Касьянов Александр Ильич, москвич, 1919 года рождения, действительную служил на Дальнем Востоке пограничником. За три года службы немало на его счету пойманных шпионов, диверсантов, контрабандистов.

Война его захватила накануне демобилизации, но он был временно задержан до особого приказания.

И так я впервые с ним встретился на Орловско-Курской дуге.

После первого ранения в мае 1942 годая снова попал в свою 232-ю дивизию 498-го стрелкового полка. Он же (764 СП) 3-й батальон 38-й армии. Меня из полка направили в 3-й стрелковый батальон. Прихожу в батальон в штаб, смотрю: пограничник, старший лейтенант. Спрашиваю: «Кто командир батальона?» Он отвечает: «Я». Доложил: прибыл для прохождения дальнейшей службы, лейтенант Баранов, командир пулеметного взвода, после излечения из госпиталя. Хорошо, стали знакомиться, он прибыл впервые на фронт, но я уже, как говорят, понюхал пороху и был уже до ранения не в одном бою. Ну что ж, лейтенант, ты уже бывалый, будем воевать вместе. И это действительно было до последней его минуты геройской жизни вместе.

8 августа под Саматовкой, с ним вместе разведав подступы к переднему краю немцев, вывели скрытыми путями весь батальон и, по сигналу атаки преодолев короткий рубеж, ворвались в траншеи противника. И так началось мощное летнее наступление наших войск.

За удачный прорыв переднего края обороны меня командир полка майор Огнев Иван Михайлович (после подполковник) оставил в своем резерве полка со взводом.

Бои под Великими Броварами, высота 95. Немец прорвал оборону на участке 2-го батальона в стыке с 3-м батальоном. Мой взвод и роту авто-матчиков командир роты ст. сержант Палшин бросили заткнуть брешь. Заткнули брешь и заняли высоту 95. Немец бросил танки на нашем участке с пехотой. Частично потеснил, но, однако, мы перешли в контрнаступление, где впервые был рукопашный и гранатный бой, были нами взяты и пленные.

За эти бои мы с командиром-пограничником получили первые прави-тельственные награды. Он - комбат Касьянов — орден Красной Звезды, я удостоился медали «За отвагу» и был назначен командиром пулеметной роты, так как мой ротный погиб.

Дальнейшее наступление на Сумы. Под Сумами меня ранило. Но зато дивизия стала 232-я Сумская стрелковая дивизия.

Не уезжая в тыл, я находился при медсанбате дивизии. После моего излечения уже наша дивизия стояла на берегах могучего Днепра.

Форсировать Днепр — это значит освободить Киев. Такова задача.

Да, наступила осень, начались вечерние холода. А форсировать только под покровом ночи. По понтонному мосту, лодками по тросу, всеми средствами, под ураганным обстрелом минометов, артиллерии, пулеметов, бомбежки с воздуха, Днепр покорился, и мы стали на правом берегу. Кто был у нас в батальоне киевские, с правобережья Днепра, целовали родную украинскую землю, а их было немало. Начались страшные бои, если сейчас вспоминаешь, а уже прошло двадцать лет и два года, только в мирные дни бегают мурашки под кожей.

Днем и ночью отбивали по 14 атак. Но сами двигались вперед на Киев. Из пулеметных стволов порой вылетал расплавленный свинец, не до-стигая нужной цели. Слабые нервы не выдерживали. Был один случай в нашем батальоне, из вновь прибывшего пополнения, самострела между пальцев.

Решали всем батальоном, простили, преодолев страх, этот боец стал храбрым.

В днепровских лесах, развернувшись в цепь, батальон шел в наступление, встретились с танками противника, идет один, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. «Батальон к бою!» — Это была команда командира-пограничника Саши Касьянова. Сам залег впереди за корягой вывернутого кедра. Дает команду: «Истребители танков, ко мне!» Подбежали сразу четверо солдат с двумя пэтээрами. Я с Иваненко Иваном Антоновичем — старшиной моим прибежавшим — залегли за вторую корягу с гранатами противотанковыми и ружьем-пэтээром. Открыли огонь на расстоянии 80—100 метров. Танки двигались стальной броней на нас. За ними шли автоматчики. Наставив в живот приклады автоматов, вели ураганный огонь. Идет треск, подминая под себя деревья, надвигаются на нас. Остается 50 метров, идут. Ведем огонь. Один загорелся, подбил сам комбат, и самого ранило. Те солдаты, которые были с ним, уже лежали недвижимы. Танки идут — 30 метров. Комбат ранен второй раз, я ему кричу: «Отходи назад». «Пограничники задом не ходят», — это я слышал его последние слова. И танки стали. Один горел, а два вертелись вокруг своей оси с подбитыми гусеницами. На долю комбата пало два, один гранатами был подорван мной. Меня контузило, я оглох рядом с разорвавшимся снарядом. Моя коряга оказалась прочнее, чем комбата-пограничника.

Сижу или лежу, не понимаю. Засыпан полностью землей. Но сквозь корни коряги пробивается свет. Вроде день, какой не знаю, вспоминаю, что было. Где танки, где Саша Касьянов? Кажется, все тихо, только шум в голове, в ушах. Стал наблюдать между корней в щель. Метров в 80 от меня двое немецких солдат под руки держат Сашу-пограничника, а обер-лейтенант отдает ему честь. Потом сняли с него фуражку пограничную, дальневосточную, сняли орден Красной Звезды и опустили на землю. Он лежал недвижим. Все трое, забрав трофеи от Саши, повернулись и быстро стали удаляться в сторону запада.

Я вылез из своей могилы и подошел к нему. Он был мертв. Я плакал, сколько не знаю. Ко мне подошли двое солдат, из какой части, не знаю. Успокоив меня, спросили мою часть, я сказал — 232-я стр. дивизия, 764-й стр. полк 3-й батальон. А это наш комбат — Саша Касьянов — пограничник. Да, мы рядом были, нелегко вам досталось, мы думали, что танки идут на нас, а они повернули на вас.

Разыскал свой полк, батальон и сообщил о Саше... Так там и похоро-нили возле этих коряг, и рядом подбитый немецкий танк как памятник от немцев. Саша-пограничник славный преподнес подарок ко Дню Победы над гитлеровской Германией. Вечная слава герою!

С Днем Победы, ветераны войны. А многие инвалиды войны.