С каждым днем Васькин становился мрачнее: связного все не было, должинцы молчали уже неделю. Решил навестить группу сам. Из Славитина вышел с таким расчетом, чтобы в Должино войти глубокой ночью. К дому Немкова, как всегда, заходил с тыла, тропой, ведущей к огородам. Патрулей здесь фашисты обычно не выставляли.
Темная, тихая августовская ночь. В селе ни огонька. Сейчас тропа свернет к изгороди. Вдруг впереди послышались редкие шаги и негромкая немецкая речь. Васькин юркнул в кусты, нащупал в кармане пистолет. Патруль? Значит, перекрыты все подходы...
Шаги медленно удалялись вправо. Какую-то секунду Васькин колебался: «Идти или вернуться? Риск или осторожность? А если товарищи в беде...»
Он выбрал риск. Где ползком, где низко пригибаясь к земле, добрался до изгороди, пролез в дыру и, часто вслушиваясь, выбрался на двор. Слева, видимо у соседа, лениво тявкнула собака. Васькин, прильнувший к стене сарая, вздрогнул от неожиданности и замер. Лай прекратился. На улице было тихо. Скользнул к темному окну дома, выходившему во двор. Разглядел условный знак «Все спокойно». От сердца немного отлегло.
Легонько стукнул в раму три, потом два раза. В доме ни звука. Повторил сигнал. Никто не вышел. Спит, что ли?.. В третий раз постучал погромче. В коридоре скрипнула половица. Звякнула щеколда.
— Вы? В такое время? — удивился Александр, крепко пожимая протянутую руку, и повел гостя в избу. Плотно завесив окно, зажег коптилку. — Как же вы проскользнули? Ведь все село оцеплено. — И только тут Немков увидел на лице Васькина тревогу, а на его одежде— следы влажной земли, колючки репейника.
По выражению глаз и тону первых же слов Немкова руководитель подполья понял: тревога напрасна. Успокоившись, он достал из кармана кисет. Пока курил, Александр ввел его в курс последних событий. Оказы-вается, в село откуда-то из-под Белебелки прибыл основательно потрепанный партизанами какой-то особый отряд гитлеровцев. И сразу же перекрыли все дороги и тропы, ночью усилили патрулирование.
— Посоветовались с Ивановым, решили связными пока не рисковать,— пояснил Немков.
— Вам, конечно, виднее,— заметил Васькин,— но о всех передвижениях врага надо сообщать сразу же.
Ищите выход.
— Выход есть. В последние дни фрицы, в виде исключения, разрешили ребятишкам ходить в лес за ягодами и грибами и на озеро рыбачить. Этим и воспользуемся. За связного пошлем Мишу Васильева. Толковый парень, пионер, сын моей бывшей учительницы. Да и она дала согласие...
Васькин всегда требовал хорошо налаженной связи с подпольными группами. Это тем более было важно в условиях постоянного роста организации (к концу сентября в нее входило уже 36 человек). Придавалось большое значение и конспирации. Не только для новеньких, но и вообще для большинства рядовых членов Васькин был лишь бывшим счетоводом сельпо. Павел Афанасьевич делал все от него зависящее, чтобы подпольщики одной группы не знали членов другой — в случае провала какой-либо группы сохранится организация в целом.
— А еще что нового? — спросил Васькин.
— Начальник волотовской полиции со всей своей сворой приезжал. Всем грозил расстрелом, если проявим непослушание... Ох и лютый, черт, ходит с кожаной плеткой, того и гляди ударит.
— Он что, местный?
— Говорят, из Поддорского района.
— А фамилия?
— Молотков. Вроде Дмитрий.
— Рослый, чернявый, лицо насупленное...
— Все верно. Вы его знаете?
— У его родителя батрачил. Мне тогда десятый шел... Три года пас коров и овец. — Васькин оживился. — Однажды приболел я, ослаб, еле до дома дошел. Попросился у хозяина погреться на печи. А он: «Если сляжешь, кто скот пасти будет?» Вскоре мне стало еще хуже, прямо в поле сознание потерял. Очнулся, а надо мной хозяин. Ногой в бок: «Вставай, довольно лодырничать». Едва я поднялся — и снова упал. Подхватил меня, донес до дома, дал кусок хлеба: «Ступай откуда пришел, мне лентяев не надо». Спасибо чекистам — под Руссой меня подобрали, в больницу свезли, а когда поправился, в детдом устроили. Правда, пневмония у меня стала хронической. Из-за нее рабфак не закончил. И сейчас нет-нет да прихватит.
О Димке, сыне кулака, парне хитром и жестоком, Павел Афанасьевич говорил с нескрываемой ненавистью.
