Проснувшись утром и взглянув на часы, он мысленно представлял себе: сейчас Леэн и Эрна делают зарядку, а Людмила еще валяется в кровати, натянув одеяло до подбородка, и пытается "хоть капельку" поспать. Подруги стыдят ее, но она в который уже раз повторяет:
- Отстаньте, пожалуйста, для физкультуры я уже стара!
Людмила была на несколько лет старше своих подруг и это обстоятельство ставила себе в оправдание. Но девушки были неумолимы.
Пятнадцать минут седьмого они умывались, в половине седьмого одна из них, по обыкновению Леэн, разжигала старинный медный примус и подогревала суп из пшенного концентрата. Запивали его жиденьким фруктовым чаем, иногда с сахаром. Ровно в семь садились за стол к рации, учились разбирать и собирать ее, устранять мелкие поломки, работать на ключе. Изучали все виды стрелкового оружия, силуэты своих и вражеских самолетов, типы парашютов, повадки врага.
И так изо дня в день.
Бывали и отклонения. Рябов приезжал на машине и увозил всех троих на полевой аэродром. Девушки одевали парашюты, и ПО-2 набирал высоту. С восьмисот метров хорошо был виден весь Ленинград. Серебристыми облачками висели над городом аэростаты воздушного заграждения, поддерживая невидимую сеть. Не блестели, как обычно, на солнце купол Исаакия, Адмиралтейская игла, шпиль Петропавловской крепости, выкрашенные теперь в грязно-зеленый цвет. Были видны на Неве корабли - молчаливые, настороженные, ощетинившиеся зенитками. Девушки видели эти зенитки и в действии. Как-то вражеский самолет-разведчик на большой высоте кружил над городом, а вокруг него в голубом небе бесшумно вспыхивали белые облачка разрывов. Разведчик набирал высоту, потом пикировал, но плотная завеса огня преграждала ему путь. Тогда он ринулся напролом и сгорел в этом огне. Черный шлейф дыма прочертил голубое небо и уперся в землю где-то за Невой.
Ждали машину. Полеты окончились, девушки сделали по три прыжка с парашютом, утомились. И теперь все четверо в ожидании машины лежали в траве и смотрели в бездонную голубизну.
Летний ленинградский вечер не спешил. Солнце еще висело над горизонтом. Низко с ревом промчалась тройка истребителей.
- Какой тип? - спросил Рябов.
- "Миги", - ответила Леэн, провожая взглядом звено. - Какие красивые наши самолеты...
Речь зашла о типах самолетов, и Рябов еще раз убедился, что девушки превосходно ориентируются в них и даже по звуку умеют отличить свои самолеты от вражеских.
- Скорее бы за дело браться, - вздохнула Леэн. Ее поддержали подруги:
- Поговорите, товарищ старший лейтенант, с начальством, - робко попросила Эрна. - Может, укоротят срок подготовки?
- Мы уже все знаем! - выпалила Людмила и перевела эту же фразу на язык телеграфного кода.
- Молодец, Людмила, отлично, главное - быстро и без ошибки.
- Ну, а как насчет нашей просьбы? - напомнила Леэн.
Рябов рассмеялся и повернулся на бок.
- Вот ведь какие вы... Так и знал, что затеете этот разговор.
- Ладно, доложу о вашем желании, но, уверяю, просьба ваша преждевременна. Учитесь, старайтесь пока...
Наконец, пришла крытая машина. Усталые и голодные девушки вернулись домой. В почтовом ящике лежало письмо.
- Кому? - спросила Людмила, открывая ящик. - Угадайте?
- Мне, - сказала Леэн, протягивая руку.
- Угадала... А кто такой Уйбо, а? - лукаво осведомилась она, взглянув на обратный адрес.
- Скорее давай сюда, Уйбо - это муж моей сестры Веры, я уже много раз рассказывала о нем!
Вошли в квартиру, зажгли лампу. Леэн вскрыла письмо. В нем записка от Веры и письмо от Ану из седьмой дивизии, из родного медсанбата.
Эрна включила приемник. Передавали последние известия. Известия печальные: идут тяжелые бои под Краснодаром и Пятигорском. Девушки открыли атлас. Эрна и Людмила молча водили пальцами по карте. Потом разожгли примус, сварили кашу и молча принялись за ужин. Леэн прочла письмо вслух. Девушки внимательно слушали, каждая думала о своем. В памяти вставали знакомые лица, родные места. Повздыхав, Эрна и Людмила легли спать, а Леэн подвинула ближе лампу и стала быстро писать.
