Глава 20
ЗАГАДОЧНОЕ УБИЙСТВО

   На Первомайщине разгоралась партизанская борьба. Все чаще и чаще стали повторяться случаи нападения на небольшие обозы и одиночные подводы.
   Начальник крымского жандармского поста писал уездному префекту:
   "...В ночь с четырнадцатого на пятнадцатое ноября партизаны уничтожили железнодорожную охрану на перегоне Каменный Мост- Голта. Начальник охраны вместе с четырьмя жандармами убиты. В помещении, где находились жандармы, обнаружены гильзы от патронов, следы от разрывных гранат на степах и потолке и разбитые стекла в окнах.
   ... На дороге между поселком Коломеевкой и Крымкой неизвестными людьми были убиты капитан жандармерии и солдат.
   ...Поздно вечером около села Каменный Мост партизаны застрелили полицейского, который сопровождал арестованных.
   ...На железнодорожном полотне между станциями Каменный Мост - Врадиевка взорвалась мина, подложенная партизанами перед самым проходом поезда. Пострадали паровоз и четыре вагона..."
   То тут, то там обнаруживали убитых румынских жандармов и местных полицейских. У первых заходили приколотые на груди записки со словами: "Смерть фашистам!", у вторых - "Смерть изменникам!"
   Слово "партизан" было теперь у всех на устах. В селах только об этом и говорили. Крымчане с гордостью произносили его, с полицейскими становились смелее, при случае намеками давали понять, что и до них доберутся партизаны.
   Жандармские власти были в смятении. Они бросались туда, где только что произошли события, в надежде по горячим следам найти виновных. Но "виновные" были неуловимы. Молниеносно стыли их следы.
   Некоторое время вокруг Крымки было спокойно, наступала передышка и вдруг, вновь, где-нибудь совсем в другом месте совершалась новая диверсия.
   Жандармы не сомневались, что на Первомайщине оперирует партизанская группа, но откуда она - местная или из савранских лесов - установить не удавалось. Одно было ясно, что без содействия местных людей так точно и безошибочно работать невозможно.
   Начальник Кумарянской полиции Антон Щербань, любимец локотепента Анушку, прямо заявил, что в Крымке есть группа, которая, если не действует, то, по крайней мере, оказывает помощь партизанскому отряду точными сведениями.
   Локотенент Анушку свирепел, свирепели и в Первомайске. По селам начал расползаться слушок, что румынские жандармские власти собирались сжечь Крымку, но испугались партизанской листовки, в которой прямо говорилось: "...за каждую хату оккупантам придется расплачиваться дорогой ценой".
   Тогда начальник крымской жандармерии пошел на такую хитрость. Он отправил целую группу крымских ребят, которых, по сведениям Сашки Брижатого, считал вожаками, куда-то на работу за двадцать километров.
   Десять дней он держал их там, надеясь, что на этом можно проверить причастность крымской молодежи к событиям последних дней. Но и тут локотенента Анушку постигла неудача. На восьмой день отсутствия хлопцев произошло новое событие.
   Неподалеку от села Кумары на повороте дороги был найден труп немецкого мотоциклиста. Он был убит из нагана на близком расстоянии. Документы и оружие, находившиеся при нем, были похищены, а мотоцикл сильно поврежден. Убитый оказался унтер-офицером, связистом при штабе одной из немецких дивизий. Он вез сугубо секретные документы в свою часть, куда-то на восток. Немецкое командование потребовало от румынских властей немедленного принятия мер к полной ликвидации партизан в этом районе любыми средствами.
   Между румынами и немцами назревал крупный скандал.
   Локотенент Анушку был не на шутку встревожен. Это обстоятельство грозило крушением его карьеры, а может быть, и судом.
   Много неприятных, тревожных минут пережил Траян Анушку в кабинете уездного префекта. Подполковник Изопеску находился в крайнем раздражении.
   - Я предостерегал вас, локотенент, помните? Я сказал вам, что в этой корзине с фруктами, которой вы восхищались, много плодов не по зубам. И вот, я вижу, как вы ломаете себе один зуб за другим.
   - Это возникло внезапно, домнул субколонел. Последнее время было так спокойно...
   - Где же спокойно,- перебил префект, - когда в вашем районе уже столько безобразий натворили? Да что в районе, у вас под носом, в Крымке, черт знает что происходит. Огородническую ферму погубили, а это не иначе как подпольная большевистская работа. А эти листовки, по-вашему, жандармы расклеивают? Наконец, все эти убийства, железнодорожные диверсии.... Вы, локотенент, утратили ощущение войны, вы миндальничаете перед этой большевистской сволочью.
   Префект некоторое время молчал, пыхая сигарой, зачтем резко поднялся.
   - Как будем отвечать перед немцами?
   Анушку молчал.
   - Не знаете?
   Локотенент действительно не знал, как ему придется отвечать перед всемогущим союзником.
   - Вот что, - сухо продолжал подполковник, - пока вы остаетесь на своем месте. Но обещайте мне, что немедля примете меры для ликвидации бандитского очага в вашем районе. Способы выбирайте любые, нечего стесняться.
