Это было в первые дни бомбежки г. Сталинграда. Немецкие бомбардировщики бомбили, город запылал, красное пламя уходило языками высоко в небо. Обгорелые черные клочки бумаг и картон летели за 3 километра к нам в Красную слободу. Мы жили, да и сейчас живем на Набережной, 71, против центра Сталинграда. Черный дым стоял завесой над городом, словно не давая проходу вражеским самолетам, защищаясь от нападения. Немецкие самолеты загорались поочередно, а иногда и парами. Город пылал, слышны были крики ужасные, которые никогда не забудутся.

Тогда вражеские самолеты стали бомбить по пароходам и паромной переправе, они бросят то впереди, то сбоку паромной переправы, то впереди волной сбрасывало людей, или в панике они падали в воду. Паром шел вперед, так и дотянул его небольшой пароход к месту пристани, ниже рыбзавода. Нападали они и на пароходы, они горели. Я не знаю названия этого парохода и фамилию капитана команды, но они горящим подвели пароход к зеленому острову, быстро попрыгали на остров. Помню, когда уже отогнали немцев, он долго стоял горелый на песке, так как вода ушла, и мы его рассматривали. Остался только железный жженый корпус. На этом пароходе был плавучий госпиталь, везли раненых. Они вышли на берег и просили перевезти.

Много лодок стояло на противоположном берегу, но от такого ада все попрятались, не было никого на берегу. Я увидела раненых солдат, поехала, а мама стояла, встречала на берегу, тяжелораненых она уносила в холодок под дом, поила. Много лодок пришлось перевезти, страшно маме было видеть меня, она боялась: лодка потонет, так как были края вровень с водой. Вот поехали, везли последнюю лодку, и кто-то качнул, и, конечно, перепугались мы за раненых, ведь многие из них даже не видели речки и некоторые не могли плавать. Хорошо, что затопило недалеко от берега, попрыгивали из воды по нескольку раз, кто с берега помогал. Все спаслись, я плавала за скатками шинелей и касок, которые они посбрасывали или слетели с них. Когда все уселись на отдых под кустами наших веток, около дома, посчитали. Все в сборе. Мама сказала: «Отведи их в штаб, где красная школа». И мы пошли, привела. Из подземного помещения вышел часовой, и они начали о чем-то говорить, я убежала домой. Только я хотела навесить замок, чтобы не уплыла лодка, как полетели бомбы по нашему берегу. Многие соседи погибли в тот день.

Мама мне тогда сказала: «Очевидно, он заметил военных, вот и прилетели на это место», но бомбы попадали метров 500 ниже нас. Я не могу писать рассказы, только прошу, напишите об этом, может быть, отзовутся те, которые были в тот день на пароходе, где помещался плавучий госпиталь, они вам напишут много интересных рассказов. Как будто нарочно была эта встреча матери и сына.

Особенно часто вспоминаем о том солдате, который был ранен в челюсть. Когда мама хотела его покормить и дать воды, он тихо прошептал: «Не могу я кушать, а кормили нас хорошо, только вот я не ел, не пил уже больше недели». Он сказал, что он с 1922-го или 1923 года. Мама не знала, как приласкать его. Она что-то вспоминала и о своей дочери, которая тоже на фронте, и год рождения 1923-й, и ничего ей неизвестно про нее.

Помнится мне еще день, когда наши вышли из окружения и отогнали, вернее, вытаскивали их [фашистов] из подвалов. Мы уже 1, 2 февраля были в Сталинграде. Хотя и не разрешали ходить, но детская любознательность толкала нас всюду. Мы смотрели, как укладывали немцев рядами на площади против универмага, считали их, очищали подвалы и вывозили на машинах за город. Нас интересовали открытки, оставленные немцами, и мыло, которого у нас недоставало. И вот мы полезли, я, Зоя и Костя Буркины, соседи, брат и сестра, да спустились мы в подземелье, а там немец, и перепугались мы. Я помню, он нас спрашивает: «Камрат хир личт». Мы говорим: «Нихт, нихт, камрат», а сами выскочили испуганные. Спросил наш офицер: «Чего вы испугались?» Мы сказали, что видели в подвале фрица. «Ну-ка, где он? Давай его сюда!» Оказывается, с ним там был еще раненый, его камрат. Их вывели. Вспоминаю я и тот день, когда мой двоюродный брат Блохин Николай Л., 1923 года, пришел из Сталинграда на отдых в Красную слободу, так как остались в слободе домики, было где немного отдохнуть от бессонных дней, и готовились они к парадному дню победы, освобождения Сталинграда. Встреча была теплая, он начал нам помогать оборудовать дом, так как под нашим домом была пушка или какое-то орудие и сделали дзот. Только начал выбрасывать он землю, в окно глядим, его мать идет, укутана шалью. Она бежала из Сталинграда с детьми, без узелка, забрала крошку дочь на руки и двоих за руки и уехала в г. Камышин, а теперь приехала вырыть зарытые вещи, и такая встреча с сыном. Она никогда не забудет этой первой и последней встречи, так как после этого Николай был убит под Курском. Надо же, в Сталинграде он остался жив, а вот потом убили.