Николай Ельшин
"Хранить постоянно"
   
   Политиздат, 1979 г.

   Солдаты партии
   (Вместо предисловия)
   
   Каждое воспоминание о Великой Отечественной войне невольно связывается у меня с первыми ее днями к неделями. Грозное это было время, и годы не властны сгладить в памяти драматические и героические события тех дней.
   О вероломном вторжении гитлеровских войск на территорию нашей Родины мне, тогда первому секретарю Харьковского областного и городского комитетов КП(б) Украины, сообщили на рассвете воскресного дня - 22 июня 1941 года.
   Началась война, потребовавшая от всей страны огромных усилий и больших жертв. И с первых часов её приступила к мобилизации всех своих материальных и духовных сил 67-тысячная армия коммунистов Харьковской области. Все они, преданные солдаты партии, встали в строй защитников Страны Советов, независимо от поста и занимаемой должности, по долгу коммуниста и законам нашей, социалистической морали.
   Утром 22 июня срочно было созвано объединенное заседание бюро областного и городского комитетов партия с участием секретарей райкомов и партийного актива города. На повестке дня стоял один вопрос: о переходе на военное положение и перестройке всей работы и жизни города и области на военный лад. В тот же день четко и оперативно начали осуществляться первые мобилизационные мероприятия. В первые дни войны около 19 тысяч коммунистов и свыше 86 тысяч комсомольцев Харьковской области ушли на фронт. На военную и политическую работу в армию, в партизанские отряды, на выполнение важных оборонных заданий были направлены десятки ответственных партийных и советских работников. Те же, кто оставался в тылу, напряженно трудились, обеспечивая бесперебойную работу промышленности и сельского хозяйства, делая все необходимое для поддержания нормальной жизни городов и сел.
   В начавшейся жестокой войне, войне с врагом, поставившим себе на службу промышленность почти всей Европы, Харьковский промышленный район- один из крупнейших в Советском Союзе - имел исключительно важное экономическое, политическое и военно-стратегическое значение. На территории области находилось более 1250 промышленных предприятий, машиностроительная промышленность области давала 40 процентов продукции республики и 6 процентов всего союзного машиностроения.
   Харьков был важнейшим узлом железных, шоссейных и грунтовых дорог, одним из крупнейших научных и культурных центров страны.
   Накануне войны в Харьковской области насчитывалось около трех миллионов жителей.
   Нетрудно понять, почему враг называл Харьков "замком, который закрывает ворота Украины", почему в захватнических планах Гитлера Харькову придавалось особое значение.
   С чувством огромной ответственности за судьбу не только своей области, но и всей Советской Родины поднялись трудящиеся Харьковщины во главе с коммунистами на решение сложных задач военного времени. Выпуск военной продукции, в том числе и производство "катюш", перевозки грузов - военных, промышленных, хозяйственных,- строительство оборонительных рубежей, создание народного ополчения- трудно перечислить все, что приходилось делать партийным и государственным органам области в первые месяцы войны. Но одному из ответственнейших вопросов той поры уделялось особое внимание.
   Исходя из сложившейся в начале войны обстановки, по указанию ЦК ВКП(б) и ЦК КП(б) Украины Харьковский обком и горком партии провели большую работу по созданию партийного подполья и развертыванию партизанского движения. Был сформирован подпольный областной комитет КП(б)У, который доверили возглавить секретарю партийной организации Харьковского сельскохозяйственного института доценту кафедры математики Ивану Ивановичу Бакулину. В состав подпольного обкома вошли также А. М. Китаенко, И. П. Синицын, И. Ф. Гаркуша, А. И. Мотылевский и И. А. Корзин. 37 подпольных райкомов партии было создано в области, для подпольной работы в тылу врага готовилось свыше 2600 коммунистов, 32 секретаря райкомов партии были направлены на подпольную работу. Отобранные для подполья товарищи прошли краткосрочные курсы спецподготовки. Только в Харьковской специальной школе было обучено 2018 подпольщиков и партизан.
   В случае оккупации Харьковской области предусматривалось создать четыре сельских куста: Богодуховский, Змиевский, Купянский и Петровский. В каждый из них включалось по несколько районов. Харьков разбивался на четыре района - Нагорный, Заводской, Железнодорожный и Основянский.
   Партийная организация области руководила также созданием комсомольского подполья. В подпольный обком ЛКСМУ вошли А. Г. Зубарев, П. А. Глущенко, Г. А. Никитина. В городе и районах области было организовано 26 подпольных райкомов комсомола, десятки комсомольских организаций и групп.
   К активной борьбе с фашистскими оккупантами готовились и организованные в области партизанские отряды - всего их было сформировано 94 общей численностью 3310 человек, свыше двух тысяч из них были коммунистами. По указанию ЦК партии Украины со 2 июля по 2 октября 1941 года 15 партизанских отрядов отправились из Харьковской области в другие области Украины.
   Мужественных, смелых людей отбирали мы для борьбы с коварным и жестоким врагом на временно оставляемой нами территории. И тем большее уважение вызывали скромные советские люди, которые без тени колебаний оставались на своих боевых постах для выполнения заданий партии. То были верные ее солдаты, не жалевшие жизни своей во имя победы над фашизмом.
   С особым уважением вспоминаю я Ивана Ивановича Бакулина.
   Первоначально обком намеревался оставить его секретарем подпольного райкома - Нагорного, но незадолго до отхода наших войск из Харькова обстоятельства изменились, и мы предложили ему возглавить подпольный обком партии.
   Первая беседа с Иваном Ивановичем Бакулиным состоялась в начале августа. Отбирая коммунистов для труднейшей и ответственнейшей работы во вражеском тылу, мы в обкоме не могли не остановиться на кандидатуре партийного секретаря сельскохозяйственного института. Многолетняя работа с людьми снискала ему большой авторитет. Его скромность, глубокие знания, подлинная интеллигентность вызывали уважение, располагали уже при первом знакомстве. Но главное, что определило наш выбор,- это глубочайшая преданность делу партии, в которой он состоял с ноября 1928 года. О ней свидетельствовала его работа в районной школе, техникуме, наробразе и, наконец, в институте, где о доценте Бакулине говорили с особым уважением. В течение трех предвоенных лет подряд его единодушно избирали секретарем партийной организации института.
   С той августовской встречи запомнилось внутреннее спокойствие Бакулина, его неторопливая и немногословная, очень правильная речь, открытый взгляд глубоко посаженных глаз.
   И вот в начале октября мы с секретарем горкома партии А. И. Смирновым, непосредственно занимавшимся подбором подпольных работников, снова вызвали И. И. Бакулина в обком.
   Пригласив Ивана Ивановича в кабинет, я сразу же сказал о причине вызова:
   - Обстоятельства переменились, Иван Иванович. Мы еще раз обсудили создавшееся положение и решили поручить вам более ответственное задание. Как вы смотрите на то, чтобы возглавить подпольный обком партии?
   Бакулин задумался, но не надолго. Взглянув на меня внимательно, он спокойно ответил:
   - Я согласен.
   Деловой разговор длился немногим более часа. Бакулин ознакомился с решением обкома о создании на Харьковщине подполья, о конкретных мерах, связях, материальном обеспечении остававшихся в области людей. Особое внимание уделили мы в той беседе мерам по срыву работы промышленных предприятий, если город будет захвачен.
   Были потом еще встречи с И. И. Бакулиным, связанные с решением конкретных вопросов. Вспоминаю последнюю встречу с Иваном Ивановичем за несколько дней до оставления Харькова - в тот раз при разговоре присутствовали Председатель Президиума Верховного Совета УССР М. С. Гречуха и член Военного совета 38-й армии Н. К. Попель. Михаил Сергеевич Гречуха расспрашивал об отобранных для подполья товарищах, базах оружия, продовольствия.
   - Как подвигается дело? - спросил Михаил Сергеевич у Бакулина.
   - Подбираем конспиративные квартиры, явки.
   - Где будет ваша основная квартира?
   - У Профессора Михайловского.
   - Надежен?
   - Причин сомневаться нет.
   "Причин сомневаться нет..." Иван Иванович произнес эти слова спокойно, уверенно, доверчиво и твердо глядя на нас. Безупречно честный и бескомпромиссный человек, он не допускал мысли о двурушничестве, слабости духа у человека, вместе с которым не один год бок о бок проработал в стенах института. Но то были годы мирной, прекрасной жизни, которые высвечивали души людей светом созидания, охватившего молодую, встававшую твердо на ноги первую в мире страну социализма. Дни и месяцы испытаний, пришедшие с началом войны, особенно тяжкие месяцы фашистской оккупации, по-иному проверяли честь и достоинство человека. Не все выдержали эту суровую проверку...
   Работа подпольных организаций на Харьковщине велась в исключительно трудных условиях, В течение пятнадцати месяцев здесь проходил фронт, область была наводнена гитлеровскими войсками. Но это не останавливало мужественных патриотов. Коммунисты и комсомольцы, участники подполья самоотверженно работали в тылу врага, всеми возможными средствами и способами боролись с гитлеровскими захватчиками, разоблачали лживую фашистскую пропаганду, несли советским людям слово правды, распространяя среди населения листовки и газеты, которые удавалось время от времени забрасывать в тыл. Но большую часть листовок подпольщики и партизаны изготавливали сами.
   Фашистские оккупанты установили в Харькове и области кровавый режим террора, насилий и массовых грабежей. Но никакие зверства гитлеровских палачей не смогли поколебать мужество советских патриотов. Как и все советские люди, оказавшиеся в районах, временно оккупированных немецко-фашистскими захватчиками, харьковчане не покорились врагу. Они продолжали самоотверженно бороться против оккупантов. Вся деятельность партийных организаций была направлена на то, чтобы мобилизовать энергию трудящихся на борьбу против фашистских агрессоров. Коммунисты-подпольщики поднимали патриотический дух советских людей и создавали благоприятные условия для роста партизанского движения. Наши товарищи с честью оправдали доверие партии. Многие героически погибли от рук фашистских захватчиков.
   В Харьковском историческом музее есть серая папка. В ней - документы И. И. Бакулина: трудовая книжка, удостоверение об окончании вечернего университета марксизма-ленинизма, мандат делегата VI Харьковской областной партийной конференции, вырезка из газеты с Указом о награждении И. И. Бакулина грамотой Президиума Верховного Совета УССР... Документов немного. Вместе с ними - письма Ивана Ивановича, рукописи научных работ, воспоминания людей, хорошо знавших секретаря подпольного обкома в разные периоды его жизни. Во время подпольной деятельности И. И. Бакулина все подчинялось строгим правилам конспирации: никаких протоколов, как можно меньше совещаний, заседаний, переписка только в случае крайней необходимости. Именно поэтому мы располагаем незначительным количеством документальных подтверждений некоторых сторон деятельности подполья. Нередко воспоминания подпольщиков - единственный источник, помогающий воссоздать картину героической работы И. И. Бакулина по руководству народной борьбой в тылу врага.
   В тех случаях, когда прервана связь между важными событиями, ее удается в какой-то мере воссоздать благодаря воспоминаниям добровольных помощников И. И. Бакулина - таких, как Е. Г. Гаркуша, жена И. Ф. Гаркуши, Л. А. Полякова, дочь П. А. Омельченко, которая была связной И. И. Бакулина, других патриотов.
   О трудной и опасной работе И. И. Бакулина и его товарищей мы знаем также благодаря кропотливому поиску В. А. Рыбалова, Г. М. Скляднева, И. Я. Мирошникова, А. П. Шаповала и других харьковских партийных работников и журналистов, по крупицам собиравших все, что хоть в какой-то степени проливало свет на события минувших лет.
   "Хранить постоянно" - такая лаконичная надпись сделана на папке с документами И. И. Бакулина. Да, все, что в ней собрано, будет всегда бережно храниться. Точно так же, как будут вечно помнить люди о коммунисте, стоявшем во главе подполья в одном из крупнейших промышленных центров нашей страны.
   Ценой невероятных трудностей и жертв достигнута победа над фашистской Германией. И мы никогда не забудем тех, кто ее завоевывал, кто совершил подвиг, олицетворяющий моральную стойкость советского человека, преданность идеям коммунизма. Имя одного из героев этой многомиллионной армии патриотов - Иван Иванович Бакулин, которому и посвящена эта книга.
   
   Генерал армии
   А. А. ЕПИШЕВ
   
   
   
   Непокоренные
    
   "В Харькове подготовлено восстание. 57-ю пехотную дивизию не выводить"
   Такую запись сделал в своем дневнике 2 января 1942 года начальник штаба сухопутных сил фашистской Германии генерал Гальдер.
   И хотя относительно восстания генерал ошибался, в городе и области набирала силу всенародная борьба. Она-то и держала гитлеровское командование в постоянном напряжении. В Харькове приходилось задерживать регулярные части, которые были так необходимы для отражения контрнаступления советских войск под Москвой...
   Руководил борьбой подпольный обком партии. В выборе форм и средств сопротивления фашистским захватчикам он исходил из директивы СНК и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года, решения ЦК ВКП(б) от 18 июля 1941 года, постановлений и рекомендаций областного комитета партии. Кроме самых разнообразных форм и способов борьбы с оккупантами особо предусматривалась боевая работа: взрывы мостов, железнодорожных путей, порча телефонной и телеграфной связи, создание невыносимых условий для врага.
   Гитлеровцы еще не успели обосноваться в Харькове, как в городе уже прогремели первые взрывы.
   В ноябре 1941 года взлетел на воздух мост, соединявший Холодную Гору с центром.
   Приблизительно в это же время несколько мин взорвалось на Харьковском аэродроме.
   Два мощных взрыва, потрясших город на рассвете ноябрьского дня, произошли через 20 дней после того, как наши войска оставили Харьков. Первый взрыв разрушил часть здания на площади Руднева, где размещались эсэсовские подразделения. Второй уничтожил особняк по улице Дзержинского, 17, где находился штаб 68-й вражеской дивизии.
   Солдат 294-й немецкой пехотной дивизии захваченный в плен нашими войсками в феврале 1942 года, показал на допросе, что в Харькове "часто возникают пожары. Неизвестные и неуловимые люди поджигают и взрывают дома и казармы, занятые немецкими военными учреждениями и воинскими частями".
   Фашисты не чувствовали себя в безопасности не только в Харькове, но и на всей оккупированной территории области. В том же ноябре 1941 года рухнули в воду опоры моста через Донец. Не успели гитлеровцы восстановить мост, как партизаны Змиевского района снова разрушили его. Почти одновременно со взрывами на Харьковском аэродроме прогремели взрывы на аэродромах в Рогани и Чугуеве.
   На пригородной станции Новая Бавария от мощного взрыва погибло много гитлеровцев, прекратилось движение поездов. Подпольщики и партизаны Алексеевского района Н. Е. Золотухин, Н. К. Борзенко, И. П. Гуторов и другие взорвали полотно на участке железной дороги между станцией Беспаловка и разъездом 113-й километр. Вражеский эшелон пошел под откос, движение поездов на этом участке прервалось на несколько суток.
   Важным было и еще одно обстоятельство. Фашистская администрация прилагала немалые усилия к тому, чтобы наладить работу промышленных предприятий Харькова.
   Городом гитлеровцы управляли жестоко. Но в своих попытках поставить промышленность Харькова себе на службу они достигли ничтожных результатов.
   Сохранилось донесение, в котором городская управа сообщала коменданту города неутешительные сведения: в Харькове действовало 51 предприятие, на каждом из которых работало в среднем по 20-30 рабочих. И это в городе, бывшем до войны индустриальным гигантом.
   С большим трудом гитлеровцам удалось подготовить к пуску один из цехов завода "Серп и молот". И вдруг - мощный взрыв, из-за которого пуск цеха пришлось отложить на неопределенный срок. В результате аварии перестали работать и восстановленные турбины на Харьковском тракторном заводе. Из-за поломки двигателя прекратилась подача воды по Кочетокскому водопроводу.
   Потеряв надежду восстановить завод "Серп и молот", гитлеровцы решили использовать уцелевшее оборудование для ремонта автомобилей. Но предназначенные к отправке машины оказывались неисправными.
   Это было сражение, в котором харьковчане наносили противнику ощутимые удары. Вот что доносил в Берлин один из руководителей антипартизанских карательных органов, действовавших на оккупированной советской территории,- Оберлендер: "Гораздо большей опасностью, чем активное сопротивление партизан, здесь является пассивное сопротивление - трудовой саботаж, в преодолении которого мы имеем еще меньшие шансы на успех".
   Не напрасной была тревога врага. Не беспочвенными были пессимизм и неуверенность в завтрашнем дне, сквозившие и в донесениях нацистов высокого ранга, и в письмах и дневниках рядовых армии фюрера. Еще один город этой непонятной, загадочной страны не хотел подчиняться насилию и оружию, не страшился кровавого террора, а жил по законам своей жизни, жил и сопротивлялся.
   
   "Родился в 1900 году в семье крестьянина-бедняка, иногороднего бывшей Донской области...
   Мне, самому младшему в семье, "подвезло" в том смысле, что я окончил начальную школу и высшее начальное училище... Через денежные затруднения неоднократно стоял на грани бесповоротного в те времена отрыва от школы. Выручала дружеская помощь старших братьев, участие и заступничество не знавшей грамоты матери перед придавленным нуждою отцом...
   Некоторое время обучался в учительском институте, но отсутствие средств вынудило оставить учебу. Сдав экстерном экзамен на звание учителя, в марте 1918 года назначен был учителем Грабовской народной школы. Работал последовательно учителем, заведующим школой и профшколой до марта 1922 года. С марта 1922 года - в аппарате Дебальцевского уездного отдела народного образования в должности заведующего отделом профобразования...
   После ликвидации Дебалъцевского уезда - заведующий профшколы (впоследствии - техникум). До августа 1931 года - директор техникума.
   Летом 1931 года экстерном сдал по программе Харьковского института народного образования (физмат).
   1931-33 годы - директор Васильевского сельскохозяйственного техникума. После его ликвидации - директор Ракитянского сельскохозяйственного техникума Харьковской обла- сти.
   Приказом по Наркомзему УССР в 1933 году выдвинут на учебно-педагогическую работу. С октября 1933 года - методист и завотделом в Украинском институте повышения квалификации сельскохозяйственных специалистов, а с сентября 1934 года был зачислен доцентом кафедры математики Харьковского сельскохозяйственного института...
   Член ВКП(б) с 1928 года. За период работы в Харькове избирался председателем месткома, трижды - председателем избирательной комиссии, работал пропагандистом в кружке по изучению истории партии. В декабре 1939 года был избран депутатом Харьковского горсовета. В горсовете работаю членом постоянной комиссии высшей школы. В связи с празднованием 100-летия Харьковского сельскохозяйственного института награжден Грамотой Президиума Верховного Совета УССР. В мае 1941 года в третий раз избран секретарем институтской парторганиза- ции..."
   
