Михаил Тихонов перед сном сказал брату Григорию:
— На Птичьем поселке уже несколько дней пьянствуют немцы. Их машина стоит во дворе, охраны нету.
Тихонов проверил сообщение брата: машина крытая, в кузове кащхстры. Если угнать, можно осуществить давнюю мечту: посадить в нее группу подпольщиков и помотаться по немецким тылам.
Он уговорил соседа-шофера увести машину. Оделся в немецкий китель и пилотку, в карман положил пистолет. В полдень заглянули в окна дома, где остановились немцы. На полу спали пьяные солдаты. На столе — недопитые бутылки и тарелки с закуской. Григорий стал у двери с пистолетом в руках. Напарнику шепнул:
— Заводи...
Со двора выехали благополучно и добрались до места сбора — квартиры Антонец.
— Вот мой трофей, Иван. Бери и распоряжайся,— сказал Тихонов Покусаю.
Командир приказал осмотреть машину и готовить ее в дорогу. Грузовик поставили в посадку, подальше от дома и посторонних глаз. Покусай принялся разбирать мотор, чистить каждый винтик. Утром опять пошел к машине. Только приступил к работе, как на дороге появились солдаты. Они прочесывали посадку. Иван еле унес ноги. Немцы взяли грузовик на буксир и увезли.
— Черт знает что, фатальное невезение,— выругался Тихонов.
— Не огорчайся,— успокоил его Шведов.— Скоро у нас будут машины, если не немецкие, то наши. Ты далеко не отлучайся. Не сегодня-завтра выступаем.
Раздосадованный, возвращался Тихонов домой. На Смолгоре на глаза попалась соединительная муфта телефонной связи. Не задумываясь, разбил ее на куски, а когда опомнился, выругал себя за мальчишество. Ведь мог поплатиться жизнью. Но никто не стал разыскивать смельчака. Фронт неумолимо приближался к городу.
Нервничали в гестапо и в тайной полиции, звонили в штаб командования, запрашивали Берлин: сниматься с места или нет? Столица рейха уверяла, что идут свежие подкрепления, под Макеевкой и на Кальмиусе фронт будет остановлен. Но в горуправе и шутцполиции упаковывали чемоданы. Отправили в тыл свои семьи Эйхман и Шильников. Майснер готовил агентуру, чтобы оставить ее в городе, если Красная Армия займет его. Он пригласил к себе в кабинет Потемина. Разговор происходил один на один.
— Вам пора исчезнуть,— сказал шеф.— Тыл обеспечен надежно?
— Кажется, все предусмотрено,— ответил Поте-мин.— Часы Шведова при мне. В Прилуках есть человек, который помогал мне выпускать большевистскую листовку.— Он криво усмехнулся.
Провокатор по заданию Майснера ездил в Прилуки, и с таким же предателем, как он, договорился о том, что предстанут перед советскими органами как патриоты, и написали текст антифашистской листовки. Еще раньше следы «патриотической деятельности» Потёмин оставил в Кадиевке, напечатав на машинке листовку и передав ее своему единомышленнику. В Сталйно с двумя подручными была разработана версия о существовании подпольной типографии, которая якобы выпустила до четырех тысяч листовок.
На прощание Майснер посоветовал:
— Придете в советские органы и назовете вот эти фамилии.— Он протянул исписанный листок.— Они наши агенты. Мелюзга — не жалко. Выдача их укрепит ваши позиции.
Переводчик ГФП оставался для провокационной работы в советском тылу.
Специальные отряды готовили к эвакуации пленных. Вербонолю об этом сообщил Мужик.
— А я ухожу,— сказал он.— Да, вместе с ними. Увидимся ли еще?
— Как же так? — удивился Андрей Андреевич.
— Война не закончена,— ответил разведчик.— А если и закончится, то еще останется капитализм... Известных мне немецких агентов я назвал. Ваша задача передать фамилии органам. Обо мне сообщите по известному вам адресу. Я внедрился надежно. О себе дам знать через вас, товарищ Андрей. Других связей у меня нет. Потеряны в трудные месяцы сорок первого года. Но я буду оставаться на посту до конца. Прощайте.
Они обнялись, у Вербоноля повлажнели глаза.
Почти два года незримый Мужик охранял группу от налетов гестапо и полиции. Жаль, что не знал он замыслов ГФП, возможно, смерть товарищей была бы предотвращена. Но трагедия произошла из-за слепого случая. Хотя нет. Война испытывает человека на самую высокую пробу. Пока Новиков был в кругу своих, выполнял все задания по борьбе с врагом, а попал в его руки и струсил, выдал товарищей, думая спасти свою шкуру. Но немцы, в лучшем случае, вывезут его с собой, а по дороге бросят.
