ИЗ ПРОШЛОГО ДЗУКСК0Г0 СЕЛА ПИРЧЮПИС

Пирчюпис (*)— старое село в Руднинкской пуще. Название этого села впервые мы находим в документах XVI века, а также в королевских ординациях (распоряжениях) и документах 1605, 1637, 1717 и других лет. В окрестностях Пирчюписа охотились литовские князья и польские короли. Здесь находилась небольшая королевская усадьба и одно из многих лесничеств Руднинкской пущи.

* Придерживаясь литературного языка, мы везде в этом очерке оба Пирчюписа будем называть Пирчюпис, а не Пирцюпис, как произносят местные жители — дзуки.

Руднинкская пуща отличается сыростью. В пуще много болот, родников и рек. Поэтому и земля в окрестностях Пирчюписа очень влажна, хотя почва обрабатываемых полей легкая, песчаная. Недалеко от Пирчюписа течет самая большая в Руднинкской пуще река — Меркис, а также две речки — Песатакис и Пирчюпеле, или Пирцюпка. От речки Пирчюпеле и селение получило свое название.

Вокруг усадьбы и сторожки лесничего постепенно выросло селение, в котором жили загонщики королевских охот, усадебные рабочие, крепостные. Рассказывают, что, когда в Пирчюписе поселился известный своей жестокостью лесничий Сауленас, тогда, не желая жить рядом со злым соседом, из Старого Пирчюписа бежали и отделились другие Сауленасы, Пецюконисы и Уждавинисы. На просеке в лесу они основали отдельную деревеньку — Новый Пирчюпис. Со временем королевская усадьба исчезла, даже следов ее не осталось, а Новый Пирчюпис перерос Старый. В день, когда разыгралась трагедия, в 1944 году, в Новом Пирчюписе проживало в три раза больше жителей, чем в Старом.

Ближайшее местечко Валькининкай находится в 8—9 километрах от Пирчюписа. Жители села ходили туда в костел, с местечком их связывали разные дела. Однако Пирчюпис, как деревня лесников Руднинкской пущи, в административном отношении долгое время принадлежала старому селу Руднинкай, которое находится гораздо дальше Валькининкай. В списке 56-ти сел Валькининкского прихода, составленном в 1765 году настоятелем Казисом Дробезгявичюсом, село Пирчюпис не значится. Село все еще находилось в подчинении Руднинкай. И только лишь в списке деревень Валькининкского округа старосты, составленном в 1795 году, мы находим и село Пирчюпис.

Сохранился также документ 1864 года. Тогда в Новом Пирчюписе было 13 изб. Из 113-ти жителей было 54 женщины и 59 мужчин. Фамилии жителей села почти те же, что и во время его уничтожения: Ялмокасы, Маркайтисы, Пецюконисы, Сауленасы, Уждавинисы, Вилькишюсы.

Ближайшее большое село — Даргужяй. Ныне в Даргужяй находится известный передовой колхоз Эйшишкского района «Пирчюпис», в котором работают и колхозники обеих деревень Пирчюпис. В старом Пирчюписе находится центр Пирчюпского лесничества. Некоторые жители села работают не в колхозе, а в лесном хозяйстве.

О жизни Пирчюписа конца XIX века много рассказывала столетняя старушка Мариона Урбелионите-Гудонене. Она родилась в 1857 году в Старом Пирчюписе и прожила до 1958 года. В 1957 году она еще была крепка, в полном сознании, многое помнила о своей молодости, знала много старинных песен и с удовольствием делилась своими воспоминаниями.

В те годы, когда Мариона Урбелионите была подпаском, Новый Пирчюпис не считался отдельным селом, а лишь «другим концом» Старого Пирчюписа. Старушка так и говорила: «На том конце Пирчюписа жил богач Сауленас, а в нашем конце самым богатым был мой отец — Юозас Урбелионис».

Дзуки, жители деревни Пирчюпис, в те времена жили в чёрных избах (без труб). О керосине никто и не слышал, да и ламп в деревне не было. В длинные зимние вечера в избах горели лучины, которых держал закусив «в зубах» деревянный «дед», или «светец». Спичек никто не покупал. Огонь высекали огнивом из кремня в сухой трут. В яме очага старались сохранить тлеющий уголь, чтобы снова не высекать огня или не одалживать его у соседей.

Главным источником существования, настоящей кормилицей дзуков — жителей обоих сел Пирчюпис — была Руднинкская пуща. Из бревен люди возводили свои избы и другие постройки, в пуще запасались дровами, щепили лучину, драли лыко и плели лапти, из корней сосен и веток ракиты — корзины, кошелочки и даже сосуды для муки.

В пуще водилось много птиц и зверей: не было недостатка в лосях, медведях, а уж лисицы и зайцы сами в ловушку лезли. Летом — полно ягод: земляники, черники, малины, пьяниц, а особенно брусники и клюквы. Ягоды собирали и заготовляли на зиму. Грибов было очень много, но ценились только черноголовые боровики. Их сушили на поде больших печей, а потом нани-зывали на крепкие нитки. Зимой вместо жира кислые щи или борщ заправляли сушеными грибами.

В избе родителей Марионы Урбелионите жило 25 человек. Одни из них спали на трех кроватях, где солома заменяла и тюфяк, и подушки, другие — на скамейках, на печи или же прямо на глиняном полу. Во время еды мужчины садились за один конец стола, а женщины — за другой, дети же сидели на корточках вокруг миски на полу. Взрослые ели деревянными ложками из общих глиняных мисок. Дети — из деревянных мисок, сделанных из суковатой ольхи. Миска была с ушком для соли.

Зимой в избах держали овец и телят, откормышей, а под печкой кур. Все носили только домотканую одежду и плетеные или кожаные лапти.

Поля обрабатывали самодельными деревянными сохами, в которые впрягали быков; бороновали боронами с деревянными зубьями. Рожь жали серпами, гречиху вырывали руками, картофель копали мотыгами.

Врачей село совершенно не знало. Больных лечили разными травами и корнями. Много было знахарей. Однако самым лучшим и действенным лекарством был мед, который в изобилии находили в дуплах деревьев пущи и в ульях.

Скот пасли на болотах и лугах Руднинкской пущи. Вся окрестность Пирчюписа — каждое болото, луг, остров, поле, лес и опушка — имеют старинные названия. Вблизи речки Пирчюпеле (Пирцюпки) находится луг «Пирциланка». Некоторые названия, как «Алкуне», «Брадяляй», «Илгалаукис», «Пабалис», «Памеркяй», «Смелио мариос», «Сала», «Шилайцис», «Ужусалис», «Ужлепте»— понятны всем литовцам. Однако в окрестностях Пирчюписа мы находим и такие названия, как «Калибабишкес», «Нине», «Кинеле», «Перекеце», «Рекеця», «Пакамакас», «Песатакис», «Перукнишкес», «Скуйстас», «Дзидзюлис Скуйстас», «Стопервос», «Ведос», «Заперлишкес» и другие, которые объяснить могли бы только языковеды, исследователи дзукского диалекта.

Села Пирчюпис, Даргужяй и вся окрестность Валькининкай — это край звонких дзукийских песен. Веками здесь люди терпели нужду, гнули спину под ярмом господ, веками их эксплуатировали и держали в темноте, но вблизи леса и в самом бору, они срослись с ним, наслушались птичьих песен и сами, словно птицы, воспевали свой быт и нужду, находя в песнях отраду и утешение. Песней они приветствовали восход солнца и провожали закат. Днем и в ночной тиши звучали песни пастухов. Песня неслась над ржаным полем, где согнув-шиеся женщины собирали сжатые редкие колосья ржи. Напевая, легче было рвать гречиху и быстрее копалась картошка. Собравшись на вечеринки пела молодежь, не отставали от них и старики сидя за столом, потягивая солод, квас или домашнее пиво. Не обходились без звонких песен и семейные празднества — сватовство, крестины и свадьбы. Печальными песнями и причитаниями провожали на Даргужское кладбище умерших (пирчюпцы только после первой мировой войны открыли свое кладбище).

С 1919 года по 19 сентября 1939 года село Пирчюпис находилось в захваченном польскими панами Вильнюсском крае. Пирчюпцы, как и жители окрестных сел, всеми силами отстаивали культурные и национальные права литовцев, боролись с попытками их ограничить. Почти за весь двадцатилетний период польские паны не разрешали пирчюпцам иметь свои литовские общества, своей школы. Поэтому в Пирчюписе литовские организации действовали нелегально, среди которых самой активной была организация прогрессивных литовцев Вильнюсского края «Культура». В селе работала маленькая читальня, в которой детей обучали читать и писать по-литовски. Читальня также находилась на полулегальном положении. Заведующих читальней преследовали, поэтому они часто менялись. Заведующими читальней были вильнюсские литовцы учителя: Виджбелис, Черняускас, Вайтулионис и другие.

Осенью 1932 года в Пирчюписе официально была открыта литовская школа. Заведующим этой школой был назначен вильнюсский учитель Казне Асташка.

В Пирчюпской школе училось около 50-ти учеников. Кроме детей из обоих Пирчюписов, сюда приходили учиться ребятишки из деревень Науейи Мацеляй, Шпоко Салос и Памеркяй. В 1934 году у шоссе было закончено строительство деревянной школы (в 1943 году гитлеровцы сожгли ее). В 1935 году в селе Пирчюпис впервые был организован литовский вечер. Также проводились праздники посадки деревьев.

В 1937 году во всем Вильнюсском крае были объявлены так называемые реторсии. Все учителя литовцы были уволены, а школы либо закрыты, либо туда назначены преподаватели поляки, совершенно не знающие литовского языка. Понятно, что реторсии также коснулись Пирчюпской литовской школы. На место Асташки была прислана учительница полька Софья Рудковска, которая не знала литовского и обучение детей вела на польском языке. Тогда жители села частным образом наняли того же учителя К. Асташку, чтобы он обучал их детей литовскому языку дома. В обыкновенной избе за столом собирались дети по 4—5 человек и учитель занимался с ними. Однако и такая «литовская школа» считалась нелегальной, надо было остерегаться полиции. Вокруг дома, где дети обучались литовскому языку, и в конце села выставлялась охрана. Об этом даже песенку сложили:

"Чьи собаки там надрываются.
Не полиция ли приближается,
Ты учитель, не робей,
Поскорее прячь детей!"

В таких условиях школа находилась до 19 сентября 1939 года, когда Советская Армия освободила Вильнюсский край от владычества польских панов. В тот день возвратился в школу учитель К. Асташка. В настоящее время ему присвоено имя заслуженного учителя Литовской ССР, он заведует школой-музеем в Пирчюписе.

Большое влияние на распространение прогрессивных взглядов среди жителей села имел рабочий лесничества Вацловас Герловскис, которого пирчюпцы звали Гервелаускасом. Преследуемый за прогрессивные взгляды, он жил в Старом Пирчюписе с 1930 года. О нем ходили слухи, что он, по образованию юрист, бывший офицер, ненавидя режим фашистской диктатуры Юзефа Пилсудского в Польше, удалился в Руднинкскую пущу, где работал простым рабочим. Вацлавас Гервелаускас распространял коммунистические листовки и другую литературу, а с восстановлением в Литве Советской власти включился в активную деятельность. Примеру Гервелаускаса последовали и некоторые жители села Пирчюпис, в первую очередь Винцас Бразайтис, Каваляускасы и другие.

