Молодая Гвардия
 

Григорий Набатов.
ЗАРНИЦЫ НАД ОБОЛЬЮ

Глава 8
КОНЕЦ ОТТО БОРМАНА


1

В кабинете начальника СД без конца трещал телефон, но Дрюллинг не шевелился, озабоченный чем-то.

— Чертовский день! - устало вздохнул он и взял наконец трубку.— Алло! Дрюллинг слушает. Кто говорит? О, Краузе? Здравствуйте, дорогой гауптман... Что у вас нового? Поймали виновников диверсии?

— Черта с два! — вырвался из трубки сердитый голос.— С такими помощниками, как Криванек и Экерт, поймаешь... Впрочем, кого, черт возьми, ловить? — Голос Краузе вдруг смягчился, стал доверительным: — Герр майор, вам не кажется, что бандиты проникли из лесу?

Дрюллинг не торопился с ответом.

— Может быть,— осторожно ответил он,— Все может быть...

— О, это совершенно точно. Я буду так докладывать зондерфюреру.

— Зондерфюреру?!—переспросил Дрюллинг, оживляясь.— Разве он здесь?

— Герр Борман прибывает сегодня. Ждите его с минуты на минуту.

Дрюллинг вытащил из кармана платок, вытер лицо, шею, лоб.

— Герр майор! — кричал Краузе в трубку.— Куда вы исчезли?

— Я слушаю вас, дорогой гауптман. Я очень рад приезду генерала.

— Напрасно, герр майор, радуетесь,— с ехидством сказал начальник гестапо.—Ох и задаст же он вам! Ну, ауфвидерзейн, герр майор. Ауфвидерзейн...

Дрюллинг вяло, почти безразлично положил трубку и откинулся на спинку кресла.

— О майн готт! Помоги мне выдержать еще одно испытание...

Слабым движением руки Дрюллинг потянулся к звонку.

В кабинет вошла немолодая сухощавая женщина с заметно седеющими волосами, небрежно собранными на затылке в пучок.

- Я вас слушаю, господин майор.

Дрюллинг рассеянно взглянул на нее.

— Фрау Тереза! Вызовите ко мне Криванека. Да, и передайте Экерту: пусть население приведет в надлежащий вид поселок. Полиции — усилить охрану... Я жду Бормана.

Беренфельд понимающе кивнула головой и вышла из кабинета.

Закончился рабочий день. Сотрудница комендатуры Тереза Оттовна Беренфельд направилась к выходу. Проходя мимо секретарского стола, повела глазами в сторону Нины Азолиной — это был условный знак: встреча за углом.

Нина положила бумаги в железный ящик и вышла на улицу.

Свернув за угол здания комендатуры, девушка увидела удалявшуюся фигуру.

Она догнала ее у поворота в Зуи. Дальше пошли вместе. В стороне осталось белое с колоннами двухэтажное здание школы, напоминавшее старинный дворец. Они перешли мост через Оболь и стали не спеша взбираться на пригорок, где сквозь ели выглядывали кресты зуевского кладбища.

- Есть новость,— негромко сказала переводчица. - С минуты на минуту ожидается важный гость — зондер-фюрер Отто Борман... брат Мартина Бормана, заместителя Гитлера... Дрюллинг взвинчен.

Не успели Беренфельд и Азолина подняться вверх по песчаной круче, как на шоссе Витебск — Полоцк, метрах в ста пятидесяти, сверкнул черным лаком лимузин. Через несколько секунд он уже был рядом. У крутого спуска шофер выключил газ, машина пошла вниз по инерции.

Рядом с шофером, гордо закинув голову, сидел генерал в форме войск службы безопасности. Впалые глаза устало светились за стеклами очков.

- Борман! Лютый зверь! - сказала Беренфельд.

Сзади, отвалившись на спинку сиденья, дремала девушка с пышной модной прической.

— Опять она,— прошептала возмущенная Беренфельд.— В прошлый раз приезжала с капитаном, а сейчас с этим гусем. Распутница! Гадина!

— Кто это, Тереза Оттовна?

— Я же сказала: гадина. Некая Ольга Лобанович. Из Витебска.

Справа от девушки сидел офицер. Машину сопровождали вооруженные мотоциклисты. Проскочив мост, лимузин взлетел наверх и повернул по шоссе налево — в Оболь.

Беренфельд спросила Нину:

- Ты давно не видела связных?

— С ними встречается Таня.

— Увидишь ее, передай, что документы для райкома давно готовы. Пусть забирают.

Из местных жителей только двое — бургомистр Езови-тов и Нина Азолина знали, что Тереза Оттовна Беренфельд, преподававшая много лет до войны в Обольской школе немецкий язык, связана с подпольем. Сын ее служил в Красной Армии и воевал на фронте, а она помогала партизанам в тылу.