Вербоноль встретился с Матросовым и Рыбалко.
— Будем вооружать пленных,— сказал он.— Немцы сейчас в панике. Этим нужно воспользоваться.
Снять посты наметили в ночь на 3 сентября. Сообщили в лазарет Волохову, чтобы он приготовил своих людей. В лагере пленные по цепочке передали приказ: располагаться на ночлег во дворе. Сигналом к началу побега будет костер, разложенный у караульного помещения. Русские часовые откроют проходы на Комсомольскую улицу со стороны, противоположной центральному входу, где охрану несут немцы.
Рыбалко выставил посты, зашел в караульное помещение, следом появился Матросов. Взяли плащ-палатки и автоматы. В темноте подошли к дыре в ограде и направились к «жене» Павлика. Минут через "пятнадцать увидели, как из лагеря потянулись люди в сторону Рутчен-ково; их направляли в разбитый дом под терриконом шахты 17—17-бис.
Покинула посты и охрана лазарета. Накануне гитлеровцы согнали всех раненых и больных в полуподвальное помещение, собираясь поджечь его перед отходом. Но ночью, не обнаружив часовых, пленные стали ухо-дить. На помощь им бросились жители близлежащих поселков: Смолянки, Нестеровки, Рутченково, Ларинки и Масловки.
К Шведову на сборный пункт пришли Матросов, Рыбалко, бывший пленный Таласов. Он познакомил их с командиром взвода туркменов Нарзы. В этот же день Нарзы свел Шведова с командиром батальона Курамы-совым.
— Положение у нас сложное,— сказал капитан.— Батальон готов хоть сейчас перейти на вашу сторону. Но нас раздавят, если мы это сделаем раньше времени. Есть слух, что нас перебросят дальше в тыл.
— Что вы думаете предпринять?
— Исходить из обстановки... При нашем уходе из Рутченково часть людей останется с вами. Если же нас поставят на передовую, а это не исключено, то мы перебьем немцев-командиров и перейдем на сторону Красной Армии.
— Значит, помогли наши листовки? — спросил, улыбаясь, Александр Антонович.
— Люди ваши помогли. Я, например, себя человеком почувствовал,— сказал взволнованно Курамысов.— Если даже погибну, то буду знать, что стал на правильный путь. Но погибну я теперь в бою с фашистами.
После этого разговора командир послал на Рутченково в штаб батальона Матросова, Рыбалко и Таласова. Их уже ждали. Нагрузили тачку гранатами и наганами. Закрыли листьями кукурузы. По дороге к ним присоединились Дьякова и Антонец. Немцы, озабоченные и встревоженные, сновали по улицам. Хлопцы, одетые в добровольческую форму, спокойно козыряли им и тащили тачку дальше. Благополучно доставили оружие на сборный пункт. Здесь уже были Вербоноль, Галина Гринько, Тихонов, Рыжиков. К вечеру подошло много туркменов.
Александр Антонович попросил Кузнецову вывести батальон из Рутченково. Лидия Яковлевна пошла в штаб и увидела Курамысова.
— Я в вашем распоряжении,— сказала она.
— Не собьетесь с пути? Ведь ночь,— спросил капитан.
— Постараюсь...
Батальон в 140 человек бесшумно вышел из казарм. Окраинными улицами повела подпольщица добровольцев в сторону станции Рутченково — подальше от немцев...
Утром Шведов пригласил руководителей групп на совещание.
— Некоторые товарищи настаивают на необходимости идти в город и сеять панику среди немцев,— сказал он.— Я считаю, что захватить город мы не в силах, если даже вооружим всех пленных, которые, к слову сказать, очень слабы.
— Правильно,— поддержал Вербоноль.— Мы должны осуществить другую операцию. На хуторе Флора есть узел связи — промежуточный. пункт между передовой и штабом фронта. Вывести его из строя — оказать огромную услугу нашим войскам. И еще: неподалеку отсюда — склады с динамитом. Немцы попытаются поднять их на воздух.лМожете представить, что произойдет. Снять часовых мы сможем...