"Ануке, золотая, дорогая!
Написала тебе несколько писем, но только сейчас получила письмо от тебя (через Аркадия,). Думала, что вы уже тронулись в путь, но теперь узнала, что находитесь все еще на старом месте. Надеюсь, что это письмо до тебя дойдет, и, как только ты его получишь, ответь мне. Ох, Ануке, я иногда вспоминаю нашу совместную жизнь, наши споры и редкие нежности. Теперь можно смело сказать, что расстояние сближает. Порой долгие часы не могу уснуть и думаю о тебе. Вспоминаю дни эвакуации. Помнишь, как мы, смертельно усталые, сгибаясь под тяжестью, несли чемоданы - лунный свет, ночь? А потом жизнь в колхозе:
Сестрички Кульман бычков поят.
Леэн порой капризничает,
Ану ее приструнивает.
Помнишь ли раннее утро в закутке, разучивание Вяндраской польки в телятнике? Ануке, эти эпизоды я не забуду.
Из наших людей знаю только об Эрне. Живем с ней вместе и вместе радуемся твоим письмам. У тебя жизнь другая. Конечно, много работы, да еще комсомольские поручения и самодеятельность. Может быть, ты так часто и не вспоминаешь, что есть где-то Леэн, которая ждет и надеется каждый день на весточку от тебя. Все думаю, как вы живете. Лето уже прошло. Вольные, наверно, поправились, ведь само солнце уже делает свое дело, и тепло тоже. День за днем заботливо хлопочете около больных.
Как живет комсомол? Напиши, кто секретарь, что вы сделали и как вообще идет комсомольская работа? Горячо поприветствуй комсомольского секретаря от моего имени и пожелай ему неутомимой энергии и любви к организации. Каждому комсомольцу в отдельности товарищеское рукопожатие, силы и желания работать. Ведь в нашей работе - наше будущее.
От наших шагов зависит зелень полей,
Под ударами нашего молота рушатся скалы,
Которые закрывали от нас солнце и звезды.
Твоя Леэн. 13 августа 1942 года".
Лампа коптила. Начался очередной артобстрел. Снаряды рвались где-то недалеко, должно быть, на Невском. В последнее время немцы усиленно обрабатывали центр города. Врагу отвечали корабли, стоявшие на Неве.
Язычок пламени вздрагивал при каждом взрыве, при каждом залпе орудий. Леэн сложила письмо, потихоньку легла в кровать и уснула под аккомпанемент артиллерийской дуэли.
А в этот час в своей тесной комнатушке на Петроградской стороне Рябов еще не спал. В задумчивости ходил он из угла в угол и думал о том, что вот кончается лето, что скоро одной из трех его воспитанниц предстоит боевое задание. Кто же первой отправится на свою порабощенную родину? Решит командование. И решит, видимо, в пользу Эрны. Успехи ее неоспоримы. Программа отлично усвоена. Леэн несколько отстает от нее по быстроте работы на ключе. Значит, Эрна... А потом - Леэн. Конечно же, Леэн.
Рябов сел за письменный стол, открыл общую тетрадь в клеенчатом переплете, стал перечитывать свой дневник. Вот апрельская характеристика Леэн, данная секретарем парткомиссии 7-й Эстонской дивизии Алликом: "Культурная и грамотная комсомолка. Хорошо разбирается в происходящих событиях. Имеет большое желание скорее идти на фронт для борьбы с фашизмом".
На следующей странице выписка из характеристики Леэн, данная штабом КБФ: "Политически грамотная, культурная комсомолка. Преданная Со-ветской власти. Проявляет большой интерес к событиям на фронтах Отечественной войны, восхищается успехами Красной Армии и флота, имеет большое желание помочь в разгроме немецко-фашистских оккупантов".
Десятки страниц наблюдений, бесед с Леэн, подробных описаний ее поступков, ее впечатлений от просмотренных кинофильмов, спектаклей, от книг, прочитанных за эти месяцы.
"9 мая 1942 года вместе с Леэн просмотрел кинофильм "Оборона Царицына". Фильм произвел на нее большое впечатление...
В период с 8 по 31 мая 1942 года Леэн смотрела следующие кинофильмы: "Морской ястреб", "Конек-Горбунок", "Шампанский вальс", "Свинарка и пастух", "Похождения бравого солдата Швейка", была на оперетте "Продавец птиц", на камерном концерте.