   Из автобиографии И. И. Бакулина,
   написанной 14 мая 1941 года
   
   Короткий январский день уже подернулся сумерками, когда Бакулин зашел к Гаркуше. Жена Ильи Федосеевича, Елизавета Григорьевна, хлопотала на кухне, готовя ужин из скудных припасов. Бакулин, пристроившись около Гаркуши, привычно снял один ботинок, чтобы выдать себя за клиента сапожника, если появится посторонний.
   Иван Иванович достал из кармана пальто газету "Нова Украша", издававшуюся оккупантами в Харькове, и развернул ее, намереваясь "углубиться" в чтение.
   - Стоит тратить время на брехню,- удивился Гаркуша.
   - Что верно, то верно,- согласился Иван Иванович.- Только иногда можно тут о любопытных фактах прочитать - как, например, сегодня в статье "Борьба с экономическим саботажем". Послушайте, что пишут: "Несмотря на то что со дня оставления большевиками Харькова прошло три месяца, предприятия, предназначенные к восстановлению, находятся в крайне неудовлетворительном состоянии. Причина такого положения объясняется, нужно сказать откровенно, саботажем..." Обратите внимание, Илья Федосеевич: "сказать откровенно". Каково, а?
   - Да-а-а,- усмехнулся Гаркуша,- прямо скажем, вынужденное признание!
   - Слушайте дальше, тут еще любопытнее: "Саботаж вызывается сознательной большевистской агентурой, людьми, внешне лояльными к новой власти, на деле же мешающими, затрудняющими выпуск продукции".
   - Смотрят, оказывается, господа оккупанты в корень... Особенно насчет сознательной большевистской агентуры. А что до лояльности - нехай так думают, всякие бывают внешне лояльные... И дворник наш тоже "внешне лояльный". Елизавета моя за него молится. Ежели по сути - так спас он меня, конечно.
   - Не совсем я понимаю, Илья Федосеевич, о чем речь.
   - Да не рассказывал я, вроде было ни к чему, а сейчас вот пришлось к слову о лояльности. Дворник наш вроде бы на доверии у них. А тут как-то согнали всех жильцов дома, его позвали, спрашивают, кто коммунист. Словом, искали, кого на "свой счет" перевести... Стоят жильцы, почти одни женщины дома оказались, плачут, моя Лизавета с ними. А эти, что облаву вели, к дворнику: "Кто из них коммунист? Кто из большевиков в доме живет?" А он и отвечает: "Мое дело - мести, зачем мне было знать, кто коммунист". Не знаю, как про других, а про меня-то он точно знал, что я член партии. Так что всякая лояльность нынче жизни людям стоит.
   - Да, истинное лицо человека в суровых условиях проявляется. Почтенный профессор Михайловский сегодня показал свое лицо еще раз...
   - Какие-нибудь новости?
   - Игнат Павлович ходил сегодня к бывшему моему коллеге... Нужда заставила попытаться хоть что-то получить из припасенного в его квартире. Не тут-то было! Волчий оскал без всякого грима - пригрозил Синицыну гестапо...
   - Да, ошиблись в человеке. Овечью шкуру умело носил. А теперь остерегаться надо. Ночуйте сегодня у нас, Иван Иванович. Неровен час, пустит ищейку по свежему следу, а тут, глядишь, и отговорка найдется - рваной обуви хватает, подыщем подходящую.
   - Спасибо, Илья Федосеевич. Я, пожалуй, действительно у вас заночую: надо отдохнуть, что-то устал я за последние недели.
   Спать улеглись рано. Иван Иванович долго лежал в темноте с открытыми глазами- сон не шел. Где-то внизу протрещал мотоцикл, потом послышался гул колонны машин - мощное гудение тяжело ревущих моторов долго доносилось до третьего этажа. Потом все стихло. Бакулин чувствовал запах кожи, вара, но старался выделить из этих малопривычных запахов какой-то очень знакомый, почти родной... Ах, вот в чем дело: наверное, Елизавета Григорьевна рановато закрыла задвижку в трубе буржуйки, чувствуется горьковато-терпкий запах еще тлеющих углей - так пахло от парового утюга, когда Клава гладила. Как давно это было - еще там, в Зайцеве, когда они стали мужем и женой...
   Сколько же лет прошло с той счастливой поры?.. Почти 19... Почти 19 лет полного взаимопонимания, любви, доверия, общей интересной работы в те первые годы их совместной жизни...
   Как самозабвенно относилась она к своей работе - и в школе, и в кружках ликбеза, и в группе самообразования... Только поздние вечера оставались ей для, домашних дел, и нередко он засыпал, ощущая запах тлеющих углей в утюге, а она, его ненаглядная Клавонька, приводила в порядок их видавший виды гардероб. Директор школы и его молодая жена, учительница русского языка, вполне могли быть примером опрятности и подтянутости...
   Где-то она сейчас, его родная, его единственная?..
   "Дорогая моя, после твоего отъезда 22 сентября со всей остротой почувствовал одиночество..."
   "С отъездом института я совсем окажусь одиноким... Безумно скучаю по тебе, но дело защиты Родины столь серьезно, что у коммуниста не должно быть на сей счет никаких колебаний".
   "Тебе приходится несладко далеко от родных мест... Но ничего, голубка моя, ты все же в родной Советской стране, и никто не даст тебе погибнуть от нужды... Чувствую безмерность твоего одиночества. Но Родина страдает бесконечно больше, чем отдельные люди, и потому я стараюсь заглушить сердечную боль и беспокойство о тебе... Хочется верить, что еще встретимся и будем жить вместе. Но если случаю будет угодно нас разлучить навеки, сохрани, дорогая Клава, обо мне воспоминание как о человеке абсолютно честном по отношению к своему долгу перед Родиной, перед народом. Всегда и неизменно я был правдив и честен также по отношению к тебе..."
   
   Из писем Бакулина
   жене К. И. Бакулиной
   
   Последнее письмо он написал ей 19 октября. К тому времени эвакуировались почти все сотрудники института, и ему уже пришлось обосноваться в квартире у профессора Михайловского. Тогда еще не было сомнений - профессор и его жена были даже приветливы.
   Отвечая в кабинете А. А. Епишева на вопрос М. С. Гречухи о надежности Михайловского, Бакулин не кривил душой. Он действительно не сомневался в нем, хотя Михаил Осипович и был человеком сложным, с неровным характером и далеко не безупречным прошлым. Дворянин по происхождению, он вначале не принял Октябрьской революции, а во время гражданской войны воевал против Советской власти. Однако Советская власть простила его, поверив раскаянию и обещанию честным трудом искупить "грехи молодости".
   Бакулин и Михайловский работали на одном факультете, оба преподавали математику. Михайловский отлично знал предмет, сухие математические формулы умел преподнести так, что редко кто из студентов пропускал его лекции. Работая над кандидатской диссертацией, Иван Иванович обращался к нему и получал дельные, квалифицированные советы. По своей инициативе Михайловский не брал на себя общественных нагрузок, но от поручений не отказывался, выполнял их добросовестно.
   Сославшись на болезнь - а здоровьем он и в самом деле не мог похвастаться,- Михайловский не собирался эвакуироваться с институтом. Вместе с тем он предложил свои услуги на случай, если город захватят немцы. Иван Иванович осторожно намекнул, что, возможно, ему, Бакулину, придется остаться в Харькове и что в этом случае понадобится надежное место жительства.
   - Помилуйте, Иван Иванович, живите у нас,- с готовностью предложил Михайловский.
   - А не стесню? - спросил Бакулин.- К тому же это может быть небезопасно.
   - Во-первых, места у нас достаточно. Во-вторых, мое прошлое будет своеобразной охранной грамотой,- возразил Михайловский.
   Более того, профессор предложил использовать его квартиру в качестве базы продовольствия. Доводы выглядели убедительно, и Бакулин, поблагодарив коллегу, согласился. Вскоре на квартиру Михайловского привезли муку, сахар, концентраты, драгоценности.
   Очень недолгое время после прихода гитлеровцев Михайловский и его жена относились к квартиранту терпимо. А потом состоялся неожиданный разговор, поразивший Бакулина, поставивший его в тупик.
   - Вы читали объявление о регистрации паспортов? - хрипло спросил Михайловский.
   - Читал. Ну и что?
   - Как что? - округлил глаза Михайловский.- Ведь за отказ - расстрел!
   - А я и не собираюсь отказываться,- спокойно произнес Бакулин.- У меня вполне надежный документ. Я Буркун Иван Иванович, преподаватель Основянской школы, беспартийный. Вам нужно только сказать в бургомистрате, что я ваш старый приятель, дом которого разрушен бомбой, и вы приютили меня.
   - Никакого Буркуна я не знаю и знать не хочу! - выкрикнул Михайловский.
   В глазах его были страх и растерянность.
   - Но в чем все-таки дело, Михаил Осипович? - стараясь быть спокойным, спросил Иван Иванович.- По-моему, вы сами предложили мне свою квартиру. Что изменилось?
   - Обстоятельства изменились, батенька. Ни я, ни моя жена не желаем валяться с дыркой в черепе или болтаться на балконе в пеньковой петле...
   Бакулин понял: спорить, взывать к совести бессмысленно и небезопасно. Оставалось одно: уйти на другую квартиру. Но на какую?
   У Бакулина было несколько паспортов: на имя Мищенко Михаила Алексеевича, Старикова Николая Ивановича, Котунова Якова Петровича, Салина Ивана Петровича... Однако все они - на случай неудачи с основным паспортом на имя Ивана Ивановича Буркуна. Самая надежная легенда была разработана именно по этому паспорту. Беспартийный, из-за болезни в армии не служил. Работал с 1922 года учителем математики. Вызван в Харьков. Последнее место работы - школа в пригороде, в Основе. Проверке это не поддавалось, так как школа была разрушена прямым попаданием авиабомбы, а документы сгорели.
   Паспорт, трудовая книжка, справки надежные. Но при одном условии: если в паспорте стоит штамп бургомистрата. А для этого нужно найти квартиру, хозяин или хозяйка которой согласились бы прописать его у себя. Подыскивать жилье самому опасно, это нужно делать только через связных.
   Первым на ум пришло имя Наташи Даньшевой. Всплыли перед глазами четко написанные строки:
   "Я, гражданка Даньшева Наталья Николаевна, проживающая по улице Технологическая, д. 15, кв. 2, как патриотка своей Родины, преданная партии Ленина. предоставляю свою квартиру для явок нелегальных партработников. Я клянусь хранить тайну; разговоров во время явок и никогда не выдам наших партийных товарищей, если бы мне даже угрожала смерть"
   Дверь открыла молодая женщина с пышными волосами. Он назвал пароль, и от настороженности, с какой она его поначалу встретила, не осталось и следа. Перед ним была жизнерадостная, приветливая женщина.
   - Конечно, Иван Иванович, поживите пока у меня,- сразу же предложила Данынева, едва Бакулин коротко рассказал, в какой ситуации оказался.- Здесь вам будет удобно.
   Осмотрев квартиру, Бакулин убедился, что она и в самом деле подходит для тайных встреч. Черный ход вел в захламленный глухой двор, откуда можно было незаметно выйти в случае опасности.
   - Ну как, Наташа, готовы начать работу?
   - Хоть сейчас!
   - Вот и прекрасно. Сейчас прямо и начнем. Нужно разыскать Евгению Барановскую. Раньше она работала начальником бюро нормализации и стандартизации завода "Свет шахтера". Перед войной стала кандидатом партии. Ее конспиративная квартира находится в доме номер двадцать два на углу Малой Гончаровской и Дмитриевской улиц. А мать Евгении, Ядвига Владиславовна, живет в Рыжковском переулке, дом двадцать два.
   По этим адресам и отправилась Даньшева.
   В тот же день Наташа привела худенькую женщину с тяжелой косой, уложенной вокруг головы. Это и была Евгения Сильвестровна Барановская, или просто Женя.
   На следующий день Женя побывала на улице Котлова и разыскала основного секретаря подпольного Железнодорожного райкома партии Антона Ма- каровича Китаенко по кличке Трамвайщик. Вскоре он пришел к Бакулину и сообщил, что удалось установить контакты почти со всеми коммунистами, оставленными в районе.
   Особенно обрадовал он Бакулина рассказом о братьях Першиных - Коле и Саше, спрятавших в погребе радиоприемник.
   - Это сейчас особенно важно: нам нужно ускорить выпуск листовок.
   - Ребята прямо рвутся в бой, несколько раз уже слушали наши передачи по радио. Мать их, Татьяну Михайловну, видел днями, готова помогать.
   -Как с квартирой, Антон Макарович?
   - Да вроде бы все идет, как задумывалось: схожу за примака. Есть еще надежда использовать квартиру матери Полины Омельченко: там, на окраине, на Дальней Журавлевке, у нее такая халупа, что вряд ли немцы позарятся.
   - Кто знает: войск в городе столько, что могут из любого закутка выжить. У Марии все в порядке?
   - Ждет вестей. Тревожится, как доберется к ней посланец обкома, с какой стороны его ждать...
   - Придет, пока рано. Надо нам свои связи закрепить. Просьба, Антон Макарович,- свяжись с Антониной Кузьминичной Белоусовой, секретарем подпольной парторганизации в Нагорном районе. Пока еще не удалось установить связь с секретарем райкома. Поэтому передай Белоусоеой, что временно ее группа будет подчиняться тебе.
   ...Об Антонине Кузьминичне подумал Бакулин с особой теплотой: редкой закалки человек, людией очень верят тянутся к ней - группа действует активно, особенно с появлением партизан Франкова.
   Член КПСС с 1918 года, участница гражданской войны, Антонина Кузьминична Белоусова перед oккупацией города получила в райкоме партии удостоверение, согласно которому значилась швеей. И едва кому из соседей могло прийти в голову, что женщина, в полуподвальной квартире которой в доме № 5 по улице Анри Барбюса стучала швейная машинка,- руководитель подпольной организации - что большинство ее заказчиков - подпольщики. Не ожидая, когда будет установлена связь с райкомом и обкомом, группа делала свою незаметную, но очень важную работу: подпольщики беседовали с населением, информировали об истинном положении на фронтах, привлекали к подпольной деятельности патриотов...
   Следующим вышел на связь с секретарем обкома основной секретарь Основянского подпольного райкома Александр Иванович Мотылезский - Основянко, потом - территориальный секретарь по Змиевскому кусту Иван Алексеевич Корзин, запасной секретарь Заводского райкома Михаил Филиппович; Дубенко - Киця.
   Постепенно нити подполья сплетались, но по разным причинам из цепочки выпало несколько звеньев, и соединить ее оказалось делом чрезвычайно сложным.
   Неутомимыми помощницами стали Женя Барановская и Наташа Даньшева. Каждое утро, как только кончался комендантский час, уходили они в опасный поиск и каждый раз возвращались ни с чем. Отыскать след основного секретаря Заводского райкома Ильи Федосеевича Гаркуши, Кучума, и запасного секретаря Нагорного райкома Игната Павловича Синицына, Токаря, долго не удавалось.
   Как и все запасные секретари райкомов, Синицын должен был приступить к работе в случае особой надобности. Но поскольку Бакулин вместо Нагорного райкома принял обком, на Синицына ложились все обязанности руководителя подпольного райкома, и найти Игната Павловича надо было как можно скорее. Его явочная квартира по Пушкинской улице оказалась разрушенной. Женя Барановская, не первый раз проходя по улице и с надеждой поглядывая по сторонам, решилась подойти к дворнику, который убирал с тротуара обломки битого кирпича.
   - Дедусь, где-то здесь живет токарь. Случайно не знаете? - спросила Женя.
   - Не знаю,- буркнул дворник и добавил как бы между прочим: - Но ежели очень нужен, поспрашиваю... Денька через два загляни, дочка.
   Женя не знала, что после пожара Игнат Павлович перешел в дом № 72 по Пушкинской и попросил дворника Ермолая Даниловича Понедельника сообщить, если кто-то будет интересоваться токарем.
   - Никто не спрашивал? - задавал он при встрече один и тот же вопрос и слышал один и тот же отрицательный ответ.
   И вдруг Ермолай Данилович сказал, что какая-то женщина спрашивала токаря.
   Два дня спустя дворник постучал к Синицыну. Синицын открыл, и Понедельник шепнул:
   - Пришла...
   Так обком увеличился еще на одного человека. Квартира Понедельника стала явочной. У Ермолая Даниловича Синицын хранил свое оружие. Здесь не раз бывали члены подпольного обкома, а Бакулин встречался со связными, приходившими из-за линии фронта.
   Оставалось разыскать И. Ф. Гаркушу.
   До прихода гитлеровцев Илья Федосеевич работал на Харьковском электромеханическом заводе. Был партгрупоргом и членом партбюро, а последние месяцы и секретарем партбюро. Ему, как участнику революции 1905 года и гражданской войны, партком поручил ответственную и опасную работу в тылу немецко-фашистских войск.
   - Дело это добровольное, время еще есть, подумайте хорошенько,- сказал Гаркуше секретарь парткома.- Советоваться, естественно, ни с кем нельзя. Только с самим собой, со своей партийной совестью.
   - А чего раздумывать? - ответил Илья Федосеевич.- Раз партком доверяет, я согласен.
   С Гаркушей беседовали секретари райкома, горкома. В обкоме условились о явочных квартирах, паролях и отзывах. Илья Федосеевич получил кличку Кучум и паспорт на имя Бондаренко Кузьмы Иосифовича.
   - А кто будет секретарем подпольного обкома? - спросил Гаркуша.
   - Пока это тайна. Увидите друг друга на явочной квартире по улице Полевой.
   В первых числах октября Илью Федосеевича вызвали в райком, где познакомили со связными - рабочими Харьковского электромеханического завода Дворниковым и Кичко. Гаркуша сдал на хранение партийный билет и получил револьвер. Секретарь сообщил адреса, где выдадут продовольствие.
   Бакулин знал, что Гаркуша получил консервы, различные крупы, жиры, мешок муки. Обком партии, создавая подполье, всячески заботился не только о явках и паспортах, но и о том, чтобы подпольщики были обеспечены продуктами хотя бы на некоторое время.
   Через несколько дней после прихода гитлеровцев Гаркуша, как и договорились заранее в обкоме, побывал на Полевой улице. Однако в указанном доме хозяева на пароль не ответили. Илья Федосеевич повторил мало что значащую фразу. В ответ удивленно пожали плечами и закрыли дверь.
   С тем же успехом побывал на Полевой и Бакулин. В середине ноября полиция согнала жителей засыпать ров около института. Среди неторопливо ковырявших землю людей оказался и Бакулин, который проходил по Юмовской улице и попал в поле зрения надзирателей.
   Дул холодный ветер, землю припорошило снегом. Рядом с Иваном Ивановичем отбрасывал в ров землю пожилой мужчина с запорожскими усами. Это был Гаркуша, которого Бакулин в лицо не знал.
   Сначала они работали молча, как, впрочем, и все остальные, потом Бакулин услышал бурчание соседа:
   - Работа дома есть, а они сюда пригнали,- и прибавил с раздражением: - Что за радость гнуть спину на... задаром!
   Сказал последние слова погромче и взглянул на Бакулина ненароком: что за человек?
   Бакулин словно того и ждал:
   - Хотите заработать?
   - Конечно. Как-то надо же добывать на пропитание.
   - Я вам заплачу,- сказал Бакулин, присматриваясь к Гаркуше.- Нужно перенести уголь, а я сам не справлюсь.
   Условились встретиться через несколько дней на улице Чернышевского, у детской поликлиники.
   - Я учитель математики,- представился Иван Иванович.- Буду работать в школе в Основе. Уголь нужно перенести из подвалов шестьдесят первого пятьдесят пятого домов на улице Дзержинского двор дома номер шестнадцать на той же улице. Эти дома недалеко один от другого.
   Кто-то подавал корзины из подвала дома № 61 Илья Федосеевич и учитель носили их к подвалу дома № 55, где их принимал мальчик лет тринадцати-четырнадцати. Затем часть угля перенесли к дому № 16. Гаркуша подивился нерациональной работе из шестьдесят первого дома уголь можно было носить напрямую к шестнадцатому, минуя пятьдесят пятый. Но промолчал, догадываясь, что был в том какой-то смысл.
   
