ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
2
К десяти утра Люба была в кабинете. Приняла несколько
больных, к одиннадцати пришел Косович. Вместе с ним почему-то в кабинет
вошел врач-немец из "гросс-лазарета". Цыганкова приветливо поздоровалась с
обоими, вопросительно посмотрела на немца. Тот галантно раскла-
нялся. - Приходится прибегать к вашей помощи,
фрейлейн Люба! Отпустите господина Косовича, потом займетесь со
мной. - Хорошо,
обождите. - Я побуду здесь, хочу посмотреть, как
наш храбрый начальник полиции будет дрожать при виде бормашины. Это
очень занятно! Цыганкова засмеялась, но, глянув на
Косовича, невольно насторожилась: тот смотрел на нее пристально, каким-то
особым интересом, не шутил и не отпускал но обыкновению сальностей, на
которые был великий мастер. В чем дело? Ничего не
предпринимать? Выигрывая время, Цыганкова тщательно готовила
инструменты, украдкой глянула на Косовича. Нет, он спокоен, вот уже
улыбнулся... Надо решаться! - Откройте
рот! В этот момент немец быстро подошел к столику,
взял оба стакана - в одном из них была вода, а в другом яд, и повернулся к
Цыганковой. Куда девалась его приветливость! Глаза смотрели угрожающе.
Поднялся и Косович, шагнул к ней, издевательски
ухмыляясь: - Ну, красавица, допрыгалась? Не
мытьем, так катаньем решили меня взять, сволочи! А ну, собирайся, га-
дюка! - В чем дело, господа! Я ничего не
понимаю! - Поймешь в гестапо! Хватит болтать,
пошли! Косович вытащил из кармана пистолет,
загнал патрон в патронник, немец, быстро просмотрев пузырьки, взял два
пустых и, осторожно слив в них содержимое обоих стаканов, заткнул
пробками. Люба беспомощно оглянулась по сторонам, сняла халат, повесила
его на вешалку и вышла из кабинета. Косович шагнул следом и на ходу бросил
больным, ожидавшим приема: - А ну, живо
выметайтесь отсюда, приема не будет. Во дворе
больницы Цыганкова исподтишка оглянулась по сторонам: не видит ли кто из
товарищей, что ее арестовали? Боже мой! К домику Михайлова направляются
несколько вооруженных полицаев! Неужели и
он... Словно отгадав ее мысли, Косович злобно
засмеялся: - Чего оглядываешься? И твой
покровитель следом пойдет! Только сейчас до
Цыганковой дошел весь ужас: ведь немцы сделают анализ жидкости и тогда...
Закусив до крови губы, Люба шагала, ничего не видя перед собой. Очнулась от
забытья, когда за ней щелкнул замок камеры. Через
час в камеру к Цыганковой посадили Валю Панышко, почти следом - Оксану
Воронюк, Машу Власюк... К вечеру женщины узнали
об аресте Михайлова, Андреева, Куявского, Рябошапки,
Полищука. Михайлова посадили в одиночку, у его
камеры безотлучно дежурил полицай, но на допрос почему-то не вызывали.
Он ломал голову над причиной, в конце концов решил, что полиция ждет
гестаповцев из Шепетовки. Если это так, то еще можно
выкрутиться... В кабинете коменданта славутского
гарнизона в это время проходило совещание. Кроме коменданта, Косовича,
Планка на нем присутствовал обер-лейтенант Кениг - начальник
шепетовской жандармерии и гауптштурфюрер из шепетовского гестапо.
Гестаповец давал указания, остальные их внимательно
выслушивали: - Руководитель славутского
подполья арестован - это очень хорошо. Не вызывают сомнения
Цыганкова, Андреев, Куявский, Полищук. С остальными разберемся потом -
время будет. Операцию необходимо довести до конца. По данным наших
осведомителей, где-то в лесу под Славутой базируется вооруженная группа, в
которую входят люди, бежавшие из лагерей военнопленных. Группа связана с
Михайловым, есть такие предположения, и они не лишены оснований. Надо
уничтожить ее, пока она не выросла численно и не вооружилась. По нашим
данным, людей там немного, во всяком случае, не больше полсотни. Сейчас их
главарь арестован, и они несомненно предпримут попытку его
освободить... -Этого ни в коем случае нельзя
допустить!-комендант ударил по столу
кулаком. Гестаповец снисходительно
улыбнулся: - Напротив, господин гауптман! Пусть
предпринимают такую попытку - это просто чудесно! - Гестаповец
победоносно оглядел собравшихся. Планк, наморщив
лоб, напряженно соображал, в чем тут дело, комендант с недоумением хлопал
глазами. Косович ухмылялся, видимо, до него дошел смысл слов геста-
повца. - Я доложу господину Ворбсу, что здесь
произошло. В город незаметно стянем человек пятьсот солдат, плюс охрана
лагеря и полиция - это около тысячи. Надо думать, что бандиты попытаются
выручить своего главаря. Как это в русской пословице говорится: "Сам
погибай, а товарища выручай" - вот и поможем им выполнить первую часть
ее. Устроим гигантскую мышеловку, а Михайлов будет приманкой.