   - Обещаю, домнул субколонел,- пробормотал Анушку и, откозырнув, вышел.
   Всю дорогу, до самой Крымки локотенент Анушку думал о том, что же делать, чтобы выполнить обещание, данное префекту. "Выбирайте любые способы, - повторял он слова подполковника. - Черт его знает, какие тут способы пригодны. Кажется, голова разлетится вдребезги, а не придумаешь. Надо будет настрополить этих бездельников полицейских", - решил он. Правда, у локотенента Анушку был в запасе один замысел, о котором он побоялся сказать префекту. Но сам он в душе возлагал на этот замысел большие надежды. Это, по его глубокому убеждению, был, хотя и дальний, но верный прицел.
   По приезде в Крымку Анушку приказал собрать начальников полиции.
   - Ну, что будем делать? - сурово спросил он.
   - Что прикажете, - несмело выговорил Романенко.
   - Прикажу вас в тюрьму посадить, как партизан. Ты, сволочь, набрехал мне,- набросился офицер на Антона Щербаня,- болтал, что бандиты завелись в Крымке, а они оказались у тебя под носом, в Кумарах. Как хочешь, а здесь чтобы было тихо и спокойно. Ты понял, Антон?
   - Понял, домнул локотенент.
   - И вы все тоже, - обратился офицер к остальным,- а то я с вас по три шкуры спущу.
   - А я все-таки уверен, что именно в Крымке дело нечисто, - повторил Антон.
   - Ты дурак! - разозлился локотенент. - Ну, ищи, если в Крымке нечисто. Кто тебе мешает?
   - Не моя это полиция.
   - Какая разница, мы все одному делу служим, Великой Румынии. Помоги Семену, действуйте сообща. Здесь есть люди, верные нам, они и вам помогут. Наше командование не умеет быть неблагодарным.
   Начальник, отпустив полицейских, долго мерил шагами кабинет, затем распорядился вызвать к нему Сашку Брижатого.
   Анушку принял Брижатого не в кабинете, как обычно, а у себя в квартире.
   - Садись, не стесняйся. Я тебя люблю и отца твоего уважаю.
   Сашка сел на стул осторожно, будто боясь продавить его.
   Офицер налил бокал вина, отломил половину плитки шоколаду и подал Сашке.
   - Пей, это ром итальянский. Ты такого еще не пил.
   Когда Брижатый выпил и заел тающим во рту горьковатым шоколадом, Анушку приветливо спросил:
   - Ну, как? Обижают тебя твои товарищи?
   Брижатый пожал плечами, болезненно улыбнулся. Он, собственно, сам еще хорошо не понимал, была ли это обида со стороны его близких друзей или глубоко оправданная осторожность. Во всяком случае, он сейчас с особенной остротой почувствовал, что он все дальше отходит от своих прежних товарищей и все ближе становится к отцу и к нему, Анушку. Он поймал себя на том, что начинает искать сочувствия и защиты.
   - Не доверяют они мне,- пожаловался Сашка.
   - Нужно сделать так, чтобы поверили.
   - Я не знаю как.
   - Я помогу тебе. Ты войдешь к ним в доверие, узнаешь все, а потом расскажешь мне.
   Анушку открыл нижний ящик стола и достал оттуда небольшой сверток, завернутый в желтую непромокаемую бумагу.
   - Ты историю с убийством унтер-офицера знаешь?
   - Слыхал.
   - Так вот. Прийдешь к ним и скажешь, что это сделал ты.
   - Разве они поверят?
   - Знаю, что на слово не поверят. Иди сюда поближе. Ты им покажешь вот эти документы якобы убитого тобой унтер-офицера. Понимаешь?
   Сашка растерянно смотрел на развернутые бумажки и книжечки, новые и потертые, на фотографии, и голова его кружилась. Он сам себе не отдавал отчета, от вина это происходит или от страха перед преступлением. С трудом укладывались в голове слова Анушку.
   - Понимаешь? - переспросил офицер, видя замешательство парня.
   Сашка утвердительно мотнул головой.
   - А если им этого недостаточно, покажешь вот это.
   Локотенент достал из другого ящика стола небольшой парабеллум, отливавший вороненой сталью.
   - Только смотри, не потеряй.
   Сашка дрожащими руками спрятал в карман сверток и пистолет, на все пуговицы застегнул полы пиджака, съежившись, как от холода.
   - Только не бойся, потому что у тебя за спиной - я.
   Офицер проводил Брижатого до порога и на секунду задержал.
   - А если и этому не поверят, отдай им этот парабеллум. Потом мы его возьмем обратно и я подарю его тебе.
   
   Комсомольцы, возвратившиеся из "ссылки", были поражены убийством немецкого мотоциклиста. Кто же это мог сделать в их отсутствие? Неужели в самом деле партизаны добрались до Крымки? Эта мысль обрадовала крымских подпольщиков. Значит, возможность связаться с партизанским отрядом и действовать сообща близка.