   "В конце сентября 1941 года я получил приказ создать и возглавить оперативную инженерную группу с задачей - массовыми минно-взрывными заграждениями содействовать войскам Юго-Западного фронта в обороне Харьковского промышленного района, а в случае продвижения противника заминировать и разрушить аэродромы и другие объекты военного назначения...
   Сложная операция была осуществлена по минированию дома № 17 по улице Дзержинского, где расположился командир 68-й пехотной дивизии гитлеровский генерал фон Браун. Он являлся в то же время начальником Харьковского гарнизона. Особняк сильно охранялся.
   Некоторые утверждали, что в особняке немцам якобы, удалось извлечь нашу мину, чем гитлеровцы не преминули похвастать перед местным населением.
   ...По заданию Военного совета фронта ночью 14 ноября 1941 года генерал-лейтенант Невский, подполковник Ястребов и я подъехали к Воронежской радиостанции. Операция началась. Переданные по радио сигналы сделали свое дело".
   
   Из воспоминаний
   кандидата технических наук
   полковника в отставке
   И. Г. Старинова
   
   "Работникам оперативной группы горкома, в которую входили десять секретарей, и Бакулину было известно, что некоторые заслуживающие внимания дома при оставлении города заминированы минами замедленного действия, но о существовании радиоуправляемой мины никто не знал.
   Бакулин, видя, что здания, занятые гитлеровскими штабами и учреждениями, не взрываются, решил уничтожить штаб Брауна своими силами. К этому он привлек И. Ф. Гаркушу, а также дворника-истопника, обслуживавшего дома № 16 по Дзержинского, в котором располагалась комендантская команда, и № 17, где стоял штаб. В одной из корзин с углем в подвал дома истопник пронес мину.
   Все для взрыва было готово. Бакулин ожидал наиболее выгодной обстановки... Но его опередил штаб Юго-Западного фронта..."
   Из письма бывшего секретаря
   Харьковского горкома партии
   В. А. Рыбалова
   
   "Наверное, радиоуправляемая мина и наш заряд сработали одновременно".
   Из воспоминаний И. Ф. Гаркуши
   
   Учитель, назвавшийся Иваном Ивановичем Буркуном, понравился Илье Федосеевичу, и Гаркуша пригласил его в гости. Иван Иванович принял приглашение.
   ...И тогда, в первый свой приход в этот дом, он прежде всего уловил запахи кожи и просмоленной дратвы, но господствовал надо всем уютный запах обжитой квартиры.
   В прихожей Бакулин увидел низкий столик и стул с ременным сиденьем. На столе - нехитрый сапожный инструмент: молоток, клещи, гвозди, деревянные шпильки, на стеллаже - колодки.
   Илья Федосеевич познакомил Ивана Ивановича со своей женой Елизаветой Григорьевной, разговорчивой украинкой. Потолковали о том, о сем, попили чаю. Перед комендантским часом Иван Иванович поблагодарил хозяев и ушел.
   С того дня Бакулин стал заходить к новому знакомому часто.. Темы разговора - война, оккупация. Поначалу говорили осторожно, больше полунамеками, затем все смелее, откровеннее.
   Разговоры разговорами, а открыться друг другу они не решались, не имели права, и оставался один учителем, а другой - сапожником и печником. Но все-таки Бакулин иногда просил Илью Федосеевича отнести записки то на Заиковскую улицу, то на Холодную Гору. Записки были самые обычные. Кому-то Иван Иванович сообщал, что жив и здоров, просил подать весточку о себе. Другому обещал что-то достать. Только некоторое время спустя Гаркуша понял, что записки были шифрованные.
   В один из последних дней ноября Илья Федосеевич встретил на рынке Михаила Филипповича Дубенко. Он знал, что тот, как и он, оставлен для подпольной работы, но не знал, что Михаил Филиппович уже встречался с секретарем обкома. Илья Федосеевич поделился с Дубенко:
   - Сижу без дела. Не могу связаться с подпольным обкомом. А как ты?
   - Кое-кого видел,- ответил Дубенко.- Постараюсь все как следует разузнать и скажу, с кем и где встретиться.
   Вечером, когда снова пришел Бакулин, Илья Федосеевич будто невзначай упомянул фамилию Дубенко. И тогда Иван Иванович сказал:
   - Я знаю Дубенко. Послезавтра, часов в двенадцать, зайдите на Юрьевскую, дом восемнадцать, через двор со стороны Рыжовской.
   Там, на конспиративной квартире Дубенко, Илья Федосеевич увидел учителя Буркуна Ивана Ивановича... Гаркуша назвал пароль, согласно которому он должен был встретиться с секретарем подпольного обкома на Полевой улице. Буркун произнес отзыв. Все верно!
   - Так это вы? - только и сказал Гаркуша и лишь после того, как улеглось волнение, спросил: - Почему же на Полевой не отвечали на пароль?
   - Не знаю, Илья Федосеевич. Я ходил туда несколько раз, но нужных людей там не встретил. В том числе и вас. В доме оказались другие хозяева. Они объяснили мне, что прежние эвакуировались... Но все позади, вы с нами, будем теперь активно работать.
   И они работали. Работали, выполняли свой партийный долг, хотя на каждом шагу каждого из них подстерегала смертельная опасность.
   Уже не сотнями - тысячами исчислялись жертвы оккупантов. Окоченевшие тела со стандартной табличкой "партизан", "коммунист" жители города ежедневно видели на площадях, на балконах домов...
   А сколько было расстреляно на улицах, средь бела дня, у противотанковых рвов из пулеметов, замучено в застенках гестапо...
   Но никакая жестокость врага ее могла запугать патриотов. Они продолжали свою опасную и трудную работу.
   Комендант Основы - товарной станции Харьковского железнодорожного узла - со своей командой сбился с ног, разыскивая преступников, вносивших неразбериху в работу транспорта. Непонятным образом с вагонов исчезали нужные наклейки и появлялись, совершенно иные. Пропадали паспорта вагонов. Или вдруг обнаруживалось, что кто-то стер надпись станции назначения и вывел мелом название стации, находившейся в другой стороне. В результате вагоны с важными грузами, подлежавшие немедленной отправке, либо сутками простаивали в тупиках, либо следовали не туда, куда надо. В то же время вагоны пустые или с несрочными грузами загромождали сортировочные горки, стояли где попало. Случалось, паровозы, подготовленные к рейсу, загорались. Выходили из строя стрелки на железнодорожных путях...
   Это была работа группы, которой руководил член подпольного обкома А. И. Мотылевский.
   В одном из домов на станции Основа жила семья Владимира Коновалова. Комната его была заставлена радиоприемниками. Клиенты - немецкие офицеры и солдаты - были довольны: радиомастер выполнял заказы быстро, на совесть. И никому из них не приходило в голову, что на чердаке дома установлена радиостанция и что этот услужливый паренек - руководитель подпольной комсомольской группы. Никто из них не мог и предположить, что в неразберихе, царившей на станции, во многом повинен электрик депо Владимир Коновалов.
   Отчаянно действовал член группы Виктор Чубенко. Надев спецовку смазчика, чуть ли не на глазах охраны эшелона, готового к отправке, он насыпал в буксы песок. Эшелон уходил вовремя, а в пути вспыхивал пожар.
   Комсомольцы-подпольщики не ограничивались диверсиями на железной дороге. Они тщательно продумали и осуществили диверсию на складе боеприпасов в Безлюдовском лесу.
   Молодые патриоты Харькова четко выполняли указания подпольного обкома партии - любыми способами и средствами срывали ввод в строй предприятий, которые гитлеровцы намечали приспособить для ремонта своей техники. Комсомольцы надежно прятали ценную аппаратуру и приборы.
   На паровозостроительном заводе, где оккупанты также пытались наладить ремонт автомобилей, члены комсомольской группы Яковлева уничтожали дефицитные детали, сливали горючее, портили восстановленные машины. В конце концов гитлеровцы вынуждены были отказаться от своей затеи.
   Убедившись, что им не удается восстановить промышленные предприятия, приспособить их для производства и ремонта военной техники, оккупанты усилили грабеж в сельских районах Харьковщины. Однако и здесь они столкнулись с саботажем, который становился все организованнее и активнее. Наиболее массовым он был в Боровском районе.
   
   "Организуйте партизанские и диверсионные группы, не давайте врагу увозить хлеб, скот, организуйте саботаж в молотьбе хлеба и других сельскохозяйственных работах, ломайте молотилки и тракторы..."
   
   Из листовки Боровского
   подпольного райкома партии
   
   По призыву подпольщиков жители сельских районов прятали зерно, срывали сроки сельскохозяйственных работ. В 1942 году хлеб был убран на площади 3,5 тысячи гектаров. Однако, сколько ни пытались оккупанты организовать его обмолот, хлеб так и простоял до прихода Красной Армии.
   Саботаж поддерживали своими боевыми действиями партизаны. Так, Боровской партизанский отряд не позволил угнать 250 голов скота, сохранил для Красной Армии 2200 тонн пшеницы и подсолнечника.
   
   Шли недели фашистской оккупации. Харьков оставался прифронтовым городом, он был буквально забит войсками. Советскому командованию требовались сведения о количестве вражеских войск, их дислокации, перемещении. Часть сведений добывали разведчики, засылаемые из-за линии фронта. Но большую помощь Красной Армии оказывали и подпольщики, считавшие разведку важным и ответственным делом.
   С И. П. Синицыным Бакулин встретился на квартире Е. Д. Понедельника.
   - Игнат Павлович, недалеко отсюда расположена немецкая танковая часть. Не спускайте с нее глаз. Если она начнет передислокацию, постарайтесь определить хотя бы направление и немедленно сообщите мне. Договорились?
   - Договорились,- коротко ответил Синицын.
   Игнат Павлович не упускал из поля зрения казармы этой части. И через несколько дней уже издали услышал гул танковых двигателей. По территории части бегали солдаты, выносили из казарм ящики, тюки. Танки выстроились перед казармами, от машины к машине переходили офицеры. После короткого осмотра они приказывали механикам-водителям запускать двигатели.
   Наступил комендантский час, Синицын ушел, но всю ночь не спал, часто подходил к окну, прислушивался. Как только стало можно появляться на улице, он быстро оделся и вышел из дому. Колонна танков вытянулась по Пушкинской. Голова ее сворачивала на улицу Веснина. Минут через двадцать Синицын увидел, что колонна направляется к Белгородскому шоссе.
   - Спасибо за сообщение, Игнат Павлович,- поблагодарил Бакулин.- Сейчас же все будет передано в Купянск.
   А на следующий день он порадовал Синицына, рассказав, что советская авиация нанесла мощный бомбовый удар по колонне.
   Регулярно вели разведку подпольщики Железнодорожного района. Они запоминали улицы и дома, где располагались вражеские части и учреждения, примерное количество солдат и офицеров, местонахождение зенитных батарей. Особенно внимательно наблюдали за перемещением больших масс войск, определяли их состав и вооружение.
   Сопоставлять факты, делать некоторые выводы помогали разговоры фашистов и их прислужников.
   Люда, дочь Полины Омельченко, подружилась с дочерью бургомистра Лосиевского, жившего в том же дворе. Полина просила дочку запоминать все, что говорят в доме бургомистра, и передавать ей или Антону Макаровичу. Девочка исправно выполняла просьбы.
   Сбором сведений о расположении и характере военных объектов, оборонительных сооружений, складов и баз, передвижении вражеских частей занималась и подпольно-партизанская группа Н. Я. Франкова. Сведения поступали от членов группы из разных частей города и с железнодорожных станций. Затем их переправляли советскому командованию. Очень важные разведданные о передислокации воинских частей доставили, например, штабу нашей 6-й армии члены группы Михаил Шеркунов и Николай Сивков. Но выполнение этого задания закончилось трагически. Николай Федорович Сивков погиб.
   Во время ночных бомбардировок подпольщики по заданию Франкова старались обозначать наиболее важные объекты. Однажды, когда наши самолеты появились над городом, Афанасий Вакула поджег будку на станции Харьков-Сортировочный, забитой вражескими эшелонами. Воспользовавшись таким ориентиром, советские летчики точно сбросили бомбы на железнодорожные пути. Движение было парализовано...
   Много времени и сил было отдано в первые три месяца оккупации тому, чтобы установить контакты не только с подпольными райкомами города, но и с партийным и комсомольским подпольем Богодухова, Боровой, Змиева, а также с некоторыми партизанскими отрядами.
   Может быть, отсюда усталость? И нет сна, и перед глазами лица, лица - со сколькими пришлось повидаться за это время!.. Лица разные, мужские и женские, молодые и совсем уж пожилые, но всех роднил взгляд - немного настороженный в начале встречи: "С тем ли человеком встретился?" Твердый и спокойный во время обсуждения дела, предстоящего задания. И - неизменная искра надежды перед расставанием: "Скоро ли?.."
   Бакулин был предельно честен со всеми. Говорил о трудностях, предостерегал от ошибок. И всегда имел какие-то важные вести, которые укрепляли веру в неизбежность победы, рассказывал о мужестве советских людей и на фронте, и в глубоком нашем тылу, и во временно оккупированных районах страны Конечно, он не мог бы иметь этих данных, не будь у подпольного обкома постоянной связи с ЦК КП(б)У, с Харьковским обкомом партии, находившимся в Купянске.
   С особой благодарностью думал о парторге ЦК КП(б)У А. П. Коротуне, который рассказал многое, что очень пригодилось им всем в работе. Но главное - Большая земля о них постоянно помнила, сталась помочь, хотя было еще ох как нелегко...
   
   "В тяжелые дни оккупации харьковская подпольная организация получала большую помощь от ЦК КП(б)У. В г. Харьков ЦК КП(б)У направлял т. А. П. Коротуна (с рацией)...
   Особо следует отметить активнейшую роль в проведении партийной работы в подполье Харьковской области парторга ЦК КП(б)У т. Коротуна".
   
   Из отчета
   о работе подпольной организации
   и о партизанском движении
   в Харьковской области в период
   Великой Отечественной войны
   (Протокол № 159 заседания бюро
   Харьковского обкома КП(б)У
   от 11.4.45 г.)
   