Когда 22 июня 1941 года гитлеровская Германия напала на Советский Союз и вся Литва была оккупирована, Вацловас Гервелаускас сразу же ушел в Руднинкскую пущу и позже вступил в ряды советских партизан. Примеру Гервелаускаса последовали Бразайтисы, Каваляускасы, Иозас Сауленас, Адомас и Антанас Урбелионисы, Антанас и Юозас Уждавинисы, а также и другие пирчюпцы.

Став партизаном Руднинкской пущи, Вацловас Гервелаускас (о нем неоднократно упоминает в своей книге воспоминаний бывший командир партизанского отряда А. Мончюнскас) отрастил длинную бороду и в качестве связного часто посещал Пирчюпис, собирая сведения о гитлеровцах. Зайдет, бывало, к кому-нибудь, положит оружие на стол и заявляет: «Если застигнут врасплох, живым все равно не сдамся». В 1943 году в Руднинкской пуще, в треугольнике между селами Микашюнай, Папишкяй и Рудня, Гервелаускас погиб от рук фашистских белополяков.

Жители Пирчюписа всегда решительно отстаивали свои права, за что польские паны и их ставленники жандармы их очень ненавидели и применяли к ним разные репрессии, не только в период панского господства, но и в годы гитлеровской оккупации. Оставшиеся в Валькининкай и Эйшишкес фашисты-поляки доносили гитлеровцам на пирчюпцев. От поляков не отставали агенты так называемого литовского гестапо, находившегося в Эйшишкес и Валькининкай во главе с начальником Ульбинасом.

Теперь жизнь села Пирчюпис совершенно изменилась. Не встретишь здесь обутых в лапти. Не увидишь в избах «светцов» или «дедов» с лучинкой «в зубах». Стоят дома с трубами на крышах, светлыми окнами, и в каждом из них играет радио, светит электрическая лампочка. Построена школа. Только песня и плач до сих пор остались. И по сей день дзуки-пирчюпцы, женщины и мужчины старые песни поют. Горе ли их настигнет, несчастье ли стрясется или близких лишатся — плачут они и причитают, особенно после великой беды — уничтожения села, после несчастья, причиненного гитлеровцами и местными фашистами.



В ГИТЛЕРОВСКОМ РАБСТВЕ

Уничтожение деревни Пирчюпис — это одно из многих преступлений, совершенных в нашей стране немецкими фашистами и их пособниками — буржуазными националистами. Гитлеровские факельщики сожгли деревни Милюняй, Лазденай, Ферма, Кернаве и многие другие. От рук этих палачей погибли сотни тысяч мирных жителей Литвы. Гитлеровские фашисты стремились разрушить экономику Литвы, сельское хозяйство, растоптать ее культуру. Особенно большой урон народному хозяйству Литвы нанесен еще и потому, что в подрывной деятельности активное участие принимали бур-жуазные националисты. Они помогали убивать ни в чем неповинных людей, угонять их на каторжные работы в Германию.

Литовский народ не погиб в ночь ужасов гитлеровской оккупации только потому, что он не был одинок, ему помогали братские народы Советского Союза. Советская Армия, разгромив гитлеровские войска, спасла и литовский народ от полного уничтожения.

Закаленный в ожесточенной вековой борьбе с немецкими захватчиками литовский народ встал на защиту своей свободы. Быстро росло мощное партизанское движение. Пирчюпцы, как и весь литовский народ, активно помогали партизанам. Неодолимое желание литовского народа жить свободно помогло ему отвоевать свободу своего края.



НИ В ЧЕМ НЕПОВИНЕН ПИРЧЮПИС!

Милый Пирчюпис! Пирчюпис сыпучих песков, тихого дзукского бора, вы, тихие и трудолюбивые жители села горестных песен и сказок, живьем сожженные в гумнах и избах, вашими же руками построенных. Вы ли виноваты, что вокруг свирепствовала уничтожающая нацистская сила!

Ушли в партизаны из села Пирчюпис несколько мужчин и одна женщина. Не один гитлеровец со знаком смерти — черепом на рукаве и действительно сеющий смерть, погиб от рук партизан-пирчюпцев, и не один партизан дзук из Пирчюписа сложил голову в неравном бою. Но виновато ли все село, виноваты ли 119 человек: старики и дети, мужчины и женщины, матери, веселые девушки и парни, простые пастушки, играющие в песке ребятишки и грудные младенцы.. ? А ведь все они погибли. Страшной смертью умерли. Живыми, как деревья в лесном пожаре, сгорели... Ведь, должно быть, и живое дерево своим треском жалуется и в пламени боль чувствует, а мужчина, женщина, ребенок с кровью в жилах, с сердцем и умом, с чувством страха смерти —как они плакали, голосили, стонали, просили, молили, нече-ловеческим голосом кричали от ужаса и боли, которую причиняли языки пламени горящих построек, лизавшие платья, лицо, руки и ноги живых людей...

Смерть в огне — самая страшная смерть. Жители Пирчюписа погибли так, как никогда их отцы и отцы отцов подумать не могли, какой гибели никто из пирчюпцев не смел пожелать и самому лютому своему врагу...

И ни в чем они не виноваты. Ни в чем не виноваты 119 жестоко уничтоженных людей. Ни в чем неповинно все село.



НЕ ТОЛЬКО ПИРЧЮПИС

Советский Союз, подвергшийся в 1941 году вероломному нападению, после двух лет ожесточенных боев на фронтах и в тылу врага нанес сильный удар гитлеровской военной машине, которая уже была не в состоянии продвигаться вперед в чужие страны и свирепствуя мстила жителям тыла.

Все опаснее становилось гитлеровским оккупантам появляться на лесных дорогах, ездить по железной дороге, где их поезда, взрываясь на минах, часто шли под откос, взлетали на воздух или скатывались с мостов в реки.

Гитлеровское рабство чувствовала вся Литва, все города и местечки, но особо несчастными были те мирные сельские жители, которые жили вблизи лесов или мест, где гитлеровские автомашины или поезда терпели крушения. Всех их считали виновными уж только потому, что жили они в этом месте или случайно там оказались. Таким образом было уничтожено не одно село за подобные «преступления»; сотни сельских тружеников были вывезены на каторжные работы в Германию или заключены в концентрационные лагеря. Сотни литовцев из таких местностей без суда и следствия расстреливали или живьем сжигали, вместе со всеми постройками стирали с лица земли.

Тяжелые были годы. Ужасное время.

На окраине Руднинкской пущи пострадал не только Пирчюпис. Еще в 1943 году в нескольких десятках километров от Пирчюписа было сожжено село Шаркишкяй, находившееся вблизи нынешнего полустанка Матуйзай, на полпути между железнодорожными станциями Валькининкай и Варена. Ныне и Матуйзай не те. Здесь растет новый город, развиваются новые отрасли промышленности, строятся фабрики, большие каменные дома. А во времена господства польских панов здесь простирались только леса, болота, поросшие кустарником, большие торфяники. Здесь очень удобно было скрываться партизанам, пускать под откос нацистские поезда.

30 сентября 1943 года после одного крупного крушения поезда с военным снаряжением гитлеровский отряд окружил село Шаркишкяй, в котором жило 17 семейств, было 17 дворов с избами и 75 других хозяйственных построек: гумен, сеновалов, хлевов, амбаров, бань...

Всех жителей выгнали, село ограбили, имущество погрузили на грузовики, а постройки подожгли. Случайно уцелели только два амбара.

Дзуки из сожженного села Шаркишкяй остались без крова. Некоторые из них приютились на берегу реки Меркис в селении Паакмяне, другие рассеялись по близлежащим селам. Все старались утешить потерпевших соседей, помочь им. Пока гитлеровцы были в Литве, в село Шаркишкяй никто не вернулся, никто там не строился.

Лишь после войны оставшиеся в живых жители села вернулись в сожженные Шаркишкяй и с помощью Советского правительства начали строить новую жизнь, восстановили постройки и создали колхоз имени пролетарского поэта Юлюса Янониса, в который входит пять сел (Шаркишкяй, Гирайте, Матуйзай, Моляй, Смалининкай).

Привольно течет мимо села дзукская река Меркис, журчит в Шаркишкяй речка Падуобупис, беспрепятственно мчатся по рельсам поезда, свободно растет молодое поколение. Отцы и деды рассказывают ему о временах страшного террора, когда горели их избы, когда ветер разносил по лесам и полям дым и гарь, когда невинных людей угоняли в далекую гитлеровскую Германию, и слезы ручьем лились...

Все это прошло как тяжелый сон, который надолго запомнили жители села Шаркишкяй и будут передавать о нем из поколения в поколение...



СОЛНЕЧНЫМ УТРОМ

В годы гитлеровской оккупации в большой Руднинкской пуще было оживленно и неспокойно. Неспокойно было также в обоих селах Пирчюписа, расположенных на опушке леса. Ложась вечером спать, жители этих сел не знали, встанут ли они утром, не нагрянут ли ночью гитлеровские людоеды, не уничтожат ли всех, как уже не раз случалось во многих селах Литвы.

Жителям Пирчюписа было тем более тревожно, что сыновья и братья, отцы и мужья многих ушли в партизаны в Руднинкскую пущу: они ненавидели гитлеровских оккупантов, активно помогали советским партизанам, поддерживали с ними тесную связь и информировали их о продвижении гитлеровских войск. Не раз все жители Пирчюписа, словно вспугнутые из гнезда птицы, с небольшими узелками на плечах бежали от гитлеровцев в лес.

Однако и в бою, даже в фронтовых условиях, человек, охваченный величайшим волнением, устает и голова его клонится ко сну. Он ложится в любую постель, спит, отдыхает, чтобы восстановить силы, быть бдительным и нести сознательно взятую на себя боевую службу.

И в тяжелое, чрезвычайно беспокойное время гитлеровской оккупации, под грохот выстрелов на дорогах и в чащобах Руднинкской пущи, жители села Пирчюпис поздним вечером 2 июня 1944 года легли спать в своих избенках на кроватях, покрытых соломой, на скамейках вдоль стен, а 3 июня над спящим Пирчюписом как обычно занялась заря погожего летнего дня.

Выглянуло солнце из-за Руднинкской пущи, осветило зеленые верхушки деревьев, озарило поля и луга, поцеловало извилистую Лукну и холодные воды Меркиса, опоясало теплыми лучами песчаные поля, поздоровалось с легкой, только что выколосившейся рожью, погладило пробивающиеся из земли ростки яровых, разбудило птиц в гнездах, заглянуло в окна под соломенные крыши избенок, где после тяжелого трудового дня все еще сладко спали старые отцы, матери, краснощекие дочери, пахари с мозолистыми руками и свернувшиеся калачиком пастушки...