...Леэн задумчива. Когда спрашиваешь ее о настроении, состоянии здоровья, отвечает, что настроение очень хорошее, а здоровье тем более. "Я спортсменка", - отвечает она.
К событиям на фронте Леэн проявляет большой интерес.
В одно из посещений Леэн дал ей книгу Шолохова - отрывок из второй книги "Тихий Дон" - "Станковый пулемет" на немецком языке. Леэн прочитала эту книгу. Произведение понравилось. Леэн купила книгу Н. Островского "Как закалялась сталь" на немецком языке и ряд брошюр на немецком языке с работами В. И. Ленина (Леэн свободно владеет немецким языком).
Леэн занимается с большим желанием, хорошо осваивает радиодело. Слушает радиопередачи из Москвы. Однажды она сказала мне, что латышские части вступили в бой... "Скоро и наша седьмая дивизия пойдет освобождать Эстонию от фашистов".
Леэн находится всегда в спокойном расположении духа, вежлива, культурна, серьезна на занятиях.
1 июня. Настроение Леэн хорошее.
5 июня. Разговаривал с Леэн о девушках-снайперах. Леэн интересовалась, скоро ли и она пойдет на задание. Сказала: "Нужно больше с нами заниматься".
8 июня. Вместе с Леэн совершили прогулку по городу. Осмотрели здание бывшей городской думы, Государственную публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина, Екатерининский сквер и памятник, Чернышев мост. Настроение Леэн хорошее. Она сказала: "Теперь Ленинград стал мне еще ближе и роднее".
10 июня. Беседовали об антифашистском митинге молодежи. Исключительное впечатление на Леэн произвели слова обращения митинга ко всей молодежи мира. После этого пошли на просмотр кинофильма "Боксеры". Фильм ей понравился, т. к. сама занимается спортом и любит смотреть спортивные соревнования.
11 июня. Принес Леэн книги на немецком языке: "Поднятая целина" Шолохова, "Германия" Гёте, "Записки цирюльника" Д. Джерманетто и другие.
22 июня. Были на просмотре кинокартины "Машенька". Настроение Леэн хорошее.
23 июня. Беседовали о положении на фронте. В беседе Леэн сказала, что сейчас свою преданность Родине словами доказать нельзя, это можно сделать только на деле.
"Я настолько чувствую любовь к Родине, что словами нельзя выразить, постараюсь доказать на деле", - сказала она.
Настроение хорошее.
26 июня. Были в музее Отечественной войны, где ознакомились в общих чертах с историей борьбы нашего народа против немецких захватчиков. После осмотра экспонатов Леэн сказала: "Теперь имею представление о фашистской армии".
28 июня. Были на оперетте "Лесная быль". После этого Леэн, по-видимому, под впечатлением оперетты, в которой показана борьба партизан в настоящей Отечественной войне, задала вопрос: "Скоро ли меня направите на выполнение задания? Мне хочется скорее приносить пользу Родине".
2 июля. У Леэн на столе лежали две фотокарточки. На вопрос "кто это?" ответила, что это ее братья: Сассь и Борис, которых она считает погибшими. Сассь (Агу) погиб в начале войны на эстонском участке фронта в истребительном батальоне, а Борис - на Ленинградском фронте. Во время рассказа о братьях у Леэн выступили на глазах слезы. Леэн попросила узнать, если, конечно, можно, живы ли ее братья. Я успокоил ее тем, что ее сведения о гибели братьев не основаны на достоверных источниках и, возможно, они живы.
Вечером были на кинофильме "Волга-Волга". Настроение хорошее.
3 июля. Поинтересовался у Леэн в отношении питания. Она ответила, что все хорошо и не стоит этим интересоваться.
4 июля. Вечером Леэн была в консерватории на концерте, где слушала 5 симфонию Бетховена.
10 июля. Возвратил Леэн фотокарточки братьев, сообщив, что сделаны запросы о их судьбе. Леэн просила сообщить ей, как только поступит ответ.
2 августа. Разговаривали о зверствах немецко-фашистских захватчиков в оккупированных советских районах.
Леэн слушала внимательно, была серьезна, задумчива. После беседы сказала: "Надо им мстить". После этого она спросила: "Такие же зверства они чинят и над эстонским народом?"