   Не случайно ЦК КП(б)У послал на связь с подпольным Харьковским обкомом именно Коротуна. С августа по 16 октября 1941 года Анатолий Павлович был комиссаром одного из партизанских отрядов, сформированных на Харьковщине и отправленных в Тыл врага. Кроме того, он отлично знал область, имел большой опыт партийной работы, умел быстро ориентироваться в сложной обстановке.
   Анатолий Павлович Коротун прошел большую жизненную школу. Он родился в 1900 году на Полтавщине в семье крестьянина-бедняка. Рано познал нужду и тяжелый труд. Юношей участвовал в гражданской войне, после окончания которой организовал одну из первых в Полтавской области коммуну "Красная Поляна". В 1926 году Коротун стал членом Коммунистической партии. Перед войной работал уполномоченным Народного комиссариата заготовок СССР по Змиевскому (ныне Готвальдовскому) району Харьковской области.
   Первый раз Коротун прибыл в Харьков на связь с подпольным обкомом в ноябре 1941 года. В условленном месте его ожидала Мария Омельченко. Не теряя времени, они пошли на Дмитриевскую улицу Здесь в полуподвальной квартире дома № 22 на углу Малой Гончаровской, Мария познакомила Коротуна с Евгенией Барановской связной Бакулина. Евгения Барановская проводила Анатолия Павловича на Технологическую улицу - на квартиру Наташи Даньшевой. Тогда еще дом, где она жила, не был разбомблен, и члены подпольного обкома партии собрались в ее квартире. Несколько позднее Копотун передал в Купянск: "Даньшева - замечательный человек, а главное -она совсем не трусит".
   На Технологической и состоялась первая встреча Бакулина с Коротуном. Они вместе обдумали как быстрее подключить к работе еще не объявившихся членов обкома, наметили первоочередные задачи
   - К сожалению, кроме инструкции и рекомендации, в этот раз ничего больше не принес,- посетовал Коротун,- пока добирался пешком до Харькова, несколько раз обыскивали, если бы что-нибудь нашли, не беседовать бы нам сейчас, - и добавил улыбаясь: - Обыскивать они умеют, однако, к счастью, так и не научились чужие мысли читать.
   - Спасибо вам за советы и информацию, Анатолий Павлович,- поблагодарил Бакулин.- Постараемся в ближайшее время развернуть широкую разъяснительную и агитационную работу среди населения. У нас уже налаживается выпуск листовок.
   - Это очень важно, Иван Иванович! При первой возможности будем снабжать вас нашими листовками.
   Беседуя с Бакулиным, Анатолий Павлович интересовался многим: положением в промышленности, на транспорте и в сельском хозяйстве, дислокацией частей гитлеровского гарнизона, настроением немецких солдат.
   Бакулин дал исчерпывающие ответы на все вопросы Коротуна. Кроме того, Анатолий Павлович захватил печать, которую гитлеровцы ставили на документах, разрешающих ходить из Харькова на "менку" - то есть выходить за пределы города для обмена каких-либо вещей, чего придется на продукты.
   Во время первого посещения Харькова Коротун пробыл в городе несколько дней. Жил он на Молочной улице, 16, в квартире Анны Владимировны Богдановой, куда проводила его Женя Барановская. Она представила его Анне Владимировне, своей давней знакомой, как мужа, хотя ничего не стала рассказывать, только пояснила, что в Харькове ему не стоит встречаться с родными и близкими, что, чем меньше будет он попадаться на глаза знакомым, тем лучше.
   - Мы ненадолго к вам,- неловко извинилась Женя.
   - О чем разговор! - прервала Анна Владимировна.- Живите сколько угодно. Места хватит...
   Худые плечи хозяйки квартиры дрогнули - несколько дней назад она похоронила своего мужа, умершего от голода.
   "Муж" Жени ей понравился. Вежливый, спокойный, внимательный и участливый. Да и внешне приятен: копна густых волос над высоким лбом, ясные, чуть грустные глаза и такая же чуть грустная улыбка.
   На следующий день невысокий, плотный мужчина с густым чубом и ясными глазами в сопровождении Полины Омельченко и молодой, веселой девушки появился в Степанковском переулке, 6, на Дальней Журавлевке, в домике у Анны Лукьяновны Омельченко.
   - Принимай, мама, гостей.
   - Заходите, дорогие гости.
   Это были Анатолий Павлович Коротун и радистка Лида, которая до оккупации работала телеграфисткой. Перед отходом наших войск из Харькова она подала заявление с просьбой оставить ее в подполье, окончила курсы радисток.
   Лиду поселили в комнате сестер под видом внучки Анны Лукьяновны от третьей дочери, жившей в Хабаровске.
   Теперь можно было, используя спрятанную в погребе радиостанцию, поддерживать связь с Большой землей, регулярно принимать сводки Совинфорибюро, сообщать в центр сведения об обстановке на оккупированной территории, о деятельности подполья.
   Флигель на тихой окраине Харькова стал и явочной квартирой подпольного обкома. Сюда приходили посланцы ЦК КП(б)У и обкома партии из Купянска, поступали листовки. Мария была связной между теми, кто приходил из-за линии фронта, и Бакулиным.
   В то же время и Китаенко через Полину Омельченко постоянно поддерживал связь со Степанковским переулком. Часть информации, поступавшей с Большой земли, он использовал при подготовке текста листовок.
   Среди многих дел Бакулин не забывал и о технических вопросах. Для обеспечения подпольщиков надежными документами при подпольном обкоме была создана специальная группа, которая изготавливала печати, штампы, различные справки, пропуска. Занимались этим и члены подпольно-партизанской группы Н. Я. Франкова. Справки о мнимых болезнях, "аусвайсы" различного содержания помогли многим юношам и девушкам избежать фашистской каторги.
   Благодаря этим документам удалось спасти от гибели большое число лиц еврейской национальности. Когда 16 декабря 1941 года появился приказ коменданта о явке евреев на территорию тракторного завода, подпольщики Нагорного района укрыли многие еврейские семьи. Их снабдили документами и переправили в село. На квартире подпольщика И. С. Щербака под именем Ольги Николаевны Гончаровой скрывалась Ольга Наумовна Брагиловская. Она хорошо знала немецкий язык и оказывала большую помощь подполью как переводчица.
   Все это было сопряжено с огромным риском. Гитлеровцы жестоко расправлялись с теми, кто помогал евреям. За спасение еврейских детей оккупанты расстреляли машинистку подпольно-партизанской группы Н. Я. Франкова Варвару Белову.
   Но ни жесточайший террор, ни фашистская пропаганда прибегавшая то к угрозам и запугиванию, то расписывавшая радужные перспективы "нового порядка", уже не могли остановить ширившегося протеста, который все чаще и чаще перерастал в открытое сопротивление.
   Советские люди не падали духом. Об этом Бакулин узнавал не только из информации связных, членов обкома. В ноябре и декабре, когда трещали морозы пронизывающий ветер сдирал с полей снег, забивал им овраги и балки, Иван Иванович побывал в районах области. С фальшивой справкой о разрешении выхода на "менку", с листовками, зашитыми в подкладку пальто, пробирался он от села к селу, встречался с подпольщицами, изучал обстановку и с учетом местных условий ставил задачи, советовал, как лучше эффективнее вести борьбу с захватчиками Особое внимание Бакулин уделял контактам между подпольщиками и партизанами, координации их действий.
   Многое повидал он в районах, о многом узнал. Рассказали ему и о подвиге руководителя подпольной организации в Новой Баварии Александра Владимировича Катаева.
   Через Новую Баварию к Харькову непрерывно шли вражеские эшелоны с войсками, грузами. Подпольщики после дательного наблюдения за движением воинских эшелонов, изучения системы охраны станции пришли к выводу: при умело подготовленном взрыве можно на долгое время перекрыть поток резервов врага к фронту.
   И вот в конце ноября раздался мощный взрыв, всполошивший гитлеровцев.
   Гестапо и полиции какое-то время никак не удавалось обнаружить организатора диверсии, но все-таки они его выследили. Схватив Катаева, фашисты решили устроить публичную казнь. Они согнали жителей станции к зданию бывшего Дворца культуры имени Ильича.
   Мужественно встретил смерть коммунист А. В. Катаев. Избитый, окровавленный, он стойко держался до последней секунды своей жизни. Враг публичной казнью пытался запугать людей, но он просчитался. Когда Катаева подвели к столбу, с перекладины которого свисала веревка с петлей, он крикнул, обращаясь к людям:
   - Я выполнял задание партии, волю народа. За жизнь моего народа не жаль умереть!
   Палачи, видя, как пришла в движение толпа, поспешили накинуть петлю. Зарыдали женщины, показались слезы на глазах мужчин. Это были слезы ненависти к убийцам.
   Услышал Иван Иванович и о подвиге А. Г. Бузныки, оставленного для подпольной работы в Алексеевском (ныне Первомайском) районе. Арестовав его, немцы обещали 10 гектаров земли и 10 тысяч рублей, если он выдаст товарищей. С презрением отверг партизан предложение врага, заявив, что ничего не скажет, умрет за правду, за Родину. И он погиб, предпочтя смерть предательству...
   Ночь была уже на исходе, а Бакулин так и не сомкнул глаз. Давно выстыла квартира, вместе с теплом улетучился и навеявший дорогие воспоминания запах тлеющих углей... Нет, нельзя расслабляться. Надо действовать, надо бороться. От его собранности и спокойствия сейчас зависит многое. Подпольная организация растет, особенно за счет молодежи. Делают свое дело и листовки, лозунги на стенах домов.
   Нити комсомольского подпольного обкома крепко держит в своих руках Саша Зубарев. И вдруг в тревожном предчувствии сжалось сердце Бакулина: по лезвию бритвы ходят ребята, ведь в самом фашистском логове живут... Несколько дней назад он слышал в разговорах на базаре намеки на листовки, появившиеся в городе. С радостью ловил интонации, чувствовал: люди надеются, верят всем сердцем в нашу победу, даже у тех, кто не видел листовки, надеждой вспыхивали глаза.
   Доброе дело делают ребята...
   Но уж очень небезопасно работать в такой близости от гестаповской тюрьмы. Надо срочно встретиться, может быть, удастся найти какое-либо более безопасное место для комсомольского обкома. Да, сегодня же он пошлет на квартиру Никитиной связного.
   Приняв решение, Иван Иванович забылся в коротком тревожном сне.
   
   
   
   Слово правды
   
   В трудные дни осени 1941 года, создавая партийное и комсомольское подполье, областной комитет партии заготовил для подпольщиков более 17 листовок на украинском и немецком языках общим тиражом свыше 5 миллионов экземпляров.
   В условиях начавшейся вражеской оккупации особенно важной была продолжавшаяся помощь подпольным организациям в выпуске и распространении листовок. ЦК КП(б)У, обком партии, находившийся в Купянске, и политуправление Юго-Западного фронта предоставили подпольщикам и партизанам 9,5 миллиона листовок на украинском, русском и немецком языках, которые широко распространялись среди населения Харьковщины и даже в войсках противника. На оккупированную территорию области поступали центральные газеты: "Правда", "Известия", "Комсомольская правда", "Красная звезда", газеты, издававшиеся ЦК КП(б)У: "Советская Украина", "Радянська Украiна", специальная газета для населения оккупированных украинских областей "За Радянську Украiну".
   ЦК КП(б)У систематически передавал специальные радиопередачи для населения оккупированной Украины, которые транслировались из Москвы и Саратова, а также с помощью подвижной радиостанции "Днiпро". Материалы этих передач распространялись на оккупированной врагом территории Украины также в виде листовок.
   Слово большевистской правды должно было нейтрализовывать вражескую дезинформацию и ложь, укреплять веру людей в неизбежную победу Красной Армии, воодушевлять патриотов на борьбу с захватчиками. И слово это должно было звучать не от случая к случаю, а постоянно.
   На одном из первых заседаний подпольного обкома партии, когда на квартире Н. Н. Даньшевой собрались еще не все члены обкома, обсуждался вопрос о развертывании разъяснительной работы среди населения.
   - Хорошо бы в ближайшие дни наладить выпуск своих листовок,- говорил Бакулин.- А пока подумаем, как разумно использовать эти.
   И Бакулин положил на стол пачку листовок, отпечатанных типографским способом.
   - От нас теперь зависит, во сколько раз увеличится количество этих листочков, сколько людей смогут услышать слово правды. Сейчас разъяснительная работа среди населения особенно важна: фашисты кричат о "решающих победах германской армии", "разгроме армии Советов", "беспорядках в советском тылу", "скором падении Москвы". И мы должны помочь оказавшимся в оккупации людям разобраться, сориентироваться в обстановке.
   Одним из первых организовал изготовление листовок секретарь Железнодорожного подпольного райкома партии Антон Макарович Китаенко.
   Ночами, когда Харьков забывался тревожным сном и тишину Клочковскои улицы нарушали только шаги патрулей, Коля и Саша Першины спускались в погреб. Там был спрятан радиоприемник. Когда гитлеровцы ворвались в город, на заборах и стенах домов запестрели приказы. Был среди них и приказ об обязательной сдаче радиоприемников. В случае неповиновения - расстрел. Но братья не торопились выполнить распоряжение, хотя прекрасно понимали, какому риску подвергают себя. Приемник очень пригодился, особенно в начале оккупации, когда не работала рация.
   Коля и Саша слушали передачи из Москвы, торопливо, боясь пропустить слово, записывали очередную сводку Совинформбюро. Утром, как только заканчивался комендантский час, мать относила исписанные листки на улицу Котлова, 49, Антону Макаровичу. Китаенко составлял текст листовки, и Татьяна Михайловна, стараясь не попадаться на глаза немцам и полицаям, приносила текст обратно. Сыновья размножали его от руки, и мать снова шла к Китаенко, вручала ему сверток.
   Некоторое время спустя Антону Макаровичу удалось где-то раздобыть пишущую машинку, списанную в утиль еще в мирное время. Першины приспособили ее для печатания листовок. Сбитые буквы прыгали, строчки выходили неровные, и листовки внешне выглядели не очень аккуратно. Но те, кто читал их, не замечали ни скособоченных букв, ни кривых строк. Главное- они раскрывали правду. Правду, которую враг всячески пытался скрыть и извратить.
   
   "За страдания наших братьев, сестер, отцов, матерей, жен и детей, за разорение наших городов и сел гитлеровские мерзавцы заплатят своей черной кровью.
   Смерть фашистским собакам!
   Кровь за кровь, смерть за смерть! Этим отплачивайте немецким грабителям! Организуйте партизанские отряды, жгите дома, в которых находятся немецкие войска, громите тыл вражеских войск, уничтожайте немецко-фашистских разбойников.
   ...Недалек тот час, когда гитлеровская гадина будет раздавлена и вы снова будете свободными!"
   
   Из обращения
   Харьковского обкома КП(б)У
   к жителям временно оккупированных
   районов области
   
   Татьяна Михайловна знала, что Антон Макарович через доверенных лиц отправит листки по надежным адресам. А вскоре на рынке в своих корзинках и сумках люди найдут их, упрячут на самое дно. Придя домой, достанут, со слезами радости на глазах прочтут в укромном уголке, стараясь запомнить каждое слово, с которым Харьковский обком партии обращался к ним, попавшим в беду советским людям. От человека к человеку, от сердца к сердцу пойдет такое долгожданное и такое волнующее слово правды: Красная Армия уже несколько месяцев удерживает Севастополь - немецко-фашистские войска не могут сломить сопротивление защитников города, под Москвой враг потерпел крупное поражение...
   И харьковчане уже по-иному воспримут хвастливые заверения оккупантов о якобы близком конце Советского государства.
   Одна из радостных листовок была составлена Колей и Сашей. Услышав сообщение о контрнаступлении Красной Армии под Москвой, они немало потрудились, стараясь выразить в листовке свою радость, скорее передать ее людям. Ребята просто сияли, когда уже под утро отдали матери плотный сверток.
   - Скажи, мама, Антону Макаровичу, что мы сами ее составили, пусть люди скорее правду узнают!
   - Скажу, скажу, хлопчики. Лягайте спать...
   Едва дождавшись 6 часов утра - часа, когда разрешалось выходить на улицу, Татьяна Михайловна заторопилась к Китаенко.
   Иван Иванович Бакулин уже знал о начале контрнаступления наших войск под Москвой через своих связных, по эстафете передавших весть с Дальней Журавлевки, когда пришел к нему с листовкой братьев Першиных Китаенко. Но, прочитав листовку, Бакулин словно заново ощутил долгожданную радость.
   - Оперативно сработали, Антон Макарович, оперативно! - довольно повторял он.- Обрадовали, спасибо! Дело налаживается.
   - Это братьям Першиным спасибо,- уточнил Антон Макарович.
   А в следующую декабрьскую ночь в квартире Першиных за плотно зашторенными окнами снова теплился слабый огонек коптилки. Его едва хватало, чтоб осветить ближний угол комнаты и Татьяну Михайловну, склонившуюся над шитьем.
   Она отложила шитье, подошла к окну, прислушалась. Ни звука. Прошла в коридор, проверила запоры в сенях. Постояла у закрытой двери на кухню. "Тук-тук, тук-тук..." - долетало оттуда. Ребята размножали листовку.
   Татьяна Михайловна вернулась к столу, задумалась о сыновьях.
   Раньше ей казалось, что она хорошо знает своих хлопцев. Росли они добрыми, отзывчивыми и справедливыми. Драчунами не были, но постоять за себя умели. Однако никогда не думала мать, что они у нее такие... Ни у того, ни у другого ни капли страха, а ведь уже за один утаенный радиоприемник, если дознаются, пристрелят на месте. А тут еще пишущая машинка...
   Антона Макаровича Китаенко она знала давно. Несколько лет проработали они в одном цехе кондитерской фабрики "Октябрь". Человеком он был приметным. Его, мастера цеха, несколько раз избирали секретарем первичной парторганизации фабрики. Как-то в обеденный перерыв, когда уже немцы подступали к Харькову, он отозвал Татьяну Михайловну в сторонку, справился о житье-бытье, а потом, посерьезнев, заговорил о сыновьях: мол, в случае оккупации города им придется остаться, а ей он советует эвакуироваться. Хотя Китаенко не сказал, чем придется заниматься Коле и Саше, она все поняла: - Ты вот что, Макарыч, не ходи вокруг да около. Догадываюсь, к чему это. Никуда я не поеду, останусь с ребятами. Можешь и на меня рассчитывать.
   И квартира Першиных в доме № 97 по Клочковской улице стала еще одной надежной квартирой для Китаенко. Основная конспиративная квартира секретаря Железнодорожного подпольного райкома партии была на улице Котлова, где поселилась Полина Омельченко.
   До войны Полина со своей дочерью Людой, так же как и Мария, жила у матери в Степанковском переулке, 6. Примерно за неделю до взятия Харькова гитлеровцами Китаенко приехал на Дальнюю Журавлевку. В семье Омельченко его хорошо знали, дети звали дядей Тоней. Полина несколько лет работала в цехе кондитерской фабрики "Октябрь", начальником которого был Антон Макарович.
   Китаенко сообщил, что Полине с дочерью выделили квартиру в доме № 49 на улице Котлова.
   На следующий день состоялось новоселье. А дня за три до вступления в город гитлеровцев туда переселился и Китаенко.
   Полина не говорила дочери, почему они не эвакуировались, но Люда догадывалась, что это не случайно. Мать и дядя Тоня о чем-то подолгу шептались, а вскоре мать велела называть его отцом. Для посторонних Антон Макарович был мужем Полины Омельченко, пришедшим в примаки. В действительности же квартира стала конспиративной квартирой основного секретаря подпольного Железнодорожного райкома партии, а Полина Андреевна - его связной с Бакулиным.
   
   "Для получения информации с Большой земли в некоторых квартирах был организован Прием сводок Совинформбюро. Радист группы Владимир Соколов собрал из отдельных деталей радиоприемник и систематически на квартире И. С. Щербака принимал и записывал передачи из Москвы. Сводки Совинформбюро распространялись членами группы в устной и письменной форме. Дочери Ивана Семеновича Алла и Сусанна и Владимир Соколов размножали сводки и вместе с другими членами группы распространяли их в городе, на железной дороге и в селах во время "менки".
   Группа также получала информацию, листовки, тексты отдельных приказов Верховного Главнокомандующего через И. С. Ильчук. Ирина Сергеевна поддерживала связь с одной из подпольных групп, располагавшей радиоприемником и радиопередатчиком. В этой группе действовала машинистка Хмельницкая, которая, как нам стало известно после войны, была связана с секретарем подпольного обкома партии. Ирина Сергеевна, жившая в одном доме с А. К. Белоусовой, поддерживала с ней связь. Различную информацию, в том числе и сведения из Москвы, И. С. Ильчук получала также от бывших своих учеников - юных радиолюбителей, слушавших советские радиопередачи.
   Распространялись не только листовки, написанные группой, но также листовки и газеты, которые попадали на оккупированную территорию через линию фронта. Они передавались из квартиры в квартиру в городе, из будки в будку по железной дороге, доходя до Краснограда. Газету "За Радянську Украiну" зачитывали до дыр".
   