Дочь машиниста Обольской водокачки, Тереза Оттовна окончила в 1932 году Московский институт иностранных языков и много лет учительствовала. Местные жители уважали ее за чуткость, доброту и честность.

Подпольному райкому Тереза Оттовна доставала бланки аусвайсов — пропусков на право передвижения в пределах района в любое время суток. Бургомистр Езовитов узнавал от нее о готовящихся карательных экспедициях и через сына Владимира извещал Фрузу.

...Комендант Оболи Бианик, куря одну папиросу за Другой, стоял у окна и неотрывно наблюдал за поворотом Дороги из деревни Зуи в поселок. Его слегка знобило. Не помогли и три рюмки коньяка; нервная дрожь даже усили-лась! «Если Борман будет проверять только полицию и службу безопасности, то это не так страшно,-- размышлял комендант.— За них я не отвечаю».

Напрасно он себя убеждал, что приезд зондерфюрера ничем ему не угрожает,— фиолетовые мешки под глазами, свидетели бессонницы, выдавали его беспокойство.

Бианик механически приглаживал на тыквообразной голове редкие волосы, аккуратно причесанные на пробор. Вдруг возникла новая мысль: «А что, если Борман начнет копаться в моих операциях со льном?»

Сын крупного фабриканта и совладелец мануфактурной фирмы, Бианик в короткий срок сумел сколотить в Оболи круглый капиталец. Особенно интересовал его белорусский лен. Продукция Обольского льнозавода околь-ными путями попадала в Вену, на текстильные фабрики, принадлежавшие его отцу.

Обольский комендант не мечтал о военной карьере. Он охотно уступал чины и награды другим. Обер-лейтенант был вполне удовлетворен своим служебным положением; поменьше бы только тревожили гости. А то, чего доброго, разберутся еще в его ловких проделках со льном — голову снимут.

На повороте показалась машина Бормана. Комендант туго перехватил отвислый живот широким поясом, надетым поверх парадного мундира, постоял еще немного у окна и направился встречать начальство.



2

Азолина рассказала членам руководящего комитета все, что знала о зондерфюрере. Пока высокому гостю отдавали почести, юные подпольщики, собравшись в доме Езовитова, решали его судьбу.

— Борман отличился в Витебске на массовых расстрелах,— говорила Нина.— Он возглавлял не одну карательную экспедицию. Гитлер прислал ему железный крест.

— А мы ему подарим деревянный,— подал реплику Федор Слышанков.

С места поднялся Евгений Езовитов:

— Предлагаю взорвать машину. Фру за поставила вопрос практически:

— Кому поручим?

У Володи загорелись глаза.

— Поручите мне.

— Ты что, заминируешь дорогу? — спросила Фруза.

— Нет! Зачем? На это потребовалось бы много мин, а их надо беречь. Я проберусь в гараж.

— Но как узнать, когда Борман будет уезжать?

— Ты сможешь, Нина, уточнить время? — спросил Володя Азолину.

Поздно вечером Нина спешила к дому Владимира. Она подбежала к калитке, оглянулась, вошла во двор и быстро зашагала к крыльцу. В это время чья-то фигура отделилась от дерева и устремилась ей наперерез. Нина вздрогну-ла, отшатнулась:

— Кто это?

— Я...— негромко ответил Владимир.

— Ну и напугал ты меня! Почему ты здесь?

— Я не хотел, чтобы ты стучалась.

Несколько секунд она стояла неподвижно, затем прошептала:

— Борман уедет завтра, в двенадцать дня.

— Спасибо! — сказал Владимир с волнением в голосе, пожимая ей руку.

Одно мгновение — и он уже был в огороде.

— Всего доброго! — бросила вдогонку Нина. Езовитов пробрался огородами и кустами к гаражу, где стоял «оппель-капитан». Вход в сарай был с другой стороны. При свете луны было видно, как от угла к углу прохаживается часовой. Он изредка останавливался, прислушивался к ночным шорохам и продолжал свой путь.

Владимиру стало ясно, что попасть в гараж через ворота никак не удастся. Надо искать другую лазейку. В задней стене виднелись очертания небольшого окошка, заколоченного фанерой. «А что, если влезть через окно?»

Юноша подполз к стене и ножом хотел отодрать край фанеры, но услышал приближающиеся шаги. Владимир упал в траву и затих. Часовой вышел из-за угла, остановился и стал прислушиваться. Видимо, что-то его насторожило.