3 августа. Разговаривали о Герое Советского Союза Арнольде Мери и героической борьбе советских воинов, в том числе девушек. Вечером смотрели кинофильм "Великий гражданин".
4 августа. Прочитали письмо девушки-латышки из Елгавского уезда, оккупированного немцами, о положении крестьян и о диких расправах немецких властей (письмо было напечатано в "Комсомольской правде"). Леэн сказала, что такое же положение, наверное, и в Эстонии".
Рябов сделал еще несколько записей и лег в постель. Думы, думы, думы... "Вот отправлю девушек, и за ними сам уйду в тыл врага..."
Давно Рябов обдумывал одно дело, но... С одной стороны - девушки, еще не закончившие курса подготовки, с другой... Рябов обвел комнату взглядом. Всюду - на столе, на стульях, на шкафу и просто на полу лежали ворохи немецких газет, журналов, книг. По три-четыре часа в день просиживал он над всем этим, но что поделаешь с акцентом? Контрольные беседы со знатоками немецкого языка постоянно заканчивались дружескими пожеланиями:
- Больше, больше разговаривайте по-немецки, следите за своей речью!
Рябов ходил на допросы военнопленных, напряженно вслушивался в чужую речь, пытаясь уловить все ее оттенки. Часами разговаривал дома сам с собой, читал вслух Гете, Гейне и Шиллера, выписывал десятки слов, неправильно им произносимых, но дело подвигалось медленно. И командование неизменно отвечало:
- Стань настоящим немцем - тогда и поговорим. Уснул Рябов поздно...
В следующий вечер, это была суббота, Рябов пошел к девушкам, но не застал их. Погулял с полчаса по набережной - не дождался. Сел у Казанского собора на трамвай и уехал домой. Часов в двенадцать вернулся. Девушек не было. И только в первом часу встретил их под темной аркой дома. Прошли в квартиру.
- Гуляете? - с напускным равнодушием спросил старший лейтенант.
- Извините нас, - сказала Людмила, - мы немного потанцевали.
- Немного? И где?
- В Доме культуры имени Горького.
Девушки без утайки рассказали своему наставнику о том, что встретили накануне ребят из своей дивизии - тех, которые ехали с ними в Ленинград; ребята пригласили их на танцы, и они не смогли отказать себе в таком удовольствии, тем более, что приглашают свои же ребята, земляки.
Рябов мрачнел все больше и больше. Молчал, искоса поглядывая на провинившихся.
- Я доложу командованию о вашем проступке, - сухо сказал он. - Очевидно, всех вас ждет домашний арест.
Встал, козырнул и вышел.
- Что мы наделали! - с горечью сказала Леэн. - Поступили, как ветреные девчонки...
- Давайте искупать свою вину, - отозвалась Эрна. - Арестуем сами себя на воскресенье. Никуда не пойдем и будем заниматься, идет?
В воскресенье на улицу не выходили. Свободный день стал самым напряженным рабочим. А вечером приехал Рябов и объявил распоряжение командования - шесть суток домашнего ареста.
- Очень хорошо, - сказала Людмила после того, как уехал Рябов. - Очень хорошо! Мы многое сделаем за эту неделю...
За работой неделя прошла быстро. Каждый день то Женя Кацева, то Рябов навещали девушек, проверяли, не нарушили ли они приказ командования.
Девушки хорошо прочувствовали наказание и не менее хорошо использовали эту неделю.
В последний день домашнего ареста Леэн снова написала сестре:
"19 августа 1942 года. Ануке, любимая!
Написала тебе уже несколько писем. Не знаю, получила ты их или нет. Очень хотелось бы знать, как ты живешь и что делают все наши.
Слышала кое-что о тебе и о вашей жизни.
Но это все же не такая радость, как получить твое письмо. Я знаю, что после длинного рабочего дня нелегко заставить себя взяться за такое трудное дело, но подумай, какую ты мне доставишь радость, и сделай это.
Я живу по-старому, т. е. по-новому, но все так же. В последнее время даже немного поправилась. Я вполне здорова. По нынешним тяжелым временам настроение у меня хорошее. Будь так добра и напиши мне сразу, иначе может случиться, что вообще не получу твоего письма. Если случится, что я сменю адрес, сразу сообщу.
Привет всем товарищам. Нежно тебя обнимаю и горячо, по-сестрински целую. Твоя Леэн".
