Если восстановить в памяти карту двухсотдневной обороны Сталинграда, дом на Пензенской окажется маленькой точечкой на полотнище величиной с большое одеяло. Одна точка, десяток-другой солдат из двух мил-лионов участников битвы. Но эти бойцы еще раз подтвердили суворовские слова, что врага можно победить не только числом, но и уменьем. А еще побеждали беззаветной отвагой.

В дни сталинградских боев, еще до того, как стал он комендантом дома на Пензенской, сержант Павлов ходил в разведку в тыл к гитлеровцам и принес сообщение о том, что здание универмага заняли фашисты, и он же узнал о героическом бое первого батальона и последних днях и часах бойцов, которые держали оборону на гвоздильном заводе.

В те дни в доме на Пензенской было написано донесение младшего лейтенанта Колеганова. Его необходимо привести полностью, ибо такие донесения были типичны во время Сталинградской битвы и обороны города.

Вот что написал карандашом на небольшом клочке бумаги младший лейтенант Колеганов:

«Время 11 30. Дата 20.9.42. Гв. ст. лейтенанту Федосееву. Доношу — обстановка следующая: противник старается окружить мою роту, засылает в тыл автоматчиков, но все его попытки не увенчались успехом. Гвардейцы не отступают. Пусть падут смертью храбрых бойцы и командиры, но противник не должен пройти нашу оборону. Пусть знает вся страна 3-ю стрелковую роту; пока командир жив, фашистская сволочь не пройдет. Командир 3-й роты находится в напряженной обстановке и сам лично физически нездоров. На слух оглушен и слаб. Происходит головокружение, и он падает с ног, происходит кровотечение из носа. Несмотря на все трудности, гвардейцы 3-й роты не отступают, погибнем героями за город Сталинград. Да будет врагам могилой советская земля. Надеюсь на своих бойцов и командиров...»

Младший лейтенант Колеганов слово свое сдержал. Он бился до последних сил, пока не упал, получив тяжелое ранение.

Колеганова сменил в доме Павлов.

Сотни раз атаковали фашисты дом, который во всех донесениях, в сводках и в корреспонденциях теперь так и назывался: «Дом Павлова». В сплошном дыму, в пыли и в огне дом этот не был виден, но из подвального этажа все время шли позывные: «Я — Маяк! Я — Маяк! Я — Маяк!»

Сейчас трудно установить, кто придумал такой позывной Дому Павлова. А точнее не придумаешь. Дом этот дерзко вклинился в оборону гитлеровцев и в самом деле высился, как маяк в бурном море.

Позывные Дома Павлова, возможно, были выбраны, как говорится, с подтекстом. Но вот случайно или преднамеренно жильцы дома на Пензенской, которые ушли за Волгу, оставили патефон с одной-единственной пластинкой, на которой с одной стороны была записана песня «Утес», а на другой «Степь да степь кругом». И когда Павлов приказывал «дать концерт», в полумраке комнаты, где все окна были заложены камнями, превращены в амбразуры, торжественно звучал голос певца: «Есть на Волге утес, диким мохом порос от вершины до самого края...»

Действительно, Дом Павлова под шифром «Маяк» стоял как утес, окруженный степью, где была такая насыщенность войсками врага, какую не знала история войн. Казалось, дом может в любую минуту быть стертым с лица земли огнем противника, словно ластиком, которым стирают карандашную пометку на бумаге. Но дом стоял, и сержант Павлов снова и снова сообщал по радио командованию, что он держит оборону и фашистов ближе чем на двадцать шагов к дому не подпускает.

В доме, со всех сторон окруженном смертью, сержант Павлов ввел твердый распорядок жизни, а в самые тяжелые минуты говорил: «Никакой паники. Ничего особенного». Говорил это, когда снаряд разрывался над головой и он с солдатами, чихая, кашляя, выплевывая пыль, вылезал из-под обломков.