Так Езовитов пролежал больше часа, покуда не услышал шум голосов. «Смена часовых»,— сообразил юноша. Не теряя времени, он вскочил, подбежал к окну, просунул лезвие ножа под фанеру, отодрал ее и, подтянувшись на руках, протиснулся через отверстие в гараж. И сразу же натолкнулся на машину. На ощупь стал ориентироваться: открыл кабину шофера, поднял сиденье и положил под него мину. Часовой механизм был отрегулирован так, чтобы взрыв произошел в пути.

Теперь нужно было незаметно выбраться отсюда. Езовитов прислушался, отошел ли часовой, и, снова подтянувшись на руках, вылез наружу. Приладив кое-как на окошке фанеру, он отполз к кустам, а оттуда огородами выбрался на дорогу.



3

Утром, когда Азолина пришла на работу, все начальство комендатуры было уже в сборе. Через полуоткрытую дверь из кабинета Бианика доносился хрипловатый голос Бормана. Он благодарил за радушие, с которым его встре-тили в Оболи.

— Господа! Я не думал найти в этом далеком уголке Остланда таких гостеприимных хозяев,— признавался зон-дерфюрер.

Звенели бокалы. А час назад, шантажируя Бианика, Борман вырвал у него треть чистого дохода от операций со льном. Это была их общая тайна.

Без четверти двенадцать в сопровождении хозяев зон-дерфюрер покинул кабинет.

— Герр генерал, машина ждет у подъезда! — доложил шофер.

— Отлично, Шпиллер! Сейчас поедем.— Гость был в прекрасном расположении духа.

У выхода его ожидали согнанные полицаями из ближних деревень девушки в белорусских национальных платьях, с венками на голове и букетами цветов. Борман попрощался с местным начальством и направился к машине.

Тем временем Владимир Езовитов пробрался зуевским оврагом к перекрестку дорог за рекой Оболь. Было двенадцать часов. Юноша, волнуясь, ждал машину. Кажется, все было сделано как надо, но он все же нервничал: вдруг отложили поездку. Чем меньше оставалось времени до взрыва, тем сильнее возрастала тревога. Из-за поворота вынырнул наконец лимузин. Когда проскочили дорожный указатель, шофер свернул влево, на шоссе, и переключил скорость. Машина понеслась; сзади вихрился сизый дымок.

Едва «оппель-капитан» успел промчаться километр,— раздался взрыв. Володя хорошо видел с пригорка столб огня и дыма. Машину разнесло вдребезги, ее части разлетелись в разные стороны.



4

— Поди догадайся, что принесет тебе завтрашний день,— грустно заметила Фруза, когда Евгений сообщил ей неприятную весть о том, что связь с партизанским отрядом почему-то прервалась.

— Ты что-то темнишь,— недоверчиво сказала она.

— Ну это ты напрасно,— обиделся Евгений.

— Может ты плохо искал? — допытывалась Зенько-ва.— Под валуном глядел?

— Везде смотрел. Пусто!

— Что же это значит? — забеспокоилась девушка и задумчиво села у окна.

Она уже привыкла к тому, что через определенное премя в условленных местах появляются связные партизанского отряда. Если поручали сложное дело, то непременно приходили Маркиянов, либо Герман или Цереня. Объяснят, как лучше выполнить задание, подскажут, кому поручить. А теперь извольте, товарищи подпольщики, решать все самостоятельно. Как решать? Весть, принесенная Евгением, смущала Фрузу. Евгений сидел рядом с ней, слушал-слушал и вдруг, сорвавшись с места, забегал по комнате. Он с юношеской горячностью начал доказывать Зеньковой, что все обстоит очень хорошо.

— Понимаешь, Фруза, так даже лучше. Никто не будет одергивать...

Поначалу он не очень осмотрительно подходил к распространению листовок. Как-то раз, увидев на улице толпу мужчин, подошел к ним. Кто-то спросил, нет ли бумаги на цигарку. Евгений, не долго думая, протянул листовку. Тот взглянул на нее и испуганно попятился. Комитет взгрел его за эту выходку.

Назавтра, чуть свет, Фруза направилась к Западной Двине. В холщовом мешке лежали кое-какие старенькие вещички. Это на тот случай, если столкнется с полицаями. «Скажу, что иду менять на продукты». Она решила во что бы то ни стало связаться с партизанами, но, пройдя с полтора десятка километров, убедилась, что замысел ее несбыточен.

Зенькова встретила в деревне Андреевке хрупкую женщину, в широком, не по плечу, заплатанном ватнике.

— Как налетело ночью воронье вражье,— рассказывала она, вся в слезах,— как забегали по избам, так я и подумала — смертушка пришла...

— А где каратели сейчас?

