Жора родился в 1925 году, 31-го мая, в городе Новочеркасске Ростовской области, в семье служащего. Маленький Жора был тихим мальчиком, но настойчивость у него была с детства. В пять-шесть лет он уже интересовался книгами, семи лет пошел в школу. Учился хорошо. В первых классах хорошо рисовал, и даже вышивал, и еще играл в шашки. Очень любил кино.

После просмотра картины «Чапаев» все ребята стали чапаевцами, и пошла у них война. В один день прибегает наш Жора с криком... Что же случилось? Не узнать нашего Жору: всё лицо в крови и в земле. Спрашиваю: что случилось? Молчит. Я в ужас пришла! Бровь рассечена, немного дальше - большая шишка, нос ободран. Ну как же это получилось?! Плачет и не говорит.

Отец повел его на перевязку, а я узнала от ребят: воевали наши чапаевцы. Жора сел в засаду и наложил против себя кучу камней и шлака. Ребята стали наступать на него с трех сторон. Жора отбивался. Один камень угодил ему в бровь, второй набил шишку на голове, третий ободрал ему нос...

До пятого класса я следила за его учебой, то есть чтобы он выполнял домашние задания. Но после пятого класса он уже самостоятельно и серьезно взялся за учебу. А когда стал старше, любил читать книги, играть в шахматы, кататься на лыжах. Книги он читал запоем и каждую прочитанную книгу записывал в тетрадь, которая хранится до настоящего времени. Еще он увлекался коллекциями; у него были коллекции бабочек, марок и денег. Это он перенял от старшего брата, Владимира.

В пятнадцать лет Жора вступает в комсомол. С первых же дней его вступления в нем замечается перемена: он стал более серьезным и исполнительным. Одного нашего родительского воспитания было, конечно, недостаточно. Комсомол и педагоги выковали из него большевика-подпольщика. В семнадцать лет он кончает 10 классов и мечтает учиться дальше, но проклятый немец помешал этому. Война бушует, а до призыва ему еще 1-2 года. В это же лето их школа, старшие классы, едет в Беловодск на помощь колхозам - убирать богатый урожай хлеба, чтобы не достался немцам. И Жора едет с товарищами. Но, немного поработав, они вынуждены вернуться, чтобы не попасть в окружение.

В июле 1942 года он эвакуируется. Где только ему не пришлось побывать! После месячного скитания, попав в окружение, вынужден вернуться домой. Но какая-то тяжесть как будто легла на него, и с первых же дней ненависть к врагам росла всё больше и больше. Ненавидя их, он часто говорил: «Мама, как можно примириться с такой жизнью?»

Первые шаги в подполье - это дружба с Ваней Земнуховым, который с первых же дней зарождения мысли о создании подпольной организации старался испытать Жору, хотел найти в нем стойкого и чистого товарища. Однажды он предложил Жоре в уединении почитать книги в парке. В качестве испытания он всячески пытался клеветать на Советскую власть. Но Жора с презрением подумал о нем: «И ты, бывший секретарь комсомольской организации и старший пионервожатый, тоже предался немцам?» Он встал и решительными быстрыми шагами стал уходить от Вани. Ваня кричал ему вслед и просил его вернуться и выслушать его, но он непоколебимо уходил. Ваня тогда догнал его и, крепко сжав его руку в своих, сказал: «Мне нужно поговорить с тобой серьезно. Дальше сидеть так нам, молодежи, нельзя, мы должны объединиться и вести определенную работу, ведь мы комсомольцы».

Затем знакомство с Третьякевичем, с Олегом Кошевым, с Васей и Сережей Левашовыми (впрочем, это еще друзья по школе), с Володей Загоруйко, Володей Осьмухиным, Туркеничем, Главаном и другими. Все они - частые гости в нашем доме. И так всё больше и больше росла их дружба: сначала игра в шахматы, патефон, разговоры вполголоса; но мы, родители, ничего не подозревали. Под Октябрьский праздник Жора приходит домой и говорит: «Мама, сегодня будет облава, будут забирать в Германию. Можно ли двум моим товарищам у нас переночевать?» А я говорю: почему же нельзя; пусть придут, тем более что при облавах у нас никогда не бывают.

Пришли Земнухов, Осьмухин, Третьякевич. Всю ночь они не спали, чем-то постукивали и разговаривали шёпотом. Но мы тоже не спали, догадываясь, в чем дело, и волнуясь за их судьбу. Это было первое печатание листовок. Никакой облавы не было, а просто Октябрьский праздник не давал им спать. Другие товарищи другой работой были заняты: развешивали флаги и расклеивали листовки. Им всем хотелось встретить праздник, как когда-то встречали, и дать знать народу, что Советская власть скоро вернется.