Недурно? ...Федор
Михайлович уже в который раз меряет из конца в конец камеру. Да, он
допустил грубейшую ошибку, слишком понадеялся на себя, недооценил
противника. Кого смогли арестовать? Наверное, Цыганкову, возможно, Машу
Власюк. Захарова он успел предупредить и направил его в Новоград-
Волынский. Ушел в отряд и Ворошок... Знал ли Косович об Андрееве? Но
почему его не допрашивают? Уже третий
день... Лязгнул замок, полицай поставил на столик
миску с супом, положил кусок хлеба и, глядя под ноги, тихо про-
говорил: - Будете кушать, аккуратнее с хлебом.
Постучите, когда пообедаете, я уберу посуду. Значит, аккуратней с
хлебом... Федор Михайлович с недоумением
посмотрел на полицая, тот усмехнулся и закрыл за собой
дверь. В чем дело? Михайлов повертел в руках кусок
хлеба, осторожно разломил его. На пол выпала маленькая бумажка, скатанная
в трубочку. Дрожащими руками Михайлов развернул ее и с трудом прочел
микроскопические буквы: "Завтра в час ночи будь готов. Выручим. Антон".
Узнал почерк Одухи... Друзья на свободе! Значит, еще
поборемся! Торопливо похлебав суп, постучал в
дверь. Полицай, убирая посуду, тихо зашептал: - Я
давно хочу уйти в лес. Думают они вас выручить, только не знаю, что из этого
выйдет: в городе полно немцев - несколько сотен, даже с пулеметами,
привезли из Шепетовки собак. Сидят тихо, даже на улицы не показываются...
Полиция тоже в готовности - ждут какого-то сигнала. На чердаках поставили
пулеметы... Что передать на волю? Михайлов
помрачнел: все ясно! Немцы решили одним махом разделаться и с ним и с
отрядом, устроили ловушку... Что же делать? И что за человек этот полицай?
Надо решаться! - Знают те, что передали записку, о
засаде? - Наверное, нет, я получил записку вчера, а
немцы прибыли ночью. - Передай им то, что сказал
мне, скажи, что западня. Пусть не горячатся. Что
еще? - В городе появилось много листовок, Яшка
рвет и мечет. Мне надо идти... - Иди...
товарищ. За день до этого
разговора на квартиру к Скройбижу зашел Юрий Кондратов и сообщил об
аресте Михайлова. Скройбиж побледнел, обессиленно опустился на
стул. - Что говорят о причинах
ареста? - По-разному: одни говорят, что за
листовки, другие - за организацию побегов пленных, никто толком не
знает. Скройбиж поднял голову, мучительно
раздумывая: если Михайлова подозревают в распространении листовок, то
необходимо показать, что и без Михайлова они выходят так же регулярно.
Тогда полиция и немцы будут сбиты с толку. - Вот
что, Юра, через четыре часа приходи сюда, вызови Пазюрича. Я срочно
отпечатаю листовку и ее надо будет немедленно распространить в городе, да
так, чтобы полиция обязательно заметила. Понял? На
другое утро прибывший в Славуту шеф конной жандармерии, базирующейся в
Шепетовке, подполковник Гофман, разложил на столе несколько экземпляров
листовок и, упершись тяжелым взглядом в стоящего навытяжку Косовича, не
повышая голоса, отчетливо выговаривая украинские слова, подвел итог
разговора: - Вы меня уверяете, что все упирается в
Михайлова. Тогда как прикажете понимать появление этой бумажки? Одно из
двух - или Михайлов не имеет отношения к листовкам и это деятельность
другой подпольной группы, тогда не Михайлов главарь, а кто-то другой, или
же подполье зацепили лишь краешком. Зарубите себе на носу: подполье живет
и действует и ваша задача довести дело до конца. Принимайте меры,
фельдфебель! Начались поголовные обыски и аресты,
но уже на другой день стало ясно, что арестованные к выпуску листовок
никакого отношения не имеют. Не предпринимали подпольщики и попыток
освободить Михайлова. Неужели догадались о подготовленной западне?
Сомнительно. Весьма возможно, арестован не руководитель. Гофман принял
решение подождать еще один-два дня и перевезти арестованных в
Шепетовку. ...В лесу под
Хоровицей все было готово. Одуха спешил выступить, хотя и понимал, что
нужна большая осмотрительность, чтобы не промахнуться. Всех беспокоило
лишь одно - не опоздать бы! День медленно клонился к вечеру, с
наступлением темноты они выступят. И вдруг -
гонец из Славуты... Одуха в который раз
перечитывал записку Михайлова: "Ничего не предпринимать - погубишь
людей и дело. Прощайте, братья!" Одуха в замешательстве. Нельзя оставить в
беде того, кто день за днем, час за часом почти в течение года создавал
организацию, так поразительно смело смотрел опасности в лицо! Антон
ринулся в Славуту, чтобы лично все увидеть, взвесить, встретиться с
Шорниковым и Дмитриенко. Прошел по улицам города, мимо полицейского
участка, и мысль его, заглушая душевную боль, стала отстукивать: "Федор
прав, Федор прав". В самом деле, что сделают пятьдесят человек, когда при
налете на каждого из них будет по двадцать врагов, десятки
пулеметов? По возвращении он собрал партизан и
глухо сказал: - Будем выполнять последний приказ
председателя комитета - завтра группа пойдет на связь с Белоруссией. Пусть
враг почувствует, что жив Михайлов в наших делах. Дорого заплатят, сволочи,
за Федора Михайловича! Минуту подумав, Одуха
закончил: - Впрочем, еще рано мы его хороним,
надо будет попытаться отбить арестованных, когда будут перевозить в тюрьму,
в Шепетовку. Этим займусь я сам и те товарищи, что остаются
здесь.
|