...Каждый участник этой войны помнит действия тех частей, где он служил. Мне пришлось пройти по фронтовым дорогам много километров с первых дней ее начала и до победного конца. И самыми тяжелыми днями для нас были дни 1942 года.

В этом году враг всей своей военной машиной стремился проникнуть как можно дальше в глубь нашей Родины. А мы стремились задержать его. Завязались горячие бои, и нам, воинам, пришлось принять на себя весь огонь фашистской военной машины и сделать великий перелом в ходе войны. 1942 год был и годом Великого перелома. Сталинградская битва потрясла немецкую армию.

В этом году появился новый устав пехоты, появилась новая тактика наступления наших войск. Появилось много нового в военной технике и оружии. Советская «катюша» подняла дух солдат, и многое другое придало им бодрости. Этот перелом замечался и у нас — бесстрашных разведчиков. Служил я в то время в 478-й отдельной моторазведроте 173-й стрелковой дивизии в качестве заместителя политрука под Сталинградом, ст. Котлубань.

Мы получили приказ от партии и командования смелее вести разведку, больше узнавать о действиях противника, о его технике и оружии. Актив-ность разведки нужна была частям и соединениям, чтобы успешнее громить врага. Самым ответственным заданием для нас в то время было проникать в тылы врага и добывать там сведения о противнике.

Я закончил службу в армии в должности замкомандира батальона по политчасти. Есть что вспоминать, однако я часто вспоминаю жизнь и дей-ствия славных боевых разведчиков.

Например. Было это в районе реки Россошки. Вели мы разведку у сел Хутор Бородин, Западновка, Большая и Малая Россошки. Вести разведку в том районе было трудно. Кругом степь и степь. Ровная, гладкая, пустая. Ни дерева, ни кустика. И только местами стелется по земле густая пыль, поднимаемая резким осенним ветром. Кажется, что здесь, в степи, негде укрыться от глаза наблюдателя, негде спрятаться и притаиться. А разведку вести надо.

Подобрав пять разведчиков (лазутчиков) для засылки в тыл врага, мы очутились перед командиром. Слушали его приказ, он часто употреблял слово «скрытно».

«Так вы скрытно, — говорил он, — как можно дальше пройдете в тыл врага. Найдете укромное местечко и будете скрытно наблюдать за пере-движениями противника, будете видеть его силу и технику. В бой вступать только при крайней необходимости. Но лучше без этого. Понятно?» — «По-нятно!» — ответили мы.

И пять разведчиков — старший группы старший лейтенант Шамшурин, сержант Рыжов, рядовые Пронин и Белов и я (замполитрука Хохлов) — пошли в тыл врага. Вышли вечером, когда стемнело. В степи темнота — надежный союзник разведчиков, и ее мы использовали везде при своих действиях. Через линию немецких окопов проходили рывками. Один пройдет вперед или стремительно пробежит метров 80—100 и заляжет. Остальные держат автоматы на изготовку, готовые в любую минуту при-крыть товарища огнем.

Когда очередную перебежку делал Пронин, в небе зажглась ракета. Мы прижались к земле. Ракета горела недолго, но немцы успели что-то заметить. Послышался шорох шагов. Вспыхнула новая ракета, и мы увидели трех немцев, которые произнесли: «Пароле, пароле!» А пойти в степь в нашу сторону они не решились. Постояли, постояли, произвели несколько выстрелов. Мы прижались крепче к земле. Так они и ушли от нас. Этот страх врага, боязнь темноты, пространства, боязнь чужой земли мы наблюдали у немцев и дальше. Мы даже начали использовать этот страх. И не откликались на окрики патрулей и часовых, а немцы боялись подходить ближе.

Линию фронта врага прошли успешно. К утру вышли в один из тыловых районов немецкой армии, устроили наблюдательный пункт и весь день наблюдали за действиями немцев. Ночью пошли дальше. Утро застало нас на удобной для наблюдения высотке, где мы устроились в воронке от разрыва авиабомбы.

К концу третьего дня немцам удалось обнаружить нас. Семеро солдат вышли прямо к нашему наблюдательному пункту. Подниматься нельзя, бежать и скрыться было негде. Допустив врага до себя метров на 15—20, без единого выстрела и крика мы напали на фашистов, стараясь уничтожить их холодным оружием. Неожиданное наше появление перед немцами настолько испугало их, что они не произвели ни единого выстрела. Завязалась горячая рукопашная схватка. Одному немцу удалось свалить старшего группы Шамшурина, ударом головы в живот. Спасая упавшего товарища, я произвел несколько выстрелов в спину фашиста. Звуки выстрела резко изменили обстановку. Скрываться дальше не имело смысла. На дробь автомата начали сбегаться другие фашисты. Их было десятка три. Заняв круговую оборону, мы открыли автоматный огонь. Пять немцев лежали на земле мертвыми, а другим пришлось залечь. Так начался неравный огневой бой.

До вечера продолжалась эта неравная схватка. Пятеро разведчиков с тремя десятками фашистов. В этой схватке погиб, сраженный пулей, раз-ведчик Пронин. Был тяжело ранен и разведчик Белов, которого пришлось тащить с собой. Но наши пули непрерывно летели в фашистов и удерживали их на почтительном расстоянии. Так мы и продержались до ночи. Забрав своего раненого разведчика Белова, переместились в более безопасное место. От тяжелого ранения на наших глазах умер наш боевой товарищ Белов, которого мы похоронили там, в Донской степи.

Когда степь была окутана темнотой, мы бесшумно пробрались сквозь кольцо врагов. Шли всю ночь, без передышки. И к рассвету вернулись к своим, доставив сведения о противнике исключительной важности.

За эту вылазку старшего лейтенанта наградили орденом Красного Знамени, а я был награжден первым орденом Красной Звезды. Жизнь про-должалась опять по-фронтовому. Рядом боевые товарищи — разведчики, новые задания. Разведка сил противника продолжалась.

Но перед генеральным наступлением, выполняя поручение по уточне-нию переднего края обороны противника и нанося его на топографическую карту, 18 ноября 1942 года я был тяжело ранен вражеской пулей снайпера в левую сторону груди и истекал кровью, но был быстро эвакуирован в полевой госпиталь. Кто вез и как, я не помню, очнулся только в госпитале Камышина. Утром 19-го началось Великое Сталинградское наступление наших войск. А мне не пришлось сражаться против врага в этом сражении. Я преодолел невыносимую боль, остался жив и теперь вспоминаю, что моя пролитая кровь в Донской степи не пропала даром. В разгроме немцев под Сталинградом есть частица и моего боевого труда.