Хорошо спать утром, когда кругом еще тихо и спокойно. Разве только скворец запоет, только ранняя ворона каркнет на верхушке сосны, да несмело замычит корова в хлеву... Сладок и приятен отдых. Но луч солнца украдкой пробивается сквозь окна, надоедливо щекочет веки и как-будто настойчиво говорит: «Вставайте, довольно спать, вставайте!»

Казис Лукошявичюс — старейший житель Пирчюписа. Он прожил долгую жизнь, много на своем веку повидал, много людям добра сделал. Проснулся он с восходом солнца да только с печи, на которой спал зимой и летом, не слез, а слушал, как тяжело вздыхает во сне старая невестка, и думал о тяжелом прошлом. Давно, так давно, что сам он едва помнит, умерла его сестра Андрулионене, оставив свою маленькую дочку Веронику. Казис приютил ее, растил как родную. Красивая девушка выросла, а в то время из Вильнюса приехал хороший юноша Стасис Симокайтис. Понравился он Казису, понравился и Веруте. Сыграли свадьбу. Стасиса в Пирчюписе в зятья приняли. Началась настоящая жизнь. У молодых Симокайтисов пошли дети — Альфонселис, Дамутис, Валентас, Марюле... Только после рождения Марюли сама Веруте умерла, а за ней и муж ее Стасялис последовал. Осталось четверо сирот, которых дед Казис с невесткой Евой воспитывал, ничего не жалел — учил работать, к жизни готовил.

Наконец-то Казис Лукошявичюс слез с высокой печи, тихо подошел к Альфонселису. Он уже настоящий мужчина, ему 18 лет. «Вставай, напои гнедого, насыпь овса, нужно за Пирчюпеле гречиху опахать, вставай, детка...» Альфонсас — послушный юноша, хорошо воспитал его славный дед. В тот день он пахал, в тот день в лесу прятался, живым остался, только больше ни деда, ни братьев, ни сестры не увидел... Всех их огонь уничтожил.

Луч солнца проникает во все окна с восточной стороны, много он видит и знает, многое он рассказал бы, если человеческим голосом говорить мог. Он и Маре Уждавинене посоветовал бы будить не только Вацюкаса корову в лес выгонять, а послать в глушь лесную всех остальных и самой туда уйти. Много пережила Маре, хотя еще и не стара она. Первый муж Феликсас Пецюконис умер, оставив двоих малюток. Пленённый красотой Маре и жалея ее вдовью долю, к ней в дом пришел Юозас Уждавинис. Он воспитывал ее двоих детей, да и его хрупкая Марителе вскоре появилась. Жить да поживать им, только злополучная война все вверх ногами перевернула. Юозас в этот день в лес ушел, и больше ни молодой жены, ни дочурки Марите, ни ставших ему родными Стасялиса и Мальвуте не увидел... Последний раз в то утро приветствовал их луч солнца...

У Юргиса Сауленаса трое сыновей, словно три дуба выросли. Все трое женились, семьями обзавелись, все в Пирчюписе жили. Старший Юозас и младший Винцас со своими семьями жили в одной избе, только на разных половинах. А старые родители, словно живая цепь, сыновей соединяли: отец жил у сына Юозаса, а старушка Она Саулекене — в семье Винцаса, где сам он был пятым. И Юргису Сауденасу луч солнца в глаза заглянул, разбудил. Все еще спали. И сын Юозас, и его жена Вероника, и их дети Стасюкас, Пранукас, Амилюте, Ионукас и Мацюкас...

Жаль старику их сладкий сон прерывать, только буренка в хлеву в третий раз мычит. «Вставай, Пранукас, коровушка на травку просится»,— тихо шепчет на ухо дед и сухим костлявым пальцем за плечо его трогает... Коровушку и Пранукаса лес приголубил и защитил, но больше ни дедушки, ни бабушки, ни братьев, ни сестричек, ни дядей с тетями, ни двоюродных братьев и сестер не увидел Пранукас — все они вместе с избой как сквозь землю провалились. Никого не осталось, кроме Пранукаса, которого последний раз разбудил дедушка. И сегодня еще вспоминает он тот страшный день, плачет горькими слезами, хотя уже и взрослым мужчиной стал, своему народу служит.

Сладко спал Юозас Вилькишюс, даже солнечного луча не чувствовал. Спал он, спали и все остальные 8 членов семьи. Рядом с ним отдыхала жена Эльжбета, в детской кроватке спал самый младший годовалый Стасюкас. В других кроватках и на скамейках по двое и в одиночку лежали остальные его дети: Тапилюте и Марите, Уяенуте и Адалькуте, Антолькеле и Юозукас. Спокойно спали и никакие заботы их не тревожили, но через несколько часов всех их проглотило пламя и следа не оставило...

Луч солнца все тридцать избушек обошел. Побывал, разбудил, поклонился и попрощался. Вскоре серые тучи заволокли небо, дождь заморосил, вместе с несчастными жителями Пирчюписа и небо заскорбило...



ТУЧИ СО СТОРОНЫ ЭЙШИШКЕС

Мимо деревни Пирчюпис тянется черная лента шоссе. Оно прибегает из древней литовской столицы, из Вильнюса, отрезав возле перекрестка Пирчюписа ровно 44 километра. Далее, за Пирчюписом, шоссе разветвляется — налево бежит в Эйшишкес и в далекое Гродно, направо — в Валькининкай, Бабришкес, Варену, Меркине, Алитус... Слева, у самого шоссе, приютилось 10 избушек Старого Пирчюписа. В 4-х избах Урбелионисов и в одной хате Сауленаса расположились гитлеровские солдаты и начальник охранного поста, а самих хозяев в гумна или в каморки повыгоняли. Солдаты выкопали дзоты и весь Старый Пирчюпис обнесли колючей проволокой. Здесь они шоссе от партизан охраняли. Днем и ночью немецкие солдаты несли охрану в дзотах, чтобы не пропустить партизан из Руднинкской пущи через шоссе дальше на запад. А партизаны сознательно здесь не ходили, охранный пост не трогали. У них были другие цели и они, не желая подвергать опасности местное население, обходили не имеющий значения охранный пост. Они также не трогали летной части, расположенной в одном километре от Нового Пирчюписа. Эта часть в начале июня 1944 года была куда-то переведена.

Солнышко спряталось за тучи, накрапывал мелкий дождик. В половине девятого утра из Вильнюса мимо Пирчюписа по направлению Эйшишкес проехало несколько немецких штабных военных автомашин. Проводили их взглядом пастушки у шоссе, пахари на полях и женщины у колодцев в Старом Пирчюписе. Неоднократно по этому шоссе проезжали военные машины, часто видели их возле шоссе проживающие дзуки и не удивлялись им. Вдруг в двух—трех километрах южнее Пирчюписа, там, куда промчались машины, послышалась перестрелка. В военное время выстрелы — не новость, к ним привыкли, но когда на охранный пост прибежал раненный в руку немецкий солдат и сообщил, что партизаны убили пять гестаповцев и столько же в лес увели, забеспокоились, встревожились жители села, почуяли недоброе. Только никто такой трагической развязки не ожидал...

Оставшиеся в живых гестаповцы поехали в Эйшишкес.

Около 11-ти часов с южной стороны послышался грохот и шум машин. Вскоре вырывающееся из леса шоссе стало выплевывать грузовики с гитлеровскими солдатами. Выплюнуло шоссе первые три машины, три грузовика. За ними еще пять и еще три и еще четыре — всего семнадцать грузовиков. В них сидели вооруженные автоматами непрошенные «гости». Полукругом окружили грузовики Новый Пирчюпис. Из машин выскочили гитлеровские солдаты в стальных касках. Тяжело ступая коваными сапогами, шли они через бор, мимо кладбищенского холма, приближались к Новому Пирчюпису... Со всех сторон село окружили вооруженные цепи солдат.

Вслед за грузовиками приползли три танка, притащился большой тяжелый броневик...

— Зачем они здесь! С кем воевать собираются! На кого наведены сотни автоматов! В какого врага будут стрелять орудия танков и броневика! Где они врага видят! Где фронт! Неужели соломой крытые избушки мешают им, неужели их безоружные жители!..

Как только «гости» явились в село, хозяева заинтересовались ими, кто только мог, из лесов и полей домой возвращался. И старший пастух Юргис Казлаускас воротился. По пути из деревни Мадзюняй он остановился утром в Пирчюписе. Отдохнул и пошел дальше. Только вдруг вспомнил, что паспорт у своего приятеля забыл... Вернулся обратно... Вернулся, но больше ни молодые пастухи, ни стадо его не увидели... Сирена смерти завлекла Юргиса Казлаускаса и вместе со всеми погубила...

Не впервые немцы останавливались в этом селе. Но всегда их бывало меньше, да и не так сильно вооружены они были. Заезжали, забирали сало, масло, и опять уезжали. Правда, однажды отряд гестаповцев отправил на работу в Германию Антанаса Уждавиниса, по прозвищу «Крисялис». Вывезли, и больше его никто не видел, словно камень в воду канул...

Около 400 солдат рассыпались по избам, гумнам, сараям и погребам Пирчюписа... Мужчин, женщин, детей — всех, кто только жив был, выгоняли на улицу. Вооруженные автоматами солдаты окружили согнанных людей и все больше сужали круг. Люди плакали, причитали, кричали, а солдаты как истуканы, как бесчувственные существа, как закореневшие палачи-специалисты продолжали сгонять их в кучу. Солдаты шли, выставив автоматы. Шли, подталкивая детей, малюток, женщин... Шли, сжимали, сужали круг, круг смерти... Солдаты, вооруженные автоматами, выполняли приказ, страшный приказ смерти...

Солдаты выполняли приказ смерти... Да только какой зверь его подписал! Чьи уста его произнесли! На основании каких прав он это сделал! Где он родился и вырос? Знал ли он когда-либо женщину, которую матерью называл! Имел ли он любимую женщину, которая ему женой была и детей рожала! Имел ли он любимых детей, чьи уста нежно отцом его называли!.. Кто поймет! Кто ответит!..

Когда всех жителей Пирчюписа согнали в узкий круг смерти и к ним стражу приставили, другой отряд солдат по избам рассыпался. Они собирали и выносили все, что только находили: подушки и куски полотна, скатерти, платья, шубы, сермяги, швейные машины, велосипеды, мешки с мукой и зерном, сало и мясо... Все они грузили на машины, а перепуганных кур и свиней погнали в Старый Пирчюпис, в сараи и склады охранного поста...



В КОЛЬЦЕ СМЕРТИ

Село грабили целых три часа. На лицах людей, очутившихся в кольце, отражалось величайшее беспокойство и жуткий страх. Женщины и дети плакали, голосили, мужчины, стиснув зубы, прижимали к груди отчаявшихся жен, сестер, детей, сами были встревожены, но других успокаивали и утешали.

Гестаповские офицеры сновали между избами и окружившими людей солдатами. На все вопросы несчастных отвечали грубо, непонятно, по-немецки или отмалчивались. Среди гитлеровцев люди узнали такого же, как и они, дзука Ульбинаса. Он учился в Вильнюсе, в годы господства польских панов посещал Вильнюсскую литовскую гимназию имени Витаутаса Великого. Позднее он служил в Каунасской тайной полиции, а когда немцы оккупировали Литву, перешел на службу в так называемое литовское гестапо и стал начальником гестапо Эйшишкского района. В Эйшишкес, в налоговой инспекции, также служила жительница Пирчюписа Марите Уждавините. В тот день она приехала к родителям и брату. Ульбинас, главарь так называемого Эйшишкского литовского гестапо, увидел ее в кольце, подозвал к себе и как свою сотрудницу, вместе с родителями и братом, вывел из, кольца смерти.

