Январь 1944 года. Войска Волховского фронта успешно прорвали сильно укрепленную долговременную оборону немцев на левом берегу реки Волхов и погнали гитлеровцев на запад. Пройдя километров пять в глубь территории, занятой противником, стрелковый батальон, которым я тогда командовал, стал подвергаться сильным контратакам. Отбивая контратаки, наше продвижение остановилось. В этот момент по приказу свыше перед нами была поставлена задача: любой ценой удержать завоеванный рубеж до подхода свежих сил. Так батальон всю ночь с вечера до утра, пока не подошли наши резервные части, вел кровопролитный бой с превосходящими силами врага, отбивая его яростные атаки, следующие одна за другой. С подходом резервов, выходя из боя, нам стало известно, что действующий справа от нас батальон не смог прорвать оборону противника и был задержан на рубеже атаки. Вместо отдыха и переформирования подразделений мы попросили вышестоящее командование разрешить нам оказать помощь своему соседу справа по уничтожению дзотов, препятствующих продвижению его вперед. Командование нашу просьбу удовлетворило.

Бойцы и офицеры, вымотанные непрерывными суточными боями, в условиях зимы, стали готовиться к новой атаке. На фланге обороняющегося противника в ста метрах от его дзота стоял наш танк. У него во время боя была повреждена гусеница, он двигаться не мог. Дзот имел две амбразуры: фронтальную и запасную — для ведения огня во фланг. Несмотря на открытую местность и амбразуру дзота, изрыгающую смертоносный огонь с фланга, удар было решено нанести именно на этот дзот. Во время подготовки к атаке, нам удалось разыскать танкиста с поврежденного танка. В беседе он сообщил, что пушка на танке исправна, но нет снарядов. Зато вполне достаточно боеприпасов к пулемету, который в полной исправности. Когда мы спросили танкиста (фамилию его не помню): «Вы сможете добраться до танка и огнем из пулемета заткнуть амбразуру дзота, этим поддержать атакующих?» — «Так как местность открытая, — говорит он, — до танка добраться невозможно». — «Но это нужно», — говорим мы. Тогда он под прикрытием огня нашего пехотного оружия добрался и проник в танк. По условному сигналу огнем из танка атака была поддержана и дзоты все были захвачены. В этой атаке почему-то в боевых порядках атакующих оказались адъютант, старший батальона капитана Николай Шаравин и комсорг батальона (фамилию не помню). Оба были ранены.

Развивая успех прорыва, наши части продолжали преследовать отходящего на других участках противника. Где-то невдалеке, если мне память не изменяет, от станции Березняки мы столкнулись при выходе из леса с сильным арьергардом противника, прикрывавшим отход главных сил врага. Чтобы опрокинуть арьергард, предпринятые нами двукратные атаки успеха не имели. Во время наших атак было замечено, что один из вражеских пулеметов не преграждал путь нашим атакующим цепям. Его трассирующие пули летели вверх. Это было загадкой.

Мы считали, что немцы просят помощь огнем от своих артиллеристов. Обычно у них так и было. Когда обстановка для них складывалась невыносимой, стрельба вверх трассирующими пулями была как сигнал, вызывающий на помощь артогонь своих батарей. Но на этот раз такая стрельба не была сигналом вызова артогня.

С наступлением темноты мы бросились в атаку, и на этот раз прикрытие волочившегося фашистского хвоста было разгромлено. Вблизи одного из оврагов собралось до взвода бойцов, подошел и я туда. Окруженная бойцами, на снегу сидела группа пленных солдат. Мне доложили, что во время боя захвачена группа пленных в количестве 16 человек, ждем ваших указаний. Один из пленных тяжело ранен, совершенно вырвана нижняя челюсть. После небольшой паузы я в шутку сказал докладывающему мне офицеру: «Что с ними делать, придется всех расстрелять!» Тут сразу один из них как заговорит по-русски: «Ой, пожалуйста, не расстреливайте нас!»

Из разговора с этим пленным выяснилось, что все они являются че-хословаками, что немцы их мобилизовали насильно. Пленный рассказал: когда отправляли его на фронт, отец наказал ему, чтобы он при первой возможности сдался русским в плен. «Русские, — говорил он, — пленных не расстреливают. В этом был глубоко убежден мой отец, потому что в Первую мировую войну он сам был в плену у русских. Вот я и выполнил совет отца: сдался с группой товарищей вам в плен».

На наш вопрос: «Если вы не немцы, так зачем же вы так стойко сопро-тивлялись и стреляли в нас?» «Иначе поступить, — говорит он, — мы не могли, потому что сзади нас стояли немецкие ефрейторы. Несмотря на это, при малейшей возможности мы в вас не стреляли. Может быть, вы замечали во время ваших атак, что с нашей стороны из пулемета большинство вели огонь вверх? Это стрелял я». Вот оно, оказывается, в чем дело! Так была разгадана загадка. «Да, вы совершенно правильно поступили, выполнили рекомендацию своего отца. Теперь война для вас окончилась!»

Вся группа пленных в сопровождении двух бойцов была отправлена в тыл. Только жаль, что не запомнилась фамилия пленного, умеющего говорить по-русски. Возможно, из них многие еще живы. Неплохо было бы при возможности по ходу событий передать им привет...

Мы уничтожили арьергард, а прорвавшаяся далеко справа от нас танковая бригада, в районе станции Березняки, наголову разбила крупную группировку отходящих главных сил противника. Так нашли свой бесславный конец на нашей земле еще десятки тысяч немецких захватчиков.