На следующий день домашний арест был снят, и Леэн с Людмилой, отутюжив свою военно-морскую форму, после занятий отправились гулять, а Эрна занялась стиркой: была ее очередь. У Казанского собора в сквере сели отдохнуть. Вечер был теплым и тихим. Девушки весело болтали о разных пустяках и не заметили, как к ним на скамейку подсел молодой человек в хорошо сшитом сером костюме и модных тупоносых ботинках.
- Гуляете, девушки? - спросил он их на чистейшем эстонском языке.
- Гуляем...
- Ну, как служба? - Незнакомец бегло оглядел сидевшую рядом Людмилу и задержал взгляд на комсомольском значке, приколотом к нагрудному карману кителя.
- Служба идет как надо, - огрызнулась Людмила.
- Откуда родом? Случайно не из Таллина? - спросил молодой человек Леэн.
- Нет, я из Тарту. А вы откуда?
- Из Таллина. Эвакуирован. Вот и остался в Ленинграде.
Леэн хотела спросить, почему же он не на Урале, не в своей дивизии, которая вот-вот отправится на фронт, но сдержалась.
- У меня броня, - как бы между прочим сказал молодой человек, отвечая на недоверчивый взгляд Леэн. - Броня - это значит, что я приношу не меньше пользы и не находясь на фронте... Я специалист по некоторым видам вооружения, вот и работаю здесь, на Кировском...
- А мы плаваем на кораблях, - сказала Леэн. - Воюем, топим подводные лодки фашистов...
- И много потопили?
- Очень много. Только сегодня утром целых три.
- Ого!
- И завтра потопим дюжину, - добавила Людмила.
- Ого!.. Эти подводные лодки, должно быть, мешают вам даже в кино сходить, не правда ли?
- Почему же, мы на это находим время. Выбираем, так сказать, между боями, - сказала Леэн.
- Вот и хорошо! Пожалуйста, когда потопите завтра эту самую дюжину подводных лодок, приходите вечерком к кинотеатру "Октябрь". Я буду ждать вас... как вас, извините, - взглянул он на Леэн.
- Линда.
- Итак, Линда, завтра у кинотеатра в восемь вечера, идет?
- Хорошо.
- Ну, вот и познакомились.
Помолчали. Через минуту девушки извинились и ушли.
Как только сквер остался позади, Людмила сказала:
- Это шпион.
- Я тоже так думаю, - согласилась Леэн. - Надо сегодня же сообщить об этом старшему лейтенанту.
- Уже поздно, а завтра утром он приедет к нам.
- Нет, - твердо сказала Леэн, - надо сегодня же.
Девушки сели в старенький, с облупившейся краской трамвай № 12 и отправились на Петроградскую.
Рябов встретил их удивленно, пожурил за поздние прогулки, но, узнав, в чем дело, задумался.
- Хорошо, что сказали. Завтра, Леэн, подойдете к назначенному часу, а мы с Эрной понаблюдаем за вами... В кино, пожалуй, и задержим его.
- А я? - спросила Людмила.
- Вы будете дома. Он вас уже знает и, как говорится, третий лишний ...
- Везет же тебе, Леэн.
Рябов засмеялся:
- Ах вы, соперницы, парня не поделили. Подумаешь, счастье, тем более, что он шпион.
Теперь рассмеялись девушки.
Рябов проводил подруг до моста Строителей и посадил в трамвай. А утром доложил командованию о подозрительном молодом человеке в сером костюме. Решено было задержать его в фойе кинотеатра.
Так и сделали. Когда молодой человек, назвавший себя Вальдеком, провел Леэн в укромный уголок фойе, к ним подошел военный патруль и потребовал у Леэн документы. Она предъявила свое удостоверение. Затем лейтенант с повязкой на рукаве попросил молодого человека тоже предъявить документы. Внимательно просмотрел его паспорт, щелкнул по обложке пальцем и сказал:
- Документы не в порядке... Прошу пройти со мной.
- Позвольте! - возмутился молодой человек. - Как это не в порядке?
- Пройдите вперед и не поднимайте шума, - строго сказал лейтенант, кивнув на выход - Девушка может смотреть кино.
Молодого человека увели. Леэн, конечно, немедленно вышла на Невский и столкнулась с Рябовым и Эрной.
- Ну, как шпион? - спросил Рябов у Леэн. - Не сопротивлялся? Не стрелял? Яд не глотал?