Из кольца смерти удалось вырваться еще нескольким. Среди спасшихся была Она Пецкжоните-Аладавичене. Ее мужа убил командир летной части, стоявшей в Старом Пирчюписе, обнемеченный литовец из Восточной Пруссии Шакнис, с продавшимся гитлеровцам Владасом Уждавинисом — братом Марите Уждавините. Имеются сведения, что Аладавичюс передавал Шакнису сведения о связях жителей села с советскими партизанами, а когда Аладавичене начала распространять слухи, что Шакнис не принимает соответствующих мер, не наказывает этих семей, тогда тот, свою ли шкуру спасая, то ли по другим причинам, решил с Аладавичюсом расправиться. Аладавичюса тайно убили в лесу, на так называемой горке Вичкачка, у реки Меркис. Говорят, что и сама Аладавичене вместе с Владасом Уждавинисом приложила руку к убийству нелюбимого мужа. Однако, спасая свою шкуру, Аладавичене прикрывалась смертью убитого мужа, объясняя, что его убили партизаны. И Аладавичене повезло. О том, что Аладавичюс служил у гитлеровцев, можно судить по тому, что гестаповцы торжественно похоронили его на Валькининкском кладбище, а Шакниса, как организатора этого убийства, из Пирчюписа перевели неизвестно куда.

Охваченные ужасом люди увидели, что некоторым все же удалось вырваться из окружения, и, чувствуя приближение большого несчастья, искали всяческих предлогов, чтобы уйти из кольца смерти. Стасис Ялмокас служил в польской армии. Когда гитлеровская Германия напала на Польшу, он в 1939 году попал в плен к гитлеровцам и немного знал немецкий язык. Ялмокас обратился к солдатам по-немецки с просьбой освободить его, как работающего в Германии и приехавшего в отпуск... Гитлеровцы поверили ему и выпустили. Но его мать и невестка с четырьмя детьми остались в кольце смерти. Также удалось спастись старухе Викте Ялмокене. Ее сын служил в гестапо и был убит партизанами. Хотя сейчас она жила у честного сына — советского партизана, но гитлеровцы не разобрались и как «потерпевшую» вывели её из кольца смерти.

Каролина Уждавинене, изворотливая женщина, вовремя догадалась сказать, что ее старший сын поехал в Германию на работы, хотя на самом деле он, как солдат польской армии, в 1939 году попал в плен к немцам. Каролине поверили, но отказались выпустить ее мужа и глухонемого сына Стасиса. Дочка Каролины, Антосе, находилась вне кольца смерти, на чердаке под мхом и кострой. Освобожденная Уждавинене пришла в избу, взяла дочку Антосе и обе вырвались из рук смерти.

Больше гестаповцы не обращали внимания на просьбы и объяснения. Они словно оглохли. Ионас Буцкус объяснял им, что он из хутора Памеркяй и совсем случайно попал с семьей в Пирчюпис Он поднял на руки двухлетнюю дочку и чересчур надоедливо принялся доказывать и умолять. Разъяренный гестаповец на глазах у всех выстрелил в него, а дочку, оторвав от груди уми-рающего отца, взял одной рукой за ножку, занес обратно в кольцо смерти и бросил оставшейся там матери с шестинедельным ребенком на руках...

После случая с Буцкусом никто больше не посмел умолять или искать предлогов для освобождения. Разразился еще больший плач, мольбы и причитания.

Из кольца смерти были выведены 9 человек. Их погнали в Старый Пирчюпис и закрыли в избе охранного поста. Им было приказано даже не смотреть в сторону Нового Пирчюписа. Здесь их продержали до вечера, потом погнали в Эйшишкес, оттуда в Варену и только через несколько дней освободили. Перед освобождением их предупредили, чтобы они не возвращались в Пирчюпис. Село, мол, сожгли за оказание помощи советским партизанам и участие в партизанском движении, а всех жителей вывезли в Германию, где будут держать до конца войны.

Так им говорили немцы. А в действительности...



В ДЫМУ И ПЛАМЕНИ

...А в действительности всем жителям Пирчюписа и случайно попавшим в кольцо смерти людям готовился путь не в Германию, на тяжелую гитлеровскую каторгу, их ожидала еще более страшная участь — живьем погибнуть в огне.

Невозможно точно и ярко описать ту страшную трагедию, которая разыгралась после того, как были выведены из ужасного кольца смерти те девять человек... Несколько пастушков и молодые пахари, которые, почувствовав недоброе, не вернулись в деревню, а прятались в кустах или забрались на деревья и оттуда наблюдали за страшной трагедией села, мало что могли увидеть. Только лишь ожесточенная стрельба, злые крики гестаповцев, нечеловеческие крики и стоны, все возрастающее пламя пожара и удушливый дым говорили им о том, что происходило в тот послеобеденный час в их несчастном селе, что случилось с их дедушками и бабушками, родителями, братьями и сестрами.

Желая, по всей вероятности, избежать сопротивления, гитлеровские палачи вначале отделили 15 наиболее сильных мужчин. Они вывели их из кольца смерти и, дав несколько автоматных очередей, согнали в сарай Антанаса Уждавиниса, заперли на засов двери, подожгли соломенную крышу и начали бросать в сарай и вокруг него гранаты... Из пылающего сарая раздался страшный крик, стон мужчин. Было слышно, как они пытались выломать стены, двери, выбраться из объятой пламенем постройки. Некоторые мужчины в пылающей одежде старались выбраться через крышу, выскочить из бушующего пламени, но их попытки тут же пресекала автоматная очередь... Мужчины, цепляясь за горящие стены, достигали крыши сарая, но, подкошенные пулями, скатывались обратно в огонь...

В то же время кольцо смерти еще более сузилось и страшный крик попавших в него людей усилился. Они уже поняли, какая участь их ожидает. В это время запылали и другие постройки, подожженные гитлеровцами. В кольце смерти было жарко и душно от горького дыма.

Гитлеровские палачи и их помощники теперь уже не медлили. Еще горел первый сарай со стонущими в огне мужчинами, а из кольца смерти уже вывели, оторвали от жен и детей еще несколько мужчин. Гестаповцы стреляли, толкали, били их и в конце концов согнали в ближайший сарай Юозаса Уждавиниса. Все повторилось снова — сарай закрыли на засов и подожгли, пытающихся спастись расстреливали из автоматов.

Оставшиеся в кольце смерти подростки, особенно женщины и дети, кричали, плакали, взывали к небу о помощи. Однако никто их не слушал, никто не слышал. Только бушующее пламя и дым душили людей, заглушали их вопли и слезы...

Безучастными оставались только гестаповцы — исполнители жестокой казни. Они ускорили темпы уничтожения людей, желая закончить неслыханно страшную казнь...

Словно взбесившиеся звери, словно хищные волки, которые настигали ничего не понимающих, смертельно перепуганных овец — бессердечные гестаповцы разбивали почти обезумевших от страха людей на небольшие группы — отдельно мужчин, отдельно женщин с детьми на руках... Оторвав группы людей от общей массы, они криком, побоями и стрельбой загоняли их в избы, тут же запирали и поджигали...

В то время, когда пылал весь Пирчюпис, на шоссе около села остановились отдохнуть проезжавшие мимо на велосипедах трое совершенно посторонних мужчин. Гестаповцы увидели их, загнали в узкое кольцо смерти и вместе с жителями села сожгли. Такая же участь постигла и двух забежавших сюда мальчишек, которых привело детское любопытство поглядеть на пожар, узнать, что происходит в селе на опушке леса...

В самый разгар пожара и уничтожения людей из леса на шоссе выбежал босой, оборванный мальчуган... «Хальт! — стой, иди сюда!» — закричали вооруженные палачи. Мальчик спокойно, наивно улыбаясь, продолжал бегать по шоссе и обочинам. Раздались выстрелы в сторону мальчика, зажжужали пули, но он был словно заколдован: ни одна пуля его не задела. Мальчик громко хохотал и руками показывал им нос. Ярость стрелявших возрастала, а мальчик, подпрыгивая, бежал дальше, словно не в него стреляли. Наконец, когда мальчишка был недалеко от Старого Пирчюписа, его лицо залилось кровью: эсесовская пуля оторвала ему ухо. Мальчик схватился за кровоточащую рану и сел на обочину. Подоспевшие солдаты забрали его и повели на охранный пост. Выяснилось, что это умалишенный сын Буцкуса, который жил на соседнем хуторе Памеркяй. Мальчика отпустили по лесу обратно домой. Все удивлялись счастью этого ребенка, избежавшего участи жителей села Пирчюпис. Позже этот мальчик погиб, попав под колеса автомашины.

Кольцо смерти скоро было ликвидировано. Все попавшие сюда люди без всякого обвинения, без следствия и суда заранее были осуждены фашистскими гитлеровцами и преданы огню. Горело и пылало село. Горели сараи, избы, горели хлева, гумна, языки пламени ползли по сухим оградам, а в самой середине этого костра, прикрытые горьким и черным дымом от глаз всего мира, стоная горели живые люди: сгорбленные старцы, мужчины и женщины, дети и грудные младенцы, родственники, соседи и неизвестные прохожие...

В вихре пламени и дыма, в нечеловеческих муках угасала жизнь невинных людей дзукской деревни. Матери, словно птицы в гнездах, обнимали и прикрывали своих детей, младенцев. Сгорая сами, пытались еще хотя бы на минутку продлить их жизнь, еще хотя бы на минутку отдалить их от страшных мук... Ничего уже не соображая, женщины пытались гасить огонь одеялами, подушками, одеждой... Это были тщетные попытки. Еще сильнее бушевало и свирепствовало пламя.

В этом невообразимом вихре слез, мучений, стонов, ужаса, едкого и горького дыма все время слышалась стрельба автоматов и орудий. Это в некоторой степени заглушало бешеную ругань ожесточенных палачей. Они как шакалы или гиены, почувствовав запах человечины, готовы были разорвать на куски даже друг друга.

Все кружилось в бешеном вихре, в страшном переполохе. Некоторые люди могли бы вырваться из этого пекла, могли бы пробраться сквозь цепь автоматов, если бы общий хаос, дикий ужас не затмил сознания обреченных на смерть, если бы они могли еще мыслить и соображать. Правда, некоторые пытались вырваться из пламени через окна, через пылающие крыши, однако делалось это только из-за нестерпимой боли, а не по продуманному плану... Но и эти инстинктивные попытки бегства от боли, от смерти убийцы замечали и пресекали свинцовыми пулями...

Одна только Юлия Ялмокене со своей дочкой Марите сообразила бежать под завесой дыма в родной бор, но когда дым рассеялся, их заметили. Выстрелами и прикладами принудили вернуться и как дрова бросили в бушующее пламя Пирчюписа...