— Так и сделаем, товарищи,— подхватил командир.— Как только получим сообщение о взятии Макеевки — выступаем. В городе сейчас полно войск. Фашисты хватают всех подряд. Я дал указание всем скрыться. Последних пленных от Стояновских увели в Керменчик Витя Попов и Надя. Хозяева конспиративных квартир ушли к своим родственникам в села. Наше основное ядро здесь, и мы обязаны выполнить свой последний долг.
Фронт подошел к Сталино, восточные окраины города уже слышали завывание снарядов. Самолеты вили замысловатые петли в огненном поединке. На запад тянулись машины с ранеными солдатами, между грузовиками попадались штабные автомобили с тыловыми начальниками. Гражданские власти свернули свою деятельность. Эйхман еще вчера выехал в сторону Днепропетровска. Оберштурмфюрер Граф уничтожал секретные бумаги.
Сотрудники ГФП, вылавливая подпольщиков Авдеева-Донского, схватили Марию Иосифовну Королькову. На очной ставке с Марией Левиной она заявила:
— Эту женщину я не знаю. Никаких бланков мне никто не подписывал.
Речь шла о документах, которые подпольщица передала Тихонову. Ее два дня пытали, избивая шлангом, и отпустили. А членов отряда Авдеева-Донского Марию Левину, Веру Ковалеву с биржи труда, супругов Харич-ковых, Ольгу Чистюхину, Леню Аристова, Надю Жму-ру расстреляли, выполняя последний приказ Майснера.
На станции Сталино скапливались эшелоны, немцы торопились отправить их. Терентий Бабенко 5 сентября «завалил» два паровоза на выходных стрелках Углепути и один в Рутченковском парке.
Машинисты-немцы требовали помощи у русских, так как не знали профиля дороги.
К Максимову прибежал рассыльный.
— Вас вызывает дежурный,— сказал он.
Степан взял кусок хлеба и пошел... Состав большой, впереди два паровоза. Максимов забрался в первый и поздоровался с машинистами — их двое. По лицам видно — вымотаны до предела. Глаза красные, слезятся.
Доехали до Мандрыкино Дальше пути забиты. Машинисты узнали, что отправление задерживается, забрались в теплушку и уснули. Степан протянул состав немного вперед, к соседнему эшелону, и сцепил их. Зака-чал инжектором холодную воду в котел, открыл топку, чтобы потушить паровоз. Выпрыгнул из будки и пошел в сторону города.
На Сталино надвигались сумерки. Последние предзакатные лучи осветили терриконы, а на востоке за городом подымалось зарево. В макеевской стороне беспрерывно гудело. Гринько, Дьякова и Антонец возвращались из разведки. Они постояли возле террикона и пошли к железной дороге. Шведов посылал их на хутор Флора узнать, сколько там немцев, где расположились и что делают. Одевшись похуже, женщины незаметными тропками пришли в хутор. В нем — около полусотни домов. На краю хутора стояло длинное строение, занятое фашистами. tK нему тянулись провода по земле и по столбам, во дворе — грузовые автомашины.
О результатах разведки подпольщицы доложили Шведову.
У всех приподнятое настроение. Но порой сердце сожмется от тревожной мысли: а что будет через час, помилует ли его судьба или пуля врага оборвет жизнь? Думает о предстоящей операции и Шведов. Не рано ли они начинают? За полтора года так и не было у него устойчивой связи с тылом и фронтом, действовали, исходя из местных условий. «Добрались ли мои посланцы?» — вспомнил он Бакитского, Мурзина и Воробьеву, которых несколько дней назад направил за линию фронта.
— Пора,— раздался над головой Шведова голос Вербоноля.
— Да, Андрей, пора,— отозвался он и поднялся на ноги.
Они залегли в посадке, обложив хутор Флора с двух сторон. Командир послал вперед Гринько, Дьякову и Антонец резать провода. Женщины прошли до кукурузы. Галина Яковлевна встала на плечи Дьяковой и Антонец и плоскогубцами перерезала провод, прикрепленный к деревьям. Потом ползком добрались до усадьбы, где находился немецкий узел связи, и ножом перерубили телефонный кабель.
Вербоноль повел группу бойцов вправо, к динамитным погребам, и вскоре вернулся назад. В руках Андрей Андреевич держал связку ключей.
— Все в порядке, Саша,— доложил он.— Возьми ключи. Мы поставили своих ребят.
— Хорошо,— ответил Шведов.— Я пойду на правый фланг, а ты оставайся здесь. Поднимайся по первому выстрелу. По цепочке передай всем.
Он ушел, и тут же появились разведчицы. Доложили Андрею Андреевичу, что провода порезаны.