   Из воспоминаний Н. Я. Фрайкова
   
   Активную политическую работу вела еще одна группа патриотов в Нагорном районе города - группа, командиром которой стал Николай Яковлевич Франков, а секретарем парторганизации - Антонина Кузьминична Белоусова. Еще до слияния группы Белоусовой, оставленной для нелегальной работы, и партизанского отряда Франкова, прорвавшегося из Киева в Харьков, Бакулин передал Антонине Кузьминичне через связного: после установления контактов с партизанами их нужно подключить прежде всего к массово-политической работе среди населения.
   Антонина Кузьминична и Николай Яковлевич действовали настойчиво и оперативно. Они использовали все возможные формы борьбы - диверсии, разведку, саботаж. Члены группы А. А. Андрейченко, И. М. Братченко, Г. В. Моюсалитин, И. А. Коваленко, работая в путевом хозяйстве железной дороги, срывали ремонтные и восстановительные работы. Особенно ответственные поручения выполнял инженер И. С. Щербак, будучи начальником аварийно-восстановительной службы на городской электростанции.
   Коммунист Сергей Иванович Буценко и его жена Ефросинья Степановна, подпольщики Нагорного района, распространяли листовки главным образом на окраине Харькова.
   День ото дня листовок появлялось все больше, они помогали вести активную политическую работу среди населения города и области, временно оккупированных врагом. Бакулин постоянно напоминал товарищам: нужно увеличивать выпуск листовок, собирать конкретный материал для них.
   - Уже одно то, что листовки разоблачают вражескую пропаганду и люди узнают правду, подтверждает: мы не зря работаем,- говорил Иван Иванович членам обкома. - Но тут не менее важно и другое. Сам факт их появления свидетельствует, что Советская власть не только за линией фронта, но и здесь, в Харькове, что есть люди, которым не страшен кровавый террор.
   Бакулин особенно заботился о том, чтобы листовки, наряду с изложением содержания сводок Совинформбюро и разоблачением вражеской лжи, звали на борьбу с захватчиками.
   Поступали листовки и из-за линии фронта, из Купянска, где находился Харьковский обком партии. Но Бакулин и каждый член подпольного обкома прекрасно знали, с каким риском связана их доставка, и понимали, что на регулярность этой "почты" рассчитывать не приходится.
   И поэтому делалось все, чтобы выпускать листовки на месте, в различных районах города.
   Не менее трудным и опасным, чем изготовление листовок, было их распространение. Действенность слова правды во многом зависела от того, как много людей смогут их прочитать. Бакулин понимал, что только силами подпольного обкома партии решить задачу широкого, массового охвата населения политической пропагандой невозможно. Благодаря терпеливой и осторожной работе Бакулина, других членов обкома к этому важному делу удалось привлечь надежных помощников, которые разносили листовки по городу и близлежащим селам.
   Муж и жена Буценко все активнее работали в городских районах Ивановка, Лысая Гора, в селах Бабки, Константиновна, Боровая. Часто помогал им и одиннадцатилетний внук Володя.
   Патриотическая группа члена партии с 1917 года Владимира Тищеако в составе десяти человек бесстрашно работала в центре Харькова с декабря 1941
   года. Иван Иванович хорошо знал Владимира Тихоновича, участника гражданской войны, и поражался мужеству безногого инвалида. Он ездил по улицам в инвалидной коляске, и кто мог предположить, что под сиденьем в ней лежат листовки.
   Гестаповцы и полицейские сбились с ног, пытаясь установить, откуда появляются в центре города листовки. Провал произошел лишь из-за предательства. Гитлеровцы жестоко расправились с семьей Тищенко: они расстреляли Владимира Тихоновича и его жену, а пятнадцатилетнего сына Володю отправили в концлагерь Дахау.
   Особая роль в изготовлении и распространении листовок принадлежала подпольному обкому комсомола, во главе которого стояли А. Г. Зубарев, П. А. Глушенко, Г. А. Никитина.
   Подпольный обком комсомола с первых шагов работал под руководством подпольного обкома партии. Комсомольский штаб разместился в доме № 23 по улице Артема, в небольшой комнате квартиры Галины Никитиной, примерно в полукилометре от гестаповской тюрьмы. Именно здесь Галя и Саша писали и размножали листовки. Распространять их помогал Петр Глущенко, который стал поставщиком важных сведений, получаемых им не совсем обычным способом.
   В квартире Петра Глущенко поселился рядовой 512-го транспортного полка Иозеф Трилицы, чех по национальности. У него был радиоприемник. Когда Трилицы уходил из дому, Глущенко вначале тайком слушал Москву. Приняв очередную сводку Совинформбюро или приказ Верховного Главнокомандующего, он передавал записи Никитиной, и Галя вместе с Зубаревым составляли листовку.
   Очень скоро Петр подружился с Иозефом. Трилицы не скрывал от Глущенко своих антипатий к фашистам, откровенно возмущался "новым порядком". Он сказал Петру, что так же, как он, рассуждают многие его товарищи, что они ненавидят фашизм. Петру Глущенко удалось связаться с солдатами-антифашистами словацких частей, дислоцированных в Харькове. Иозеф отдал свой приемник Глущенко и по собственной инициативе стал сообщать ему секретные сведения о гитлеровских частях. В дальнейшем при отступлении фашистов из Харькова Трилицы перешел на сторону Красной Армии.
   
   "Мы верили в победу советского народа и его армии над фашизмом и хотели внести свой вклад в достижение этой победы.
   Плечом к плечу воевали чехословацкие солдаты и советские воины и совместно пролитой кровью навсегда скрепили боевое содружество чехословацкой Народной армии с Советскими Вооруженными Силами...
   Бои под Соколово означали первое открытое выступление против фашизма народных вооруженных сил чехов и словаков на советско-германском фронте".
   
   Людвик Свобода
   
   Кто знает, как сложилась судьба чешского патриота Иозефа Трилицы. Возможно, он оказался в числе воинов 1-го отдельного чехословацкого батальона, принявших боевое крещение под Соколово, насмерть стоявших на рубеже реки Мжи, недалеко от Харькова, и не пропустивших через реку ни одной фашистской машины. Быть может, не отвернулось от него солдатское счастье, и он возвратился освободителем и победителем в свою родную Чехословакию. А может быть... Может быть, и он отдал жизнь за свободу своей и Советской Родины, своей кровью увековечил дружбу чехословацкого и советского народов.
   К сожалению, автору не удалось установить, как сложилась судьба этого человека. Одно можно сказать с уверенностью: слова М. И. Калинина, произнесенные им в Кремле при вручении Людвику Свободе ордена Ленина, можно отнести и к Иозефу Трилицы:
   "Не важно то, сколько вас было, а важно то, что вы, чехи и словаки, остались верны нам в тяжелое для нас время. Вы верили нашему народу, нашей армии и государству, вы верили вместе с нами в конечную победу нашей общей справедливой борьбы..."
   И Иозеф верил Петру, и его товарищи поверили молодым харьковчанам, комсомольцам-подпольщикам, которые благодаря помощи Иозефа Трилицы одними из первых в Харькове стали выпускать листовки с сообщениями Совинформбюро.
   Постепенно подпольный обком комсомола расширял зону своего влияния, вовлекал в борьбу против оккупантов все больше молодежи. Очень важным было и то, что листовки подпольного обкома комсомола не только приводили сообщения советского радио и, показывая истинное положение дел, призывали к борьбе - они еще и указывали способы этой борьбы.
   Все активнее действовали и молодые подпольщики в оккупированных районах области.
   С помощью связных и непосредственно самому Зубареву удалось установить связь с некоторыми подпольными райкомами комсомола области, и листовки, изготовленные на улице Артема, 23, читали не только в Харькове, но и вдали от него. Зубареву удалось передать листовки и инструкции членам некоторых подпольных райкомов. Связная Александра Скляренко побывала в Изюме, Нина Глушенко- в Богодухове, а Зубарев с Никитиной - в Дергачах.
   По указанию подпольного обкома ЛКСМУ богодуховские комсомольцы неоднократно нарушали телефонную связь. На станции Купьеваха они напали на вражеский патруль и освободили несколько десятков сельских жителей, которых собирались отправить на работу в Германию.
   В Великом Бурлуке группа Александры Руденко узнала, что гитлеровцы при незначительной охране водят советских военнопленных рыть окопы. Устроив засаду, комсомольцы уничтожили охрану и освободили 46 красноармейцев. Снабдив их документами, они помогли им выбраться за пределы района и пробраться к своим.
   Иван Иванович Бакулин не упускал из поля зрения деятельность подпольного комсомольского обкома, помогал и практически, и морально, как только представлялась такая возможность.
   Но в те студеные январские дни Бакулин не успел прийти на помощь...
   Написав и распространив листовки, посвященные Дню памяти В. И. Ленина, Александр и Галина 19 января снова ушли в Дергачи. Побывав там в декабре, Зубарев пообещал дергачевским комсомольцам, оставшимся в подполье, помочь в осуществлении практических дел. Для этого они и отправились с Галиной в район.
   На другой день в квартире Никитиных появился белобрысый парень в ушанке, спросил Петра Коваля. Анна Ивановна, мать Гали, знала, что это подпольная кличка Зубарева, и сказала, что его сейчас нет в Харькове - ушел на "менку". Парень откровенно расстроился, но, узнав, что через несколько дней Коваль вернется, успокоился. Анне Ивановне он доверительно сообщил, что прибыл издалека, из Купянска, и что позднее обязательно заглянет.
   На рассвете 23 января Анна Ивановна ушла за печником - сильно дымила печь. Возвратившись домой, она увидела гестаповцев. Саша и Галя сидели связанные, спиной друг к другу. Гестаповцы успели перевернуть в квартире все вверх дном и обнаружили несколько экземпляров листовок, оставшихся не расклеенными. Арестовали и Анну Ивановну.
   Держали их на Сумской, в доме № 100. Сашу и Галю допрашивали, пытали, снова допрашивали и снова пытали. Ничего не добившись, дочь перевели в камеру к матери, рассчитывая, что после этого Никитина перестанет упорствовать. Напрасны были расчеты гестаповцев: Анна Ивановна прекрасно понимала, чем грозит дочери молчание, но не могла и не пыталась подталкивать Галю на предательство. Их снова рассадили по разным камерам, а через неделю мать выпустили.
   
   "С Сашей мне не приходилось говорить, но видела: держал себя стойко, бодро. С Галей же сидела девять дней в одной камере... И должна с материнской гордостью заявить, что преклоняюсь перед мужеством и стойкостью своей дочери. Никакой паники, никакой жалобы мне, своей матери. Только однажды с глубокой скорбью сказала: "Как жить хочется, мама. Если тебя выпустят, отомсти им за меня"".
   
   Из воспоминаний
   А. И. Павленко- Никитиной,
   матери Г. А. Никитиной
   
   14 февраля Анна Ивановна принесла в тюрьму передачу. Издали видела Сашу и Галю и даже получила от дочери записку:
   "Мамочка, дорогая! Поздравляю с днем рождения, желаю долгой, хорошей жизни. Рада и довольна за тебя... Что бы ни было, крепись, дорогая, надейся, что, может быть, еще встретимся... Целую крепко. Передай карандаш".
   15 февраля передачу у Анны Ивановны не привяли. Знакомый дворник рассказал ей, что видел, как в большую черную душегубку втолкнули Александра и Галину, избитых до того, что они едва держались на ногах. Земля поплыла под ногами Анны Ивановны...
   С ноября 1941 года по январь 1942-го активно действовал подпольный обком комсомола во главе с коммунистом А. Г. Зубаревым, который до войны был преподавателем харьковской средней школы № 88, а затем секретарем Орджиникидзевского райкома комсомола Харькова. За это время было написано и распространено 12 различных листовок общим тиражом 600 экземпляров. "К молодежи!", "Организуйте саботаж на фабриках и заводах!", "О зимнем наступлении Красной Армии" - так были озаглавлены некоторые из них, написанные Зубаревым и Никитиной.
   С болью и тревогой узнал Бакулин о гибели в застенках гестапо этих смелых и красивых, совсем еще молодых людей. Но он знал, что зерна борьбы, посеянные ими, дадут благодатные всходы, и не ошибся.
   
   "...Обком КП(б)У дал указание готовиться к изданию газеты "Соцiалiстична Харкiвщина" небольшим форматом для населения оккупированных районов... Эту... газету, которая несла нашим советским людям временно оккупированных районов последние известия, правду о положении на фронтах, о подвигах воинов и тружеников тыла, журналисты назвали "Пар- тизанкой".
   В начале 1942 года по заданию обкома партии редакция газеты начала готовить тексты и издавать листовки для распространения в тылу противника".
   
   Из воспоминаний
   бывшего редактора газеты
   "Соцiалiстична Харкiвщина"
   Г. П. Булкина
   
   Большим подспорьем для подпольного обкома была "Партизанка" - она печаталась каждого 7, 17 и 27-го числа. Газету сбрасывали с самолетов, приносили посланцы обкома, и каждый ее номер, на котором вверху, на самом видном месте, печаталось обращение: "Прочитай и передай другому", бессчетно переходил из рук в руки.
   Шла напряженная, полная опасности борьба за то, чтобы враг не смог скрыть, задушить правду, чтобы люди знали истинное положение на фронтах и в советском тылу. Слово большевистской правды через плотные заслоны доходило до населения. Люди с трепетом вчитывались в дорогие сердцу слова, и в их души вселялась надежда, а она - родная сестра веры, веры в неминуемое освобождение от фашистского ига.
   
   
   
   Верю беспредельно
   
   Бы ла на исходе первая военная зима. Все чаще оттепели превращали в непролазное месиво разбитые и без того дороги, и каждая "прогулка" по городу, а тем паче выход в районы не обходились без "капитального ремонта" главной обуви - чуней, склеенных из автопокрышек глубоких калош. Благо выручал Илья Федосеевич, хотя к марту и он все чаще стал подаваться на заработки и на "менку" - в Харькове свирепствовал голод.
   Но подпольный обком партии жил. И не просто жил, а действовал, несмотря на жесточайший кровавый террор, голод, трудности и осложнения, гибель патриотов, товарищей...
   Обком постоянно продолжал поддерживать связь с Большой землей, которая уже не раз запрашивала, в чем ощущается особая нужда.
   Зная, как тяжело в Харькове с продовольствием, обком партии дважды направлял из Купянска самолет с продуктами для подпольщиков. Но в первый раз самолет не сбросил мешки из-за ненастной погоды: летчик не увидел огней, зажженных на поляне. Вскоре из Купянска предупредили: вылетает еще один самолет с продовольствием и листовками, нужно подготовить площадку.
   С этим известием Иван Иванович пришел к Китаенко. Посоветовавшись, они решили направить в район высадки женщин и девушек: их реже, чем мужчин, проверяют патрули.
   После ухода Бакулина Полина Омельченко сказала дочери, что отправляется на "менку" в Богодуховский район.
   Полина, Наташа Даньшева, Вера и Неля Дубенко - к тому времени дочери М. Ф. Дубенко тоже включились в работу подполья - собрались на Дальней Журавлевке, в комнате Марии Омельченко. Вышли с таким расчетом, чтобы к обусловленному месту добраться до наступления темноты. Как и все "менщики", женщины двигались гурьбой - вместе легче разговаривать с патрулями. Пока было светло, разбрелись по селу, а когда начало смеркаться, по одному пришли к скирде на заснеженном поле.
   Глубокой ночью над головами послышался рокот моторов. Неля схватила приготовленный факел, зажгла и выбежала на поле. Самолет сделал круг и начал снижаться. От радости Неля закружилась, побежала навстречу, размахивая факелом. Но самолет, уже почти коснувшись земли, вдруг круто взмыл вверх и исчез в темном ночном небе.
   Как выяснилось потом, сигнальный огонь должен был гореть неподвижно. Когда же он начал метаться по полю, летчик понял это как сигнал опасности...
   Женщины вернулись ни с чем, а два-три дня спустя Полина Омельченке снова ушла в Богодуховский район. "На менку",- сказала она опять дочери.
   Вместе с нею ушли Наташа Даньшева и Неля Дубенко.
   Через два дня после ухода матери Люда пошла в гости к бабушке на Дальнюю Журавлевку. Открыв дверь в комнату тети Мани, она увидела там Ивана Ивановича. Он был чем-то расстроен. Тетка, едва поздоровавшись с племянницей, попросила ее выйти. Уже закрывая дверь, девочка услышала, как Бакулин сказал раздраженно:
   - Бестолковщина какая-то! Опять напутали...
   Неожиданно в комнату бабушки буквально влетела радистка Лида и начала укладывать вещи в рюкзак.
   - Ты куда? - спросила Люда.
   - На кудыкину гору! - грубовато ответила Лида и убежала, прихватив рюкзак.
   Конечно, она не могла говорить девочке, что передали новый сигнал для обозначения места выброски продуктов и листовок и что нужно предупредить об этом женщин, ожидавших самолет возле деревень Березовка и Пересечное...
   Укрывшись в скирде прошлогодней соломы, согревая друг друга, Полина, Наташа Даныпева, Лида и Неля чутко прислушивались к вечерним звукам. Наконец, когда прохладная мартовская ночь плотно укутала землю, послышался далекий гул самолета.
   Костры из сухой соломы вспыхнули разом, обозначая границы площадки. Летчик снизил самолет, из люка вывалились тюки и через несколько секунд глухо стукнулись о землю. Девчата стащили их к скирде, замаскировали в соломе, а с рассветом пошли в село - нанять подводу до Харькова.
   Подводу нашли быстро. Возчик помог погрузить тюки. Девчата, не подозревая, что это полицай, радовались: все идет так удачно! И даже не заметили, когда сани повернули к комендатуре...
   Человек дисциплинированный и аккуратный в жизни, Бакулин был еще более дисциплинирован и аккуратен в выполнении правил конспирации. Того же требовал он от других. Если узнавал, что кто-то замечал повышенный интерес к себе, настаивал, чтобы этот подпольщик либо временно не показывался в городе, либо покинул Харьков. Он прекрасно понимал, что провал одного может повлечь за собой новые аресты.
   Первому об аресте девушек Бакулин рассказал Синицыну и попросил его:
   - Передайте Дубенко, чтобы он сам и его семья в городе пока не появлялись. А я предупрежу Гаркушу и Китаенко.
   Иван Иванович направился на Юмовскую, к Гаркуше. Рассказывая о неудаче, он старался не выдать волнения, и Илья Федосеевич видел, каких усилий это ему стоило. Он сжимал и разжимал кулаки, в глубоко спрятанных под бровями глазах - нервный блеск.
   - Неля ведь там, а она еще девчонка! Не хотел, чтобы она шла, так Дубенко, сам отец, уговорил. Эх, Михаил Филиппович!
   Гаркуша хорошо знал, как трудно спорить с Михаилом Дубенко. Человек честный, он был слишком горяч и упрям. Илья Федосеевич понимал: укоряя Дубенко, Бакулин казнил прежде всего себя за то, что уступил, поддался уговорам.
   - Ну что ж,- вздохнул Бакулин,- сделанного не воротишь. Кое-какие срочные контрмеры уже приняли. Многие предупреждены, чтобы временно на явки не выходили, на старые пароли не отзывались. Теперь надо подумать о новых местах встреч.
   После некоторых размышлений наметили Театральную площадь, набережную от Горбатого моста до Харьковского, Конную площадь по проспекту Сталина, Озерянскую церковь на Холодной Горе, Заиковскую улицу у пересечения со Змиевской, площадь Урицкого и Кузинский мост... Назначили также контрольные пункты: если по каким-то причинам встреча не состоялась, на другой день следовало явиться на ближайший контрольный пункт.
   На несколько дней Бакулин ушел на конспиративную квартиру Барановской. А вскоре она передала Гаркуше, что Бакулин ожидает его на Театральной площади. Илья Федосеевич быстро собрался и поспешил в указанное место.
   Бакулин рассказал, что дела арестованных плохи и что ими основательно занялось гестапо.
   - По-моему, Иван Иванович, нужно еще раз предупредить Дубенко, чтобы ни он, ни жена, ни дочь пока никуда из дому не выходили, даже на рынок,- посоветовал Гаркуша.
   - Согласен, Илья Федосеевич. Я уже передал ему это через Синицына,- сказал Бакулин и попросил Барановскую, присутствовавшую при разговоре: - Передайте еще раз Михаилу Филипповичу, что это приказ обкома.
   - Передам, Иван Иванович.
   
