К десяти утра Люба была в кабинете. Приняла несколько больных, к одиннадцати пришел Косович. Вместе с ним почему-то в кабинет вошел врач-немец из "гросс-лазарета". Цыганкова приветливо поздоровалась с обоими, вопросительно посмотрела на немца. Тот галантно раскла- нялся.
   - Приходится прибегать к вашей помощи, фрейлейн Люба! Отпустите господина Косовича, потом займетесь со мной.
   - Хорошо, обождите.
   - Я побуду здесь, хочу посмотреть, как наш храбрый начальник полиции будет дрожать при виде бормашины. Это очень занятно!
   Цыганкова засмеялась, но, глянув на Косовича, невольно насторожилась: тот смотрел на нее пристально, каким-то особым интересом, не шутил и не отпускал но обыкновению сальностей, на которые был великий мастер.
   В чем дело? Ничего не предпринимать? Выигрывая время, Цыганкова тщательно готовила инструменты, украдкой глянула на Косовича. Нет, он спокоен, вот уже улыбнулся... Надо решаться!
   - Откройте рот!
   В этот момент немец быстро подошел к столику, взял оба стакана - в одном из них была вода, а в другом яд, и повернулся к Цыганковой. Куда девалась его приветливость! Глаза смотрели угрожающе. Поднялся и Косович, шагнул к ней, издевательски ухмыляясь:
   - Ну, красавица, допрыгалась? Не мытьем, так катаньем решили меня взять, сволочи! А ну, собирайся, га- дюка!
   - В чем дело, господа! Я ничего не понимаю!
   - Поймешь в гестапо! Хватит болтать, пошли!
   Косович вытащил из кармана пистолет, загнал патрон в патронник, немец, быстро просмотрев пузырьки, взял два пустых и, осторожно слив в них содержимое обоих стаканов, заткнул пробками. Люба беспомощно оглянулась по сторонам, сняла халат, повесила его на вешалку и вышла из кабинета. Косович шагнул следом и на ходу бросил больным, ожидавшим приема:
   - А ну, живо выметайтесь отсюда, приема не будет.
   Во дворе больницы Цыганкова исподтишка оглянулась по сторонам: не видит ли кто из товарищей, что ее арестовали? Боже мой! К домику Михайлова направляются несколько вооруженных полицаев! Неужели и он...
   Словно отгадав ее мысли, Косович злобно засмеялся:
   - Чего оглядываешься? И твой покровитель следом пойдет!
   Только сейчас до Цыганковой дошел весь ужас: ведь немцы сделают анализ жидкости и тогда... Закусив до крови губы, Люба шагала, ничего не видя перед собой. Очнулась от забытья, когда за ней щелкнул замок камеры.
   Через час в камеру к Цыганковой посадили Валю Панышко, почти следом - Оксану Воронюк, Машу Власюк...
   К вечеру женщины узнали об аресте Михайлова, Андреева, Куявского, Рябошапки, Полищука.
   Михайлова посадили в одиночку, у его камеры безотлучно дежурил полицай, но на допрос почему-то не вызывали. Он ломал голову над причиной, в конце концов решил, что полиция ждет гестаповцев из Шепетовки. Если это так, то еще можно выкрутиться...
   В кабинете коменданта славутского гарнизона в это время проходило совещание. Кроме коменданта, Косовича, Планка на нем присутствовал обер-лейтенант Кениг - начальник шепетовской жандармерии и гауптштурфюрер из шепетовского гестапо. Гестаповец давал указания, остальные их внимательно выслушивали:
   - Руководитель славутского подполья арестован - это очень хорошо. Не вызывают сомнения Цыганкова, Андреев, Куявский, Полищук. С остальными разберемся потом - время будет. Операцию необходимо довести до конца. По данным наших осведомителей, где-то в лесу под Славутой базируется вооруженная группа, в которую входят люди, бежавшие из лагерей военнопленных. Группа связана с Михайловым, есть такие предположения, и они не лишены оснований. Надо уничтожить ее, пока она не выросла численно и не вооружилась. По нашим данным, людей там немного, во всяком случае, не больше полсотни. Сейчас их главарь арестован, и они несомненно предпримут попытку его освободить...
   -Этого ни в коем случае нельзя допустить!-комендант ударил по столу кулаком.
   Гестаповец снисходительно улыбнулся:
   - Напротив, господин гауптман! Пусть предпринимают такую попытку - это просто чудесно! - Гестаповец победоносно оглядел собравшихся.
   Планк, наморщив лоб, напряженно соображал, в чем тут дело, комендант с недоумением хлопал глазами. Косович ухмылялся, видимо, до него дошел смысл слов геста- повца.
   - Я доложу господину Ворбсу, что здесь произошло. В город незаметно стянем человек пятьсот солдат, плюс охрана лагеря и полиция - это около тысячи. Надо думать, что бандиты попытаются выручить своего главаря. Как это в русской пословице говорится: "Сам погибай, а товарища выручай" - вот и поможем им выполнить первую часть ее. Устроим гигантскую мышеловку, а Михайлов будет приманкой. Недурно?
   