Мы с отцом стали замечать, что наш Жора чем-то занят: или товарищи у него, игра в шахматы, разговоры вполголоса, или он куда-то поспешно уходит. Мы иногда скажем: посидел бы дома, почитал книгу, а он только ответит: «Мне некогда». Я удивляюсь: нигде не работаешь и не учишься, и тебе некогда? «А как ты думаешь, если придут наши и спросят у нас, у молодежи, комсомольцев: что вы делали в тылу врага? - что мы на это ответим?» Я говорю: «Что же вы можете делать без оружия?» А он: «Наше оружие - это дух русского народа (хотя он армянин), которого ни одна страна не закабалит, и мы никогда не будем рабами, даже если придется поплатиться жизнью».

А тут повестка в Германию, одна, другая. Он старается выкручиваться, а сам говорит: «Мама, готовь сумку, мы уходим партизанить в леса, здесь жить невозможно». В один день собираются у нас Земнухов, Кошевой, Третьякевич, Туркенич, Вася Левашов, Борис Главан и Жора. Играет патефон, шахматы лежат перед ними, а у кого книга в руках; одну и ту же пластинку играют и о чем-то говорят. А я гляну в зал и думаю: как взрослые, собрание проводят (оно так и было).

Однажды Жора приходит домой и просит чемодан для одной девушки - перевезти вещи из Ворошиловграда. Я решительно отказала, так как чемодан новый и немцы отберут его сразу же. Он видит мою неуступчивость и говорит: «Люди жизнью жертвуют, а тебе жалко чемодана!» Тогда я поняла, для какой цели им нужен чемодан. Я ему говорю: «Ты же сказал: девочке вещи перевезти. Я же не знаю, для чего тебе нужен чемодан». - «И не надо знать тебе, мама», - ответил Жора. На другой день Владимир Загоруйко пришел и взял чемодан, а после мы узнали, что Люба Шевцова должна была перевезти в нем рацию.

Тут началась их работа. С каждым днем появлялось всё больше и больше листовок, которые воодушевляли народ, сообщая о близости частей Красной Армии. Была взорвана Биржа, этим самым они спасли сотни людей от угона в Германию, уничтожив документы. Под Новый 1943-й год приходит Жора домой и говорит: сегодня вся немецкая сволочь и наши продажные шкуры взлетят на воздух; не бойтесь, если будет сильный гул. Но позже мы узнали, как будто был приказ отменить намеченное. Вечером под Новый год они собираются у Толстишевой. А утром первого января пришел Сережа Левашов, и о чем-то они долго шептались с Жорой. Я поняла, что что-то неладно. Не по-завтракав, Жора с Сережей Левашовым уходят.

Вечером возвращается Жора и говорит: «Ваня Земнухов и другие ребята арестованы. И меня разыскивают, приезжали за мной в клуб, ребята предупредили, чтобы я уходил из дома». На ночь он уходит к нашей невестке, а утром на другой день уходит совсем из города.

Последнее время они работали в клубе в струнном кружке. Машков был заведующим клубом. Придет Жора домой довольный и говорит: «Настоящая Советская власть, аж душа радуется!»

После ухода Жоры из дома всё новые и новые аресты. Пятого января приходит полиция за Жорой. Мы сказали: не хотел ехать в Германию и ушел из дома. Шестого января Жора приходит домой - узнать о судьбе товарищей. Своим приходом он нас очень перепугал. Мы ему сказали, что часть ребят арестованы, а часть ушли из дому; оставаться нельзя, так как за нашим домом, может, следят. Но куда идти? Попросили соседку Фирсову разрешить у нее переночевать.

Среди ночи я пошла за ним - хотя бы поговорить до утра. Он пришел, а мы с отцом по очереди стояли на часах и караулили свое дитя от коршунов. Холод сильный, трясемся от холода и волнения. Седьмого января рано утром мы проводили его и просили с отцом: если в руки палачей попадешься, то беги, пусть убьют на месте, чем подвергаться нечеловеческим пыткам, каким подвергаются твои товарищи: их подвешивают, раскаленным железом жгут... Уходя из дому, он дал клятву мстить за своих товарищей. Ушел он в Новочеркасск, где у нас родни много; большую часть времени был у крёстных, у бабушки и у тётей. Спасибо им, они спасли ему жизнь в такое тяжелое и опасное время, приютили.

26-го января арестовывают Тюленина и его мать и сильно их пытают обоих. 27-го января, смотрю, подъехала подвода и идет полиция, а я говорю мужу: «Это за нами». Заходят начальник полиции Захаров и полицейские; первый вопрос: где сын? Мы, как и раньше, ответили: была повестка в Германию, и он ушел. А Захаров с усмешкой: «Мы вашего сына задержали в Герасимовке и этапом пригнали». Я вся затряслась. Почему же он не выполнил нашу просьбу - бежать? Я говорю: «Может, не он?», а Захаров с усмешкой: «Что, я не знаю вашего сына? Высокий, чёрный, худой».