— Вперед,— тихо подал он команду,— Без шума. Ударная група во главе с Вербонолем продвинулась к самой усадьбе. Группа Шведова подобралась к грузовым машинам, стоявшим невдалеке от дома. Вдруг отворилась дверь коридора, и на улицу в нижнем белье вышел немец. На него накинулись, и он закричал. У кого-то не выдержали нервы, раздался выстрел. Сразу же поднялась стрельба. В окнах дома погасили свет и открыли ответный огонь.
Вербоноль пошел в полный рост. Бросил гранату, вторую... Обратился к Гринько: — Галина, дай свою.— Она протянула руку, но Андрей Андреевич неестественно присел и хрипло сказал:
— Уже поздно...
— Ты ранен? — испуганно спросила Галина Яковлевна.— Потерпи, я сейчас перевяжу.
— Уходите... Я готов...
Рыбалко продолжал бросать гранаты. Тихонов и незнакомый парень забежали с тыльной стороны дома, где было маленькое окно. Его изнутри затыкали подушкой. Немец торопился, и рука выскальзывала наружу. Тихо-нов прицелился и выстрелил в нее. Подушка упала.
— Постой! — крикнул парень.— Я их сейчас, гадов!.. Он подобрался к окну и бросил в него гранату. За стеной раздался взрыв, и все стихло.
Над Вербонолем склонился Рыбалко, рядом стояла Гринько.
— Оставьте меня,— попросил он.— Идите на город... Иди...— и не договорил, голова безжизненно упала на простреленную грудь...
Над Сталино вздымалось зарево. Фашисты начали жечь дома, взрывать заводы и шахты. По Рутченково мотались немцы, они искали диверсантов, уничтоживших промежуточный узел связи. Шведов и часть подпольщиков укрылись в комнате Антонец. Нужно было выждать еще несколько часов. Тихонов с горечью сказал:
— Вот невезение!
— Ты о чем?
— Третий раз пытаемся взять машину — и неудачно.
— Неудачно? — переспросил Александр Антонович.— Машины мы уничтожили, немцев перебили, узел связи ликвидировали. И подарок нашей армии приготовили. Вот они — ключи от динамитных складов. Двери их на мушке у наших хлопцев. А еще пришли вести из туркестанского батальона. Курамысов ударил в тыл немцам, около полутораста солдат перешли на сторону Красной Армии. Это на правом фланге. А на левом Нар-зы и Томаев со своими хлопцами уничтожили охрану аэродрома и привели к нашим восемьдесят человек. Вот как сработала большевистская агитация.
Подпольщики, бывшие пленные, туркмены прятались в посадке, ушли в разрушенные дома, забрались на чердаки, скрывались у знакомых. Рыбалко залез на чердак в доме Лидии Кузнецовой. В полдень он выбрался из укрытия и выглянул на улицу. В переулке показалось несколько солдат с пушкой. Рыбалко нажал спусковой крючок автомата и уложил всю прислугу орудия. Его охватила жажда мести. Он дожил до открытого боя с врагами. Они уходили из города, метались по улицам, цеплялись за каждый дом, но уже ничто не могло спасти их.
...Цепи советских бойцов залегли возле шахты № 13 «Никополь». Накануне в полночь через двор Принцевского прошла красная разведка. Семнадцатилетний сын Михаила Лукьяновича Гриша вызвался показать дорогу. Ему дали винтовку, и он ушел с разведкой. А утром к дому Принцевского прибежали вездесущие ребятишки и наперебой затараторили:
— Дядя, ваш Гриша поймал немца! Отвели к красноармейцам!
Но это был не гитлеровец, а местный полицай. Принцевский-младший увидел его в гражданской одежде в одной цепи с советскими бойцами. Он уже стрелял по отходящим немцам.
Гриша разыскал командира подразделения.
— Чего тебе? — спросил капитан.
— У вас жандарм в цепи лежит,— сказал парень.— Переоделся в русскую одежду.
Полицая разоружили и арестовали. Вокруг столпились местные жители. Послышались выкрики:
— Он людей расстреливал и бросал в шурф!
— Забирал девчат в Германию!
— Тише, товарищи,— попросил капитан.
Гриша подошел вплотную к предателю и в наступившей тишине спросил:
— Ты помнишь, как мне пробил штыком плечо? Вот — еще рана не затянулась,— он задрал сорочку.— А как стрелял в меня, помнишь?
— Так вот он какой? — с гневом сказал капитан.— Судить его!
