Хороший подарок Первомаю сделал Эдик Доманский. Мальчишка ухитрился стащить немного шрифта из славутской типографии. Адам Павлюк из Шепетовки тоже прислал.
   Радости Скройбижа не было границ. Его самодельная типография становилась настоящей! Немедленно была отпечатана партия листовок с призывом к молодежи не ехать в Германию, хотя примерно такого же содержания листовка уже изготовлялась на клише, но Федор Михай- лович рассудил, что типографский текст выглядит гораздо солиднее и авторитетнее. Поспорили со Скройбижем относительно листовки, обращенной к полицейским и молодежи, которая записывалась в полицию. Скройбиж уверял, что полицаев надо агитировать одним способом - оружием, но Михайлов укоризненно покачал головой:
   - Пойми, Адамович, речь идет не об отъявленных негодяях, обагривших руки в крови, с теми разговор известный. Многие пошли в полицию потому, что хотят избавиться от немецкой каторги, некоторые вовлечены обманом и просто по глупости...
   
   - Хороша глупость!
   - Не перебивай! Да, именно по глупости. И мы должны попытаться открыть глаза этим людям, а не толкать их к врагу. Садись и пиши текст листовки.
   Через два дня в Славуте, Шепетовке, Полопном, Остроге, Изяславе и ряде других сел появилась листовка, вызвавшая особенное бешенство начальников полиции. Ее находили во дворе полицейских участков, многие полицаи обнаружили листовки у себя дома и многие, со страхом поглядывая в сторону занавешенного окна, читали ночью:
   
   Дорогие наши земляки!
   Что вас толкает на предательство, на то, чтобы идти против своего родного отца, брата, сестры? Неужели тот кусок хлеба, который немцы забрали от них, заплативши ихней же кровью?
   Не верьте гадам! Не вступайте в полицию. Забирайте оружие и поверните его против своих угнетателей. Помните, что за ваше освобождение ведут борьбу ваши родные. Помогите им!
   
   Другая листовка была адресована населению и призывала оказывать сопротивление, препятствовать вывозу награбленного народного добра.
   Накануне Первого мая собрался комитет. Решили выпустить праздничную листовку, вывесить несколько красных флагов, перерезать в ряде мест линию связи. Одуха предложил вручить персональные "поздравления" ряду предателей.
   - Побольше шипов на дорогу, - подсказал Яворский.
   - Это само собой. Ну и последнее. Надо подумать, - продолжал Одуха, - не следует ли рассчитаться кой с кем из полиции, старост и, может быть, с немцами. Да, самое главное, я думаю, товарищи, что немцы и полиция тоже готовятся к празднику. Они прекрасно понимают, что в этот день подполье чем-то проявит себя, и постараются нанести нам удар, захватить подпольщиков, которые будут расклеивать листовки и вешать флаги. Нужна особая осторожность.
   Когда совещание закончилось, Федор Михайлович задержал Одуху.
   - К тебе особый разговор, Захарович. Сколько у тебя тола?
   - Килограммов восемнадцать-двадцать, но нет взры- вателей.
   - Знаю. Вернее, не было, вчера хлопцы привезли несколько штук - помогли житомирцы. Но вот какая вещь: это электродетонатор. Вот смотри. - Михайлов достал из кармана металлический карандаш с двумя усиками-проводками.
   Одуха осторожно взял его, повертел в руках:
   - Тебе не известно, Федор Михайлович, от какого напряжения срабатывает эта штука?
   - Понимаешь, не догадался спросить, а когда разговаривал с Тарасовым, детонаторов еще не было. По-моему, напряжение требуется небольшое - ведь он срабатывает от подрывной машинки или сухого элемента.
   - Я тоже так думаю, но надо знать точно, а то может отказать. Сколько их у тебя? Давай пожертвуем одним. Я все-таки как-никак электрик, учителем уже потом стал, а до этого кончал техникум и работал. Думаю, что с таким детонатором можно изготовить контактный заряд. Вот смотри...
   Одуха быстро набросал на клочке бумаги схемку и вопросительно посмотрел на Михайлова.
   - Добро, попробуй. Возьми себе этот "карандашик", испытай, потом расскажешь, что получится. А батареи есть?
   - Достанем, Думаю, что испытать просто - взять минимальное напряжение, а потом наращивать.
   - Хорошо. Мы до праздника уже не увидимся, так что с праздником тебя, Захарович!
   - И тебя, Федор Михайлович! Желаю дожить до Первомая в освобожденной Славуте.
   Ночь под Первое мая выдалась удивительно тихой и теплой. Со стороны притока Горыни, Утки, доносится звон лягушек. К забору прижались двое, чутко прислушиваются, вглядываются в темноту.
   - Спокойно... Пора начинать.