- Ничего подобного не было, - ответила Леэн. - Я даже сомневаюсь, шпион ли это?
- Завтра узнаем точно. А пока - по домам!
Дома девушки занялись письмами. "Тот день" приближался. И каждой хотелось послать родным и знакомым последнюю весточку из Ленинграда. Кто знает, придется ли когда-нибудь встретиться? Леэн снова написала Анне:
"20 августа 1942 года.
Милая Ануке! Сегодня прошлась по Невскому, вспоминала тебя и Бориса. Сейчас "Норд" закрыт. Давным-давно там не продают пирожных и какао. Помнишь, Ануке, там мы узнали, что Борис в Ленинграде? И помнишь еще, как вместе с Борисом мы ели пирожные, слушали музыку?
И это было всего год назад. Сколько событий произошло за это время! Многих из тех, кто тогда был с нами, уже нет в живых. Погиб и наш, Борис. И кто знает, долго ли мы проживем. Нет, это я просто так говорю. Ведь все может случиться - война. Правда? Но помни, с победой мы приобретем столько, что по сравнению с этим потери невелики. Знай, что от наших дел зависит - будут ли зеленеть поля, и поэтому легко идти с высоко поднятой головой навстречу трудностям и потерям.
Ты знаешь, дорогая, как сильно я тебя люблю, но нет силы, которая могла бы удержать комсомольца от самой горькой разлуки, если это нужно Родине, нашему народу.
Я часто упрекаю себя, что была тебе плохой сестрой, но тут же знаю, что во многом это не могло быть иначе. Но это длинная история, лучше уж поговорим о ней при встрече.
У нас с Эрной уже стало привычкой по меньшей мере два раза в неделю садиться за стол и сочинять тебе письма. Настоящая цель нашего сегодняшнего письма следующая. Мы узнали, что завтра едем в деревню и, возможно, вернемся оттуда не так скоро, а когда придет следующее распоряжение, поедем оттуда еще дальше. Итак, нам придется на долгое время отказаться от переписки. Но, может быть, все это - только может быть. И все останется по-старому. Если же это будет последний экземпляр этой серии, тогда знай, что я желаю тебе самых лучших успехов на всех участках твоего трудового фронта.
Я не знаю, Ануке, получила ли ты то мое письмо, в котором я излагала свои мысли о цели жизни и смерти при исполнении моего теперешнего задания. Думаю, что и ты в этом вопросе одного мнения со мной. Помнишь ли тот день, когда мы узнали о смерти Бориса, вернее, о его героической гибели. Как больно, но какое все же возвышенное чувство. За это стоит отдать жизнь.
Кто знает, каких еще жертв потребует теперешнее время. Если мы когда-нибудь будем стоять перед вопросом - жизнь или смерть, то будем знать, что перед нами будущее, ради которого есть смысл бороться и которое вдохновляет нас на жизнь. Но если нужно, то цель настолько велика и возвышенна, что можно отдать и жизнь. Не легко и бездумно, а с глубоким убеждением, что так правильно, что так отдано самое дорогое для обеспечения нашей победы. Так хорошо думать, что и ты, моя дорогая Ануке, борешься за достижение той же цели. Судьба помешала нашему намерению пойти на бой рука об руку, плечо к плечу. Но это ничего. Теперь у меня ощущение, что я тебе еще ближе, что ты мне еще роднее. Я думаю, что сумею найти время, чтобы написать тебе еще. А если нет, то хочу тебя попросить передать родным мои наилучшие пожелания. Если удастся их увидеть, скажи, что свобода и победа достигнуты дорогой ценой, ценой крови многих любимых людей, и что эту победу нужно беречь ... Скажи им, что каждый факт рав-нодушного отношения к Советскому государству - это позор. Если они считают дорогими этих людей, то пусть отдадут свои силы той свободе, ради которой мы боремся.
Передай привет всем. Приветствую тебя от всего сердца. Целую тебя. Твоя Леэн".
Поездка в деревню!.. Не могла же Леэн написать Ануке, что поездка предстоит вовсе не в деревню, а в пригород Ленинграда для окончательной отработки того, чему учились девушки эти пять последних месяцев.
...Самолет ПО-2 снялся с затемненного аэродрома, набрал высоту. В ночном небе вспыхнул купол парашюта. Парашютистка приземлилась в лесу. Быстро спрятала парашют, развернула рацию и связалась со штабом.