Дальше Захаров говорит: «Вы знаете, что мы сейчас половину вашего имущества заберем?» А я говорю: «Если полагается, то пожалуйста». В тот момент мне было не до имущества, все мысли были о сыне, и я твердо решила не плакать перед этими продажными собаками.

Забрав, что им нужно было, собрались уходить, а тут немцы пришли, и полицаи говорят: «Знаете, у кого вы стоите на квартире? Это партизанский дом». Немцы схватили винтовки и стали заряжать. Ну, думаю, конец. Но всё равно все мысли были о сыне. И когда уходил Захаров, то сказал: «Мы с вашим сыном до 12-ти ночи возились».

На другой день муж понес передачу, но принимать не хотели. Сказали: «Дадим свидание с сыном, если точно скажешь, куда сына провожал. Пойди с женой поговори -может, она знает». Но мы отказались от свидания и решили, что будем стоять на своем: не знаем, где он.

29-го января муж опять понес передачу. На этот раз приняли и говорят: ваш сын просит теплое, так как холодно. Как после этого не поверить, что сын сидит! Он ушел из дома в тонком пальто - значит, и вправду ему холодно. Отец несет ему свою стёганку, брюки и теплое одеяло. До 31-го января передачи принимают, а вечером 31-го января эту партию арестованных отправляют в Ровеньки; семь человек расстреляли, один ушел из-под расстрела. Тут чего только не думали! Может, наш ушел? Но после узнаём, что Ковалёв...

А 14-го февраля точно узнаём, что в партии, которую погнали в Ровеньки, Жоры не было. Значит, в числе семи убитых и наш сын! Тут слёзы... Каждому родителю из-вестно, как тяжело потерять сына, да еще такой смертью, под такими пытками.

В этот же день, 14-го февраля, вступают наши войска. Мы идем встречать, и радуемся, и плачем о потере сына. Нас расспрашивают и клянутся отомстить.

После вступления наших войск стали доставать тела убитых из шурфа шахты №5, куда были брошены наши дети. Сколько слёз, когда родители с трудом узнавали своих изуродованных детей! И мы каждый день ждем с утра до вечера, что вот-вот и нашего Жору достанут. 23-го февраля, измученные от слёз, замёрзшие, пришли домой в пять вечера. Золовка налила супу, но мы не дотрагивались, сидим молча. В тот день достали кое-кого из близких Жориных товарищей...

И вдруг мимо окна промелькнул, как привидение, силуэт нашего Жоры! Я сидела прямо у окна, как вскрикну: «Это Жора!» Муж, конечно, думал, что я с ума сошла. Я вскочила, бегаю по комнате, кричу и руками бью себя. Тут вбегает наш сын! Сынок! Не изуродованный труп, какого мы ждали каждую минуту, и не привидение, как мне показалось. Я думала, лишусь рассудка. Не могу опомниться, кричу, а муж в рыданиях бросился ему на шею, целует его. Я немного успокоилась, подбегаю, обнимаю и целую его теплые щеки. А он говорит: «Ну что же вы плачете, я живой!» Мы задаем вопрос: «Но как ты ушел из полиции?» Он отвечает: «Я там и не был! Седьмого января как ушел, так и ушел».

Тогда мы узнали, что полицейские, обманывая нас, хотели узнать, где находится наш сын. Но им это не удалось, и наш Жора остался жив, чтобы мстить за погибших своих товарищей. Он рассказывал: «Не иду - бегу домой! И думаю: жив ли кто дома? Издали вижу, дом стоит, не сожжён, и дымок из трубы идет, - значит, есть кто-то живой».

А когда он пришел, на столе лежала свёрнутая простыня и записка с надписью: «Георгий Арутюнянц, рожден 31 мая 1925 года, убит 31 января 1943 года».

1943-й год. Жора в рядах Красной Армии защищает свою священную Родину от врагов и предателей, мстит за погибших товарищей и за своего брата Владимира, за пролитые слёзы матерей и отцов, братьев и сестёр, за разорённую нашу страну.

В том же 1943 году мы вновь получаем извещение, что Жора убит. На Запорожском направлении. Что тут пережито! А через месяц из Ростовского госпиталя приходит письмо, что он находится на излечении. Ранение было опасным.

В 1944 году его направили учиться в военное училище. По окончании он был оставлен работать в качестве лаборанта и заочно учился в университете. Такова биография Жоры.