Это случилось в первой половине июля 1941 года, не прошло и месяца со дня нападения фашистов. В то время, что могло устоять перед броней земной и воздушной? Мы полностью не были обеспечены боевыми винтовками, а на боепунктах зачастую были учебные патроны. Мы приехали в Белоруссию 19 июня 1941 года в г. Полоцк со всем хозяйством, во главе с командующим Уральским военным округом генерал-лейтенантом Ершаковым.

Наш 166-й стрелковый полк 98-й дивизии занял оборону на Западной Двине. Оборону держали несколько суток. В начале июля начали отступление. В одном месте нас задержал заградительный отряд. Набралось немного, и на опушке леса из нас начали формировать полк. Построили, дело было к вечеру. Никто ничего не подозревает. И вот что происходит.

Подъезжает несколько легковых машин, из них выходят 5 или 7 генералов, точно не помню, в том числе Ершаков и наш командир дивизии. В это время совершенно с противоположной стороны идет наш командир 166-го стрелкового полка майор Зайнулин. Не доходя примерно метров 10 до нас и столько же до генералов, он останавливается. Разговоров не слышно. Гнетущая тишина нарушается только немецкими самолетами. Зайнулин встает по стойке «смирно» и смотрит в одну точку, на груди у него висел бинокль, с боку — наган. Весь он с ног до головы выпачкан в земле, но сквозь грязь было заметно его сильно побледневшее лицо. В это время вперед выходит Ершаков (он был самый старший по званию) и, нарушая гробовое молчание, произносит (дословно): «Командир 166-го стрелкового полка майор Зайнулин — изменник Родины, как изменника Родины я его сейчас расстреляю». Просит у Зайнулина личное оружие. Тот молча достает из кобуры наган и подает Ершакову. Ершаков наставляет ему в грудь наган и нажимает на курок, но наган не стреляет. Тогда, посмотрев в барабан и не увидев там ни одного патрона, он спрашивает у Зайнулина: «Почему у вас грязное оружие?» Зайнулин молчит. Тогда Ершаков бросает в сторону наган, при этом делает такое движение, что балерина на сцене.

Потом он подзывает к себе офицера с висящим на шее автоматом, тот снимает автомат и подает ему в руки. Ершаков спрашивает: «Ваше оружие стреляет?» Мы стоим ни живы ни мертвы, дрожь пронизывает все тело. Всех волнует одна мысль: «В чем его вина?»

Мгновение, и очередь пущена в грудь майора Зайнулина. Все это произошло недалеко от населенного пункта Боровичи или Бровичи (кажется, районный центр).

Через несколько суток, отступая от вышеупомянутого населенного пункта и проходя через то место, где произошло трагическое событие, мы увидели тело майора Зайнулина, лежащее на этом же месте. В то время я был старшим сержантом, исполняющим обязанности командира взвода пулеметной роты.

Спустя много времени, уже будучи офицером и командуя ротой, мне приходилось встречаться не с одним участником этого трагического случая. Из знавших его никто не мог объяснить его вину, тем более в измене Родине. В июле 1965 года будет 24 года, как он расстрелян.

В настоящее время я пенсионер. Может быть, не я один еще остался в живых из тех, кто был свидетелем этого нечеловеческого факта.

Лично я мучаюсь сознанием и по настоящее время. Он был невиновен. Что еще мне известно об этом случае? Спустя немногим более года с начала войны, в 1942 году, в августе, меня привезли в госпиталь в г. Свердловск. Случайно от шефов (над госпиталем шефствовали рабочие с завода) я узнаю, что Павлов, Ершаков и ряд других генералов расстреляны как предатели и изменники Родины. Это является еще одним доказательством невиновности командира 166-го стрелкового полка Зайнулина. Пишу я это вам потому, что знаю, у майора Зайнулина была семья, проживала в городе Сарапуле Удмуртской АССР. Штаб 98-й стрелковой дивизии находился в Ижевске.

Я уверен, что семья о его трагической гибели не знает. Он умер настоя-щим воином, как и подобает большевику. Я думаю, что жене (если она еще жива) и детям необходимо знать горькую правду о своем муже и отце. Ведь для них он был самым близким, самым родным человеком. Он был уважаемым товарищем, прост в обращении. Не был чинушей и зазнайкой. Всегда подавал личный пример. Солдаты его любили. Не только его семья, но и мы можем гордиться. Он был настоящим человеком. Вот и пишу я вам, дорогая редакция. Вам легче установить действительное положение вещей. Легче разыскать его семью.