Я родилась 10 декабря 1924 года в Ленинграде. В июне 1941 года мне было 16 лет.

Окончен 9-й класс средней школы № 188 на улице Чайковского, с ко-торой всегда тяжело расставаться, даже на лето, - так великолепно была поставлена в ней спортивная работа. 22 июня 1941 года спортивная ко-манда юношей нашей школы уже имела на руках билеты на поезд и сшитые фабрикой костюмы и обувь. Команда должна была отправиться на всероссийские соревнования в Киев.

И вдруг... война!

Надеялись, что «все встанет на свое место», но массированная бомбежка 6 сентября и повторно 8 сентября 1941 года уничтожила наши надежды.

Город оказался в кольце блокады, продукты выдавались по карточкам, к ноябрю 1941 года порции хлеба дошли до 125 граммов на иждивенца.

30-градусные морозы уничтожили всю санитарную технику, за водой ходили к проруби на Неву. Люди не мылись, от холода спали, не раздеваясь.

Нам повезло: в середине мая 1941 года дворник нашего дома пришел к моей маме и предложил купить березовые дрова, заказанные жильцами нижней квартиры, которые неожиданно надолго уехали отдыхать. Мама с дядей заплатили за дрова, попросили распилить, расколоть их и сложить в подвале на «нашем месте».

Трудно представить, как бы мы выжили без этих дров. Срочно за-казали железную печку-буржуйку и всей семьей из шести человек перебрались на 1-й этаж дома в комнату, которую разрешила занять приятельница мамы, так как она еще до начала войны находилась в длительной командировке.

На буржуйке готовили еду, грелись около нее, подкладывая поленья маленькими порциями.

Изнуряющими были темнота и обстрелы. Блокадную квартиру трудно описать: окна плотно закрыты, стены завешаны одеялами для сохранения тепла, помещение освещалось коптилками. За ночь температура в помещении все равно снижалась.

Все мысли были сосредоточены на хлебе, тепле, воде. Появились признаки дистрофии, которая выражалась в истощении, апатии и отеках. Хотелось спать, лежать и не вставать.

Выручали великолепные радиопередачи: музыкальные и литературные, отвлекавшие от голода и вселявшие надежду на выживание.

Меня спасла работа во фронтовом эвакогоспитале № 1014, куда я поступила санитаркой в хирургическое отделение. В этом госпитале работала главным терапевтом, тогда в чине майора, моя мама - Рудник Лидия Денисовна, которую я видела крайне редко или случайно.

Работа в госпитале поначалу казалась мне каторгой: ноги были как ватные, движения замедленные. Понемногу свыклась с нагрузкой: мытьем полов, уборкой отделения и чисткой туалетов.

Поступающих раненых (иногда до 400 человек за ночь) выгружали из машин, на носилках несли в приемное отделение для сортировки и оказания первой медицинской помощи.

Госпиталь был огромный, многопрофильный, но надолго здесь оставались только нетранспортабельные раненые и больные. Тяжелейшими были раненые урологического профиля и раненные в голову, которых в первую очередь отправляли в специализированный госпиталь, так как им требовалась помощь многих специалистов.

Сортировка поступающих раненых проходила очень быстро при приглашении их в столовую. Многие поднимались, и за считанные минуты становилось ясно, кто «наш раненый», а кто поедет в другой госпиталь.

В ноябре 1942 года я надорвалась при выгрузке раненого - началось кровотечение из правой почки, и поэтому меня перевели на работу в медицинскую часть госпиталя медицинским статистиком. Одновременно я выполняла 1-2 раза в неделю работу секретаря военно-врачебной комиссии (ВВК), где выздоравливающих бойцов комиссовали на годность к строевой или нестроевой службе. Иногда мне приходилось сопрово-ждать комиссованных раненых с документами по назначению, мы шли, прячась по дороге от обстрелов с Пулковских высот.

В госпиталь, занимавший огромную территорию, было 33 прямых попаданий, и одно из них - в медицинскую часть, но, к счастью, снаряд пролетел под высоким потолком и вылетел за пределы госпиталя. Меня в этот момент в медицинской части не было. Однако среди наших сотрудников были контуженные.

Большую работу в госпитале проводили работники культуры, организуя концерты и приглашая к нам в госпиталь ансамбли Ленинградского военного округа, когда провожали на фронт вылеченных бойцов.

Мы, служащие госпиталя, подбадривая уходящих на фронт и поднимая им настроение, приходили в зал без халатов, иногда «подтанцовывали», покоренные бодрыми звуками оркестра. Зал был большой, и в мирную пору он часто использовался как концертный.

18 июля 1942 года моя мама была награждена орденом «Красная Звезда». Из Москвы самолетом прибыла большая корзина с цветами. Мама была первой женщиной на Ленинградском фронте, которую наградили высокой правительственной наградой.

Начальник госпиталя военный врач 1-го ранга Н. Н. Шаталов сердечно поздравил мою маму. Он был удивительный человек. Ценил каждого человека и, заботясь о своих сотрудниках, перевел всех на казарменное положение и выделил специальную площадь на территории госпиталя. Н. Н. Шаталов был, кроме того, и великолепным хозяйственником. Весной 1942 года он получил в Озерках участок земли, сотрудники, обработав землю, засадили ее турнепсом и свеклой. Турнепс добавляли к порциям каши, а свеклу, вплоть до листьев, сортировали и заготавливали на зиму с солью, а затем добавляли раненым в борщи.

Здесь же, в Озерках, для врачей в брошенных хозяевами домах устраивали 7-дневный отдых, выделив им повара для варки каши. Спали они на матрасах, набитых сеном. Без этого недельного отпуска к зиме врачам, не знавшим ни сна, ни отдыха, было бы очень трудно. А далее снова работа, работа, работа... до конца войны.

В 1945 году я заочно окончила 10 классов, а в 1950 году - Ленинградский стоматологический медицинский институт, стала врачом.

Всегда помню о голоде, холоде и ХЛЕБЕ - как источнике жизни и сил человека.

Целиком описать страшную блокадную жизнь невозможно. Да и, извините, не хочу еще раз переживать то, что с трудом пережито, - потерю родных, друзей и здоровья.

Во все времена войны не приносили людям ничего, кроме бед!