Обычно агония человека продолжается несколько часов и больше. Здесь, в селе Пирчюпис, агония 119-ти человек, зверское уничтожение людей продолжалось около трех часов... Первые пятнадцать мужчин были сожжены в сарае около 2-х часов дня, а последние женщины с маленькими детьми и младенцами были сожжены в избе около 5-ти часов дня. Сожжено все село, не осталось ни одной постройки, сгорели или обгорели липы, березы и фруктовые деревья, сгорели скворечники и гнезда с птицами, истлели ульи с медом и пчелами, опекающими пчелку-маму, даже крысы и мыши не успели убежать, а эти грызуны всегда заранее чувствуют несчастье.

Трех часов было достаточно, чтобы уничтожить все то, что люди в течение долгих лет создавали своим трудом, трех часов было достаточно, чтобы уничтожить больше сотни человеческих жизней, которых матери в болях рожали, а теперь вместе с ними сгорели.



НА ПОЛЕ СМЕРТИ

Около 5-ти часов вечера в языках пламени угасла жизнь последней женщины с ребенком на руках. Гитлеровцам теперь не нужно было охранять людей, чтобы они не убежали от смерти. Эти двуногие гиены, воющие и дьявольски хохочущие шакалы уже насосались человеческой крови, уже успокоились, а подожженное их руками село все еще продолжало гореть, и горький дым, распространяя запах горелого человеческого мяса, плыл над Руднинкской пущей, над полями, лугами, над Старым Пирчюписом, Даргужяй, Мацеляй, Маджюнай и другими селами.

Деревня продолжала гореть. Дым поднимался в хмурое небо, сливался там с черными, тяжелыми тучами и давил угнетенную дзукскую землю. Падали с неба тяжелые, густые капли, впитавшие в себя пепел пожарища и трупов... Сыпалась гарь и проклятия озверелым убийцам...

Плакали, причитали соседние деревни, рыдал весь дзукский край, пылал ненавистью и местью. Уходили в лес молодые мужчины и женщины, искали партизан, пополняли отряды, создавали новые партизанские подразделения.

Пожарище Пирчюписа, пепел сожженных невинных людей разжег новое пламя мести. И никому уже не сдержать этой жажды мести, никому не остановить мощного людского потока... Ведь другого выбора не было — или сгореть, как жители села Пирчюпис, или вступить в ряды борцов, бороться и победить. И это свершилось. В начале июля того же года, через месяц после страшной трагедии, в Пирчюпис и в Руднинкскую пущу пришла победа.

Пожар 3 июня в Пирчюписе еще не скоро погас. Всю ночь горело село, горело и все воскресенье 4 июня. Несколько дней клубился дым над фундаментами, над старыми погребами.

Фашистские «герои», выполнив страшную, зверскую работу, уничтожив село той же ночью с добычей уехали обратно в Эйшишкес на танках и броневиках, а Пирчюпское пожарище — поле смерти оставили под присмотром охранного поста Старого Пирчюписа.

Солдаты охранного поста не только охраняли от постороннего человека голый пустырь, который образовался на опушке, на месте села. Они продолжали преступную работу. Стараясь замести следы страшного преступления, они обливали жидким топливом и поджигали еще не сгоревшие трупы, чтобы и следа не осталось от уму непостижимого злодеяния.

Они уничтожали, сжигали, никого не подпуская, охраняли поле смерти. Напрасно умоляли оставшиеся в живых жители села и соседи разрешить им подойти, взглянуть хотя бы на то, что осталось. Лишь два человека, два храбреца — Пятрас Вилкишюс и Антосе Марцинконене, невзирая на большую опасность для жизни, лесом, оврагами и полями тайком пробрались сквозь ряды охраны на поле смерти. Вилькишюс, 65-летний старик, пробрался в село на следующий день после его сожжения. Он нашел и опознал обгоревшие трупы сына своего двоюродного брата Александра Вилькишюса и 12-летнего мальчика Ионаса Ялмокаса. Труп Александра лежал у фундамента сгоревшей постройки. По-видимому, Александр пытался бежать, но был застрелен. Половина его головы обгорела, а другая, которая касалась сырой земли, была меньше повреждена огнем, уцелели даже волосы.

На третий день после пожара, 5 июня, в поисках своих сестер пробралась на пепелище Антосе Марцинконене-Уждавините из деревни Памеркяй. Она опознала сестру Михалину Сауленене-Уждавините. Ее труп она нашла в печи, а обгоревший труп 6-летней дочери Михалины — Эленуте Сауленайте — под земляным полом в погребе на обугленной картошке. В объятиях Эленуте был труп полугодовалого братика Ионукаса... Почему мать сама залезла в печку, а младенца оставила на руках девочки! По-видимому, она считала, что в погребе более безопасно и в нем спрятала обоих детей, сама же осталась в избе и, не зная, куда деваться от огня, залезла в печку. Однако всепожирающий огонь нашел в печи сестру Марцинконене Михалину, а детей на картошке в погребе... Трупы были обуглившиеся, черные, их едва можно было опознать...

Позже, когда было получено разрешение на похороны останков жертв, близкие не нашли ни трупа Александра Вилькишюса, ни Ионаса Ялмокаса, ни Михалины Сауленене, ни ее детей. Очевидно, их уничтожили солдаты охранного поста.



ПОХОРОННЫЕ МАРШИ

Родным и соседям сожженных жителей села Пирчюпис долго пришлось выпрашивать разрешение собрать и предать земле останки людей. Сначала они просили и боялись, молили и плакали. Потом слезы высохли и они начали просить смелее, в конце концов требовать.

Начальник охранного поста в Старом Пирчюписе (его солдаты охраняли трупы села Новый Пирчюпис) прикинулся будто ничего не знает о событиях в Пирчюписе, будто не в его компетенции выдать разрешение на похороны. А ведь все знали, что и Старый Пирчюпис сожгли бы, если бы люди этого села не были нужны для обслуживания солдат охранного поста.

Борьба за получение разрешения не прекращалась. Просили и требовали не один раз и не один день, обошли все гитлеровские учреждения, посетили разных начальников. И каждый из них отнекивался, говорил, что ничего не знает, не слышал и разрешения дать не может. Только 11 июня, после девяти дней надоедливых просьб и требований, тот же начальник охранного поста дал в конце концов разрешение на захоронение жертв Пирчюписа. По настоятельным просьбам и под давлением людей разрешение выхлопотал настоятель Валькининкского костела ксендз Юозас Бардзишаускас. Разрешение было дано с условием, что похороны будут происходить тихо, без отпевания и при участии небольшого количества самых близких людей. Вот копия этого исторического документа на немецком языке:

Dienstsfelle L 47393 (С)

Lg Pa Koenigsberg

Einsatzort den 11.6.1944

Bescheinigung.

Cemaess fernmuendlicher Anweisung des Bandenkampf-stabes ist der Pfarrer aus Olkieniki, der sich durch einen besonderen Ausweis von mir ausweisen kann, beauffragt die Bestattung der Tofen von Pirciupie durchzufuehren. Es wurde Anweisung gegeben, dass es in aller Stille und in kleinem Kreise zu erfolgen hat.

Dienstsfelle,

Feidposfnummer L 47393 Oberleufenant und Einheitsfuehrer".

В переводе:

«Удостоверение

Согласно телефонограмме штаба по борьбе с бандитами, Валькининкский настоятель, который может засвидетельствовать свою личность особым удостоверением, выданным мною, уполномочен похоронить трупы в Пирчюписе. Дано распоряжение произвести это негласно и в узком кругу.

Войсковая Единица.

Полевая почта Л 47393

старший лейтенант

начальник войсковой единицы».



Как только было получено разрешение, на поле смерти, в сопровождении гитлеровской охраны, со всех сторон хлынул поток людей. Шли, спешили плача и причитая. Шли, спотыкаясь под тяжелой ношей сиротского горя, вдовцы, вдовы, сироты. Шли, не в силах сдержать слезы, близкие соседи и приехавшие издалека родственники.

Их взору открылась жуткая, чудовищная картина. На месте села кое-где торчали почерневшие, обгоревшие деревья, развалины печей и труб. Лежали черные изуродованные трупы, которых гитлеровцы еще не успели уничтожить. Одни лежали навзничь, другие ничком, лицом к земле. Сверху трупы обгорели сильнее, нижняя же часть, прилегающая к сырой земле, меньше. Это были трупы тех людей, которые пытались в пылающей одежде бежать из горевших построек, но гитлеровскими вандалами были застреляны и оставлены лежать на месте... Продолжала гореть их одежда, тело, но та часть, которая касалась сырой земли, потухла... По этим лоскуткам некоторые жители села опознавали родных...

Каролина Уждавинене опознала своего мужа Ионвса. Она нашла возле головы трупа клочья шапки, а в ней — обгоревший паспорт мужа с фотографией. Антосе Пецюконене опознала кости своей дочери по бусам. Бусы были найдены в сарае на полу у истлевших костей. Замужняя дочь Антосе Маре Юргелявичене была найдена под развалинами печи распростертой на трупике пятимесячного Ионукаса... Ее и ребенка опознали по оставшимся кусочкам пеленок. Уцелела одна ножка внука Ионялиса... Старушка Пецюконене, заливаясь горькими слезами и причитая, целовала ножку младенца, прижимая ее к груди...

Каким пером можно описать, кистью какого художника нарисовать картину похорон 119 человек 12 июня 1944 года? Какой композитор смог бы выразить и передать этот скорбный траурный марш, исполненный в тот день убитыми тяжелым горем чуткими дзуками!

Не было здесь тогда ни писателя, ни корреспондента, ни очеркиста, ни репортера, который сумел бы описать вопли и проклятия людей, припавших к обгорелым трупам. Ни один посторонний глаз не видел, как люди собирали кости и пепел своих братьев, сестер, матерей, отцов, детей, младенцев. Ни одно постороннее ухо не слышало того печального гимна, той грустной мелодии, которая вырывалась из груди причитающих и плачущих дзуков, осиротевших женщин и мужчин.

Это был скорбный и жалобный марш. Ни разу люди его не репетировали, но под ношей общего горя, сдавленные общей болью, исполняли его слаженно...

Единственным свидетелем этой страшной картины похорон и слушателем переполненного болью траурного марша была всегда верная бедному дзуку Руднинкская пуща, ее высокие стройные сосны, шум бора, щебет птиц, журчание Пирчюпеле и жестокий, черствый взгляд палача, гитлеровского солдата, его тусклые глаза и глухие к голосу отчаяния уши... А все те, кто мог бы посочувствовать дзуку-пирчюпцу, которые поняли бы мелодию траурного марша, все были отделены стеной штыков и близко не допускались. Да и мало кто знал о случившемся. Только эхо бора повторяло причитания дзукских женщин, а робкие рассказы, похожие на выдумку, передаваемые из уст в уста, говорили, что сожжено село Пирчюпис, что люди живыми сожжены...

И до нас этот слух дошел, но с трудом верилось. Жутким и неимоверным он казался. Страшный, тяжелый 1944 год, ужасная трагедия.

