В середине ноября слова начался усиленный набор рабочей силы в Германию. Полиция буквально охотилась за людьми, сгоняя их на сборные пункты, откуда навербованные направлялись в Славуту или Шепетовку, здесь их грузили в эшелоны. Одуха решил выручить невольников для начала хотя бы в Миньковцах, куда недавно перебрался отряд. В конце ноября сделали засаду возле стоявшей у самого леса хаты. Здесь жил пятнадцатилетний парнишка Володя Юрчук, его мать и семнадцатилетняя сестра Надя. Партизаны были частыми гостями в этой хате. Володя выполнял их поручения. Брата и сестру должны были отправить в Германию. Прибывших за Юрчуком полицаев партизаны перебили у хаты из бесшумной винтовки. Одуха подозвал Сидненко:
   - А ну, Максим, оттащи с хлопцами эту падаль в овраг и гони сюда три подводы - пока полицаи не начали разыскивать своих дружков, надо напасть на сельскую управу и освободить невольников.
   Через несколько минут подводы галопом промчались по селу. Жители украдкой провожали их взглядом из-за опущенных оконных занавесок - не иначе подмога сельской полиции из Славуты, жди новой беды...
   Партизаны окружили здание сельской управы. Но, к удивлению командира, никого из полицаев в нем не оказалось. Только в канцелярии, небрежно развалясь на стуле, разговаривал по телефону со Славугой дородный пожилой мужчина. Манько переглянулся с Одухой и, отобрав трубку у недоуменно хлопавшего глазами дядьки, строго спросил его, деловито перерезая ножом телефонный провод:
   - Кто такой? Фамилия?
   - Пи... Пилипенко я, гос.. товарищ, здешний я...
   - Брешет, сучий сын, - перебил его Володя Юрчук. Это Дубина - сельский исполнитель. Первая сволочь в Миньковцах. Грабит всех напропалую, вместе с полицаями, нет той хаты, откуда бы не уволок кур, не забрал последнюю тряпку. А кто слово против скажет - бьет чем попало.
   Помертвевший от страха Дубина без сопротивления дал связать себя. В его карманах нашли ключи от комнат, где в ожидании отправки томились завербованные - их оказалось около сотни. Пока Одуха, Шваллепберг и Иванов распускали освобожденных по домам, вскрывали опечатанные немецкими печатями хлебные амбары и раздавали зерно населению, Кузовков с остальными партизанами с помощью жителей разыскивал старосту Демида Баланчука и полицаев. Но те как сквозь землю провалились. Пришлось уехать из села, не расквитавшись с изменниками, кроме Дубины, которого расстреляли на окраине. На другой день стало известно, что староста и полицаи спрятались в пустой сарай и не рискнули выйти оттуда до утра. Выслушав доклад связного из Миньковец, Одуха сердито сказал:
   - Черт с ними, с полицаями, жалко, что оружие их не захватили. Ну ничего, еще встретимся.
   В тот же день отряд сменил место стоянки и расположился в селе Борщевка. Местные жители-поляки радушно встретили партизан. Через несколько дней прибыли связные из Здолбунова, Славуты, Грицева. Слушая их информацию, Одуха ожесточенно сжимал кулаки: ценнейшие данные для Красной Армии, а передать их невозможно. Надо было снова попытаться установить связь с Большой землей. Манько предложил снова послать небольшую группу в Белоруссию и вызвался возглавить се. Кузовков поддержал его.
   - Ну что ж, я согласен, - сказал Одуха. - Возьмешь с собой Швалленберга и Долгополова. Через недельку - в путь.
   - Зачем откладывать дело в долгий ящик? Пару дней хватит на сборы.
   - Нет, не хватит. Есть у меня одно соображение...
   ...21 ноября 1942 года в Миньковцы явился немецкий унтер в сопровождении переводчика и полицая. Вызвав старосту, немец потребовал подводу и лошадей. Староста было заломался, но услышав грозный окрик: "Саботаж!", забегал и через двадцать минут к управе подъехала телега. Унтер подмигнул переводчику, похлопал старосту по плечу и скомандовал:
   - Vorwarts!1 (1 Вперед!)
   Переводчик, молодой коренастый парень, свернул цигарку, протянул кисет полицаю и, прищурившись, задумался. Было о чем...
   Вчера Антон Захарович, напутствуя его в дорогу, говорил:
   - Путь тебе известен, думаю, что задание выполнишь. Только будь вдвойне осторожен - немецкая форма Станислава и ваши с Долгополовым полицейские доспехи могут выйти боком, когда встретитесь с партизанами.
   - Может, лучше не устраивать этот маскарад?
   - Нет, не лучше. В форме дойдете быстрее и безопаснее. Думал я обрядить Станислава в офицерский мундир, отказался наотрез, говорит, что не сможет изображать офицера, где-нибудь попадет впросак. И помни: без радиостанции не возвращайся. Попутно, но это не менее важная задача, разведаешь маршрут на случай отхода в Белоруссию, договоришься об этом с константиновцами. Вот такие дела, товарищ Манько...
   Вторая экспедиция в Белоруссию проходила на редкость удачно: старосты попутных сел выделяли пану унтеру лошадей, до отвала кормили начальство и его спутников. У Новоград-Волынского партизаны встретили местного гебитс-комиссара, ехавшего на охоту в сопровождении многочисленной свиты. Станислав, спрыгнув с телеги, вскинув руку в гитлеровском приветствии, Манько и Долгополов, чертыхаясь про себя, последовали его примеру. Гебитс милостиво кивнул в ответ и, не задерживаясь, проехал дальше. А через два дня партизанам пришлось пережить происшествие, едва не закончившееся большой неприятностью. Они были задержаны бойцами партизанского соединения генерал-майора Сабурова.
   Связных доставили к генералу. Сабуров внимательно посмотрел на задержанных, отрывисто спросил:
   - Кто такие?
   Командир отделения козырнул:
   - Говорят, что славутские партизаны, идут на связь в Белоруссию. Только очень сомнительно: документы оформлены на полицейских, а этот верзила - явно фриц.
   Генерал перевел взгляд на Шваллепберга:
   - Немец?
   - Яволь, герр генерал. Я есть немец, абер не Фриц, а Станислав.
   - Ты тоже партизан?
   - Это есть так.
   Сабуровцы недовольно зашумели:
   - Брешут они, товарищ командир, что-то про партизан под Славутой до сих пор не слыхали!
   Манько огрызнулся:
   - Не слыхали, так услышите! Разрешите мне доложить, товарищ генерал?
    - Подожди. Хлопцы, оружие забрали у них? Хорошо. Докладывай.
   Выслушав рассказ Манько, Сабуров сказал:
   - Если не брешешь, то в Белоруссию вам идти незачем - я помогу. А если... - И не договорив, генерал выразительно ткнул пальцем в потолок.
   - Понятно. Кстати, товарищ генерал, скажите своим орлам, что обыскивать они не умеют - и Манько выложил на стол заряженный "вальтер". Сабуров переглянулся со своим комиссаром Захаром Богатырем, сунул пистолет в карман и рассмеялся.
   После длительных переговоров и проверки, в ходе которой связывались с белорусскими партизанами, Манько и его товарищей освободили, вернули оружие. Сабуров выделил в распоряжение славутских партизан радиостанцию с радистом и семь человек. Договорились о постоянной связи, взаимной информации.