«Без паники», — говорил он, когда после обстрела кто-либо из бойцов не поднимался.

В доме этом сержанта Павлова прозвали комендантом. Он назначал дневальных, поощрял особо отличившихся. Самым любимым поощрением у защитников дома были блины. Дело в том, что в одной из комнат дома на Пензенской Павлов нашел мешок с мукой. А среди солдат, оборонявших дом, оказался бывший повар из Казани. Он-то и пек румяные, пышные блины. Отличился солдат в ратном деле — получай блины...

Кто знает, может быть, это «одомашнивание» рядом со смертью помогло выстоять людям под натиском озверевшего врага?

Много лет спустя Павлов, вспоминая боевые дни в доме на Пензенской, говорил, что опасность и страх на фронте не есть величина постоянная. В подвале дома на Пензенской, где были блины и патефон, остатки мебели, снесенные сюда со всех четырех этажей, у бойцов было именно ощущение домашности. Хотя гитлеровцы были всего в четырнадцати шагах. Хотя тишина, которая наступала временами, предвещала новую атаку врагов.

Пополнению, которое прислали в дом на Пензенской, Павлов говорил: «Воевать, браток, надобно так, чтобы потом нам как можно дольше воевать не пришлось. Понятно?»

Боец отвечал: «Понятно! Значит, воевать так, чтоб победа была за нами».

«Так! — подтверждал Павлов. — Именно так!» И все бойцы понимали условия ближнего боя, когда враг стоит за порогом. Павлов учил бойцов стрелять, сооружать амбразуры, ходить по дому так, чтоб не подставить голову пуле. Для амбразур пошло в ход все, что можно было разыскать в доме, превращенном в крепость: батареи теперь уже ненужного центрального отопления, поломанная мебель и... книги.

— Плотнее, плотнее укладывай, — учил Павлов молодых бойцов закрывать проемы окон и бреши от снарядов в стене дома. С болью в сердце втискивал он книги в отверстия, которые возникали в стенах после бомбежки. Том к тому ложилась Большая Советская Энциклопедия: плотная бумага была хорошей защитой от пуль и даже от небольших осколков. А ведь совсем недавно и эти тома, а особенно книги Горького, которые тоже пошли в амбразуры, были для Павлова драгоценностью. Он читал всегда с жадностью и относился к книгам как к чуду.

Бои за Дом Павлова, который гитлеровцы хотели забрать во что бы то ни стало, становились ожесточеннее с каждым днем. Фашисты уже били по дому не из орудий, не из минометов — они забрасывали дом ручными гранатами и кричали: «Рус, сдавайся!»

Многие солдаты были ранены. Ранен был и сам сержант Павлов. Но все равно фашистам дорого обходился каждый шаг к дому на Пензенской. Гитлеровцы прошли миллионы шагов по советской земле. А вот теперь и десяти сделать не смогли. Выдохлись...

Однажды боец, которого прислали с подкреплением в дом на Пензенской, сказал:

— Я думал, у вас тут ад, а вы к теще на блины собрались. Гостюете.

— Гости разные бывают, — оборвал его Павлов. — Званые вроде тебя и непрошеные. Для непрошеных у нас угощение — во! — и он похлопал себя по карманам, из которых торчали гранаты. — Понял?

— Понял, товарищ сержант.

— Ничего ты еще не понял! А ну, кто там, давай пластинку. Попотчуй гостя музыкой. Садись, браток, слушай. Сейчас мы тебе и блин дадим. Авансом. За тобой не пропадет? Отработаешь?

— Отработаю! — сказал боец и широко улыбнулся.

— Ну вот и порядок. — Павлов сел рядом с солдатом. — Слышишь, про утес поют...

Комендант дома на Пензенской делал все для того, чтобы и этот молодой солдат, как все бойцы в этом доме, выполнял свое солдатское дело спокойно, точно, с огоньком.

<< Назад

Вперёд >>