Зрелище похорон жертв Пирчюписа, хотя и неполно, воссоздают в своих рассказах и плачах живые свидетели, участники того траурного похоронного марша. До сих пор они каждый год 3 июня, в одиночку или группами, собираются на братское кладбище и горько плача и причитая воссоздают нечто похожее на ту картину похоронного марша... Их раны не зажили и кровоточат по сей день...

В день похорон кто-то из села Даргужяй из простых досок сколотил два больших гроба, два больших ящика. Их носили по пустырю и собирали — в один пепел и истлевшие кости женщин, в другой — останки мужчин. Никто не мог бы распознать, никто не мог бы сказать мужские или женские это останки, если бы палачи уничтожали всех вместе. Но они сжигали отдельно мужчин и отдельно женщин, и таким образом останки были опознаны. В каждой группе было не менее 10—15 трупов, из которых по меньшей мере один был не полностью сожжен и по нему можно было определить пол сгоревших.

Людей сжигали и уничтожали группами в сараях и в избах. Оставшиеся в живых жители села, в память о трагической смерти своих близких, на каждом месте, где сжигались люди, позже поставили памятники — восемь высоких крестов.

На том месте, где раньше стоял сарай Антанаса Уждавиниса, и в котором были сожжены первые 15 мужчин, в день похорон люди выкопали две большие ямы. В одну яму сложили около 60 женских останков, а во вторую — приблизительно столько же мужских. Теперь уже окончательно установлено точное количество сожженных мужчин и женщин, составлены их списки, но в день похорон никто точно не знал, сколько трупов было похоронено в каждой яме.

Во время похорон никто не пел похоронных песен, не произносил речей. Только ксендз Бардзишаускас, облаченный в белый стихарь, накинув черную епитрахиль, тихо зачитал молитву и, покропив святой водой, бросил в каждую яму по три горсти земли.

Поднялся тогда страшный плач и, достигнув наивысшей степени, вызвал еще больший поток горьких слез, глубокую ненависть и проклятия на головы виновников трагедии, фашистских палачей.



БРАТСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Там, где были похоронены жертвы страшной трагедии Пирчюписа, где выросли две братских могилы — курганы новых времен, оставшиеся в живых жители села поставили два высоких креста и обнесли их деревянной оградой. Кресты украшены простым народным орнаментом, опоясаны лучеобразными кругами. На кресте у могилы мужчин на родном языке начертано: «Вечный покой вам братья — вечная Память», а у могилы женщин — «Вечный покой вам сестры — вечная Память».

Между этими двумя крестами стоит еще один крест такой же формы и величины. Его поставил Мотеюс Вербайтис из села Чебаторяй в память погибшего здесь сына Юозаса Вербайтиса. На кресте Вербайтиса следующая надпись: «Спи спокойно, трагически погибший».

На братском кладбище правление колхоза «Пирчюпис» рядом с крестами поставило цементный надгробный памятник с надписью: «Здесь похоронены останки советских людей, которых немецкие оккупанты и буржуазные националисты сожгли живыми в селе Пирчюпис 3 июня 1944 года».

Жители села ежедневно посещают братские могилы, часто слышатся здесь плач и рыдания. Сюда отовсюду приезжают люди почтить память трагически погибших пирчюпцев. Они приносят венки, цветы, расспрашивают жителей отстроенного Пирчюписа о трагедии, которая стряслась в 1944 году, а те, рассказывая об этом, до сих пор плачут и рыдают. Осталась глубокая, незаживающая рана, рана кровоточащая, боль которой унимают только горючие слезы.

Место Пирчюпекой трагедии, этого несчастного селения, легко найти, следуя по шоссе Вильнюс—Эйшишкес. В 44 км от Вильнюса вашему взору неожиданно открывается грандиозный монумент памяти жертв Пирчюписа: на гранитном постаменте стоит в скорбном раздумьи женщина — мать-литовка. Фигура высотой в 5,5 метра производит сильное впечатление своей выразительностью, глубиной народного горя, воплощенного в облике матери.

Торжественное открытие памятника (авторы — скульптор Г. Йокубонис и архитектор В. Габрюнас), приуроченное к двадцатилетию Советской Литвы, состоялось 24 июля 1960 года.



ЛИДИЦЕ—ОРАДУР—ПИРЧЮПИС

Кое-кто из описавших трагедию села Пирчюпис несмело сравнивал ее с трагедией сел Лидице в Чехословакии и Орадур во Франции. Трагедия этих деревень потрясла весь мир, о них много писали в газетах и книгах, их названия находим в энциклопедиях всего мира. Однако трагедия села Пирчюпис, по сравнению с Лидице, является более жестокой и страшной.

Чехословацкое село Лидице расположено вблизи города Кладно. Оно было сожжено и уничтожено в мае 1942 года после того, как чехословацкие патриоты убили фашистского правителя, палача Чехии Гайдриха. Все мужчины и подростки старше 15-ти лет были расстреляны, а все остальные жители деревни — женщины и дети репрессированы, отправлены в концентрационные лагеря.

Орадур-сюр-Глан, французское село, расположенное в департаменте Верхней Сены, было уничтожено почти в то же время, как и наш Пирчюпис. Орадур уничтожили гитлеровские солдаты дивизии «Дас Райх» 10 июня 1944 года. В селе проживало 648 человек. Остались в живых только 6. Все мужчины были расстреляны, а женщины и дети (257 детей) были заперты в деревенском костеле и живыми сожжены. Были сожжены и разрушены все жилые дома села и хозяйственные постройки.

По окончании войны опять отстроены чехословацкое село Лидице, французский Орадур, к новой жизни поднялся дзукский Пирчюпис. Не остановить течения реки... Через тринадцать лет на пепелищах Пирчюписа, с помощью Советского правительства, выросло новое село, в нём поселилось 12 семейств, всего 60 человек. Построена новая школа, все село радиофицировано, крестьяне объединились в колхоз «Пирчюпис». Ядро возродившегося села Новый Пирчюпис составляют выжившие 15 человек. Молодые мужчины женились, а девушки и вдовы вышли замуж за мужчин из других сел. Старики, как Пятрас Вилькишюс, Зосе Уждавинене и другие, приютились у более молодых родственников.

Теперь Пирчюпис живет мирной созидательной жизнью. Все страшатся войны и осуждают империалистов, поджигателей новой войны.

В 1959 году в Пирчюписе построена новая каменная школа-музей, сельский клуб, организован музей, строится новый кирпичный поселок, поставлен памятник жертвам трагедии. Правительство, проявляя отеческую заботу, выдало большинству оставшихся в живых пирчюпцев денежное пособие, выделены персональные пенсии.



СЕЛО ПИРЧЮПИС В ДЕНЬ ТРАГЕДИИ И ТЕПЕРЬ

В тот трагический день в Новом Пирчюписе вместе с прибывшими было 40 семей. Из нижеприведенного краткого обзора видно, сколько человек в каждой семье пострадало, кто и почему остался в живых.

АЛАДАВИЧЮСЫ

Стасис Аладавичюс был женат на жительнице села Пирчюпис Оне Пецюконите * и вместе с тестем и тещей проживал в Пирчюписе. Детей у них не было. Аладавичюс служил у гитлеровцев. Когда стал им ненужен, а возможно и по другим соображениям, гитлеровцы, наняв еще одного предателя,— Владаса Уждавиниса, расправились с Аладавичюсом у речки Меркис, на холме Вичкачка. Оне Аладавичене удалось выбраться из круга смерти. Она в настоящее время живет в Пирчюписе, вышла замуж за Владаса Даусявичюса, переселившегося сюда после женитьбы. Вместе с ними живут случайно выжившая мать Оны Даусявичене-Аладавичене — Антосе Пецюконене. С помощью Советского правительства они отстроились, являются членами колхоза «Пирчюпис», живут зажиточно, растят родившихся после войны детей, не видевших страшной трагедии.

* Окончание литовских женских фамилий двоякое. На «те» оканчиваются девичьи фамилии, «ене» приставляется к фамилии замужней женщины.



БАБИЛЬЧЮСЫ

Антанас Бабильчюс переселился в Пирчюпис из Варены и в день трагедии был в Варене. Два его сына. Казне и Стасис Бабильчюсы находились в то время в партизанском отряде, в Руднинкской пуще, поэтому вся семья Бабильчюсов уцелела. Ныне Антанас Бабильчюс с женой живут в Рудишкис у брата Ионаса, сын Казис живет и работает в Варене, а второй сын, Стасис, служит в милиции гор. Вильнюс.



БРАЗАЙТИСЫ

Винцас Бразайтис одним из первых жителей Пирчюписа вступил в партизанский отряд Руднинкской пущи. В то время дочь Бразайтиса Вероника училась в Вильнюсе. Там же жила и вторая дочь Элена. Сын Витаутас вместе с отцом находился в партизанском отряде. Они все остались в живых. Обе Бразайтите и Витаутас ныне живут и работают в Вильнюсе. Старик Винцас Бразайтис после войны работал парторгом в Тракайском районе. В 1946 году литовские националисты его убили у села Версека. Из семьи Винцаса Бразайтиса в Пирчюписе сгорела его жена Саломея — около 52 лет и сын Винцас — 12 лет.



БУЦКУСЫ

Ионас Буцкус был женат на жительнице села Пирчюпис Казе Каваляускайте и жил в нескольких километрах от Пирчюписа на хуторе Памеркяй. Буцкус дружно жил с семьей тестя Каваляускаса и часто ее навещал. В день трагедии Буцкус с двумя детьми и женой гостил в Пирчгописе у тестя. Когда всех жителей села окружили и загнали в круг смерти, Ионас Буцкус умолял выпустить его с семьей, как не проживающего в этом селе. Однако гестаповцы не обратили на это внимания. Там же, в кругу смерти, Ионаса Буцкуса застрелили и вместе со всей семьей сожгли. Таким образом были уничтожены: Ионас Буцкус — 33 лет, его жена Казе — 30 лет, дочь Марите —2 лет и сын Ионас — 6 месяцев.



СЕМЬЯ ЮРГИСА ЯЛМОКЛСА

64-летний Юргис Ялмокас был одним из более зажиточных жителей села, раньше имел 30 га земли. Семья Юргиса состояла из семи человек: жена Юлия — около 50 лет, дочери: Марите — 22 лет, Бируте — 7 лет, сыновья: Винцас—18 лет, Ионас — 12 лет и Стасис — 10 лет. Вся семья погибла в огне. Юлия Ялмокене вместе со своей родственницей из села Даржининкай Марите Уждавините пыталась убежать из кольца смерти, но обе женщины были убиты, а их трупы сожжены вместе с другими.



