|
|
|
|
|
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
А.Р. Орхман. 1939 г.
Дом Анны Орхман в селе Стриганы
|
Подпольная организация росла и руководить ею
становилось все сложнее. Раньше Михайлов имел возможность встречаться с
каждым, теперь для этого не хватало времени, да и опасно замыкать руководство
всеми подпольными группами на одного человека. Обстоятельства заставляли
подумать о создании коллективного руководящего органа. Посоветовавшись с
товарищами, Михайлов поручил Антону Яворскому собрать руководителей
групп Славуты и Шепетовки. Вечером в доме Яворского
собрались подпольщики. в маленькой комнате стоял накрытый по-праздничиому
стол - бутылки с самогоном, закуски, на тумбочке патефон. Все чинно
расселись. Антон налил в стакан самогону и переглянувшись с Михайловым,
поднялся с места. - У нас дружеская вечеринка.
Прошу налить по первой. Придется и выпить немного - осторожности ради и за
успех большого дела, которое начинаем. Что касается неофициальной части, то о
ней скажет Федор Михаилович. Михаилов поднял
стакан, посмотрел на свет: - Ну что ж, товарищи,
выпьем за успех нашего дела! С минуту стояла тишина.
Михаилов исподтишка наблюдал за собравшимися: Макаров отпил несколько
глотков и, зажмурив глаза, наугад тыкал вилкой. Тосик едва пригубил стакан и
сразу же закурил, остальные лишь коснулись
самогона. - Теперь продолжим. Думаю, нет
необходимости объяснять, зачем мы сюда собрались. Подпольную борьбу,
которую каждый из нас начал по велению собственного сердца, надо вести
согласованно. Небольшие подпольные группы - это растопыренные пальцы. А
если сделать вот так,- Михайлов поднял сжатый кулак, - это уже другое дело!
Нужна единая организация с коллективным руководством. Здесь присутствуют
представители двух районов, не исключена возможность, что к нам
присоединятся товарищи из других городов и сел, поэтому, на мой взгляд,
целесообразно создать межрайонный
комитет. Предложение Михайлова одобрили,
определили, что входить в комитет должны четыре человека, с тем чтобы по
мере роста подполья пополнять его. Назвали кандидатуры Михайлова,
Бонацкого, Василия и Антона Яворских. - Ты,
случайно, не родня с Антоном? - спросил Василия Васильевича
Бонацкий. Врач засмеялся: -
Самая что ни наесть близкая: через дорогу вприсядку! Да у нас Яворских
столько в городе и селах... - Все ясно. Дабы не
перепутать начальство и не приписывать друг другу чужих заслуг славутского
Яворского будем именовать Тосиком,- Роман шутливо толкнул его в бок,- не
возражаешь? Антон пожал
плечами. Перешли к выборам председателя. Василий
Яворский предложил Михайлова. - Знаю его с
сорокового года. Опытный, настойчивый и умный человек. Самое главное, что у
него есть опыт подпольной работы еще до революции. Да, не удивляйтесь,
товарищи, он вел большевистскую агитацию среди матросов, участвовал в
революции и гражданской войне. Ну, а свои способности организатора раскрыл
на наших глазах. - Может, Федор Михайлович сам о
себе расскажет? - заметил Попелев. Его
поддержали. - Ну что ж, добре, дай-ка, Николай
Климентьевич, тютюну, твой крепче. Родился я в 1898 году... Новгород
наверняка знаете, а под Новгородом есть маленький городок - Боровичи, от
него до наших Перелучен - рукой подать. Семья у нас была большая -
одиннадцать. Жили неважно, батя на заработки уходил, я летом у попа батрачил,
иногда с отцом лес сплавлял, а зимой учился. Доучиться, правда, не пришлось: в
пятнадцатом году призвали на флот. Попал в Кронштадт, служил на корабле
"Николаев". Это учебное судно готовило электриков и судовых минеров. Но
больше я научился здесь другому... Война всем до чертиков надоела, нашлись и
на нашем "Николаеве" большевики, включился с ними в работу, пока кой-то
подлец не выдал. Шесть месяцев просидел в тюрьме, все следствие тянулось, а
тут Февральская революция освободила. Дальше апрель,
незабываемый петроградский апрель! Я ведь у Финляндского вокзала был, когда
Ленина встречали. На броневике его видел. Вступил в мае в партию
большевиков, избрали меня в Кронштадтский совет. Участвовал в Октябрьских
боях в Питере, а вот до Зимнего не дошел. Проклятые юнкера, что называется,
под орех разделали, четыре пули вогнали: в почку, в шею, в руку и ногу. Помню,
как обрадовал моряк, пришедший в лазарет: "Кренись, браток, революция
победила!" Я и о ранах забыл, рванулся с койки и от боли потерял сознание.
Когда очнулся, увидел около себя людей в белых халатах. Все силы напряг,
чтобы вымолвить одно слово: "Спасите!" И удивился: вышел не крик, а шепот.