   Ночью, в середине мая 1942 года, с полевого аэродрома поднялся ночной бомбардировщик и взял курс на Золочев. На борту самолета находился единственный пассажир. Держался он спокойно, так, словно летел не в тыл врага, а в обычную, мирную командировку.
   Ночь была темная, безлунная, и самолет незаметно пересек линию фронта. Некоторое время спустя командир экипажа дал знак пассажиру.
   - Пора!
   Пассажир кивнул, поднялся, подошел к открытой двери, за которой простиралась черная, настороженная бездна. Перед прыжком поднял руку- дескать, все в порядке - и легко оттолкнулся от опоры.
   17 мая 1942 года командир 598-го авиаполка прочел рапорт летчика, который докладывал, что доставил в заданный район спецработника ЦК КП(б)У товарища Коротуна. Место выброски парашютиста - 12 километров южнее населенного пункта Золочев, 3-5 километров западнее станции Рогозянка. Упомянул летчик в рапорте и о том, что "настроение товарища Коротуна перед прыжком было хорошее...".
   И на этот раз Анатолию Павловичу Коротуну после удачного приземления предстоял путь в Харьков. Надежно спрятав парашют, он сориентировался и взял направление на северо-восточную окраину города- Дальнюю Журавлевку...
   Еще в конце марта 1942 года в Кугошеке состоялся пленум Харьковского обкома партии, в работе которого приняли участие секретарь ЦК КП(б)У Д. С. Коротченко и заместитель Председателя Совнаркома УССР С. А. Старченко. Пленум заслушал и обсудил доклад первого секретаря обкома партии А. А. Епишева "Об очередных задачах областной партийной организации". Наряду с вопросами хозяйственной жизни на неоккупированной территории, снабжения армии продовольствием в докладе большое место было отведено руководству партизанским движением и подпольем.
   А. А. Епишев говорил о трудностях работы харьковских подпольщиков в условиях прифронтового города. Харьков и вся оккупированная территория области находились под строжайшим надзором разведки и карательных органов врага, главной задачей которых было выявление и уничтожение подполья. Некоторые подпольные организации не успели подготовиться к работе и были вынуждены уйти с войсками Красной Армии. Часть подпольщиков была сразу же схвачена гитлеровцами и погибла. Однако многие из заранее созданных организаций уцелели. Развернул работу подпольный обком партии, Заводской, Железнодорожный и Нагорный районы Харькова, Золочевский и Алексеевский подпольные райкомы партии. Действовало комсомольское подполье.
   В докладе, выступлениях участников пленума высоко оценивалась деятельность партизан и подпольщиков, отмечались их отвага и мужество. На пленуме были приняты конкретные меры к еще более широкому развертыванию всенародной борьбы против врага.
   Через линию фронта в Харьков и в партизанские отряды пробирались связные и разведчики. Они передавали директивы, распоряжения, листовки, а назад доставляли информацию о деятельности партизан и подпольщиков, сведения разведывательного характера. В 1941-1942 годах в Харьков и оккупированные районы области обком посылал в качестве связных Григория Иосифовича Шершнева, Бориса Матвеевича Фирсова, Филиппа Прокофьевича Обрезана, Андрея Корнеевича Бондаря-Стрижака, Зинаиду Васильевну Сыромятникову и других товарищей.
   Практическую помощь от ЦК КП(б)У получало и харьковское подполье. Посланцем обкома в мае 1942 года снова был А. П. Коротун.
   На этот раз он с рацией пробирался в город накануне наступления войск Юго-Западного фронта-первой попытки освободить город. Естественно, кроме оказания практической помощи подполью Коротун имел и другое, не менее важное задание: собрать и передать советскому командованию как можно больше сведений о дислокации немецких войск в Харькове.
   Около месяца назад прервалась радиосвязь с подпольным обкомом. В условленное время из Купянска передавались кодированные радиограммы, но нужные позывные не появлялись в эфире. Что случилось? Неисправность или провал? Эта мысль не давала покоя Анатолию Павловичу, пока он пробирался в Харьков.
   В город Коротун проник без происшествий. Однако, поразмыслив, решил идти не на Дальнюю Журавлевку, куда обычно вначале являлись посланные из Купянска, а на конспиративную квартиру Евгении Барановской: вдруг действительно провал и радиостанция обнаружена?.. В этом случае гестаповцы непременно организуют засаду.
   Женю Коротун застал на конспиративной квартире. Была она очень расстроена, и Анатолий Павлович сразу понял: что-то случилось.
   - Да, случилось, Анатолий Павлович,- подтвердила Женя.- Часть наших арестована, в том числе и радистка...
   Подробностей она не рассказала - торопилась предупредить Бакулина о приходе представителя ЦК КП(б)У. Женя Барановская направилась на Юмовскую, к Гаркуше, у которого Бакулин жил в последнее время, а Коротун пошел к месту встречи - на Кузинекий мост у Лысой Горы.
   По улице Котлова он вышел к зданию бывшего Дворца железнодорожников, свернул на Кузинскую и вскоре был у моста
   Ждать пришлось недолго. Уже издали по коренастой фигуре и приметной крупной голове он узнал Бакулина, шедшего с Барановской.
   Беседа их была длительной, и все это время Женя, выбрав удобную позицию для наблюдения, не спускала глаз с улицы. Со стороны могло показаться, что встретились два харьковских обывателя, укрылись в тени от дерева и ведут неторопливый разговор о невеселом военном житье-бытье.
   Разговор Бакулина и Коротуна был действительно невеселым. Внешне Иван Иванович выглядел по-прежнему спокойным, уверенным. Однако по сравнению с тем, каким видел его Анатолий Павлович полгода назад, он изменился: похудел, лицо осунулось, резче обозначились складки у носа и рта, в глазах усталость. Сказывалось постоянное, не знающее ни минуты расслабления, отдыха моральное и физическое напряжение.
   - Их так и не выпустили? - спросил Коротун, внимательно выслушав рассказ Бакулина.
   - На время освободили Даньшеву,- ответил Иван Иванович.- За ее квартирой установили слежку. Зная об этом, она все-таки смогла сегодня незаметно повидать Барановскую и рассказать ей все. Ничего не выловив на приманку, потому что после ареста никто из нас туда не ходил, гестаповцы сегодня же снова арестовали ее и вернули в тюрьму.
   Помолчав, Бакулин произнес с твердой уверенностью:
   - Бесстрашная женщина...
   - Это я еще в ноябре понял. Ведь замучают изверги, но она не скажет ни слова...
   - Я в ней уверен как в себе,- сказал Бакулин.
   - В ком-нибудь сомневаетесь?
   Иван Иванович пожал плечами:
   - Понимаете, Анатолий Павлович, Неля Дубенко почти еще ребенок. А гестаповцы не церемонятся и с детьми. Понимаю, нельзя было ее допускать к подпольной работе, да так уж получилось...
   - Это, конечно, большая ошибка. Но, как говорится, после драки кулаками не машут. Теперь нужно одно: осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Срочно изменить места встреч, запретить выходить на явки, встречи только в случае самой крайней необходимости.
   - Все сделаем, Анатолий Павлович. Ведь до сегодняшнего дня, то есть до временного освобождения Даньшевой, мы были в полном неведении, абсолютно не знали, что там произошло.
   На встречу с Коротуном Иван Иванович ушел с квартиры Гаркуши и два дня не появлялся на Юмовской. Возвратившись, он сказал, что девушек, видимо, не выпустят, и советовал, как только появится Барановская, немедленно уходить в село.
   В те же дни Иван Иванович познакомил Илью Федосеевича с Коротуном. Произошло это там же, где сам Бакулин встречался со связным обкома,- возле Кузинского моста. Как понял Гаркуша, сделал он это на случай, если его, Бакулина, вдруг арестуют. После ареста группу Полины Омельченко около месяца держали в подвале жандармерии на Сумской, 100. Затем перевели в тюрьму на Совнаркомовскую. Узнали об этом из записки, которую Полина передала через незнакомую женщину, выпущенную из тюрьмы. Записка была написана на обрывке газеты. В ней сообщалось: "Сумская, 100, подвал..."
   В одно из воскресений на Котлова, 49, пришел Дубенко. Его появление в этот день не было заранее обусловлено, поэтому Антон Макарович очень удивился.
   - Что случилось? - встревоженно спросил он.
   Дубенко начал быстро и сбивчиво рассказывать. С женой и дочерью Верой они зашли в сад имени Шевченко. Вдруг жена, побледнев, прошептала:
   - Неля!..
   Дубенко тоже увидел дочь. Она сидела на скамейке с веткой в руке. На другом конце скамьи сидел молодой человек, то и дело посматривавший на нее. Михаил Филиппович хотел подойти к дочери. Но та, узнав отца, мать и сестру, начала энергично разметать песок под ногами. Поняв это как сигнал опасности, Дубенко увлек жену и дочь в боковую аллею. Отправив их домой, он поспешил к Китаенко.
   - По-моему, Неля там неспроста,- сказал Михаил Филиппович.- Если бы ее выпустили из тюрьмы, она обязательно пришла бы домой. Может, ее используют как приманку?
   - Это хорошо, что ты увидел дочь и предупредил,- произнес Антон Макарович, не отвечая прямо на вопрос - Но почему нарушаешь распоряжение обкома? Какая необходимость занесла вас с женой и Верой в сад Шевченко?
   Дубенко пробормотал что-то в оправдание. Китаенко досадливо махнул рукой:
   - Да что уж там! Теперь бы надо уточнить: одна там Неля или по-прежнему с тем молодым человеком. Но как это сделать?
   Люда, от которой после ареста матери многое перестали скрывать, слышала весь разговор. Она тронула Антона Макаровича за рукав:
   - Можно я сбегаю в парк Шевченко?..
   Антон Макарович положил руку на голову девочке, пригладил мягкие волосы, притянул к себе.
   - Другого выхода нет, доченька,- вздохнул он.- Только очень прошу тебя: будь внимательна и осторожна. Запомни: Неля ни в коем случае не должна тебя увидеть.
   Действительно, Неля сидела на скамейке, а чуть поодаль - молодой мужчина. Он сидел вполоборота к Неле, чтобы было удобно наблюдать за девушкой и всеми, кто проходил поблизости.
   Когда Люда вернулась домой, там уже был Иван Иванович.
   Выслушав девочку, он обнял ее за плечи.
   - Конечно, очень рискованно и просто жестоко давать подобные поручения ребенку,- задумчиво сказал он.- Но понимаешь, Людочка, взрослым сейчас иные из них выполнить почти невозможно... Ты не могла бы еще сбегать к Першиным и передать то, что я скажу?
   Люда молча кивнула.
   Бакулин был добрым человеком, и дети это безошибочно чувствовали. На Котлова, 49, он появлялся довольно часто, и за полгода Люда по-настоящему привязалась к нему, готова была выполнить любое его поручение. И еще ей очень хотелось помочь Першиным: в глазах Люды Николай и Александр были настоящими героями. И не только, потому, что были помощниками Антона Макаровича - об этом она точно знала. Но по отрывкам из разговоров старших она догадывалась, что мальчикам, как их звал дядя Тоня, доверялись важные боевые задания, которые Саша и Коля выполняли успешно.
   Люда была горда от сознания того, что именно ей поручили предупредить ребят об опасности.
   Першины оказались дома. Николай и Александр молча выслушали рассказ Люды о Неле Дубенко. После небольшой паузы Николай произнес:
   - Спасибо, Люда. Передай, что мы это учтем.
   Несмотря на строгие и срочные меры, принятые Бакулиным и другими членами подпольного обкома, вслед за арестом группы Полины Омельченко последовали новые.
   В начале апреля во дворе дома Анны Лукьяновны Омельченко на Дальней Журавлевке появились шестеро жандармов в штатской одежде. Они перерыли весь флигель, но ничего не нашли.
   Через неделю жандармы нагрянули вновь. На этот раз они обыскали и погреб, да так тщательно, что нашли замурованную в нише рацию...
   Анну Лукьяновну, Марию и Люду допросили сразу же.
   - Не трогайте их,- попросила Мария,-они не причастны к тому, чем я занималась.
   Но жандармы настойчиво допытывались у Анны Лукьяновны и Люды, кто приходил к Марии. Особенно они интересовались невысоким, плотным человеком с густым чубом и чуть раздвоенным подбородком. Бабушка и внучка догадывались, что их интересует Коротун, однако в один голос повторяли:
   - Не видели такого...
   Марию арестовали. Четыре жандарма остались ночевать в комнате Анны Лукьяновны.
   За домом Омельченко установили слежку. По Степанковскому переулку и соседним улицам, вдоль речки, по кладбищу слонялись незнакомые люди.
   Узнав об аресте Марии, Китаенко через Люду известил об этом Першиных. А после ее возвращения сказал:
   - Тебе, дочка, некоторое время лучше пожить у бабушки.
   В конце мая Люда вернулась от бабушки на улицу Котлова, 49, и увидела развороченное крыльцо, разбитые стекла на веранде, вырытую вдоль фундамента канаву. На двери висел чужой замок.
   Люда влезла в полуоткрытое окно. В квартире было все перевернуто...
   Первое, что, пришло в голову,- бежать к Першиным.
   В их доме входная дверь была открыта. Люда прошла на кухню. Все было разбросано в страшном беспорядке. "Обыск!" -догадалась она и хотела было уйти. Но на пороге стоял незнакомый мужчина.
   - Входи,- приказал он.
   По полу в комнате тоже были разбросаны вещи, постель разворочена. Посреди комнаты сидела Татьяна Михайловна, напротив - еще один мужчина.
   - Кто такая?
   - Дочь моей знакомой,- ответила за Люду Татьяна Михайловна.
   - Зачем пришла?
   - Я была в гостях. Вернулась домой, а папы нет. Ключ мы иногда оставляем у бабушки Тани. Вот я и...
   - Папа к нам не приходил,- перебила Татьяна Михайловна.- Иди домой, он, наверное, скоро вернется.
   Дома в квартире хозяйничал управдом.
   - А-а, явилась! - протянул он, продолжая копаться в вещах.- Папочку твоего арестовали.
   Люду словно обдало жаром. Едва добравшись до постели, она упала лицом в подушку и забилась в рыданиях.
   В полузабытье, не ощущая голода, Люда пролежала в постели дней пять. Совсем обессилевшую, ее нашла Анна Лукьяновна и забрала к себе на Дальнюю Журавлевку. От бабушки Люда узнала, что Антона Макаровича Китаенко, Женю Барановскую и Ивана Ивановича Бакулина арестовали где-то за городом, а Михаила Филипповича Дубенко и братьев Першиных - дома. При обыске у Першиных обнаружили пишущую машинку.
   Мужественно держались в застенках гестапо Китаенко, Барановская, братья Першины, Полина и Мария Омельченко, радистка Лида и другие подпольщики, схваченные фашистами.
   Не успела Люда окрепнуть после потрясения от ареста матери и Антона Макаровича, как ее и бабушку Анну Лукьяновну вызвали на допрос. В здании гестапо они мельком увидели Китаенко и Барановскую: их куда-то провели конвоиры. Лица обоих были в ссадинах и кровоподтеках, одежда разорвана. Шли они медленно, с трудом переставляя ноги, ни на кого не обращая внимания.
   Задав по нескольку вопросов бабушке и внучке, гестаповец что-то приказал конвоиру.
   В кабинет ввели Антона Макаровича. Увидев его ближе, Анна Лукьяновна пришла в ужас - так он был изувечен.
   - Знаешь, кто это? - спросил гестаповец.
   - Не знаю.
   - И никогда не видела раньше?
   - Не видела,- еще тверже ответила Анна Лукьяновна.
   - А если начнем пытать, то же самое говорить будешь?
   - То же самое. Зачем мне на себя напраслину возводить?
   Их отпустили. Уходя, она поймала благодарный взгляд Антона Макаровича. Видно, далеко не все знали гестаповцы!
   В конце июня, когда Люда понесла передачу матери, ей удалось увидеть Полину и Лиду в окружении конвоиров - их вели по Пушкинской улице.
   Девочка показала конвоиру узелок с передачей. Немец что-то прокричал и направил на Люду автомат.
   - Это моя дочь! - Полина попыталась приблизиться к дочке.
   Солдаты грубо оттолкнули Полину и погнали дальше. Она только крикнула:
   - Иду на допрос, доченька! Жди меня, скоро вернусь!
   Девочка возвратилась к воротам тюрьмы и просидела там до комендантского часа. Мать так и не провели обратно.
   На следующий день Люда и Анна Лукьяновна понесли два узелка. Передачу для Марии приняли, а для Полины вернули.
   Через несколько дней перестали принимать передачи и для Марии. Дежурный гестаповский офицер, которого Анна Лукьяновна спросила, почему не принимают передачи для дочерей, зло выкрикнул:
   - Расстреляны! Так будет с каждый, кто пойдет против великая Германия!
   Братьев, Першиных поначалу держали как обычных арестованных: в причастности к подполью гестаповцы их подозревали, но прямых доказательств не имели. Пишущая машинка, обнаруженная в их квартире, была настолько стара и разбита, что, по мнению жандармов, абсолютно не годилась для: работы.
   Коле и Саше удалось наладить переписку с матерью- Татьяной Михайловной. В одной из записок братья писали:
   "Мама. Хочешь увидеть, то приходи, начиная с завтрашнего дня, с передачей в двух разных посудах к воротам тюрьмы после 7 часов утра. Нас поведут на другие работы или в лагерь куда-нибудь - вот возле ворот и увидимся...
   Целуем. Николай и Саша".
   Собрав все, что удавалось раздобыть в голодном Харькове, мать спешила к тюрьме, искала возможность как-нибудь передать узелок с едой. Иногда удавалось уговорить полицейского, и тогда она терпеливо ждала у ворот, когда возвратят пустую посуду. Дома Татьяна Михайловна осторожно вынимала одну кастрюльку из другой и почти всегда находила незаметно прилепленную ко дну записку от сыновей. Они были живы, ее мальчики, и этим жила она. С неимоверным трудом доставала мать продукты и снова ждала случая, чтобы хоть как-то поддержать своих детей, чтобы хватило у них физических сил продержаться, дождаться освобождения...
   В создавшейся чрезвычайно сложной обстановке правила конспирации требовали от секретаря подпольного обкома временного отказа от активной деятельности. Но бездействовать Иван Иванович Бакулин не мог. И поэтому, хоть и реже, чем раньше, уходил по делам дня на два-три, заранее уславливаясь с Ильей Федосеевичем о месте и времени встречи. Чтоб не подставить семью Гаркуши под удар, он никогда не возвращался в его квартиру, не убедившись в том, что за ним нет слежки.
   И на этот раз, собираясь по неотложному делу, Иван Иванович сказал, что через два дня будет ждать Илью Федосеевича в сквере на Театральной площади, у Сумской улицы.
   В назначенный час Гаркуша пришел в сквер. Было тепло, солнечно, тихо. Как-то не верилось, что в нескольких десятках километров от Харькова шли тяжелые бои. Редкие прохожие, немецкие патрули и наряды полиции, которых с середины мая стало намного больше, чем раньше, не обращали внимания на мужчину с вислыми запорожскими усами, уткнувшегося в свежий номер газеты "Нова Украiна". Он весь был поглощен чтением, даже губами шевелил.
   На самом же деле Илья Федосеевич цепко наблюдал за всем, что происходило вокруг. Позиция у него удобная, видны все подступы к скверу.
   Мысли Гаркуши были невеселые. Пора бы уже появиться Ивану Ивановичу, а его все нет. Снова глаза пробегают по строкам газетенки. Сегодня тон ее статей и информации восторженный. Видно, действительно, дела на фронте для Красной Армии складываются неудачно. А ведь в середине мая, когда напичканный немецкими войсками Харьков наполнился новыми частями, "Нова Украiна" молчала: началось наступление советских войск на Юго-Западном фронте, целью которого было освобождение Харькова.
   Как радовался тогда Бакулин, рассказывая Гаркуше об удачном начале наступления наших войск с Барвенковского выступа. За трое суток войска продвинулись на 25-50 километров, и Иван Иванович уже размышлял над тем, как помочь Красной Армии, когда начнется штурм Харькова. Но потом сводки Совинформбюро стали сдержаннее, а немецкое радио начало взахлеб кричать о контрнаступлении армейской группы "Клейст" из района Славянск- Краматорск...
   Истекло положенное время, а Бакулина не было.
   Дольше оставаться нельзя. Гаркуша медленно пошел домой.
   Бакулин не пришел на Театральную площадь ни на второй день, ни на третий. Не появлялся он и на контрольном пункте.
   Через несколько дней в квартиру Гаркуши постучал мальчик лет двенадцати, молча сунул в руку Ильи Федосеевича записку и исчез так же неожиданно, как появился.
   Записка была от Бакулина. Он писал, что арестован, вместе с другими разбирает завалы на Технологической улице.
   Дважды удалось передать Ивану Ивановичу узелок с едой, но в третий раз среди арестованных, которые разбирали завал, Бакулина не оказалось.
   Елизавета Григорьевна отправилась к тюрьме.
   - А кем он тебе доводится? - грубо спросил полицейский.
   - Спаситель он мой,- ответила она и рассказала историю, которую на всякий случай заранее придумал Иван Иванович.
   Выслушав Елизавету Григорьевну, полицейский пробурчал:
   - Не ходи больше. Нет твоего спасителя. Выбыл.
   - Куда?
   - В гестапо спроси!
   Но Елизавете Григорьевне удалось повидать Ивана Ивановича еще раз.
   Уже чувствовалось жаркое дыхание лета, когда на квартиру Гаркуши пришла женщина. Назвалась Дусей - работницей парикмахерской больницы и протянула Илье Федосеевичу записку. Еще не читая, по почерку узнал руку Бакулина. Иван Иванович писал, что лежит в бараке 3-й поликлиники, возле Харьковского электромеханического завода.
   Елизавета Григорьевна и Илья Федосеевич собрали все, что было в доме съестного, и жена Гаркуши пошла с Дусей в больницу, хотя и опасалась, что передачу не разрешат. Однако разрешили. Елизавета Григорьевна еще раз шепнула Дусе, чтоб та показала Ивану Ивановичу шов в тряпице, куда можно спрятать записку.
   Приняв от Дуси узелок с пустой кастрюлей, Елизавета Григорьевна нащупала едва заметный бугорок в шве.
   Дома Илья Федосеевич раскатал туго скрученную в трубочку записку. Иван Иванович благодарил за поддержку и предупредил, что в следующий раз постарается передать очень важные сведения.
   Дуся устроила так, что Елизавете Григорьевне разрешили пройти на территорию больницы. В барак, где лежал Бакулин, ее не пустили. Однако Дуся шепнула, что подведет Ивана Ивановича к окну.
   И по прошествии трех с половиной десятков лет Елизавета Григорьевна не могла сдержать слез, рассказывая о том, каким увидела она Бакулина. С огромным трудом можно было узнать его в невероятно худом человеке, которого поддерживали под руки санитарки Тоня и Дуся.
   Домой Елизавета Григорьевна вернулась почти перед началом комендантского часа. У подъезда встретился знакомый дворник. Оглянувшись по сторонам, он наклонился к ней:
   - В соседнем с вами подъезде обыск...
   На кухне лежал большой пучок семенного лука с толстыми, полыми стеблями. Илья Федоееевич выдернул самый толстый, не читая, потуже скатал бумажную трубочку и затолкал в стебель.
   Обыска не было ни вечером, ни ночью. Утром Илья Федосеевич разрезал стебель, осторожно развернул листок и... оторопел. Едкий луковый сок почти уничтожил текст, написанный химическим карандашом. Но все-таки многое удалось прочесть.
   Вот что, в частности, было в записке:
   "...Китаенко Антон Макарович. Кличка "Трамвайщик", член партии. Дубенко Михаил Филиппович. Кличка "Кипя", член партии.
   ...Барановская Евгения Сильвестровна, к/п
   ...Барановская Ядвига Владиславовна, мать, б/п
   Шредер... Ивановна, ч/п
   Першин Александр Ефимович, б/п
   Першин Николай Ефимович, б/п
   Савченко Евгений Николаевич, б/п
   Корабельникова Клавдия Ильинична, б/п
   Штефан Иван Дмитриевич, ч/п, кличка "Грек"
    Несколько ранее казнены:
   