   - Эх, и делов натворим, хлопцы!-черные, как маслины, глаза Юрки Осадченко заблестели мальчишеским задором.
   - Тогда и тебе, разведка, работы прибавится, - заметил Парфентий, - будешь сообщать в отряд, где какое движение противника замечено. Налетят орлы и всю эту тварь в капусту!
   На следующее утро к Парфентию явился Сашка Брижатый. Состояние у него было какое-то нервозное и расслабленное. Он протянул Парфентию руку, она слегка дрожала и была покрыта испариной, как после приступа лихорадки.
   - Как тебе нравится? - стараясь говорить непринужденно, спросил Брижатый.
   - Ты о чем?
   - О немецком мотоциклисте.
   - Ну, убили, да и все тут. На то и война, чтобы убивать, - холодно произнес Парфентий.
   - Но кто мог убить?
   - Мало ли кто? Может, и сами румыны ухлопали. Они ведь не очень дружат с немцами. А в общем, не наше дело разбираться в этом.
   Сашка махнул рукой.
   - Сказать тебе, кто это сделал?
   Парфентий искоса взглянул на собеседника и равнодушно бросил:
   - Ну, скажи.
   - Ты помнишь наш разговор с тобой, Парфень, при встрече?
   - Помню.
   - Помнишь, что я сказал тебе тогда?
   - Нет, этого не помню.
   - Я сказал, что остался комсомольцем. А еще сказал, что сделаю такое, что ты мне поверишь. И вот я сделал.
   - Что же ты сделал?
   - А вот что! - Сашка вынул из кармана пиджака сверток в желтой прозрачной бумаге и показал.
   - Что это?
   - Уйдем подальше. За это дело смерть. Понимаешь?
   Несмотря на настороженность, Парфентия заинтересовали и этот таинственный сверток, и нервное состояние Брижатого.
   - Идем, - согласился он.
   Они зашли в сарай. Сашка развернул сверток.
   - Что это? - снова спросил Парфентий.
   - Документы.
   - Чьи?
   - Того убитого унтер- офицера.
   Парфентий насторожился. Острая мысль пронеслась в голове. Провокация. Брижатый подослан кем- то.
   - Как попали к тебе документы?
   - Очень просто. Мотоциклиста убил я, - прошептал Сашка.
   - Ты? - недоверчиво спросил Парфентий.
   - Не веришь? -Сашка вспомнил наставление Анушку и показал Парфентию парабеллум. - Вот видишь? Это тоже его. Еще дома у меня автомат спрятан,- приврал Брижатый, но, видя, что Парфентий ко всему этому отнесся равнодушно и недоверчиво, снова пере- спросил.
   - И теперь не веришь? Ну на, возьми это,- протянул он сверток, - это секретные документы.
   - А что они мне?
   - Передашь партизанам.
   - Сашко, я тебе говорил и еще раз говорю, что я никакого отношения не имею ни к партизанам, ни к организации, о которой ты упоминал в прошлый раз,
   - Парфень, ну как еще доказать тебе? Ну, возьми эти документы и уничтожь их сам, сожги, втопчи в грязь, брось в Кодыму.
   - Сделай это сам, если хочешь.
   - Я хочу, чтобы ты... чтобы вы поверили мне. Ты не понимаешь, как мне тяжело, что я в стороне. Я чувствовал все время, что вы мне не доверяете.
   Все это так походило на правду, что Парфентий начал задумываться: правильно ли поступали они, не доверяя Сашке. Ведь во всем его поведении был виновен его отец. А у Сашки не оказалось такой воли, как у Мити Попика. А с другой стороны, не могли же в жандармерии доверить секретные документы и оружие какому-то мальчишке, даже для провокации.
   - Я все сделаю, что мне прикажете. Я убью жандарма, полицая, подожгу что-нибудь, взорву...
   Парфентий слушал эти душевные излияния, и сомнения его рассеивались. .Непорочная, отзывчивая душа его ответила на горячие заверения комсомольца Брижатого, может быть, по воле отца оторванного от них. И он сказал:
   - Ладно, Сашко, иди домой. Завтра встретимся и поговорим.
   - Ты увидишь, Парфень, что вы ошибались во мне. Сашка снова вынул парабеллум.
   - На тебе его.
   - Не надо.
   - Я себе достану.
   - Оставь у себя.
   Простились они, как и подобает товарищам, пожав друг другу руки.
   А вечером Парфентий собрал близких товарищей и подробно рассказал о встрече с Брижатым. Все были крайне удивлены его поступком. Удивлены и озадачены. Долго обсуждали этот вопрос, старались хорошенько разобраться и как-то решить, что делать.
   - Я думаю, с приемом Сашки в члены "Партизанской искры" нужно пока воздержаться. Поручить Мише Кравцу дать Брижатому трудное задание. И если он его выполнит, тогда рекомендовать, - предложил Митя.
   Все согласились с этим предложением и решили поручить Михаилу Кравцу осторожно испытать Брижатого на первой же диверсии.