Трижды поднимался в воздух самолет, трижды за эту ночь раскрывался парашют в темном небе. А к рассвету все три парашютистки по азимуту вышли в условленное место, где их ждали Рябов и представитель командования - полковой комиссар Бобков.
Комиссар сделал разбор учебной операции, похвалил девушек, Рябова.
- Ну что ж, девушки! - сказал он в заключение. - Будем воевать?
Девушки одобрительно зашумели:
- Давно готовы!
- Пора за дело браться!
- Пока живем здесь, в Ленинграде, и война кончится! - заметила Леэн.
- Не думаю, - серьезно сказал комиссар. - Враг еще силен, но и мы становимся сильнее и сильнее с каждым днем. Мы еще не развернули в полную меру своих резервов, а у врага они истощаются. Вот увидите, настанет день, когда вся эта колоссальная фашистская машина рухнет. Когда он настанет? Может быть, в сорок четвертом, а может быть, раньше. Все зависит от нас с вами, от нашего умения воевать.
Командование дало отличную оценку последнему учению, а в самом конце августа Эрну Пент вызвали в штаб КБФ. Девушки ждали ее возвращения с нетерпением и набросились на нее с вопросами. Но Эрна ответила всего лишь тремя словами:
- Получила боевое задание.
31 августа, в последний вечер лета 1942 года, Леэн и Людмила проводили Эрну до машины, в которой ее ожидал Рябов.
- Будь сильной, Эрна, - обнимая подругу, сказала Леэн. - До встречи в свободной Эстонии!
В этот вечер Леэн написала еще одно письмо своей сестре:
"Ануке, дорогая!
Так много есть о чем сказать, но к чему все это. Если люди были так близки, как мы - близнецы, - если они вместе так много пережили, перенесли так много трудностей, тогда особенно сильно ощущаешь отсутствие близкого человека. Все пережитое без него словно оставляет где-то пустоту. Помнишь, Ануке, как во время эвакуации мы сошли с поезда размяться, как поезд тронулся и мы едва-едва успели вскочить на площадку товарного вагона? В колхозе я всегда знала, что ты близко, и если не раньше, то вечером обязательно встретимся. Поя телят, я ждала тебя, ощущала чувство дома, когда видела тебя возле коровника таскающей сено. В любое время, хоть на минутку, могла сбегать к тебе. Часто вспоминаю все пережитое после отъезда и представляю тебя. Вдруг подумаю, а где была тогда Ану? И тут же пойму, что этот вопрос бессмысленный. Ее вообще не было поблизости. Больно кольнет где-то в глубине. Но выше голову! Это только начало трудностей. Все это преходящее.
Помнишь, ты как-то написала в альбом на память примерно такое: буря и дождь пройдут, и снова будет светить солнце. И также проходят и большая боль, и скорбь, и снова наступит время, когда можно от души смеяться и быть счастливой.
Жизнь хороша такой, какая она есть во всем ее многообразии. И зачастую именно трудности делают ее красивой. В нашей жизни лишь одна цель - вперед. Назад пути нет. Вперед, на борьбу, к победе! Когда живешь ради одной идеи, когда хочешь сделать все, чтобы она осуществилась, тогда никакая трудность не будет непреодолимой. Хотя порой невольно на глаза набегают слезы, но они быстро высыхают в азарте труда. Все проходит и изменяется. Нет ничего вечного. Представь себе, как скучно было бы жить пустой, будничной скучной жизнью. Мы, комосомолъцы, уже вступая в организацию, избрали для себя другой, более трудный и красивый путь. Жизнь, полную борьбы и радости победы. И не променяли бы ее на более легкую жизнь.
Я часто думаю о том мгновении, когда мы снова встретимся, Ануке. Эта радость свидания тысячекратно превзойдет боль расставания. Как много будет о чем рассказать, о чем спросить. Надеюсь, что это свидание - вопрос лишь нескольких месяцев.
Только одно дело, Ануке, порой заботит меня. Я никак не могу забыть, как ты раз, нет, даже два раза, заснула на комсомольском собрании. Конечно, ты была очень усталой, да и само собрание было не очень-то интересным, потому что вела его я, но все же ты должна была взять себя в руки. По правде говоря, ты была такая смешная, когда я тебя разбудила. Это, конечно, с точки зрения сестры. А как комсомолка я отнеслась к этому делу совсем по-иному. Золотко, возьми себя в руки и не спи больше на собраниях.