   ...Федор Михайлович уже в который раз меряет из конца в конец камеру. Да, он допустил грубейшую ошибку, слишком понадеялся на себя, недооценил противника. Кого смогли арестовать? Наверное, Цыганкову, возможно, Машу Власюк. Захарова он успел предупредить и направил его в Новоград- Волынский. Ушел в отряд и Ворошок... Знал ли Косович об Андрееве? Но почему его не допрашивают? Уже третий день...
   Лязгнул замок, полицай поставил на столик миску с супом, положил кусок хлеба и, глядя под ноги, тихо про- говорил:
   - Будете кушать, аккуратнее с хлебом. Постучите, когда пообедаете, я уберу посуду. Значит, аккуратней с хлебом...
   Федор Михайлович с недоумением посмотрел на полицая, тот усмехнулся и закрыл за собой дверь.
   В чем дело? Михайлов повертел в руках кусок хлеба, осторожно разломил его. На пол выпала маленькая бумажка, скатанная в трубочку. Дрожащими руками Михайлов развернул ее и с трудом прочел микроскопические буквы: "Завтра в час ночи будь готов. Выручим. Антон". Узнал почерк Одухи... Друзья на свободе! Значит, еще поборемся!
   Торопливо похлебав суп, постучал в дверь. Полицай, убирая посуду, тихо зашептал:
   - Я давно хочу уйти в лес. Думают они вас выручить, только не знаю, что из этого выйдет: в городе полно немцев - несколько сотен, даже с пулеметами, привезли из Шепетовки собак. Сидят тихо, даже на улицы не показываются... Полиция тоже в готовности - ждут какого-то сигнала. На чердаках поставили пулеметы... Что передать на волю?
   Михайлов помрачнел: все ясно! Немцы решили одним махом разделаться и с ним и с отрядом, устроили ловушку... Что же делать? И что за человек этот полицай? Надо решаться!
   - Знают те, что передали записку, о засаде?
   - Наверное, нет, я получил записку вчера, а немцы прибыли ночью.
   - Передай им то, что сказал мне, скажи, что западня. Пусть не горячатся. Что еще?
   - В городе появилось много листовок, Яшка рвет и мечет. Мне надо идти...
   - Иди... товарищ.
   
   За день до этого разговора на квартиру к Скройбижу зашел Юрий Кондратов и сообщил об аресте Михайлова. Скройбиж побледнел, обессиленно опустился на стул.
   - Что говорят о причинах ареста?
   - По-разному: одни говорят, что за листовки, другие - за организацию побегов пленных, никто толком не знает.
   Скройбиж поднял голову, мучительно раздумывая: если Михайлова подозревают в распространении листовок, то необходимо показать, что и без Михайлова они выходят так же регулярно. Тогда полиция и немцы будут сбиты с толку.
   - Вот что, Юра, через четыре часа приходи сюда, вызови Пазюрича. Я срочно отпечатаю листовку и ее надо будет немедленно распространить в городе, да так, чтобы полиция обязательно заметила. Понял?
   На другое утро прибывший в Славуту шеф конной жандармерии, базирующейся в Шепетовке, подполковник Гофман, разложил на столе несколько экземпляров листовок и, упершись тяжелым взглядом в стоящего навытяжку Косовича, не повышая голоса, отчетливо выговаривая украинские слова, подвел итог разговора:
   - Вы меня уверяете, что все упирается в Михайлова. Тогда как прикажете понимать появление этой бумажки? Одно из двух - или Михайлов не имеет отношения к листовкам и это деятельность другой подпольной группы, тогда не Михайлов главарь, а кто-то другой, или же подполье зацепили лишь краешком. Зарубите себе на носу: подполье живет и действует и ваша задача довести дело до конца. Принимайте меры, фельдфебель!
   Начались поголовные обыски и аресты, но уже на другой день стало ясно, что арестованные к выпуску листовок никакого отношения не имеют. Не предпринимали подпольщики и попыток освободить Михайлова. Неужели догадались о подготовленной западне? Сомнительно. Весьма возможно, арестован не руководитель. Гофман принял решение подождать еще один-два дня и перевезти арестованных в Шепетовку.
   
   ...В лесу под Хоровицей все было готово. Одуха спешил выступить, хотя и понимал, что нужна большая осмотрительность, чтобы не промахнуться. Всех беспокоило лишь одно - не опоздать бы! День медленно клонился к вечеру, с наступлением темноты они выступят.
   И вдруг - гонец из Славуты...
   Одуха в который раз перечитывал записку Михайлова: "Ничего не предпринимать - погубишь людей и дело. Прощайте, братья!" Одуха в замешательстве. Нельзя оставить в беде того, кто день за днем, час за часом почти в течение года создавал организацию, так поразительно смело смотрел опасности в лицо! Антон ринулся в Славуту, чтобы лично все увидеть, взвесить, встретиться с Шорниковым и Дмитриенко. Прошел по улицам города, мимо полицейского участка, и мысль его, заглушая душевную боль, стала отстукивать: "Федор прав, Федор прав". В самом деле, что сделают пятьдесят человек, когда при налете на каждого из них будет по двадцать врагов, десятки пулеметов?
   По возвращении он собрал партизан и глухо сказал:
   - Будем выполнять последний приказ председателя комитета - завтра группа пойдет на связь с Белоруссией. Пусть враг почувствует, что жив Михайлов в наших делах. Дорого заплатят, сволочи, за Федора Михайловича!
   Минуту подумав, Одуха закончил:
   - Впрочем, еще рано мы его хороним, надо будет попытаться отбить арестованных, когда будут перевозить в тюрьму, в Шепетовку. Этим займусь я сам и те товарищи, что остаются здесь.