СТАСИС И МОТЕЮС ЯЛМОКАСЫ

Стасис Ялмокас был еще не женат. В 1939 году, в начале войны между Германией и Польшей, польские власти призвали его в армию и послали на фронт; там он попал в плен к гитлеровцам. В Германии он немного научился говорить по-немецки. После возвращения из Германии он жил вместе со своей матерью Розалией и семьей брата Мотеюса Ялмокаса. Мотеюса польские власти также мобилизовали и в 1939 году он попал в плен к гитлеровцам. Из Германии Мотеюс не вернулся и его участь неизвестна. Стасиса Ялмокаса спасло, что он, хотя и слабо, владел немецким языком. Он крикнул, что работает в немецкой военной промышленности и находится в отпуску. Гитлеровцы ему поверили и выпустили Стасиса Ялмокаса из круга смерти. Были сожжены мать Стасиса Ялмокаса Розалия — около 70 лет, жена брата Ядвига — 40 лет, сын брата Юозас — 12 лет и три дочери брата: Марите — 12 лет, Антосе — 10 лет и Ядвига — 6 лет. Трагедия Пирчюписа, гибель матери и семьи брата так подействовали на Стасиса Ялмокаса, что он до сих пор не может об этом забыть. Он часто бывает на братских могилах, там плачет и причитает. Теперь у него своя семья, растут дети, он построил себе избу и другие хозяйственные постройки.



ВЛАДАС И ПРАНАС ЯЛМОКАСЫ

Холостяк Владас Ялмокас жил вместе со старой матерью Викторией, которой удалось спастись. Сам Владас находился в лесу, в партизанском отряде. В настоящее время он вместе с братом Пранасом живет и работает в Вильнюсе. Пранас Ялмокас в день трагедии был в Вильнюсе, работал в налоговой инспекции. Их мать Виктория Ялмокене уже умерла.



ЮРГЕЛЯВИЧЮСЫ

Житель соседнего села Паежере Алексис Юргелявичюс был женат на дочери Стасиса Пецюкониса, Маре. Как и Буцкус, он дружно жил с семьей тестя, часто у него бывал, вместе с женой помогал тестю в полевых работах. 3 июня Юргелявичюс с тестем сеял на поле лупин, а жена Маре Юргелявичене хлопотала в доме отца, отпустив мать в гости к брату в Старый Пирчюпис. С бабушкой пошел и старший сын Юргелявичюсов двухлетний Стасюкас. Оба они остались в живых. Сам Алексис не вернулся с поля в село и тоже остался жив. Погибла в огне жена Юргелявичюса Маре с пятинедельным младенцем Ионукасом.



КАВАЛЯУСКАСЫ

Ионас Каваляускас находился в партизанском отряде в Руднинкской пуще. Вместе с ним был его старший сын Стасис Каваляускас. Трагедия 3 июня обоих Каваляускасов не коснулась. Только позже Стасис Каваляускас погиб от рук бандита Владаса Уждавиниса. Остались так же живыми его дочь Текле и сын Альфредас (Фредка), которые в тот день были в лесу. Ныне Текле вышла замуж за Маткявичюса из Старого Пирчюписа. Они отстроились и живут в Новом Пирчюписе. Сын Альфредас— лейтенант милиции. В день расправы были сожжены жена Ионаса Каваляускаса Зосе — около 50 лет, сын Юозас —15 лет, замужняя дочь Казе Буцкувене с мужем Ионасом и двое внуков.



МАРКАЙТИСЫ

В селе Пирчюпис проживало три семьи Маркайтисов. Все они до 1939 года звались Маркявичюсами. В 1939 году, получая новые литовские паспорта, Маркявичюсы снова олитовили свою фамилию. В Пирчюписе были уни-чтожены все мужчины семьи Маркайтисов. Осталось в живых только несколько женщин, бывшие Маркайтите, которые в настоящее время вышли замуж.



СЕМЬЯ ЯДВИГИ МАРКАЙТЕНЕ

Вдова Ядвига Маркайтене в этот день уехала к родственникам в село Уркионяй, а три ее дочери — в село Цилтай. Все три Маркайтите и сама Маркайтене остались в живых и сегодня живут в отстроенном Пирчюписе. Одна дочка вышла замуж за Чеснакаускаса, вторая за Кунявичюса, третья за Вярсяцкаса, а сама старуха Маркайтене живет у дочерей, по месяцу у каждой. В день расправы стеречь дом был оставлен сын Маркайтене Юозас Маркайтис — 25 лет. Он единственный из этой семьи и был сожжен.



СЕМЬЯ ПРАНАСА МАРКАЙТИСА

Пранас Маркайтис был в семье пятым, имел жену, двоих сыновей и дочь. Ему было около 40 лет, жене Мальвине — 35 лет, сыну Стасису—10 лет, Юозасу — 4 года и дочери Марите —8 лет. Никто из его семьи не спасся, всех проглотил огонь.



СТАСИС МАРКАЙТИС И ВЕРБАЙТИСЫ

Стасис Маркайтис — 80-летний одинокий старик. У него хозяйничала и опекала его родственница, пожилая 40-летняя женщина Марцися Вербайтите (Вербицкюте) из дер. Чебаторяй. Старик обещал ей оставить хозяйство, постройки и все имущество. Вербайтите часто приглашала помогать по хозяйству сына своего брата Мо-теюса Вербайтиса из села Чебаторяй — 20-летнего Юозаса Вербайтиса. В конце мая 1944 года Марцися попросила своего племянника Юозаса помочь ей посадить картошку. Время было неспокойное и Юозас не хотел было согласиться. Только лишь после уговоров Марциси, что в Пирчюписе значительно спокойнее, нежели в Чебаторяй, Юозас согласился. Сгорели Марцисе, племянник Юозас и старик Маркайтис.



ПЕЦЮКОНИСУ

Стасис Пецюконис, мужчина лет 60, имел жену и четырех дочерей. Две его дочери были замужем. В день расправы Стасис Пецюконис со своим зятем Алексисом Юргелявичюсом сеял в поле лупин. Жена Стасиса, Антосе Пецюконене, в тот день со старшим внуком, двухлетним Стасялисом, с раннего утра пошла к своему брату Урбелионису в Старый Пирчюпис. Дома остались приехавшая погостить дочь Марите Юргелявичене с пятинедельным младенцем Ионукасом и две дочери Стасиса Пецюкониса: Текле— 18 лет и Эльжбета — 16 лет. Все члены семьи Стасиса Пецюкониса и 5-недельный внук были уничтожены. Погиб и сам Стасис. Он увидел, что гитлеровцы окружают село, и, оставив зятя, побежал домой. Остались в живых только жена Антосе, дочь Аладавичене, зять Юргелявичюс и двухлетний внук Стасис. Две незамужние дочери Стасиса Пецюкониса были сожжены в сарае. Оставшаяся в живых Пецюконене нашла ножку внука, несколько обгоревших бусин дочери Текли, кусочек домотканого платья и клочок волос Эльжбеты. Волосы опознала по найденной возле них приколке. Эти реликвии, связанные в узелок, Пецюконене и сегодня еще носит на шее, только ножку внука закопала в братскую могилу.

Пецюконене по сегодняшний день горько оплакивает погибших в огне близких.



САУЛЕНАСЫ

Юргису Сауленасу было около 75 лет. В селе Пирчюпис отдельными семьями жили его трое сыновей: Антанас, Юозас и Винцас. Юозас и Винцас Сауленасы жили в одной хате, только на разных половинах. При них и жил старик Юргис со своей женой Оной, 70-летней старухой. Отец у одного сына, а мать — у другого. Сгорел весь дом, сгорели сыновья, невестки, внуки, сгорели и старики Юргис и Она Сауленасы.



АНТАНАС САУЛЕНАС

Сын старика Юргиса Сауленаса, 33 лет, был сожжен вместе со своей женой, 30-летней Михалиной Уждавините, и детьми: дочерью Эленой 6 лет, сыновьями: Юозасом — 3 лет, Стасюкасом — полугодовалым ребенком.



СЕМЬЯ ЮОЗАСА САУЛЕНАСА

Из семьи в семь человек остался в живых только один сын Праиукае, который в тот день пас скот в лесу и в село не вернулся. В настоящее время он находится на партийной работе в Алитусском районе. В пламени погибли сам Юозас Сауленас — 45 лет, его жена Вероника— 40 лет, сыновья: Стасис — 20 лет, Ионас — 6 лет, Мотеюс — 3 лет, дочь Эмилия - 16 лет.



СЕМЬЯ ВИНЦАСА САУЛЕНАСА

Семья состояла из пяти человек. Гитлеровцы уничтожили четырех членов семьи: самого Винцаса — 35 лет, его жену Ону — 30 лет, сына Юозаса — 12 лет, дочь Марите — 8 лет. Остался в живых только один сын Винцас, который в это время был у дяди в селе Чижюнай, где учился. В настоящее время Винцас Сауленас инженер и работает в Вильнюсе.



СТАСИС САУЛЕНАС

По прозвищу «Каетке» развелся с женой. Он жил в Пирчюписе с сыном Антанасом Сауленасом, а жена Ядвига с 3 дочерьми — в селе Пошальчяй. Стасис Сауленас со своим сыном Антанасом были храбрыми партизанами. Отец, Стасис Сауленас, погиб в боях с гитлеровцами. Сын, Антанас Сауленас, остался в живых. В настоящее время живет и работает в Вильнюсе. Ядвига Сауленене с дочерьми вернулась в деревню Пирчюпис и живет здесь до сих пор.



СИМОКАЙТИСЫ И ЛУКОШЯВИЧЮСЫ

В селе Пирчюпис было четверо Симокайтисов. Их отец, Стасис Симокайтис, житель Вильнюса, переселился в Пирчюпис после женитьбы на сироте Веронике Андрулионите, которую с детства воспитывал дядя Казис Лукошявичюс. Вероника была дочерью сестры Лукошявичюса. Оба Симокайтиса умерли, оставив на руках того же дяди четверых маленьких детей. Растить детей Казису Лукошявичюсу помогала проживавшая у него свояченица Ева Лукошявичене. Ранним утром 3 июня старший Симокайтис — Альфонсас вышел в поле опахать посеянную гречиху. Пахал он у самого села за речкой Пирчюпеле и попал бы в кольцо смерти, но, увидев полную деревню гитлеровцев, выпряг из плуга лошадь и ускакал в лес. После этого он некоторое время жил в селе Даргужяй, женился и вернулся в Пирчюпис. С помощью Советского правительства построил дом, воспитывает троих детей и хорошо живет. Сгорели два его брата: Даминас— 16 лет, Валентас— 14 лет и сестра Марите — 12 лет, вместе с их опекунами Казисом Лукошя-вичюсом — 90 лет и Евой Лукошявичене — 80 лет.



СЕМЬЯ ШИБАЙЛЕНЕ

Виктория Шибайлене была вдовой. У нее была дочь инвалид, которая в детстве переболела детским параличем. Они обе жили в большой красивой избе, которую перед смертью построил ее муж. Сгорел дом и они сами: мать— 60 лет, дочь Зосе Шибалайте — 22 лет.



УЖДАВИНИСЫ

Шутя жители села пирчюпцы говорили, что в Пирчюписе живет несчетное количество Уждавинисов («уждавинис» по-литовски — задача), целый «задачник». Поэтому Уждавинисы имели разные прозвища: «Чиринда», «Шилюс», «Шарка», «Крисялис», «Джянас» и другие. Нередко случалось, что Уждавинис женился на соседке Уждавините, далекой родственнице или просто однофамилице. И даже после трагедии села Уждавинисы продолжают родниться между собой. Никто в Пирчюписе не удивляется, что, потеряв в огне свою жену, Юозас Уждавинис женился на Каролине Уждавинене, которую постигла такая же судьба, а ее дочь Антосе Уждавините вышла замуж за сына своего отчима Юозаса Уждавиниса. В селе Пирчюпис Уждавинисов было больше всех, поэтому и огонь пожара, вызванный злодейской рукой, беспощадное уничтожение людей больше всего коснулось Уждавинисов. В трагический день 3 июня в пламени пожара погибло 28 человек по фамилии Уждавинис. Сегодня в отстроенном Пирчюписе остались только две семьи Уждавинисов.