— За Двиной, доченька. Слышишь, пушки ухают и пулеметы лают... Недавно из лесу заявились пораненные полицаи. Говорят: упустили партизан.

— А куда они девались?

— Полицаи сказывали, что смылись через болотину куда-то далече... Не ходи, доченька, дальше. Повсюду засады...

— Спасибо, теточка, на добром слове. Членам комитета Фруза ничего не сказала о своем путешествии в Андреевку.

— Очевидно,— высказала она на заседании комитета предположение,— нам придется некоторое время работать без связи с отрядом.

Теперь начался, пожалуй, самый трудный период в жизни подпольщиков, временно оторванных от партизанского отряда. Но они с честью выдержали суровое испытание. Мария Лузгина сочиняла антифашистские листовки, ребята переписывали их от руки; они то и дело пестрели не только на столбах и заборах, но даже на стенах и дверях комендатуры. Полицаи усердно их соскабливали, а наутро на их месте висели новые.

Когда ребята узнали о разгроме фашистских войск под Сталинградом, они в один день разнесли эту радость по всем окрестным деревням. Сводку Совинформбюро, принятую Володей Езовитовым по радио, размножили от руки и раздали населению.

Гестаповцы и полицаи всполошились...



5

Капитан Краузе, сутулый немец с большой головой, сплюснутой с боков, и узким морщинистым лбом, ходил взад и вперед по кабинету. Устав, он уселся в мягкое кожаное кресло, закурил.

В районе деятельности возглавляемого им окружного отделения гестапо опять листовки, поджоги, взрывы.

— Плохо, очень плохо работает полиция,-- тихо разговаривал он сам с собой.

Посидев минут пять в раздумье, Краузе позвонил. Дверь открылась, и на пороге появился краснощекий фельдфебель.

— Шенке, вызовите Экерта!

— Есть, герр гауптман!

Вскоре дверь снова распахнулась, и в кабинет вошел Николай Экерт, аккуратно подстриженный блондин лет двадцати пяти, с тонкой шеей и опухшим, испитым лицом.

Немец по отцу и латыш по матери, Экерт работал до войны в колхозе трактористом. ЗКил очень замкнуто. Никто не знал, что у него на душе. А когда немцы оккупировали Оболь, Экерт предложил начальнику службы безопасности свой услуги и был назначен начальником полиции. Предатель лично участвовал в обысках, арестах, пытках советских патриотов и грабеже их имущества...

Взглянув на Краузе, Экерт сразу догадался, что тот не в духе. Капитан, не здороваясь, жестом указал на кресло, стоявшее напротив. Экерт сел. Они смотрели друг на друга так, будто виделись впервые. Наконец Краузе, чеканя каждое слово, проговорил:

— Я вызвал вас, господин Экерт, для того, чтобы сказать прямо, как солдат солдату,— полиция не на высоте...— Экерт заерзал в кресле, а Краузе спросил: — Ответьте мне, откуда в гарнизоне листовки? Кто виновник гибели зондерфюрера? Кто взорвал продовольственный склад?

Краузе пристально всматривался в лицо начальника полиции, но у того не дрогнул ни один мускул.

— Партизаны!

Ответ вывел Краузе из равновесия. Стукнув кулаком по столу, он заорал:

— Мне надоело это слышать! В Оболи нет партизан!

— Так точно, герр гауптман,— почтительно ответил Экерт.

— Но тогда кто же нам вредит? Кто, я вас спрашиваю? — Лицо капитана побагровело, словно ошпаренное, жилы на шее вздулись.— Вы начальник полиции. Вы, должны это знать! Я не хочу скрывать, вас хотят уволить.— Краузе сделал паузу, наблюдая за Экертом.—-- Но я вас отстоял.

Экерт поднялся и благодарно наклонил голову.

— Садитесь, садитесь,— разрешил Краузе и, выйдя из-за стола, приблизился к нему вплотную.

— Слушайте, Экерт! — произнес он доверительно.— Я получил строгий приказ: никаких взрывов, понимаете? Неужели в Оболи нет никого, кто мог бы войти к жителям в доверие и узнать, кто нам вредит? Я вас не выпущу отсюда, пока не назовете мне фамилию такого человека.

Начальник полиции долго потирал лоб, припоминая своих агентов. Капитан успел выкурить одну за другой две сигареты, а Экерт все еще продолжал думать.

— Есть такой человек, герр гауптман. Есть! Вспомнил! — Экерт наклонился к столу и тихо назвал имя и фамилию.

— Пообещайте ему должность, награду, если он нам поможет.— Краузе взглянул на календарь.— Завтра буду слушать ваш доклад.

<< Назад Вперёд >>