В это время на заводской стороне Иван Холошин связался с охранниками завода Березиным и Кузьминым. Шестьдесят человек с винтовками и полуторатысячью патронов ждали команды для выступления.
Вечером Березин доложил, что фашисты уходят с завода на рассвете.
— Ну, дорогой мой, пришел и наш черед,— сказал Холошин.— Слушай приказ: разобрать оружие и боеприпасы. Без шума выйти и поджечь казарму. Прочесать завод и собраться в питомнике.
Около двух часов ночи охранники подошли к 4-й котельной, которую обслуживали пленные, и освободили их. Во дворе Центрально-Заводской шахты обнаружили несколько десятков молодых людей. Их пригнали из окрестных сел для отправки в Германию. Пленников выпус-тили... Ворвались в контору и сохранили от взрыва телефонную станцию. Заняли гараж и конный двор с автомашинами и гужевым транспортом. Немцев перебили.
На рассвете группа собралась в питомнике. Решили продвигаться вдоль Кальмиуса к станции Караванная. За селом Григорьевка залегли в кукурузе и подсолнечнике, подняли стрельбу в тылу немецких позиций. В это время появились советские штурмовики и принялись утюжить гитлеровцев. Они в панике бросились к городу, но напоролись на залпы рабочих. Фашисты повернули на Рутченково.
Холошин повел товарищей назад. На Смолгоре увидели машины с запыленными бойцами Советской Армии, они мчались на Стандарт и дальше, на Рутченково.
Утром 8 сентября возле шахты 17—17-бис подпольщики во главе со Шведовым встретили разведку красных. С ними были два парашютиста из штаба партизанского движения Южного фронта. Один из них подошел к Шведову и, улыбаясь, подал пакет. Тот удивленно воскликнул:
— Не может быть! Мурзин, это ты?
Даян Мурзин благополучно перешел с товарищами фронт и возвратился с приказом для отряда.
В полдень подтянулся штаб наступающей дивизии. Шведов с друзьями направились на шахту № 3, находившуюся невдалеке от центральной поликлиники. Доложил о подпольщиках и передал майору ключи от динамитных погребов.
— А не может ли кто показать к ним дорогу? — спросил офицер.
— Есть у нас одна бедовая,— ответил Александр Антонович и позвал Тосю Антонец.
Майор приказал молоденькому лейтенанту проверить погреба, и Антонец повела его в сторону хутора Флора.
Минуты через три на крыльцо дома, где расположился штаб, вышла девушка в армейской форме и крикнула:
— Товарищ майор, вас к телефону.
Он вскоре возвратился и, сдерживая улыбку, сказал:
— Прямо бал-маскарад. Наши на окраине Рутченково захватили машину. В ней оказались переодетые в женские платья немцы и русские. Жители говорят, что это гестаповцы.
— Что? — встрепенулся Шведов.— Переодетые? Где они сейчас?
— Там же. Где-то возле террикона тридцать первой шахты,— ответил майор.
— Я должен их увидеть. Обязательно! — решительно сказал Александр Антонович и повернулся, чтобы идти.
— Погодите, товарищ Шведов. Я что-нибудь придумаю с транспортом.
Вскоре ездовой, уже пожилой солдат, гнал телегу по булыжной мостовой, тянувшейся слева от побуревшего террикона тридцать первой шахты. Они подъезжали к переезду через железнодорожную колею, когда над головой Шведова и солдата просвистел немецкий снаряд. Он разорвался метрах в пятнадцати сзади. Второго разрыва они не слыхали... На месте телеги зияла огромная воронка. Смертельно раненная лошадь лежала в стороне, содрогаясь в последних конвульсиях.
Антонец привела лейтенанта к погребам с динамитом. Он открыл тяжелую наружную дверь и наткнулся на вторую. Подобрал ключ и к ней. За дверью в сырую темень уходил длинный коридор. Там в штабелях лежала смерть.
— И как вам только удалось? — спросил лейтенант.— Если бы все это поднялось на воздух, не знаю, что бы произошло.
— Но не поднялось,— ответила с гордостью Тося. Они вышли из подвала. Невдалеке рвались снаряды, свистели пули. Немцы засели на терриконе шахты 17 — 17-бис и обстреливали поселок. Мимо склада прошла группа бойцов во главе с Тихоновым.
— Это наши показывают дорогу,— сказала Тося.
— Показывать дорогу всегда трудно,— отозвался лейтенант.— А вы показывали ее людям... Все время смотрели смерти в лицо. Все время.
1960-1973 гг.
Донецк — Москва