   Омельченко Полина Андреевна, ч/п
   Лида- комсомолка
   
   Неизвестна судьба
   
   Коротун Анатолий Павлович, ч/п, арестован 26/V-42 г. ... читайте на их... ближайшими днями будут расстреляны, наверное, и остальные, в том числе и я.
   Две предсмертные просьбы к вам, родные мои:
   1) Когда придут наши, чему я верю беспредельно, расскажите им, что харьковская подпольная организация по...
   Лично меня обокрала семья почтенного профессора Харьковского института... М. О. Михайловского, согласившегося дать мне приют и бессовестно отказавшегося при немцах регистрировать мой паспорт...
   2) Сижу я в гестаповской тюрьме на Совнаркомовской улице... Есть нам ничего не дают, кроме водянистой баланды (половина ополовника один раз в сутки). Выживают те, кому носят передачи. Остальные истощаются до предела.
   Просьба к вам: подкормите меня немного, если можете...
   ...осталось жить немного... хотелось пойти на расстрел не... трупом, а бодрым бойцом...
   Лично вам это ничем не угрожает. Вы случайные мои знакомые, которым я... зимою тащить санки с огорода...
   Буркун Иван Иванович".
   
   Письмо было написано раньше, чем Бакулин оказался в бараке 3-й поликлиники. Можно предположить, что, пока Иван Иванович находился на Совнаркомовской, не было надежного случая передать его кому-либо из членов обкома. Понимая, как важно на воле знать о судьбе товарищей по подполью, Иван Иванович все-таки переслал записку, когда представилась такая возможность, и предусмотрительно напомнил о заранее придуманной легенде.
   Однажды зимой Елизавета Григорьевна якобы возвращалась с "менки". Вблизи Основы ее застигла такая пурга, что она заблудилась. С перепугу начала кричать. Подошел какой-то мужчина, успокоил Елизавету Григорьевну: "Вы на огородах, дома недалеко, только их не видно из-за пурги". Мужчина растер ей лицо и руки снегом, помог дотащить санки до дома. Мужчина тот якобы был учителем математики Иваном Ивановичем Буркуном...
   В поисках решения, как помочь Бакулину, Илья Федосеевич стал подробно интересоваться порядками в больницах, настроением тех, кто работал в них.
   О многом узнал Гаркуша. Он еще раз убедился, что борьба с оккупантами в городе и области не прекращалась ни на один день. Дело тех, кто сейчас томился в гестаповских застенках, продолжали другие. И здесь, в больнице, где лежал Бакулин, врачи, сестры и санитарки поддерживали узников гестапо, помогали им, чем могли.
   А в это время в другом районе Харькова организованно работала большая группа медицинских работников, которая разными путями, подвергаясь огромной опасности, спасала жизнь военнопленных, молодых девушек и подростков, которых гитлеровцы пытались увезти в Германию.
   Конечно, далеко не все узнал в те дни Илья Федосеевич. Сегодня известно все - или почти все - о бесстрашных людях в белых халатах. Тогда Илья Федосеевич только вспомнил, что не один раз посылал его Иван Иванович Бакулин на Холодную Гору, в район концлагеря, с просьбой передать записку. Только теперь он смог догадаться, о чем были те записки, почему Бакулин сам не раз отправлялся в этот район...
   
   "Велика любовь советских людей к защитникам Родины. Мужественные и отважные патриоты спасали их жизнь даже под страхом смертной казни.
   Такими патриотами были и медицинские работники 9-й больницы, которой руководил А. И. Мещанинов".
   
   Из воспоминаний
   доктора медицинских наук
   К. Р. Седова
   
   После захвата Харькова и особенно после неудачного наступления советских войск на Барвенковском выступе гитлеровцы создали несколько концентрационных лагерей, в которых содержали военнопленных. Самый большой концлагерь был на Холодной Горе. Здесь, как и в других концлагерях, каждый день умирали десятки и сотни узников. Ослабевших пристреливали во время непосильных работ. Особенно высокая смертность была в Холодногорском лагере, так как там находилось много раненых.
   Профессор А. И. Мещанинов, не успевший эвакуироваться, добился того, что к нему в больницу стали направлять больных и раненых.
   Мещанинов и его добровольные помощники организовали сбор продуктов для пленных. Полуголодные люди с готовностью делились куском хлеба с обреченными на голодную смерть. Продукты привозили и из близлежащих сел.
   Больные и раненые быстро заполнили все койки. За несколько месяцев 1942 года только через этот госпиталь прошло 550 человек. Больница, которой заведовал Мещанинов, не охранялась, а учета пленных в лагере, по существу, не было. Поэтому их переводили из госпиталя в больницу, а затем, после выздоровления, выписывали уже как жителей Харькова. Их укрывали горожане, увозили в села крестьяне, доставлявшие продовольствие в лагерь.
   Для обслуживания небольшого подсобного хозяйства, организованного при госпитале, выделялась специальная команда из числа пленных. Они пилили дрова, заготовляли сено, ухаживали за огородом. Благодаря врачу лагеря К. Р. Седову, приводившему эту команду, пленные совершали побеги. Седов связался с Мещаниновым и другими врачами 9-й больницы и делал все возможное, чтобы облегчить участь заключенных, помочь им вырваться на волю.
   В лагере К. Р. Седов создал подпольную организацию. Во время работ за пределами тюрьмы подпольщики подбирали патроны, детали автоматов и пулеметов, прятали их в автоклавах, а затем тайком собирали оружие. Впоследствии, когда гитлеровцы при отступлении пытались угнать пленных и выслали отряд полицейских к тюрьме, их встретили пулеметным огнем.
   Побеги продолжались и после того, как по распоряжению коменданта лагеря военнопленных из 9-й больницы перевели в 1-ю и усилили охрану. Вместе с пленными в 1-ю больницу перешли работать врачи В.Ф. Труфанова, А. Ф. Никитская, Е. М. Зизина и А. И. Шевченко, которые и здесь с помощью медперсонала нашли способы для освобождения военнопленных. Трудно назвать фамилии всех, кто принимал участие в этом опасном деле,- их было много. Некоторые из них отдали во имя спасения других людей свою жизнь. Так, был убит заведовавший терапевтическим отделением 1-й больницы доктор И. Н. Рахманинов.
   Гибель Рахманинова еще более сплотила патриотов-медиков. Несмотря на усиление караула и другие меры, военнопленные продолжали исчезать из больницы. Врачам помогали сестры и санитарки Т. В. Родионова, Б. А. Махмут, Н. Я. Семеренко, С. В. Карпова, Л. В. Бонда, В. Г. Ревенко, С. П. Кушнарева, В. В. Шкателова и многие другие.
   В 6-й поликлинике остались тяжелораненые бойцы и командиры Красной Армии, которых нельзя было вывезти из-за их нетранспортабельности. Гитлеровцы намеревались их расстрелять. Но этого не случилось: врачи, сестры, санитарки спрятали раненых в подвале поликлиники, достали им штатскую одежду и разместили на частных квартирах. Рискуя жизнью, советские патриотки А. Кишишьян, У. П. Тимошенко, М. П. Летучая, М. П. Лаптева, И. Н. Зурнаджан укрывали воинов, делились с ними скудными припасами. Врач П. К. Давиденко ходила по домам, осматривала раненых, назначала лечение, снабжала их лекарствами.
   Многим выздоровевшим помогли бежать фельдшер 6-й поликлиники Н. П. Протопопова и ее подруга А. В. Поддубная. При их содействии обрели свободу летчики Петр Булахов и Василий Зайцев, артиллерист Анатолий Семиренко. Это благодаря их чутким, отзывчивым и мужественным сердцам вернулся в строй Н. А. Соболев, штурмовик которого был сбит над Харьковом. После освобождения из плена он продолжал бить врага и стал Героем Советского Союза.
   Отважно действовали медики и в районах области. В Колонтаевской больнице Краснокутского района главный врач Е. Я. Сербинова создала подпольную группу. Под видом инфекционных больных сотрудники больницы лечили раненых советских воинов. Советские врачи спасли от неминуемой гибели и вылечили 50 бойцов и командиров, большинству из которых помогли переправиться через линию фронта и в партизанский отряд, действовавший на территории района.
   Это был подлинный подвиг медиков, вернувших в строй защитников Отчизны сотни воинов, которых гитлеровцы уже не считали опасными для себя. А они, бежав из неволи, снова брали в руки оружие и продолжали громить врага.
   ...Далеко не все узнал тогда Илья Федосеевич Гаркуша от санитарок, но понял главное; на их помощь он может рассчитывать. У Ильи Федосеевича созрел план, простой и надежный. Но, увы, ему не суждено было сбыться...
   Предполагалось, что через Марию Чурило, работавшую в больнице, Ивану Ивановичу передадут одежду, в которой увозят мертвых. Бакулин должен был облачиться в нее, а потом его собирались вывезти с территории больницы и передать подпольщикам.
   Но все случилось иначе.
   Когда Елизавета Григорьевна, вернувшись с очередной "менки" и даже не передохнув с дороги, отправилась в больницу, она по лицу Марии Чурило поняла: случилось самое страшное. Не сдерживая, слез, Мария Ивановна рассказала, как Ивана Ивановича увезли в гестапо. Ни ее самой, ни знакомых в больнице не было, когда его без памяти привезли обратно. Не приходя в сознание, он умер. Это произошло 24 сентября 1942 года. О солдатах, павших в бою, не говорят "умер", говорят "погиб".
   Коммунист Бакулин был верным и бесстрашным солдатом партии. Руководя подпольем, он каждый день, каждый час был в бою. Он и погиб, как солдат, в бою. Погиб непобежденным.
   Подробности ареста Бакулина неизвестны. Существует несколько версий. Согласно одной, он, Китаенко и Барановская случайно попали в облаву, и только потом уже гестаповцам удалось установить их причастие к подполью. По другой версии его предал Михайловский. Но, как бы там ни было, на Михайловском лежит несмываемое позорное пятно. Как абсолютно правильно писал автору В. А. Рыбалов, бывший секретарь Харьковского горкома партии, собравший богатый материал о деятельности подполья, "Михайловский оказался предателем уже потому, что, отказав Бакулину в прописке паспорта, обрек его на ежедневные опасности, скитания. Фашисты на рынках, улицах и в домах совершали частые облавы и проверки и задерживали всех лиц без прописки и вообще подозрительных".
   Не случайно Михайловский с семьей скрылся из Харькова в феврале 1943 года - накануне первого освобождения города от оккупантов.
   Вполне вероятно, что судьба многих подпольщиков оказалась бы неизвестной, если бы не стремление Бакулина сообщить оставшимся на свободе о героизме и стойкости товарищей, воодушевить тех, кто продолжал мужественную борьбу во вражеском тылу, борьбу, которая не стихала, несмотря набольшие потери в рядах подпольщиков.
   Ни на час не прекращала своей деятельности подпольно-партизанская группа Н. Я. Франкова и А. К. Белоусовой. Так, в октябре 1942 года работавшие в немецкой типографии "Остфронт" подпольщики организовали "домашнюю типографию" и печатали листовки. В декабре 1942 года была напечатана и распространена листовка "Правда о Сталинградской битве".
   Когда гитлеровцы начали регистрацию советских элодей для отправки на работы в Германию, группа стала вести разъяснительную работу среди населения. Подпольщики выпустили листовку, в которой призывали харьковчан давать о себе ложные сведения, скрывать профессии. Эту листовку расклеивали на заборах, распространяли у пунктов, где проходила регистрация.
   Подпольно-партизанская группа руководила саботажем, срывала восстановительные, ремонтные работы на железной дороге, продолжала сбор сведений разведывательного характера.
   Арестом Александра Зубарева и Галины Никитиной гитлеровцам не удалось разгромить и подпольный обком комсомола. Он был создан заново, во главе его стал Александр Щербак.
   Еще долго не удавалось гестапо напасть на след подпольщиков, действовавших на станции Основа. Группа, которой руководил комсомолец Владимир Коновалов, насчитывала 25 человек. По-прежнему выходили из строя паровозы на линии, загорались буксы вагонов, нарушалась связь. Лишь в июле 1943 года врагу удалось выследить и арестовать есстрашного Коновалова. Он погиб в застенках гестапо.
   Немало хлопот доставляла гитлеровцам другая диверсионная группа, действовавшая на станции Лозовая.
   Захватив эту крупную узловую станцию, гитлеровцы организовали прямое сообщение Берлин-Лозовая. Они превратили Лозовую в базу снабжения своих войск. Враг сосредоточил здесь склады, госпитали, штабы, гестапо, полевую комендатуру, полицию, карательные отряды.
   Лозовая находилась сравнительно далеко от линии фронта, однако оккупанты не чувствовали себя здесь спокойно. На станции и в близлежащих селах многие патриоты, коммунисты и беспартийные, находясь в глубоком подполье, вели героическую борьбу с врагом, Возглавил эту борьбу член КПСС с 1924 года железнодорожник Александр Иванович Немченко. Он знал все ходы и выходы на станции, так как до войны работал мастером вагонного депо.
   В августе 1942 года с помощью своей дочери комсомолки Нади он создал подпольную диверсионную группу. Одним из первых Александр Иванович привлек слесаря А. 3. Янко. Затем ему удалось связаться с воинами Красной Армии, попавшими в окружение-офицером И. П. Мезенцевым и бывшим батальонным комиссаром 57-й армии В. Г. Ахундовым. До войны Ахундов был депутатом Верховного Совета Азербайджанской ССР, членом Центрального Комитета Компартии Азербайджана.
   Подпольщики обеспечили Ахундова документами на имя Александра Гасанова, помогли устроиться агрономом Близнецовской земельной управы. "Агроному" Ахундову-Гасанову приходилось много хоть по селам, и зачастую такие выезды завершались созданием патриотических групп.
   Группа А. И. Немченко быстро росла и превратилась в крепкую боевую организацию, действовавшую решительно, дерзко. Подпольщики выводили из строя оборудование депо, паровозы, вагоны. Благодаря строгому соблюдению правил конспирации гитлеровцы не могли обнаружить ее вплоть до своего отступления.
   На территории Лозовской теплоэлектроцентрали гитлеровцы устроили крупный склад, снабжавший боеприпасами части, находившиеся в Крыму, на Кавказе и в Харькове. На погрузочных и других вспомогательных работах использовались военнопленные и некоторые жители Лозовой - Виктория Ивановна Шевченко, ее семнадцатилетний сын Юрий, Татьяна Желтобрюх, Анна Юрасова. В. И. Шевченко сообщила А. И. Немченко, что гитлеровцы перед отступлением собираются взорвать склад.
   Патриоты решили захватить склад и удержать до подхода наших войск. Они уничтожили охрану и ворвались на его территорию. Подоспевшее подкрепление окружило восставших. Завязался неравный бой, в котором погибло много подпольщиков, в том числе В. И. Шевченко и ее сын Юрий.
   Мужественная борьба патриотов Лозовой, их подвиг - одна из ярких страниц всенародного отпора харьковчан врагу, начало которому положил подпольный обком партии, руководимый И. И. Бакулиным. Гитлеровцам удалось нанести ощутимый удар по штабу подполья, но остановить ширившееся сопротивление советских людей было не в их силах.
   До самого дня освобождения Харькова от фашистов продолжали выполнять свой благородный долг медики. Благодаря их бесстрашию сотни обреченных на смерть советских военнопленных залечили раны, бежали из плена и вернулись в ряды Красной Армии.
   Ощутимые удары наносили по врагу и партизаны Харьковской области. По-прежнему летели под откос вражеские эшелоны в Боровском районе, поднимались на воздух мосты, военные склады, горели цистерны с горючим под Волчанском и Рубежным, громили вражеские гарнизоны патриоты других районов. Партизаны распространяли листовки, сообщали населению истину о положении на фронтах, призывали оказывать сопротивление любым мероприятиям гитлеровских властей.
   Успехи партизан и неспособность карательных отрядов нанести им серьезные поражения все так же беспокоили фашистское командование. Например, лётом 1942 года только против сравнительно небольшого партизанского отряда, действовавшего на территории Нововодолажского района, они бросили целую регулярную дивизию, которая должна была отправиться на фронт. Таким образом, фашисты, как и в начале оккупации Харьковщины, вынуждены были задерживать войска, предназначенные для действующей армии.
   Все 23 месяца гитлеровской оккупации вели героическую борьбу партизанские отряды и диверсионные группы области. Они истребили более 23 тысяч вражеских солдат, офицеров и их прислужников, разгромили четыре штаба, взорвали 21 эшелон с войсками и техникой, уничтожили большое количество боевой техники. Все это представляло значительную помощь Красной Армии, приближало день освобождения Харькова и области.
   Велико было желание советских, людей помочь Красной. Армии как можно быстрее изгнать немецко-фашистских захватчиков с родной земли. И в страшные дни оккупации Харькова патриоты стремились сделать все возможное, чтобы приблизить час освобождения.
   По-разному сложилась судьба тех, кто дожил до 23 августа 1943 года, когда войска Степного фронта при активном содействии войск Воронежского и Юго-Западного фронтов в ходе ожесточенных боев сломили сопротивление врага и освободили Харьков от гитлеровцев.
   После ареста И, И. Бакунина, А. М. Кктаенко, М. Ф. Дубенко и других подпольщиков угроза быть схваченным висела над каждым из оставшихся на свободе членов подпольного обкома партии. Однако они продолжали выполнять свой долг до тех пор, пока не оказывались в безвыходном положении.
   Летом 1942 года Игнат Павлович Синицын нa рынке услышал разговор, из которого узнал о гибели Дубенко. В тот же день Синицын заметил, что за ним наблюдают. Оставаться в Харькове было опасно, Игнат. Павлович решил уйти на свою родину -в Курскую область.
   И. Ф. Гаркуше и А. И. Мотылевскому не понадобилось, подобно И. П. Синицыну и И. А. Корзину, ушедшему ранее в партизанский отряд, покидать город. Они оказались надежно законспирированными, и гестаповские ищейки не смогли выследить их.
   После освобождения Харькова все оставшиеся в живых члены подпольного обкома партии активно включились в работу по восстановлению города, варварски разрушенного гитлеровцами. В пуске 615 промышленных предприятий, построенных и восстановленных до конца войны, в поднятых из руин и построенных свыше 56 тысяч домов была и доля их труда.
   Пришло время, и ветераны ушли на заслуженный отдых. Не все они дожили до наших дней: в 1965 году не стало Ильи Федосеевича Гаркуши.
   В поисках материалов о харьковских подпольщиках автор посетил многие места, связанные с их деятельностью. Побывал он и в доме № 6 по Степанковскому переулку.
   За добротным домом виден небольшой, аккуратный флигель. Хозяин дома и флигеля - сын Анны Лукьяновны Омельченко. С первого и до последнего дня войны он был на фронте, прошел с боями от Сталинграда до Дрездена. Только после возвращения в Харьков Иван Андреевич узнал от матери о страшной трагедии - гибели обеих сестер.
   Иван Андреевич показал погреб, где в нише стояла радиостанция, комнаты Марии и матери.
   Не намного пережила своих дочерей Анна Лукьяновна: она умерла вскоре после окончания войны.
   Нет в живых и Татьяны Михайловны Першиной. Она долго надеялась, что сыновья ее живы, но поняла в конце концов, что Коля и Саша погибли, и вскоре умерла.
   Много времени и усилий затратил Владимир Алексеевич Рыбалов на сбор материалов о харьковском подполье. Он посетил все бывшие конспиративные квартиры, подробно описал их, собрал воспоминания участников борьбы в оккупированном городе, очевидцев незабываемых событий. Все материалы Владимир Алексеевич передал в партархив Харьковского обкома партии и Харьковский исторический музей.
   Владимир Алексеевич обошел квартиры всех, кто жил во время оккупации неподалеку от особняка по улице Дзержинского, 17: Рыбалов надеялся хоть что-нибудь узнать о патриоте-истопнике, помогавшем Бакулину в подготовке взрыва. Все старания оказались тщетными. Видимо, истопник погиб во время взрыва.
   Нелегко далась нашему народу победа над фашистской Германией. Она стоила огромных трудностей, лишений, миллионов человеческих жизней. Но советские люди сознательно шли на эти жертвы во имя свободы Родины. Шли на эти жертвы и харьковские патриоты. Шли во имя счастливой жизни будущих поколений.
   Кадры кинохроники военных лет: в небо поднимается самолет По-2, под крылом проплывает Харьков, освобожденный от гитлеровских войск. Кинооператор снимает руины, пожарища, которым не видно конца. Однако уже в те дни с востока и севера подходили к Харькову эшелоны со строительными материалами, продовольствием, оборудованием. Это вся страна протянула руку помощи Харьковщине.
   В одном из колхозных музеев хранится рисунок самодеятельного художника. На рисунке женщина погоняет коров, запряженных в плуг; это был первый выход в поле сразу же после освобождения села от гитлеровцев. Чуя свою гибель, откатываясь под ударами Красной Армии, оккупанты все уничтожали по пути отступления, угоняли лошадей, технику. Оставляя после себя руины и пепелища, враг рассчитывал, что еще многие годы не оправится колхозная земля от страшного смерча, пронесшегося над некогда цветущими селами.
   Но гитлеровцы просчитались. Еще не закончилась война, а в колхозы Харьковщины стала поступать сельскохозяйственная техника. Это партия, государство, рабочий класс пришли на помощь колхозному крестьянству.
   В апреле 1970 года Харьковской области за стойкость и мужество в Великой Отечественной войне, за самоотверженный труд в послевоенные годы был вручен орден Ленина. Выступая на торжественном собрании, посвященном этому событию, Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев говорил:
   - Война причинила колоссальный урон Харьковщине. Руины сел и городов, застывшие заводы и фабрики, разоренное хозяйство колхозов и совхозов - вот что оставили после себя фашистские изверги. Нужен был упорный труд, величайшая трудовая энергия, чтобы восстановить хозяйство родной земли, сделать ее еще краше и богаче. На помощь харьковчанам, как и жителям других освобожденных областей Украины, пришел великий русский народ, народы других союзных республик.
   Не узнать сейчас Харькова. Он стал одним из самых больших и красивых советских городов. Харьков - индустриальный гигант. Харьков - город науки, город студентов, крупный культурный центр. Современный Харьков - это самый лучший памятник тем, кто отдал свои жизни в жестокой борьбе с фашизмом, кто поднял его из руин и пепелищ.
   
