переведена гимназия Сибирцевых и где они сами поселились.

Но где бы мы ни жили, Саша всегда пропадал у Сибирцевых. Игорь был его лучшим другом, и Саша его очень любил. Из других Сашиных друзей (уже по коммерческому училищу) помню Петю Нерезова, Гришу Билименко, Саню Бородкина.

Ученье Саше давалось легко. У него были хорошие способности— учился на пятерки и четверки. С 4-го класса он стал заниматься репетиторством, подрабатывая нам на жизнь, так как денег, присылаемых из Чугуевки, не хватало, хотя мы жили, питались и одевались очень скромно.

Саша любил читать и рано начал «сочинять» стихи. Еще когда мы жили в Саровке, он устраивал «охоту на тигров». Изготовив пику с гвоздем, взяв хлеба и соли, отправлялся в лес, а затем рассказывал нам различные истории, якобы происшедшие с ним во время «охоты». Выдумывал он и сказки. То о необычайных приключениях мальчика и девочки — «Дюймовочек», заблудившихся в лесу.

Когда Саше исполнилось десять лет, он сочинил свои первые стихи:


Ильюша спать лег очень рано
И потому заснуть не мог.
Вдруг видит: лезет из кармана
Какой-то маленький урод.
Ильюша очень испугался,
Уродов он терпеть не мог,
И потому он растерялся,
И побежал во двор как мог.
Урод за ним, о боже, боже!
Урод ведь слопать может тоже.
Илья бежит, разинув рот,
За ним несется вскачь урод.

Стихотворение заканчивалось пробуждением Ильи.

Помнится, спустя год Саша, много читавший Фенимора Купера и Майн Рида, достал где-то неиспользованную толстую бухгалтерскую книгу и на ее страницах написал приключенческую повесть о мальчиках, убежавших в Америку. Я читала эту повесть своим подругам по гимназии, они слушали охотно, даже не подозревая, что ее автор — ученик коммерческого училища Саша Фадеев.

Саша писал хорошие сочинения, получал премии за них. Он сотрудничал в рукописных ученических журналах. У Саши были и другие художественные наклонности: он был наделен хорошим музыкальным слухом, знал на память многие оперные мелодии, любил театр и сам участвовал как актер-любитель в ученических спектаклях, недурно рисовал с натуры.

В нашей семье не предполагали, что Саша станет известным писателем. Думали, что он будет художником, а иногда, смеясь, предрекали ему быть... «министром финансов», имея в виду, что он учится в коммерческом училище.

На лето мы ездили к родителям в Чугуевку. Мы очень любили это таежное село, затерявшееся среди отрогов Сихотэ-Алинских гор близ быстрой горной реки Улахе. Среди деревенских ребят у нас было много друзей. Мы любили ходить в лес за грибами и ягодами, ловить рыбу в Сандагоу, на берегу которой стоит Чугуевка. А сколько увлекательного приносили игры на развалинах старой крепости, сохранившейся еще со времен Бохайского царства. Глубокие рвы и высокие крутые земляные валы, старинные колодцы и каменные ядра в густой траве — все это не могло не волновать юного воображения.

В 1910 году родился Борис; в 1911-м—Глеб. Глебушка вскоре умер от дизентерии, а Борис позднее стал нашим младшим товарищем *.

(* Борис Свитыч — офицер Советской Армии, погиб смертью храбрых в 1942 году)

Семья наша была большой и дружной. Трудились все. У каждого имелись определенные обязанности, намеченные матерью. Работали на огороде, помогали по хозяйству, работал и Саша. Живой, общительный, все он делал быстро и уверенно. Очень любил росистым утром выйти с друзьями на сенокос, а затем, вытерев косу, выйти вперед и завести высоким голосом какую-нибудь протяжную деревенскую песню. Под ее звуки и вступали в село.

Быстро проходило лето, и снова надо было ехать в город. Обычно Глеб Владиславович нанимал подводу и отвозил нас по Чугуевскому тракту на станцию Евгеньевка (Спасск), где усаживал на поезд, а то и сам ехал с нами во Владивосток.

В 1914 году он в последний раз проводил нас. Вспыхнула первая мировая война, и его призвали в армию как фельдшера запаса. С фронта он уже не возвратился. В 1917 году он умер там во время эпидемии сыпного тифа. Для всех нас это была очень большая потеря.

Теперь вся тяжесть забот легла на маму; правда, и мы подросли и могли оказывать ей большую помощь, когда приезжали в Чугуевку.

Время было бурное. Царя свергли. Повсюду шли митинги. Мы еще плохо разбирались в том, что происходит вокруг нас. Помогла нам мама. Ее избрали делегатом на Никольск-Уссурийский уездный крестьянский съезд. Там она послушала речи большевиков, и когда вернулась, то сказала нам:

— Дети, большевики правы. Они за бедных. Хорошо хвалить Временное правительство тем людям, у которых все есть.

То же мама говорила и крестьянам, тяжело страдавшим от кровопролитной войны, которую буржуазия не думала кончать.

Саша очень любил свою мать, и ее мнение имело для него большое значение. Пример братьев Сибирцевых, вступивших на революционный путь, звал его туда же.

И Саша сделал выбор. Он стал коммунистом и вместе с лучшими сынами и дочерьми нашего народа посвятил свою юность борьбе за дело Коммунистической партии и трудового народа, борьбе за победу власти Советов в родной стране.