Благодаря заботе друзей в ревире я постепенно снова стала на ноги и боялась, что меня все же пошлют в ткацкую. Тут я услыхала, что нужны женщины, которые умеют ремонтировать канализационные трубы, дверные замки и электропроводку. Я не долго раздумывала и, к великому удивлению своих подруг, вызвалась на эту работу.

— Я еще девочкой работала у моего отца учеником-жестянщиком,— объясняла я им.— Он же научил меня и кое-чему еще, что поважнее ремесла жестянщика — правильному пониманию классовых интересов.

Мой отец действительно был жестянщиком. С молодых лет стал членом социал-демократической партии, профсоюза металлистов. Увлекшись спортом, он вошел в рабочее спортивное общество велосипедистов «Солидарность». За политическую деятельность его постоянно увольняли с работы. В последний раз он работал строителем на фирме Герде. Ему обещали место мастера, если он откажется от политической деятельности. Естественно, он не согласился и снова вылетел с работы. После этого его занесли в черный список, и он нигде больше не смог получить работу по специальности.

Отец сказал себе: я знаю свое дело и стану работать самостоятельно. Надеясь прокормить семью, он снял старый гараж в берлинском Веддинге, купил инструменты. Но денег не хватало, и мать ночами подрабатывала шить-ем. Я ненавидела этот ее рабский труд и потому не брала в руки швейной иглы. Правда, я относила посреднику, на которого работала мама, тяжелые свертки и приносила новые заказы. Но меня больше тянуло в мастерскую отца.

Скоро отцу стали давать работу большие фирмы. Но оплату они производили только через три месяца. И тогда мы жили на заработки матери. К тому же подмастерья, которые помогали отцу, каждую субботу требовали зарплату.

Очень скоро я стала активной помощницей отца. Ходила с поручениями, принимала деньги по счетам домохозяев, на ручной тележке привозила тяжелые баллоны с кислородом, который был необходим при сварочных работах. Любая помощь была для отца облегчением. Придя из школы, я сразу шла в мастерскую. Моя младшая сестра приносила нам обед.

Здесь же, в мастерской, я делала уроки. При этом меня мало беспокоил грохот наковальни, стук молотков по жести.

Отец проверял мои школьные работы. Помню, как он обсуждал со мной сочинение на тему «Отчизне дорогой ты верным будь!» по «Вильгельму Теллю». В школе учитель твердил нам: «Государство — это отец, который за-ботится обо всех, а Германия — наша отчизна». Но отец сказал:

— Учитель говорит об отчизне богачей, где кайзер вместе с капиталистами правит бедняками и рабочими. Капиталисты становятся все богаче, а мы, рабочие, должны считать каждый грош. Они посылают рабочих на войну (это было во время первой мировой войны) и заставляют их проливать кровь на полях сражений за интересы богачей. На войне наживаются только капиталисты. Разве ты не видишь, как мы с матерью надрываемся, чтобы прокормить всех нас? Мы, рабочие, не хотим войны. Мы за отчизну без войны и голода.

В таком духе я и написала сочинение. Вот как я понимала родину: все дети могут досыта есть, у них есть теплая одежда, и никому больше не нужно ходить в школу в деревянных башмаках. Вильгельм Телль служил мне примером, я тоже хотела бороться, чтобы создать лучшую отчизну.

Учитель вернул мне сочинение без оценки, сказав, что его содержание не соответствует учебному материалу. На перемене он отвел меня в сторону и весьма дружелюбно сказал, что в общем-то я права, но он должен преподавать по предписанному учебному плану. Потом спросил, сама ли я писала сочинение. Я рассказала ему о беседе с отцом, о том, что он меня учит всегда защищать правду.

Постепенно я стала помогать отцу обрабатывать большие детали. Во время работы он мне много рассказывал о естественных науках и о политике, почему существуют бедные и богатые, что такое классовая борьба. Я научилась работать молотком и напильником, выпиливала ключи и паяла кастрюли, которые люди приносили для починки, потому что у них не хватало денег, чтобы купить новые. Я гордилась своими маленькими успехами.

Окончив в четырнадцать лет школу, я пошла в учение к отцу в мастерскую.

Вскоре отец уже посылал меня одну к заказчикам, чтобы сделать небольшой ремонт. Для соседских ребят было странным видеть девочку в костюме жестянщика, и они кричали мне вслед: «Жестянщик Юлия!» Меня это ничуть не задевало, почему же девочка не может быть жестянщиком? Но когда я ехала на велосипеде, что в то время тоже было необычным, а мальчишки останавливали и дразнили меня, то порой дело доходило до настоящих драк. Руки у меня были сильные, и я не уступала обидчикам.

А заказов было немало. Во время войны со всех кафельных печей были конфискованы латунные и никелевые дверцы — необходимое сырье для военной промышленности. Их заменяли железными. Если я не сразу все понимала, отец сердился, иногда не обходилось и без подзатыльников. Подмастерья звали меня Фрицем. Во всей округе меня знали.

Когда мне было шестнадцать лет, умер отец. Выполнив все имеющиеся заказы, мать продала мастерскую. Где же мне было дальше учиться, кто бы взял учеником-жестянщиком девушку? Мать считала, что жестянщик — не женская профессия, и послала меня в торговую школу, чтобы сделать из меня «что-нибудь получше». Но от отца я усвоила правильную классовую точку зрения, и жизненная мудрость рабочего принесла мне позже большую пользу.