Все, о чем я рассказываю, произошло со мной в период с 20 февраля по 23 марта 1943 года на полуострове Рыбачьем.

Служил я тогда в разведке в Заполярье, на полуострове Рыбачьем, у самого подножия неприветливых, скалистых гор Муста-Тунтури. За этими горами — Финляндия. На горах же, наверху, в выгодных по сравнению с нами условиях расположились фашисты. Наша линия фронта, на этом участке проходившая внизу, у подножия гор, хорошо просматривалась немцами, но, несмотря на несколько отчаянных попыток, прорвать эту линию фашистам не удалось ни разу. Слишком цепко держались за родную землю наши бойцы. Под постоянным артиллерийским обстрелом держала немцев бригада знаменитого в Заполярье полковника Поночевного. Отлично работали наши разведчики, и малейшие боевые приготовления фашистов были известны нашему командованию. Разведчик я был молодой, неопытный, и первая разведка, в которой пришлось участвовать, имела небольшую задачу: узнать, что ночами на одном из участков фронта перетаскивают в небольших мешках немцы и для чего. Кончилась эта разведка неудачно, нас обнаружили, обстреляли, к счастью без жертв, но главное, мы не узнали, что собираются делать немцы по укреплению и без того почти неприступных своих боевых охранений (БО).

Запомнилась мне эта разведка даже не потому, что я впервые в жизни услышал свист пуль, а по одному маленькому эпизоду, после которого я и по сей день люблю горячий чай.

На обратном пути наш командир старшина Вася Грищенко из-за пронизывающего, ледяного ветра разрешил зайти погреться в наше БО, расположенное в 40—45 метрах от немецкого БО. Старшину Грищенко, командира разведчиков, знали все бойцы боевых охранений, и когда мы вошли в БО, встретили шутками и остротами четыре бойца во главе с сержантом. Остроты были не безобидные, очевидно, о нашей неудаче уже знали. Такого «обстрела» Вася не ожидал, но виду на то, что обиделся, не подал никакого и, отвечая на шутки вскользь, мимоходом заметил, что не плохо бы чайком погреться.

После этих невзначай, случайно сказанных слов остроты и шутки как ветром сдуло. Со стороны Васи Грищенко это было дерзостью, вызовом. Погреться чайком под самым носом у фашистов, следящих за каждым камнем, за каждым клоком земли и точно обстреливающих и днем и ночью каждый кустик, встретить который на голых скалах Муста-Тунтури нелегко, и попить в этих условиях горячий чай было равносильно бреду, безумию. И в этот момент Вася нанес последний удар, шутки бойцов, как видно, задели его самолюбие очень сильно. С совершенно невинной и добродушной улыбкой он сказал, что о дровишках ребята пусть не беспокоятся, у него, мол, разведчики хоть и молодые, необстрелянные, но уж коль незамеченными немцами прошли в БО, то дровишек как-нибудь наберут, и по-украински добавил: «Не так страшен черт, як его малюють». Это было страшным оскорблением. Не угостить разведчиков чаем или заставить собирать сырые кустики, а потом в других БО с презрительной усмешкой рассказывать об этом, такого четыре бойца БО допустить не могли. Молодой младший сержант БО с натянутой улыбкой стал говорить о том, что, пришли бы ребята час назад, был бы горячий чай, но сейчас, конечно, можно что-нибудь придумать, но его перебил второй боец вопросом: «Разрешите повторить, товарищ сержант!», на что последовал спокойный ответ: «Разрешаю». Вася в это время все свое внимание сосредоточил на свертывании цигарки с махоркой. Не успел он поднести ко рту горящую спичку, как свистящий ледяной ветер потушил ее. Это с несколькими гранатами РГД-33 вышли два бойца БО. Через несколько минут послушались разрывы гранат, беспорядочная стрельба, и в БО снова вошли эти же двое и с веселой улыбкой сообщили, что минут через двадцать будет горячий чай.

Я ничего не понимал. Стрельба, разрывы гранат, непонятное: «Разрешите повторить» — и горячий чай — это никак не укладывалось ни в какие мои понятия.

Стрельба между тем продолжалась, мелким фальцетом, на высокой ноте, тараторили немецкие пулеметы — та-та, та-та... В ответ низко, как басы в хоре, исполняющем отрывистую озорную народную песню, давали короткие очереди наши «максимы» — ду-ду-ду... Я слышал, что наше БО явно забрасывают гранатами.

Стрельба так же внезапно прекратилась, как и началась. По ворвавшемуся снова ветру я понял, что трое бойцов вышли из БО. Через несколько минут один за другим они вошли в БО с небольшими кучками аккуратных деревянных палок. Это были рукоятки немецких гранат, оставшихся после разрывов. Я понял все. Для того чтобы достать дров, бойцы пошли на хитрость. Бросив в немецкое БО несколько гранат, они вынудили немцев ответить на такую дерзость — втройне. Деревянные ручки немецких гранат на снегу хорошо просматривались и от взрыва отлететь благодаря своей легкости далеко не могли, так что собрать их в маскхалатах большого труда не представляло.

Развести костер и добавить в неполный чайник чистого заполярного снега было делом одной минуты. Но и после этого Вася Грищенко не успо-коился. Глядя на весело потрескивающие рукоятки немецких гранат и на закипающий чайник, он сурово сказал, что за такие дела и губу заработать можно, и при общем молчании, помедлив немного, добавил — в тылу... Губой сокращенно называли бойцы гауптвахту.

Но глаза Васины в это время говорили совсем другое. При свете дымящегося костра они слезились не столько от дыма, сколько от смеха, и столько в них было счастья и удовольствия, что сержант БО, сделав для порядка очередь из «максима» в темноту, из узкой щели БО в сторону фашистов, поднес разведчику Васе Грищенко свою собственную кружку с сахаром.

Ну а я в жизни никогда такого вкусного, ароматного, горячего чая ни до, ни после войны не пил, хотя и имел он запах дыма и не имел заварки.

Ходил я с Васей Грищенко еще несколько раз в разведку, за «языком», пока в одной из них не получил сквозное пулевое ранение и не лег в госпиталь. Но эта февральская ночь на полуострове Рыбачьем в суровые годы борьбы с фашизмом запомнилась мне на всю жизнь.