— Весь в отца. Бывало, придет вечером с куском хлеба на гумно, где собирались подростки со всего села. Скажет: «А ну, кто провисит вниз головой привязанный к балке за ногу, пока считаю до десяти, тому и отдам хлеб». Голодных тогда было много. Соглашались... Перед раскулачиванием Дмитрий отделился от отца. И этим спас часть награбленного батькой.
— А вы участвовали в раскулачивании?
— Было...
— Тогда с Молотковым вам лучше не встречаться.
— Пожалуй, да. И план мой — устроиться на работу в Волот — летит теперь к черту. — Васькин задумался. — Знаешь, Александр, пока этот фашистский холуй на свободе, покоя нам не будет. Вот вам срочное задание — Иванову и тебе: узнать, где живет и чаще всего бывает Молотков, есть ли у него охрана, какое оружие у него и полицаев. Да, в донесениях фамилию его не называйте, пишите просто «свояк».
— Хорошо, Павел Афанасьевич.
Помолчали. Немкову вдруг вспомнились последняя встреча с Егоровым, его неприятный, заискивающе трусоватый взгляд «Может, этот «дружок», чтоб шкуру свою спасти, готов выдать меня таким, как Молотков?» Еще в одну из первых своих встреч с Васькиным Александр рассказал ему о Егорове, не скрыв и того, что некоторые сельчане до сих пор верят в их дружбу. Павел Афанасьевич, одобрив замысел Немкова использо-вать эту «дружбу» в интересах подпольщиков, даже допускал тогда мысль попытаться вовлечь Егорова в организацию. Свой староста — это было бы здорово. Тогда Александр тоже подумывал об этом. Теперь же он по-чувствовал: зреет в нем другое мнение. Свои сомнения решил откровенно высказать Васькину.
- Уж очень лебезить стал перед фашистами староста: «Господа офицеры велели...», «Господин комендант приказал...» А перед сельчанами на всякий случай заискивает. Меня просил, когда вернутся наши, замолвить за него словечко.
— Раз сомневаешься — не годится он нам. Но веди себя с ним, как и раньше. Только будь еще осторожнее. Вдруг он знает что о подпольщиках...
— Я уверен — не знает.
— Присмотрись к нему поближе. И ни слова об организации. Да и свое мнение об оккупантах и партизанах при нем не высказывай. А ты сам мог бы поступить на работу к гитлеровцам? — вдруг серьезно спросил Васькии. — Например, монтером? Немков даже оторопел.
— Чтобы я работал на фашистов? Ремонтировал им ту линию, которую мы сами сооружали когда-то и недавно вывели из строя?
— Не горячись. Как монтер, ты имел бы пропуск и мог бы ходить везде беспрепятственно... А связь, если придется, надо восстанавливать не спеша и так, чтобы за одну ночь всю ее можно было снова вывести из строя.
— Если надо, так и сделаю,-— придя в себя и поняв Васькина, сказал Александр.
Затем разговор зашел о партизанах. О том, что они очень нуждаются в оружии и боеприпасах. Немков обещал помочь: кое-что было припрятано, кое-что Родионов с Фильковым отремонтировали.
— Это хорошо. Насчет оружия я на вашу группу рассчитываю. А теперь покажи-ка листовку. В нее будут добавления.
Немков вынул из тайника исписанный печатными буквами лист из ученической тетрадки. Васькин при свете коптилки стал вполголоса читать:
— «Смерть немецким оккупантам!
Дорогие товарищи колхозники, колхозницы и интеллигенция!
Фашистам временно удалось занять территорию нашего района. В колхозах и деревнях враги установили свои фашистские порядки. Они агитируют, чтобы вы быстро убрали с полей хлеб. Помните, что урожай ну-жно не только убрать, но и сразу же спрятать. Иначе фашисты заберут его для своей армии. Ни пуда хлеба, ни килограмма мяса фашистской саранче! Уходите в партизаны, помогайте Красной Армии освобождать советскую землю от гитлеровских грабителей!..» Дочитав до конца, Васькин сказал: — Сейчас фашисты расклеили новый приказ — предлагают населению сдать все имеющееся оружие — вплоть до охотничьих ружей и ножей. За невыполнение угрожают расстрелом. Нужно в листовке предупредить население, чтобы оружие не сдавали и не показывали, где имеется. А концовку сделайте так: «Дорогие товарищи! Будьте уверены — победа будет за нами!»
На другой день Немков пришел к руководителю группы Иванову. Тот перебирал свои книги, пояснив, что решил кое-что припрятать на случай прихода полицаев.
Немков бережно взял со стола том Ленина.
— Як вам по делу, Александр Иванович,— и рассказал о ночном разговоре с Васькиным.