Провалялся долго, но выздоровел. Организм молодой, да и медперсонал был
хороший. Может, с того времени и полюбил труд врача... В восемнадцатом
прямо из лазарета - в Кронштадт, оттуда на Юденича. В общем, воевал до
самого двадцатого. Последнее время начальником команды связи был. Мечтал
после победы над буржуями пойти учиться на врача. И до чего горько стало,
когда после войны на пути выросла преграда: не отпускали. Я работал тогда в
Новгородском горисполкоме. Уперлись руководители, и баста. Меня взорвало:
неужто не завоевал права учиться? Махнул на все рукой и уехал в Петроград
самовольно. Очень волновался - не верилось, что сдам экзамены. Радости моей
не было границ, когда увидел себя в списках студентов мединститута! Забыв о
всех горестях, послал письмо в горисполком. Но там мои восторг быстро
охладили. Об этом и вспоминать тяжело... Словом, с тех пор я оказался вне
рядов партии.- Михайлов поморщился, как от
боли. - Бюрократами оказались ваши земляки.-
сочувственно проговорил Бонацкий. - Да нет,
пожалуй. Они такие же, как я,- рабочие, красноармейцы. Такое время тяжелое
было. Каждый коммунист на счету, ставили его зачастую на работу, не считаясь
с желанием, а туда, где нужнее и труднее. Так и со мной получилось. Виноват,
конечно, и я. Мог бы обжаловать, да как-то не
решился. После небольшой паузы он
закончил: - В двадцать пятом закончил институт.
Работал в Ивановской, в Куйбышевской областях хирургом. В тридцать пятом
умерла жена, остался с двумя дочерьми на руках... А в тридцать седьмом
встретил хорошую девушку Машу, медсестрой у нас работала, поженились,
появился Мишутка. Жизнь в русло вошла, да стали о себе напоминать раны, и
пришлось климат менять - из-под Ульяновска в Славуту в сороковом
перебрался. А остальное вы уже знаете. С минуту все
молчали. Наконец, Антон спросил: - А как же с
исключением из партии, Федор Михайлович, неужели
смирились? - Нет, конечно. Вступил вновь уже перед
самой войной здесь, в Славуте. Вот только билет получить не успел...-
Михайлов побарабанил пальцем по столу. - По-моему, все ясно,-сказал Василий Яворский.- Хотелось бы мне подчеркнуть
одно обстоятельство, на которое, наверное, никто не обратил внимания. Очень
знаменательно, что украинское подполье возглавит русский
коммунист. Шорников недоуменно пожал плечами:
какое это имеет значение? Бонацкий широко
улыбнулся: - Я, кажется, понял тебя, Василий
Васильевич, - а ты, Иван, напрасно удивляешься. Фашисты, а уж об их
шавках-"самостийниках" и говорить не приходится, все делают, чтобы
стравить два братских народа, русских и
украинцев. Роман запнулся, подбирая слова, и Василий
Васильевич пришел ему на помощь: - Верно, Роман, я
именно это и хотел сказать. Сейчас не только украинцы, но и вся семья
советских республик с надеждой смотрит на русский народ как на старшего
брата. Точнее и не скажешь. Да и наша организация со временем тоже наверняка
станет многонациональной. - Минутку, товарищи! -
вмешался Михайлов,- Василий поднял очень важный вопрос. Дело, конечно, не
во мне. Все сказано правильно. Я добавлю: враг ворвался к нам не только с
танками и самолетами, но и с идеологией расизма. Он хочет посеять
национальную рознь. Мимо этого не пройти. И одна из наших важнейших задач
- пропаганда дружбы народов, той мысли, что невозможно разделить народы,
братские по крови и традициям. А высшее наше родство - совместный штурм
Зимнего, которым открыли новую эру в истории
человечества. Помолчав,
сказал: - Спасибо за доверие, товарищи, сделаю все,
чтобы его оправдать. А теперь поговорим о конкретных задачах и
делах... После небольшой паузы Михайлов заговорил о
вербовке людей, создании новых подпольных групп, сборе оружия о
боеприпасов, организации саботажа на предприятиях, подготовке к диверсиям.
Распределили обязанности: Антону Яворскому - подготовка будущих
диверсионных групп, Бонацкому - раздобыть пишущую машинку и
организовать выпуск листовок. Антон передаст ему приемник. Он же должен
был обеспечивать связь групп с комитетом. Василию Яворскому поручили
установить с вязь с подпольными группами Шепетовки и разведать обстановку в
Полонном и Изяславе. Михайлов займется "гросслазаретом", постарается
установить связь с военнопленными. Получили задания и остальные
подпольщики. Попелев предложил составить и подписать торжественную
клятву. Михайлов возразил: - Все мы
военнослужащие: неважно, действительной службы или запасники, и от того,
что попали в тыл к врагу, не перестали быть бойцами Красной Армии. Мы
давали военную присягу - она остается для нас законом и в подполье. С ним
согласились. Расходились по одному. Только Михайлов
еще надолго задержался у Антона, который рассказал ему, о подпольной группе
в Стриганах. В конце беседы Яворский
сказал: - Вроде все вопросы решили, кроме
главного. - То есть? - В
наших подпольных группах есть коммунисты. Появятся и еще. Надо подумать о
парторганизации. Михайлов внимательно посмотрел на
Антона. - Согласен, Антон. Но дело это сложное. На
него нас с тобой никто не уполномачивал. А главное - подпольный партийный
орган, возможно, и так существует. Антон покачал
головой. - Не похоже. Иначе он уж проявил бы себя.
И в Шепетовке никаких признаков. У райкомов просто не было времени для
создания подполья. 22 июня началась война, а четвертого июля немцы уже
ворвались в Шепетовку. - Что ж, резонно. И что по-твоему надо делать? - Выявить членов и кандидатов
партии среди наших людей, создать руководящий орган, который ставил бы на
учет новых людей, держал связь с коммунистами во всех группах, давал
партийные поручения. - Подходяще. Для начала возьми
на себя обязанности парторга, а установим связь с партийным подпольем,
отчитаемся. Кстати, почему ты раньше ничего не сказал?
- Знаешь, Федор Михайлович, уже в ходе совещания
пришло в голову, да хотел сначала с тобой
посоветоваться.
| |
|
|