Год 1942-й. Киев под гнетом фашистских завоевателей. Оккупанты чувствовали себя еще относительно спокойно. Работали рестораны, бары и всевозможные увеселительные заведения «только для немцев».

Город притаился. За кажущимся благополучием скрывалась затаенная тревога. Самолеты Красной Армии не беспокоили благодушествовавших «в тылу» современных гуннов. Заградительные зенитные батареи безмолвствовали.

И вот, немецкие «фюреры от искусства» решили продемонстрировать в Киеве «победу тевтонской идеологии». Задумали поставить в Киевском оперном театре один из перлов «арийской культуры» — оперу Рихарда Вагнера «Лоэнгрин», написанною по средневековым немецким сагам, представлять которую должны были оставшиеся в Киеве вокалисты и присланные «для вдохновения» кое-какие певцы из «Фатерланда».

Осуществить постановку необходимо было, конечно, на немецком языке, для отборного немецкого «синклита». Ответственные военачальники и руководители идеологического фронта, а также другие важные лица должны были заполнить зрительный зал этого «эпохального» торжества.

Предусматривались и дальнейшие представления «Лоэнгрина» для внедрения «тевтонской культуры».

Задолго до намечавшейся «премьеры» начались усиленные репетиции.

Осваивали немецкий язык и характерность немецкого исполнения киевские исполнители: солисты, хор и оркестр, все под тщательным немецким контролем. Для импозантности постановки были присланы дополнительные декорации. Началась упорная тренировка.

Сюжет оперы как нельзя лучше подходил к идее «мирового господства». Тут и отважные брабантские дружины, приветствующие звоном оружия короля Генриха Птицелова, и бесстрашный рыцарь, который направит войска на врага, и рождение прекрасного отрока, будущего великого полководца, ведущего в сражение брабантских рыцарей.

Все как будто получалось по задуманному плану. Подходила к концу подготовка «Лоэнгрина».

По городу были расклеены афиши на немецком языке, извещавшие о торжественном спектакле. Конечно, надо иметь в виду, что это осущест-влялось «только для немцев».

К началу спектакля стали съезжаться немецкие верховоды. Оперный театр был окружен тесным кольцом автомашин. Всюду стояли охранные патрули из черных эсэсовцев. Яркое освещение театра дисгармонировало с гнетущей темнотой пустующего города.

Спектакль начался. Полились чарующие звуки скрипичных флажолетов вступления. Ничто не предвещало чего-нибудь необычного.

Через партизан-разведчиков командование Красной Армии было осведомлено о столь «деликатном» в военное время событии.

На спектакль «Лоэнгрин» был «командирован» летчик, имя которого до сих пор не известно.

Среди торжественного благоговения вдруг раздались одиночные вы-стрелы немецких зениток, и на не успевших одуматься немецких «зрите-лей» обрушилась бомба, пробившая центр купола театра, разорвавшаяся в зрительном зале. Герой-летчик один пробился в Киев и на бреющем полете сбросил три бомбы на оперный театр.

Одна бомба упала на тротуар угла Владимирской и улицы Ленина, другая попала в оперный театр, а третья снесла кусок стены дома на Теа-тральной улице (возле театра).

Паника в театре поднялась неописуемая. Обезумевшие «вояки» бежали из театра, давя друг друга, стремясь поскорее выскочить на улицу. Многие погибли от взрыва, многие в результате паники. Артисты, забрызганные кровью, выбегали в ужасе на улицу в средневековых костюмах оперных героев... А летчик?..

Он исчез, подобно лучезарному Лоэнгрину, в дымке-невидимке. Он совершил исключительно героический поступок, достойный преклонения.

Мы вправе, подобно Эльзе из «Лоэнгрина», спросить героя: «Как же твое имя, рыцарь?»