СЕМЬЯ ЕВЫ УЖДАВИНЕНЕ

Ева Уждавинене была вдовой из так называемых «Чиринд». Она растила трех сыновей. Самый старший сын Витаутас в день расправы был в лесу, пас скот и поэтому остался в живых. В настоящее время он живет в отстроенном Пирчюписе, женился на дзукской девушке из Пучкорне, воспитывает двоих детей. В огне погибли его мать Ева Уждавинене —40 лет, братья: Юозас —10 лет и Стасис — 5 лет.



МАРЕ УЖДАВИНЕНЕ

Была 80-летней старушкой, сестрой ранее упомянутого Антанаса Бабильчюса. С Пирчюписе у нее была своя изба, в ней она жила, в ней и сгорела.



ИОНАС УЖДАВИНИС — «ДЖЯНАС»

Ионас Уждавинис некоторое время жил в Америке и поэтому его называли английским именем «Джянас». У него было двое дочерей и двое сыновей, новые постройки, много ульев с пчелами. Один сын в день расправы был в Германии. Он служил в польской армии и в 1939 году попал в плен. После войны оказался в Польше, женился и живет там по сей день. Каролине Уждавинене посчастливилось вырваться из круга смерти. Она сказала немцам, что сын работает в Германии, и ее выпустили. Старшая дочь была замужем в селе Шаркишкяй, а Антосе спряталась на чердаке под кострой. Она спаслась вместе с матерью. Позже Каролина вышла замуж за оставшегося в живых Юозаса Уждавиниса, и они оба в настоящее время живут в Пирчюписе, а дочь Каролины Антосе вышла замуж за сына отчима Юозаса. Они живут в Вильнюсе. Из огненной пасти Каролине не удалось вырвать 70-летнего мужа Ионаса и 18-летнего глухонемого сына Стасиса.



АНТАНАС УЖДАВИНИС

Он был активным советским партизаном. В день трагедии он вместе с женой находился в лесу у партизан. Жена позже умерла, сам же Антанас Уждавинис живет в Вильнюсе и работает в издательстве «Теса».



СЕМЬЯ ИОНАСА УЖДАВИНИСА

состояла из пяти человек. Остался в живых только 14-летний сын Юозас Уждавинис, который в этот день пас лошадь в лесу. В 1957 году Юозас Уждавинис утонул, спасая жизнь другого человека. Огонь поглотил Ионаса Уждавиниса — 45 лет, жену Розалию — 40 лет, двух дочерей: Марите—12 лет и Антоселе — 6 лет.



ЮОЗАС УЖДАВИНИС

3 июня со своей сестрой Зосе Уждавинене с самого утра запряг лошадь и поехал в село Маджюнай. Около двух часов дня, увидев над Пирчюписом столбы дыма, они поспешили вернуться. На мосту через реку Меркис их задержал гитлеровский часовой и спросил, куда они едут. Зосе пришла в голову мысль сказать, что они из Старого Пирчюписа и едут туда. Часовой им поверил и пропустил. Подъехав к пылающему и окутанному дымом селу, Уждавинисы свернули с шоссе прямо в пылающее село. Постройки Юозаса Уждавиниса уже были сожжены. Не понимая, что происходит в селе, они погоняли лошадь. Внезапно из леса начали стрелять. Над их головами зажужжали пули. Уждавинис свернул с дороги в ближайший овраг и убежал от смерти. Скрылась и Зосе Уждавинене, которая нечаянно выпала из телеги и пустилась бежать по долине в бор. Таким образом, из семьи Юозаса Уждавиниса остались в живых он сам и сын Юозас, который в тот день находился в Вильнюсе. Позже отец женился на Каролине Уждавинене, а его сын — на дочери этой же Каролины — Антосе. Нашли свою смерть в огне жена Юозаса Уждавиниса Мариона — 35 лет, три сына: Адольфас — 15 лет, Ионас—13 лет, Стасис — 10 лет и дочь Марите - 6 лет.



ЮОЗАС УЖДАВИНИС МОТЕЯУС

Был женат на жительнице того же села вдове Марии Пецюконене, имевшей двоих детей. Юозасу Уждавинису, единственному из пирчюпцев, удалось убежать. Позже Юозас Уждавинис ушел к советским партизанам. Огонь уничтожил жену Марию —40 лет, дочь Марите — 2 лет, пасынка Стасюкаса —10 лет и падчерицу Мальвуте — 6 лет.



ЮОЗАС УЖДАВИНИС — «ШИЛИС» ИЛИ «ШАРКА»

Его поведение во время немецкой оккупации объясняют по-разному. Его дочь Мария Уждавините в то время работала в Эйшишкской налоговой инспекции. Поскольку литовец гестаповец Ульбинас всю семью Юозаса Уждазиниса (4 человека) первыми вывел из круга смерти, оставшиеся в живых соседи подозревают, что Юозас Уждавинис, его сын Владас и дочь были связаны с гитлеровцами. Марию Уждавините считали агентом гестапо, хотя, как известно, их всех вместе с другими, выведенными из круга смерти, погнали в Эйшишкес. Все постройки Юозаса Уждавиниса, как и остальных пирчюпцев, были сожжены. Где он со своей семьей в настоящее время живет, никто точно не знает.



СТАСИС УЖДАВИНИС

из родни «Чиринд», около 40 лет, имел жену Марию — 35 лет, сына Ионаса—13 лет и дочь Марите — 6 лет. Все они были сожжены.



СТАСИС УЖДАВИНИС МОТЕЯУС

Его семья состояла из четырех человек. Осталась в живых только его жена Зосе Уждавинене, которая 3 июня со своим братом Юозасом Уждавинисом поехала в село Маджюнай к старшей замужней дочери одолжить горох для посева. Вместе с братом Юозасом она уже возвращалась обратно в Пирчюпис, но когда гитлеровцы открыли стрельбу по ним, убежали в лес. Позже ее старшая дочь с мужем Вацлавасом Виршицкисом из села Маджюнай переехали в отстраивающийся Пирчюпис. Вместе с дочерью, зятем и внуками живет Зосе Уждавинене, похоронив в огне мужа Стасиса — 55 лет, сына Владаса — 20 лет, дочь Зосе — 18 лет.



ЦЕЦИЛИЯ УЖДАВИНИТЕ

35-летняя незамужняя женщина, сестра Антанаса и Юозаса Уждавинисов. Вместе с нею жило двое сирот, дети Александра Уждавиниса из села Памеркяй: Антэнукас — 13 лет и Анеле — 4 лет. В день трагедии в Пирчюпис приехала из села Памеркяй и 77-летняя бабушка. Она вместе со старшим внуком Антанасом собирала щавель у шоссе, когда из Эйшишкес прибыл карательный отряд гитлеровцев. Бабушка сказала, что она из Старого Пирчюписа и пошла в том направлении. Ребенок не захотел идти в чужое село, заупрямился, начал плакать. Гитлеровцы застрелили его на месте. Куда девался его труп — точно неизвестно, но предполагают, что его затащили в село и сожгли вместе с сестричкой Анеле и тетей Цецилией Уждавините.



ВИЛЬКИШЮСЫ

События 3 июня в селе Пирчюпис больнее всего коснулись Вилькишюсов. Из проживавших там 25 Вилькишюсов 24 были сожжены. Случайно уцелел только один старик Пятрас. В Пирчюписе не осталось ни одной семьи Вилькишюсов.



СЕМЬЯ АЛЕКСАНДРАСА ВИЛЬКИШЮСА,

состоявшая из семи человек, сгорела вся: он сам, Александрас Вилькишюс — 35 лет, его жена Зссе — 33 лет; сыновья: Стасис — 9 лет, Юозас — 2 лет, дочери: Яне — 6 лет и Теофиле — 4 лет. Кроме того, вместе с ними сгорела мать Александраса, 70-летняя старушка Расюка Вилькишене.



ЮОЗАС ВИЛЬКИШЮС,

брат Александраса, имел много детей. Сам он был девятым в семье. Всех их унес гитлеровский огненный шквал. Погиб сам Юозас Вилькишюс 50 лет, его жена Эльжбета — 43 лет, двое сыновей: самый старший среди детей — Юозас — 20 лет и самый младший в семье Стасюкас—1 года; пятеро дочерей: Теофиле—18 лет, Марите—15 лет, Элена—11 лет, Аделе — 6 лет и Антоселе — 4 лет.



СЕМЬЯ ПЯТРАСА ВИЛЬКИШЮСА

В настоящее время Пятрасу Вилькишюсу около 80 лет. Это очень живой и словоохотливый старик. Ныне он приютился у чужих в семье Версяцкасов. В день трагедии он находился в своем любимом лесу. Поэтому он и остался в живых, а вся его семья была уничтожена. Погибла жена Розалия около 63 лет, дочь Юзе — 23 лет, Антанас — 20 лет и самая младшая дочь Стасе —16 лет.



ВИНЦАС ВИЛЬКИШЮС

Его семья была небольшая. Он сам — около 50 лет, жена Мария — 43 лет и единственная дочь Грасиле — 7 лет. Все они превратились в пепел.



ЭЛЬЖБЕТА ВИЛЬКИШЮТЕ

Рядом со своим братом Винцасом Вилькишюсом в отдельном доме жила 62-летняя незамужняя Эльжбета Вилькишюте. Ее, как и других жителей села Пирчюпис, безжалостно уничтожил огонь, разведенный бессердечными людьми.



* * *



В день гитлеровской расправы в селе Новый Пирчюпис было 152 человека: 79 женщин и 73 мужчины. Постоянно там проживающих было 36 семейств, всего 143 человека: 74 женщины и 69 мужчин. Остальные 4 семьи и одинокие люди, которых сожгли, приехали в Пирчюпис к своим родным. Их было 9 человек: 5 женщин и 4 мужчины. Из местных 143 человек сожжено 104, из них 56 женщин и 48 мужчин. Осталось в живых 39 человек: 16 человек в этот день уехали в другие села или находились в некотором расстоянии от Пирчюписа, 14 прятались в лесу (партизаны, работающие на полях мужчины и пастухи), 9 человек во время расправы были выведены из кольца смерти. Из 9 человек, которые приехали в тот день в село, никто не спасся. Кроме того, был уничтожен попавший в село во время экзекуции старый пастух Юргис Казлаускас, а также трое неизвестных мужчин, проезжавшие мимо на велосипедах, и двое мальчишек.

Таким образом, сожжено 119 человек — 61 женщина и 58 мужчин. Среди сожженных было 49 детей до 15 лет (22 девочки и 27 мальчиков). Из них — 14 детей до 5 лет и 4 младенца.