   На заборе забелела первая листовка. Подпольщики осторожно передвигаются по улице, маскируясь в тени деревьев и заборов, маршрут заранее разработан в деталях, все предусмотрено. За ними движутся еще двое, один из них - капитан Андреев. Их задача - страховать товарищей, расклеивающих листовки. Вот Андреев остановился, прислушался и, надавив на плечо своего напарника, лег на землю, прижавшись к степе дома. Послышались тихие голоса:
   - Смотри, Павло, уже успели налепить заразы! Давай швыдче, может, успеем догнать!
   - А листки? Надо поснимать - попадет за ротозейство!
   - Успеется! Пошли быстрее...
   Полицаи взяли карабины на руку, дослали патроны в патронники и быстро пошли по улице. Андреев прошеп- тал:
   - Я левого, ты правого, как только поравняются... Берем со спины....
   Вот поравнялись... миновали... Пора! Полицай шарахнулся в сторону. Андреев его ударил кастетом. Второй полицай, выронив от неожиданности карабин, успел вскрикнуть и тут же упал. Андреев и его напарник быстро обшарили карманы полицаев, забрали оружие и патроны.
   - Ты смотри, оба дышат... Добьем?
   - Не стоит, знаешь, что я придумал? Давай по примеру кривинских бандеровцев голяком оставим.
   - Никакой дурак не поверит, что ограбление, впрочем, черт с ними, все равно девать некуда, речка далеко, да и жители могут пострадать. Пусть живут, может, это их чему-нибудь научит...
   Подпольщики быстро раздели полицаев, связали, заткнули им рты и, забрав одежду, оттащили их к за- бору.
   Красные флаги развешивали Гоголь, Шорников, Сорокин и Доманский. У заброшенного здания Дома Красной Армии Гоголь вытащил из-под пиджака сверток материала, протянул Эдику Доманскому:
   - Древко уже приготовлено, найдешь справа от второй трубы.
   - Ладно, Гоголь, не беспокойся, сделаю. Вот у Шорникова бы не сорвалось.
   - Ну, кто там будет церковь охранять, сделают.
   Но у церкви Шорникова остановил Сорокин:
   - Давай, двигай обратно - засада!
   - Черт, что же делать? Может, на школу?
   - Попробуем...
   Едва подошли к школе, услыхали резкий окрик:
   - Стой, ни с места! Кругом! Руки вверх!
   Сорокин, дернув Шорникова за руку, бросился в сторону и сейчас же хлопнул выстрел, полицай засвистел, от церкви послышался ответный свист, затем выстрел...
   ...Михайлов, не зажигая огня, открыл форточку и чутко прислушивался к ночной тишине, кажется, все преду- смотрено, провалов быть не должно, но как бы хотелось самому быть на месте Гоголя или Андреева! Надежные, смелые ребята, но все же...
   
   Косович проснулся от звона разбитого стекла, вскочил, схватился за пистолет. Он только что прилег, спал не раздеваясь, наказав заместителю немедленно разбудить в случае необходимости. Нет, все тихо... Но стекло разбито, на полу валяется небольшой камень, завернутый в бумагу. Косоявич осторожно взял его в руки, развернул и прочитал:
   "Немецкой шавке, продавшей свою Родину, фашистскому псу Косовичу..."
   Лицо начальника полиции налилось кровью, грязно выругавшись, он злобно цыкнул на жену, поднявшую голову с подушки, и, открыв дверь, подозвал дежурившего около дома полицая:
   - Ты что на посту стоишь или мух ловишь? Кто тут шлялся?
   - Никого не было.
   - Я тебе покажу не было! Святой дух, что ли, окно разбил?
   Косович позвонил в полицию, и через пять минут квартал был оцеплен. Полицаи врывались в дома, поднимали спящих жителей, разыскивая подозрительных. Кто-то выразил недовольство ночным вторжением, его схватили и, избив, поволокли к зданию полиции.
   Не спали эту ночь коменданты, начальники полиции и полицаи в Шепетовке, Полонном, Изяславе, Кривипе. Мучились бессонницей старосты в селах, да и сам "хозяин" округа оберштурмбанфюрер доктор Ворбс не сомкнул глаз.
   В Изяславе начальник полиции рапортовал коменданту:
   - Господин обер-лейтенант! При расклеивании подстрекательных листовок захвачена какая-то девка.
   - Давай немедленно зюда дизе фройлен!
   Начальник полиции неловко мнется:
   - Не уберегли, господин комендант - отравилась по дороге. При себе, гадюка, яд носила...
   ...Шеф жандармерии Шепетовки остервенело дует в трубку телефонного аппарата:
   - Полонное! Полонное! Черт побери, почему не отвечают? Коммутатор, почему не отвечает Полонное?
   - Не могу знать, господин обер- лейтенант, неисправность на линии...