Ануке, это еще не последнее письмо. У меня просто потребность писать тебе.
Надеюсь, ты найдешь время ответить мне. Очень жду. Сердечно тебя приветствую, твоя Леэн.
Всем комсомольцам - комсомольский привет. Приветствуй всех товарищей по работе".
Занятия окончились. Только Людмила еще по вечерам "тититакала" ключом; с азбукой Морзе у нее было еще не совсем ладно. Леэн отдыхала, читала книги на немецком. Рябов привозил ей немецкие газеты, сам читал вслух, и она, как могла, поправляла неправильно произносимые им слова. Ходили в театр, в кино. Однажды, проходя мимо кинотеатра "Октябрь", Леэн вспомнила:
- Ну, а как с тем шпионом, помните?
Рябов улыбнулся:
- Никак. Это был наш разведчик, только не КБФ, а с Ленинградского фронта. Вы уж извините, Леэн, такое дело... служба... Я и сам не знал.
- Ну что вы, товарищ старший лейтенант. Я же понимаю!
И вот пришел день, когда перед Леэн была поставлена боевая задача.
В кабинете полкового комиссара Бобкова, большого, грузного человека с крупными чертами лица и задумчивыми усталыми глазами, сидел Рябов. Леэн улыбнулась ему, давая понять, что она догадывается о цели вызова.
- Леэн Андреевна, - сказал Бобков, медленно расхаживая по кабинету. - Настал час действовать. Запоминайте задание: выброска в районе Алатскиви под Тарту. Первое сообщение - о приземлении. Последующие - об охране железных и шоссейных дорог, мостов. Состояние вражеского флота на Чудском озере. Вооружение, силы, центры националистов и примерная численность гарнизонов гитлеровцев в городах и в селениях. Паспортный режим. Ледовая обстановка в Пярнуском заливе. Интенсивность морских перевозок. Воинские склады в городах. Лагеря военнопленных: место, примерная численность. Вот пока и все. Особо срочные указания - по радио. - А затем, круто повернувшись к Леэн, приказал: - Повторите!
Леэн повторила.
- И вот еще, не менее важное. - Бобков подошел к столу, заглянув в зеленую папку, что-то прочел в ней. - И вот еще... Запомните пароль для связи. В первое и последнее воскресенье месяца с 17.00 до 17.10 у входа в кафе "Ко-ко-ко" в Тарту, что у Ратушной площади, вас могут спросить: "Не скажете ли, в каком ресторане можно лучше пообедать?" Вы ответите: "У себя дома". Связной снова спросит вас:
"Остроумно. Вы, кажется, работали в Таллине, в ресторане "Париж"? Вы ответите: "В ресторане "Париж" я не работала, но посещала кафе "Фейшнер". Используйте связного только в крайнем случае. Повторите.
Леэн повторила.
Прощаясь, полковой комиссар пожал разведчице руку и добро, совсем не по-начальнически, сказал:
- Берегите себя. Осторожность и еще раз осторожность. Не забывайте об этом ни днем, ни ночью.
Рябов и Леэн вышли из кабинета вместе. Проводив Леэн, старший лейтенант уехал домой. Людмила встретила Леэн расспросами.
- Получила боевое задание, - ответила Леэн словами Эрны, и они обе рассмеялись.
И Леэн написала еще одно, последнее письмо Ануке.
"Два дня назад написала тебе письмо. Оно оказалось предпоследним в мой лениградский период. Мне очень радостно, что смогу начать действовать немного активнее. Надеюсь, что война скоро окончится, и мы сможем лично, ?устно обменяться мыслями о своей военной деятельности. У меня такая уверенность, что все члены моей семьи сражаются на том же фронте, за ту же цель, во имя которой живем мы и которой мы отдаем свою энергию.
У людей часто бывают трудности из-за того, что личные интересы страдают ради общественных. У меня сейчас совсем по-другому. Я знаю, что все, что я делаю для Красной Армии, одновременно делается и для блага моих близких. Так я могу каждое достижение с двойным удовлетворением и радостью отнести как на счет Родины, так и личного благополучия. Жизнь в этих больших трудностях так прекрасна и так ценна. Если бы достичь всего, чего так хочется и чего ж9ет от тебя Родина. Может ли быть большей радости, чем право сказать после войны, что и я помогала нашей победе ... Твоя Леэн".
| << Назад |