— Сведения дадим,— сказал Иванов. — Связь с нашими в соседних деревнях налажена. А насчет устройства на работу Васькин прав. Кстати, помнишь бывшего уполномоченного «Лензаготторга» Петра Мановского? Немцы его начальником управы в Волоте назначили. Видно, сволочь изрядная... Недавно встретил меня и говорит: «Это хорошо, что тебя из партии выгнали: такие люди нам нужны». И предложил должность писаря в нашем округе. Думаю воспользоваться приглашением. Ни Немков, ни Иванов не могли знать, что Мановский лишь для отвода глаз занял пост начальника управы. На самом деле он, бывший офицер царской армии, был резидентом тайной полевой полиции, развед чиком-профессионалом. Люто ненавидя Советскую власть, он считал, что, не будь революции, сделал бы в старой армии блестящую карьеру. В гражданскую войну сражался на стороне белых, а когда его часть была разбита, ушел в «зеленую» банду. Но и она была разгромлена. Тогда через одного из своих дружков познакомился с германским офицером, разъезжавшим по России под видом коммерсанта. Так белогвардеец стал немецким шпионом...
— А с оружием вот какое дело,— продолжал Иванов. — То, что мы имеем, маловато. Верно, кое-что можно взять в сарае Зимина: туда гитлеровцы винтовки сложили. Но на дверях замок, а у сарая часовой...
— Там есть окошко,— вспомнил Немков. — Взрослому не пролезть, а малец смог бы. Да и часовой от сарая часто отходит к каким-то машинам под брезентом.
— А что, если на это дело Мишу взять?
— Надо с Ниной Павловной посоветоваться.
Ночь выдалась довольно темная, безлунная. Приглушенно шумел листвой ветер. К сараю со стороны огорода крались высокий плечистый парень и щуплень-кий мальчик. Сырая от недавних дождей земля скрадывала шорохи.
Еще днем, когда фашисты пьянствовали, Немков, проходя мимо сарая, незаметным движением выдавил слабо державшуюся раму. Теперь он и Миша, затаив дыхание, лежали в высокой траве около сарая'и вслушивались: в селе было тихо. Но вот из-за угла показался часовой. Постояв минуты две возле двери, он медленно пошел обратно. Александр бесшумно снял раму, и Миша быстро исчез в темном отверстии. Вскоре Немков принял от него винтовку. Потом еще и еще... Наконец показалась голова мальчика.
— Все,— прошептал он.
...К утру оружие укрыли в тайнике.
— Запомни это место, Михаил,— сказал Немков. — Возможно, тебе придется передавать наш подарок партизанам.
Озеро Должино было спокойным, но рыба клевала плохо. Миша терпеливо сидел с удочкой уже второй час. Солнце пригревало все сильнее. Скинув рубашку, он лег на живот у самой воды и стал наблюдать за стайкой мальков.
За спиной неожиданно раздался мужской голос:
— Давно сидишь, рыбак?
Миша вздрогнул: это был пароль. Оглянувшись, он увидел широкоплечего мужчину с открытым улыбающимся лицом и быстро произнес отзыв:
— С девяти утра.
— Давай знакомиться. Я дядя Павел.
— Миша Васильев,— пожал протянутую руку мальчик.
Он стал торопливо рассказывать то, что велел ему Иванов.
— Гитлеровцев в Болоте более шестисот... В здании льнозавода склад с оружием и боеприпасами... На станции Морино большой склад с оружием, боеприпасами, обмундированием и продовольствием... За «свояком» установили наблюдение... Полицаи вооружены винтовками, некоторые наганами...
— Большое спасибо, сынок,— Васькин ласково потрепал паренька за вихор. — Ну а улов как?
— Не клюет...
— Дай-ка удочку! — весело и совсем по-ребячьи попросил Павел.
Осмотрев снасть, насадил на крючок свежего земляного червя, поплевал на него и закинул подальше от берега. Прошло несколько минут — поплавок не шелохнулся. Закинул снова, несколько раз поддернул поплавок. Поклевки не было.
— Перейдем-ка вон туда. — И Павел Афанасьевич указал на небольшое «окно» в плавающих листьях кувшинок. Насадка упала точно. Не успели разойтись круги, как поплавок вздрогнул и скрылся под водой. Под-сечка, и красноперый полосатый окунь забился на берегу.
Васькин озорно радовался каждой пойманной рыбе.
— У вас клюет как по заказу,— восхищался паренек, нанизывая добычу на кукан.
— В рыбалке, Михаил, тоже нужна смекалка.
Васькин вернул Мише удочку. Затем достал из кармана сложенный вчетверо лист, мелким почерком дописал в нем: «Установите наблюдение и за старостой Егоровым, лично сблизьтесь с ним. Если станет известно, что он что-либо знает о подпольной деятельности кого-либо из наших людей, немедленно сообщите мне». Передавая записку мальчику, сказал:
— Спрячь-ка! Передашь Александру Ивановичу. Скажешь ему, что партизаны благодарят за оружие.
