Я родилась в 1935 году в деревне Висючий Бор Новгородской области в зажиточной семье, которую впоследствии раскулачили.

Старший брат мамы был комсомольским вожаком и предложил ей уехать в город. Дал ей направление, и она уехала в Ленинград. Сначала мама работала прислугой, хозяева были довольны ее работой и дали хорошую характеристику, отпустив в «свободное плавание». Мама сразу же устроилась на работу в больницу им. И. И. Мечникова санитаркой. Ей дали общежитие. Потом к ней приехал отец, стал работать на Балтийском заводе. А я осталась жить в деревне с бабушкой и дедушкой.

В 1941 году, перед самой войной, меня привезли к родителям в Ленинград. Я так радовалась встрече с ними.

В начале лета меня с детским садиком отправили на дачу за город. А 22 июня началась Великая Отечественная война.

Мама сразу же поехала за мной. Ей предлагали ехать вместе со всеми на следующий день, но она не согласилась и уехала одна. Думаю, что это спасло ей жизнь, так как поезд, в котором родители с детьми возвращались домой, разбомбило, многие погибли, а те, кто остался в живых, прятались от обстрелов в лесу и только через двое суток вернулись домой.

Зимой в Ленинграде начался страшный голод.

Родители работали сутками, я оставалась дома одна, а за мной присматривали соседи.

Руководители города приняли решение вывезти из блокадного города детей. Родители меня тоже собрали в путь. В назначенный день подали машины, началась посадка. Мама плакала, отец стоял нахмуренный, вдруг подошел к машине и снял меня. Я была счастлива, что осталась, не хотелось уезжать из дома.

Не успели машины тронуться, как начался обстрел. В машину, в которой я должна была уехать, попала бомба. Все дети погибли. Мне же снова повезло.

Город постоянно бомбили. Мне, маленькому ребенку, было все время очень страшно, хотелось куда-то спрятаться. При очередной бомбежке общежитие, где мы жили, разбомбило. Нам дали другое жилье. Переносить оставшиеся вещи можно было только ночью, в темноте, иначе сразу начинали стрелять. Мне дали картину, я несла ее перед собой, поэтому не увидела открытого люка и упала в него, но успела прикрыть себя картиной. Папа заметил, что меня нет, побежал искать. Увидел в люке картину, понял, что я там, и вытащил меня. Я была вся в ушибах, без сознания, пришлось нести меня в больницу.

В начале 1943 года нам дали квартиру на Невском проспекте. Квартира была большая, но жили мы на кухне. Там стояла кровать и печка, на которой готовили, а потом ее застилали, и я на ней спала. Было здорово, на дворе зима, страшный холод, а мне тепло.

А еще был страшный голод. Все время хотелось есть. Однажды я была дома одна. Нашла все, что в доме было съедобного, и съела. Когда родители вернулись с работы, еды уже не было. Отец вначале рассердился, взял меня за кофточку и стал ругать. А я громко ревела и говорила, что очень, очень хотела кушать. Отец отпустил меня, сел, низко опустил голову и заплакал. Несмотря на то что я была совсем ребенком, эти слезы помню до сих пор.

В этом же году я стала ходить в детский сад. Рядом была школа, в подвале которой находилось бомбоубежище. Там стояли лавки, где мы часто спали, однажды утром проснулись от шума. Плакали дети, их увозили в детский дом. Оказалось, в дом, который стоял на Фонтанке напротив Дворца пионеров (сейчас Дворец творчества юных), попала бомба. Дом был полностью разрушен, люди все погибли. А дети, которых увозили, были из этого дома. Думаю, что немцы бросали бомбы на Дворец пионеров, ведь там был военный госпиталь. Но промахнулись, хотя в городе были ракетчики-шпионы и подавали врагам знаки, что надо бомбить. До сих пор, не могу без слез проходить по Невскому проспекту, всегда вспоминаю эти страшные дни. Дни, которые принесли людям столько горя и страданий.

Сейчас я на пенсии, мне хорошо и уютно в своей семье, я часто встречаюсь с людьми, с которыми вместе работала и дружу. Но каждый год в дни празднования Великой Победы, в праздничные дни, связанные со снятием блокады, я иду к тем местам, где прошло мое страшное детство, вспоминаю близких и родных людей, которых забрала война, и молю Бога, чтобы этого никогда больше не повторилось.