   
   
   "И мертвые мы будем жить""
   
   Утром, когда солнце всходит над городом, заливая его мягким золотисто-розовым светом, Южный вокзал Харькова выплескивает на площадь многотысячный людской поток. Одни спешат к станции метрополитена, другие-к трамвайным, троллейбусным остановкам. Третьи сворачивают направо; к улице Свердлова, но, прежде чем попасть на широкую и шумную улицу, они проходят по скрытым под асфальтом фундаментам еще не так давно стоявших здесь зданий...
   Был среди них и дом № 62, на третьем этаже которого дружно жила супружеская пара - Клавдия Ивановна и Иван Иванович Бакулины. В небольшой комнате они счастливо провели семь лет. Как хорошо работалось здесь доценту сельскохозяйственною института... К этому дому он тайком приходил в дни фашистской оккупации. Сознавал, что опасно, рискованно, что нельзя, наконец, но приходил...
   Сегодня нет в городе дома, в котором жил Бакулин. Но память о руководителе харьковских подпольщиков, о его соратниках жива. Жива не только в сознании людей, но и в названиях улиц, в монументах, памятных досках, бережно хранимых музейных реликвиях.
   Чешский патриот-интернационалист Юлиус Фучик, также отдавший свою жизнь борьбе с фашизмом, писал: "И мертвые мы будем жить в вашей частице счастья, ведь мы вложили в него нашу жизнь!"
   Трудно найти более емкие слова о значении подвига тех, кто мужественно, до последнего мгновения сражался с фашизмом - самым уродливым, самым жестоким порождением империализма. Дорогою ценой оплатили они счастье всех живущих сегодня на земле. Мы перед ними - в вечном долгу.
   ...Старинное здание по улице Артема с высокими окнами и пилонами между ними. Перед зданием бюст В. В. Докучаева, цветы у постамента. По утрам входная дверь, над которой издалека видны слова "Добро пожаловать!", не закрывается. Студенты, преподаватели с папками, портфелями спешат в аудитории и лаборатории сельхозинститута.
   Когда-то, когда деревья перед фасадом были моложе лет на сорок, такие же ребята торопились в аудиторию, доставали тетради для конспектов, готовясь записывать лекцию строгого доцента И. И. Бакулина.
   Ровно, минута в минуту, в назначенное время в аудиторию входил невысокий, коренастый мужчина, с большим кожаным портфелем. Привычно окинув студентов внимательным взглядом, здоровался, подходил к кафедре. Лекция начиналась.
   О высокой образованности И. И. Бакулина, его трудолюбии можно судить и по тому, что он одновременно вел на разных факультетах института такие сложные курсы, как высшая математика и физика, и наряду с ними на четвертом курсе рабфака преподавал историю партии и историю СССР.
   Иван Иванович принадлежал к той категории людей, общение с которыми надолго оставалось в памяти. Он привлекал искренностью и прямотой суждений, умением спокойно и доброжелательно говорить людям правду и тогда, когда она оказывалась горькой.
   "Если ты не можешь прямо, откровенно, пусть даже резко сказать своему другу все, что ты думаешь о нем, о его поступках,- говорил он,- если не хочешь выслушать от него полезные советы и справедливые замечания в свой адрес, значит, вы не уважаете друг друга, вы не друзья".
   Однажды на отчетно-выборном профсоюзном собрании института остро критиковали председателя профкома. Обиженный на критику председатель заявил на заседании партийного бюро, что его, мол, незаслуженно обидели, что без таких друзей он обойдется, а вот они без него - едва ли.
   Иван Иванович спокойно выслушал все и неторопливо сказал:
   - Вы слишком влюблены в самого себя и напрасно кичитесь тем, что вам был доверен ответственный участок работы. Вы думаете обойтись без друзей, без товарищей. Можете не сомневаться, без вас обойдутся. А вам без коллектива будет очень трудно, даже невозможно.
   Непосредственное влияние личности Бакулина на окружавших его людей было чрезвычайно велико. Выдержка, спокойствие, доброта и честность характеризовали его незаурядный дар воспитателя, который глубоко ценили и уважали те, кому выпало на долю испытывать на себе его воздействие.
   Семь лет, почти третью часть всей педагогической деятельности, отдал Бакулин институту. Об этом напоминает доска из светлого мрамора у входа: "В Сельскохозяйственном институте в 1934-1941 гг. работал Бакулин Иван Иванович, секретарь Харьковского подпольного обкома партии в годы Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза".
   Всего в пяти минутах ходьбы от института на двухэтажном кирпичном доме по улице Артема, 23, есть еще одна мемориальная доска. Надпись на ней свидетельствует о том, что здесь в годы гитлеровской оккупации находился Харьковский подпольный обком комсомола. А если спуститься еще ниже, выйти на улицу Чернышевского, можно попасть в тихий тенистый сквер. В центре его аллея, по краям которой на высоких постаментах бюсты молодых харьковских патриотов, героически погибших в годы Великой Отечественной войны. Среди них бюсты Героев Советского Союза А. Г. Зубарева и Г. А. Никитиной. Они вместе работали, вместе ушли на смерть и теперь навсегда встали рядом.
   Есть в Харькове красивая, густо засаженная тополями и пышными кленами улица. На угловом доме, выходящем на проспект Ленина, укреплена мемориальная доска: "Улица названа именем Героя Советского Союза Бакулина Ивана Ивановича, секретаря Харьковского подпольного обкома КП(б) Украины в годы Великой Отечественной войны".
   На этой улице в доме № 3 жила и скончалась женщина, которой писал он нежные письма, о которой думал, по которой тосковал в дни своей опасной работы, к которой постоянно мысленно обращался,- Клавдия Ивановна Бакулина.
   
   "Летом 1922 года я была уже в селе Зайцева, а осенью туда приехал для организации Никитинской селъхоз-школы Иван Иванович Бакулин....
   Роботы было много: школа требовала, текущего ремонта, необходимо было организовать общежитие для учащихся, оборудовать его, организовать столовую, приобрести необходимые учебные и наглядные пособия.
   Иван Иванович был отличным организатором, мог своей работой зажечь других. Мы были увлечены работой и заботами, не считались со временем. Школу открыли в установленный срок...
   В период подготовки к открытию школы мы сдружились с Иваном Ивановичем. Эта дружба вскоре вылилась в нечто большее. Нашей поэзией чаще были не сирень, черемуха, акация, не ландыши, хризантемы и розы, не луна и соловьи, а труд и его темпы, мечта о светлом будущем, в которое мы верили и к которому стремились.
   2 марта 1923 года мы с Иваном Ивановичем Бакулиным зарегистрировались в Зайцевском волостном отделении загса...
   В Никитинской сельхозшколе я преподавала русский язык. Это была моя первая работа, причем по призванию, и я работала до самозабвения как в школе (в урочные и неурочные часы), так и по линии общественной на селе... Мужу пыл, с которым я работала, нравился, и он с довольной улыбкой говорил мне: "Правильно поступаешь, Клавонъка, стране нужны грамотные люди..."
   Иван Иванович был мягким, ласковым и отзывчивым человеком. Он для меня был не только мужем, но и товарищем; другом. За всю нашу семейную жизнь я не помню ни одного случая какой-нибудь размолвки или ссоры. Мы отлично понижали друг друга и в тяжкую, нервную минуту всегда шли один другому навстречу, и от переживаний и нервозности не оставалось и следа...
   Мы с мужем увлекались театром, изобразительным искусством и музыкой. Каждое посещение выставок, музеев, концертов и спектаклей у нас вызывало оживленные споры, вернее, это были не споры, так как наши мнения были почти тождественны, а обмен мыслями по поводу просмотренного, увиденного и услышанного.
   Когда мы в свободное время оставались дома и Ваня не занимался работой, связанной с институтом, мы либо садились за шахматы, либо он брал скрипку и играл. Музыкального образования он не имел, но играл сносно не только народные песни, но и отдельные фрагменты из некоторых опер. Иногда в сельском клубе или школе организовывались спектакли, в подготовке которых мы принимали активное участие. Вернее, чаще всего организатором этого был Иван Иванович.
   У нас была довольно приличная домашняя библиотека..."
   
   Из воспоминаний К И. Бакулиной
   
   Все сохранившиеся личные вещи И. И. Бакулина, его письма Клавдия Ивановна передала в Харьковский исторический музей.
   Они хранятся в зале, где развернута экспозиция о деятельности харьковского подполья. Здесь нашли место и вместительный черный портфель из кожи, большие наручные часы.
   Среди документов - письмо Председателя Президиума Верховного Совета УССР М. С. Гречухи К. И. Бакулиной о том, что 2 мая 1945 года ее муж награжден орденом Ленина посмертно. А рядом, на стенде,- медаль "Партизану Отечественной войны", тоже его награда. На этом же стенде - Указ Президиума Верховного Совета СССР о том, что в 1965 году, в канун 20-летия Победы над гитлеровской Германией, И. И. Бакулину присвоено звание Героя Советского Союза.
   Деятельность подпольщиков и партизан Харьковской области получила высокую оценку уже в начале Великой Отечественной войны. В первый год войны Советское правительство наградило 52 партизана Харьковщины. В годовщину 20-летия Победы кроме И. И. Бакулина еще троим подпольщикам и партизанам присвоено звание Героя Советского Союза: А. Г. Зубареву, А. М. Щербаку и Н. Т. Волковой. Несколько раньше этого высокого звания удостоена М. Т. Кисляк. Среди 79 награжденных орденами и медалями А. В. Катаев, А. М. Китаенко, Д. С. Коваль, А. И. Немченко, Г. М. Пархоменко, И. Ф. Гаркуша, И. А. Корзин.
   Проходит время, и открываются новые, неизвестные ранее страницы героической народной борьбы против оккупантов, люди узнают новые фамилии патриотов. В 1966-1967 годах еще 720 партизан и подпольщиков области получили правительственные награды.
   Харьковский исторический музей делает многое для того, чтобы глубже и ярче показать героическую борьбу подпольщиков. Бережно хранятся старые экспонаты - радиостанция подпольного обкома, листовки, фотографии и многое другое. Фонды непрерывно пополняются новыми материалами. Вместе с тем сотрудники музея оказывают помощь юным следопытам в их благородном поиске. С их практической помощью в общеобразовательной школе № 12 Харькова создан музей имени И. И. Бакулина. Здесь тоже собраны документы и материалы о работе подполья и его руководителя.
   У Ивана Ивановича Бакулина была одна из самых благородных профессий на земле - профессия преподавателя. Он работал в институте, готовившем специалистов одной из самых мирных профессий - земледельцев, рачительных и умелых хозяев земли. Но когда на эту землю, на мирный труд советских людей посягнул фашизм, он стал солдатом и отдал за свободу и независимость Родины самое дорогое, что есть у человека,- свою жизнь.
   
   
    
   СОДЕРЖАНИЕ
   
   Солдаты партии (Вместо предисловия)
   Непокоренные
   Слово правды
   Верю беспредельно
   "И мертвые мы будем жить..."
   
   
   63.3(2)722.78
   ИБ N1160