   ...Наконец-то заработали телефоны. Ворбс вцепился в трубку. Вести неутешительные: листовки расклеены в Славуте, Шепетовке, Изяславе, Полонном и во многих селах, причем подавляющее большинство напечатано типографским способом. Теперь ясно, что подпольная типография существует и работает в одном из этих городов. Тяжело ранены два полицейских в Славуте, исчез полицай в Шепетовке, многие полицейские и чиновники получили угрожающие письма, вывешено девять красных флагов, при попытке спять один из них в шепетовском парке взрывом гранаты или небольшой мины убит полицейский, несколько автомашин потерпели аварию, проколов шины стальными шипами, а большая автоколонна не смогла вовремя начать движение - не заводились моторы. После тщательной проверки установлено, что в баки был засыпан сахар. А итоги плачевные: захваченная в Изяславе девушка-подпольщица отравилась по пути в комеедатуру, убит при расклеивании листовок какой-то мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати, но, вероятно, он действовал один, так как листовки, которые клеил этот юный подпольщик, были написаны от руки на тетрадных листах. Еще один неприятный сюрприз: подпольщики имеют оружие - в Славуте они обстреляли полицаев и, пользуясь замешательством, скрылись.
   Из-за всего этого гебитс-комиссар с утра был раздражен. Проклятая Славута! Городок небольшой, а полиция и гестапо ничего не могут поделать. Ворбс посмотрел на часы, через полтора часа в городской тюрьме расстрел большой группы "подозрительных" и преступников. Мелкая рыбешка, не заслуживающая серьезного внимания. Но гебитс-комиссар обычно сам присутствует при акциях - это зрелище так возбуждает!
   Однако к черту тюрьму. Подполье - вот что тревожит каждодневно, ежечасно. Листовки, саботаж, порча связи, нападение на солдат и полицию... Вчера на железнодорожном узле кто-то выпустил из вагона рабочих (точнее, рабов, усмехнулся Ворбс). Но не это главное - в этой обрывистой цепи есть какое-то основное звено, а он его пока не находит. Гестаповцы тоже ничего путного не подскажут. Где же это звено? Листовки? Неприятная вещь, но практически не так уж и страшна. Саботаж? Нападения? Не то - они не могут быть самоцелью. Стоп! Кажется, он начинает понимать в чем дело... Славутский "лазарет" - вот где загвоздка! В лагере находят печатные листовки, обращенные к пленным, диверсия против летчиков - тоже их дело, хотя это и не установлено. Откуда яд? Значит, подполье лагеря, а в том, что оно существует, Ворбс ни на минуту не сомневался, связано с подпольем города. Через кого? Что могут задумать городские подпольщики? Побег большой группы пленных? Или массовый побег всех, способных бежать? Из двадцати тысяч таких наберется две с половиной-три тысячи. Более или менее держится на ногах рабочая команда - подкармливают жители, несмотря на запрет. Вот кто может иметь связь с подпольщиками, которым тоже выгоднее иметь дело с боеспособными людьми, чем с беспомощными калеками! Поиски результатов не дали, подполье лагеря тщательно законспирировано. Перестрелять рабочую команду? Несложно, но тогда лишишься рабочей силы и источника пополнения воинских формирований в Шепетовке... Ворбс снова глянул на часы: ого, пора ехать!
   Вернувшись через два часа в кабинет и подписав срочные бумаги, гебитс-комиссар вызвал нескольких чиновников, начальника конной жандармерии, позвонил в гестапо и в Славуту, предложив немедленно прибыть капитану Планку. Через час в кабинете началось совещание. Изложив свои предположения о связях подполий "гросслазарета" и Славуты, возможных действиях подпольщиков, Ворбс предложил высказаться. Натерпевшийся упреков Планк предложил: уничтожить рабочую команду. Его поддержали гестаповцы.
   Гебитс-комиссар насмешливо улыбнулся:
   - Как и любое умное решение, ваше предложение, господа, предельно просто: полсотни солдат, две-три тысячи патронов - и дело сделано. Это выход при условии, что ни на один день не остановится лесозавод, кожзавод и другие предприятия, а формирование двух сотен казаков на себя возьмет комендант, ну, скажем, Кракова! К тому же за последнее время лагерь пополняется очень слабо - это связано со стабилизацией линии фронта. Явление временное, но его также надо учитывать. У меня другое мнение. Надо договориться о взаимном обмене пленными с другими лагерями по принципу "гальб нах гальб" (Баш на баш.) - часть рабочей команды передадим в шепетовский лагерь, и по частям предположительно в Проскуров, Новоград-Волынский, Житомир. Взамен получим равное количество. Что это дает? Если создана организация, значит, она автоматически ликвидируется. Пленных будем отправлять небольшими партиями. Надо думать, что, увидев крушение своих замыслов, большевики предпримут какие-то действия как в самом лагере, так и в городе. Тогда мы сможем обнаружить и уничтожить оба подполья. Наконец, необходимо частично сменить внутреннюю охрану из русских, тем самым мы выбьем из их рук еще один козырь.
   - Умно и просто! - заглядывая в лицо гебитс-комиссару, воскликнул Планк.
   Гестаповцы молча наклонили головы. Поздно вечером гебитс-комиссар получил полное одобрение от начальства из Ровно.